Авторы сборника показывают сущность и значение этикета в нашем обществе, его противоположность лицемерному буржуазному этикету, раскрывают основные требования советского этикета, относящиеся к различным проявлениям человеческих отношений (в семье, в общественных местах, на работе).
Сборник рассчитан на широкий круг читателей, интересующихся вопроса* ми культуры вообще, культуры поведения в частности. Вместе с тем он может помочь лекторам, выступающим по вопросам этики и культуры поведения, пре-подавателям учебных заведений, учителям средних школ.

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

СОВЕТСКИЙ ЭТИКЕТ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга — о культуре поведения, о внешней культуре людей. В ней нет рецептов, точно определяющих, как всегда и всюду должен вести себя человек. Книгу, которая содержала бы рецепты, раз и навсегда пригодные на все случаи жизни, наверное, написать невозможно. В человеческих взаимоотношениях возникает так много различных ситуаций, что для каждой из них нельзя заранее регламентировать внешнее поведение человека — его движения, манеры, стиль и интонации речи, жесты и выражения.
В этой книге вы найдете размышления о том, что представляет собой советский этикет, каким основным требованиям должны соответствовать его правила, чем он принципиально отличается от фальшивого буржуазного этикета.
О советском этикете последнее время говорят все чаще и серьезнее. Необходимость его соблюдения людьми всех возрастов и профессий очевидна рабочим и инженерам, учителям и студентам, публицистам и педагогам, артистам и писателям. О его значении для производства и научной деятельности, для нормального отдыха и улучшения нашего быта говорится в письмах читателей, на страницах газет и журналов. Многие авторы, пишущие об этикете, подчеркивают его роль в формировании моральных качеств советского человека. Народная артистка СССР Наталья Ужвий замечает: «Уверена, что культура в поведении человека свидетельствует о душевной красоте, той черте, за которой можно предполагать и чуткость, и доброту, а она, эта доброта, как запах цветка притягивает пчелу, всегда привлекает к себе человека» С этим мнением нельзя не согласиться.
Вместе с тем есть люди, которые считают, что любая попытка сформулировать правила поведения ведет к «автоматической вежливости», а следовательно, к лицемерию и

1 «Правда», 1969, 9 февраля.

ханжеству. Оспаривая подобную точку зрения, известный советский писатель Вадим Кожевников пишет: «Лично я не вижу ничего дурного в том, что мужчина, например, „автоматически14 уступает женщине место в автобусе или метро»
Заботясь о культуре общения людей, о популяризации советского этикета, авторы этой книги не собираются ограничиться перечислением, «инвентаризацией» тех норм поведения, которым обычно следуют автоматически. Особенности советского этикета в том, что «автоматизм вежливости» в нем соизмеряется с основополагающими нравственными принципами отношения человека к человеку, утвердившимися в нашем обществе. Справедливо отмечает другой советский писатель — Сергей Михалков, что подлинная культура поведения есть своего рода философия общения людей и что «философия поведения имеет свои законы, которые нужно знать, а не открывать каждому заново» 2.
Авторы книги не ограничиваются рассуждениями о том, что хорошо и что плохо в поведении человека с точки зрения сложившихся норм культуры взаимоотношений. Они стремятся выяснить исторические предпосылки этикета, проследить пути его развития, определить его роль в жизни общества. В книге большое внимание обращается на целесообразность, разумность, нравственную и эстетическую необходимость следования нормам советского этикета. И особенно подчеркивается, что поступки человека определяются единством его внутренней и внешней культуры.
Опираясь на положения марксистско-ленинской этики и других общественных наук, авторы рассматривают широкий круг вопросов культуры поведения советского человека. Они понимают этикет не как сумму застывших рекомендаций и Правил, а как совокупность требований культуры общения, органически связанных с важнейшими принципами коммунистической морали.
Такой подход к вопросам этикета в значительной мере обусловливает и состав авторов, участвующих в настоящем издании. Среди них ученые разных специальностей —философы и юристы, искусствоведы, историки и педагоги. Они освещают разные проблемы культуры поведения.
Очевидно, не все изложенное в этой книге бесспорно. Во взаимоотношениях между людьми переплетаются нравы и традиции, сложившиеся в различных социальных и национальных условиях. То, что вполне приемлемо для внешнего поведения человека в одной среде, может быть не совсем пригодно в другой. Однако в настоящее время в социалистическом обществе уже созданы условия, при которых возможно формирование

1 «Литературная газета», 1966, 16 августа. 8 «Литературная газета», 1967, 17 мая.

общих правил культуры взаимоотношений независимо от того, в каком городе или селе живет тот или иной человек, к какой социальной, национальной или профессиональной группе он принадлежит.
«У нас, — подчеркнул на встрече с избирателями Бауманского избирательного округа столицы 14 июня 1974 г. Л. И. Брежнев, — сформировалась новая историческая общность людей — советский народ. А это означает, что все более заметными становятся общие, не зависящие от социальных и национальных различий черты поведения, характера, мировоззрения советских людей»
Формирование правил социалистической культуры взаимоотношений особенно необходимо в обществе, создающем материально-техническую базу коммунизма, ибо они способствуют становлению и развитию коммунистических общественных отношений, утверждению культуры бесклассового общества, в которой Важнейшее место занимают гуманистические принципы и нормы взаимоотношений между людьми. «Культура коммунизма,—^говорится в Программе КПСС,— вбирая в себя и развивая все лучшее, что создано мировой культурой, явится новой, высшей ступенью в культурном развитии человечества. Она воплотит в себе все многообразие и богатство духовной жизни общества, высокую идейность и гуманизм нового мира. Это будет культура бесклассового общества, общенародная, общечеловеческая»2.
Авторы сосредоточивают внимание на общих для всех советских людей правилах культуры взаимоотношений. Эти правила должны способствовать созданию той моральной атмосферы в нашем обществе, о которой говорилось на XXIV съезде КПСС как о важной стороне советского образа жизни.
В основу книги, представляющей собой второе издание «Советского этикета», также положены лекции, прочитанные ее авторами — членами Ленинградской организации общества «Знание». Однако состав авторов несколько изменен и расширен.
Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся вопросами культуры вообще, культуры поведения в частности. Вместе с тем она может помочь лекторам.

МОРАЛЬ И ЭТИКЕТ

Слово этикет — французского происхождения. Etiquette в переводе означает ярлык, этикетка и церемониал, то есть порядок проведения определенной церемонии. В русский язык это слово вошло в XVIII столетии, когда складывался придворный быт абсолютной монархии, устанавливались широкие политические и культурные связи России с другими государствами. И петербургская придворная знать, как и вся верхушка тогдашнего дворянства, не хотела уступать в богатстве, блеске и изысканности европейским аристократам.
В XVIII столетии под этикетом понимался лишь свод правил поведения, принятых при дворах монархов. Однако жизнь потребовала более широкого толкования этого термина. На самом деле правила поведения в присутствии монарха, при его дворе или в доме знатного хозяина были одной из форм — наиболее условной, иногда заимствованной — исторически сложившихся взаимоотношений человека и общества. Следовательно, вполне правомерно употреблять этот термин не только применительно к обиходу во дворцах и аристократических салонах. Сумма других правил поведения — в доме античного рабовладельца, средневекового ремесленника, в условиях крестьянского и рабочего быта буржуазного общества, на общественном или семейном празднике людей, принадлежавших к разным общественным слоям, — тоже этикет, говоря о котором, необходимо, однако, обозначить его социальную принадлежность. В настоящее время, как свидетельствует Академический словарь современного русского языка, под этикетом понимается «установленный порядок поведения, формы обхождения в каком-либо обществе».
Этикет возник как придворный церемониал. Но он появился неодновременно с возникновением монархической формы правления. В Древнем Риме, например, к Юлию Цезарю еще обращались просто «Цезарь». С укреплением императорской власти стали вырабатываться особые правила обращения к монарху и правила, регламентирующие жизнь двора. Византийский император Константин, стремившийся всеми средствами укрепить императорскую власть и внедрявший с этой целью иерархические отношения среди аристократии, ввел титулы, которые, были обязательны при обращении к лицам, принадлежавшим к знати. Соответственно рангу и титулу каждый придворный должен был участвовать в церемониях, выполняя строго определенные функции. История свидетельствует, что во взаимоотношениях внутри правящей верхушки на этикет обращалось все больше внимания по мере обособления правящих классов, увеличения пропасти, отделяющей их от эксплуатируемых.
Придворный этикет строжайшим образом регламентировал всю дворцовую жизнь. Члены семьи монарха должны были в определенный час вставать. Точно указывалось, кто обязан присутствовать при одевании монарха, кто должен держать и подавать одежду, туалетные принадлежности и прочее. Заранее было определено, кто сопровождает монарха, как проходят церемонии аудиенций, обедов, прогулок, балов. Представленная ко двору женщина, удаляясь от царствующей особы, должна была двигаться спиной к выходу, ногой отбрасывая шлейф своего платья, чтобы не запутаться в нем. Этикет точно регламентировал, на какую высоту, переступая через порог, могли поднимать юбки придворные дамы различных рангов. Этикет требовал, чтобы слуг окликали, как собак, крича во весь голос: «Эй! Эй!». Этикет предписывал количество и конфигурацию ли-ний> которые должны вычерчивать при реверансе министры, герцоги и прочие представители знати.
В старых хрониках и мемуарах придворных можно найти свидетельства того, как из-за мелочей, связанных с этикетом, нередко вспыхивали ссоры, осложнявшие политические отношения между государствами. Ссоры возникали из-за того, на что предлагалось сесть (на кресло с подлокотниками, на стул с высокой спинкой или на табурет), из-за нарушающего этикет движения правой или левой рукой, количества шагов, которые надо было сделать, кланяясь монарху.
Высмеивая аристократические нравы, великий французский просветитель Вольтер рассказывал, что совершающие прогулки в экипажах иностранные послы при французском дворе напоминали цирковых наездников, разыгрывающих призы на арене. И когда, по свидетельству Вольтера, наблюдавшего эти соревнования, однажды экипажу испанского министра удалось опередить экипаж португальского посла, об этом «важном» событии тотчас же с нарочным была отправлена депеша королю Испании.
В эпоху расцвета королевской власти говорили, что законы этикета связывают монархов гораздо сильнее, чем законы конституций. Существовало выражение: этикет делает королей рабами двора. В истории были случаи, когда из-за стремления во что бы то ни стало соблюсти этикет приносились в жертву человеческие жизни.
В «Мемуарах об испанском дворе» де Ольнуй (XVIII век) рассказывала о случае, который произошел при дворе Филиппа II. Королева захотела показать знати, что она хорошая наездница. Из нескольких прекрасных андалузских коней она выбрала одного, но он оказался очень строптивым. Почувствовав седока, конь сразу поднялся на дыбы. Королева упала, нога застряла в стремени. Конь помчался, волоча королеву за собой. Это случилось под стенами дворца. Король видел все с балкона, площадь была полна знати, но никто не решился помочь незадачливой наезднице: никому нельзя было дотрагиваться до ноги ее величества. Наконец, двое придворных все-таки решились. Их мужество современники видели не в том, что они попытались остановить скачущего коня, а в намерении нарушить правила этикета. Вытащив из-под коня полумертвую королеву, они тут же вскочили на своих коней и ускакали, чтобы скрыться от королевского гнева.
Другой испанский король — Филипп III—во имя этикета пожертвовал своей жизнью. Сидя у камина, в котором слишком сильно разгорелось пламя, он не позволил никому из придворных поставить заслонку и не отодвинулся сам (придворный, который должен был следить за камином, отсутствовал). Король решил не двигаться с места, хотя пламя уже обжигало ему лицо: в этой «стойкости» он видел проявление своей монаршей чести. За свою спесь Филипп III был жестоко наказан. Получив сильные ожоги, он умер через несколько дней. Имея в виду подобное слепое следование требованиям этикета, Вольтер писал, что этикет — это разум для тех, кто его не имеет.
С самого начала своего появления этикет служил средством обособления социальной верхушки, ибо включал в себя особые правила, закреплявшие неравенство, господствующее положение одних и порабощенное — других. Это относилось и к светской, и к духовной аристократии. Если в представлениях ранних христиан самые почитаемые апостолы именовались просто Петром и Павлом, то те, кто называл себя их слугами и последователями, требовали именовать себя «Ваше святейшество». Папа Пий IV среди прочих своих «добрых дел» отдал под суд инквизиции «простого доброго пастыря из Хольштейна», как свидетельствует старинная хроника, только за то, что тот вздумал обратиться к нему с письмом, начинавшимся словами: «Пию IV, слуге служителей бога». За свою наивность и простоту бедный священник поплатился тюремным заключением.
Этикет должен был внушать представителю господствующего класса мысль об его исключительности, воспитывать сознание социального превосходства над людьми низших сословий. И нередко за строгим выполнением требований этикета, за лоском, внешней культурностью скрывались безудержный деспотизм, звериная алчность и мораль эксплуататоров. Помните помещика Пеночкина из «Записок охотника» И. С. Тургенева? Это — цивилизованный, образованный крепостник, культурный, с мягкими формами обращения, с европейским лоском, как характеризует его В. И. Ленин, разоблачая истинный смысл подобного лоска. Угощая гостя вином и ведя возвышенные разговоры, помещик очень спокойно спрашивает у лакея: «Отчего вино не нагрето?» Лакей молчит и бледнеет. Помещик звонит и, не повышая голоса, говорит вошедшему слуге: «Насчет Федора... распорядиться». Приведя этот эпизод из тургеневского рассказа, В. И. Ленин учил «различать под приглаженной и напомаженной внешностью... хищные интересы»1.
Вместе с тем этикет, так же как и особый язык аристократов, позволял отличать людей «своего круга» от всех прочих. В другом значении перевод этого французского слова означает, как уже говорилось, «этикетка», «ярлык». Этикет и явился в феодальном, а затем в известной мере и в буржуазном обществе «ярлыком», вывешиваемым лицами, принадлежавшими к привилегированным социальным слоям. Свое сословное значение он сохранял во всех эксплуататорских обществах.
В автобиографической повести «Юность» Л. Н. Толстой рассказывал об отношении «общества», к которому принадлежал он, молодой аристократ, к людям, не обладавшим знанием аристократического этикета. Светские манеры, белые лайковые перчатки,— вот что было главными критериями, по которым судили о человеке, соответственно принимая или отвергая его, признавая или не признавая за ним право быть человеком «порядочного общества». Великий русский писатель вспоминал, сколько сил пришлось ему затратить в молодости, чтобы усвоить аристократическую манеру кланяться, говорить, танцевать, уметь сохранять на лице «выражение равнодушия и скуки».
Об этом значении этикета ярко рассказал и советский литератор Л. Любимов, который в дореволюционное время принадлежал к одной из аристократических семей Петербурга. По неписаным правилам этикета, свидетельствует он в своих мемуарах, юнкер Николаевского кавалерийского училища должен был нанимать извозчика как только выходил на улицу, независимо от того, нужен был ему извозчик или нет. Если молодому человеку хотелось пройтись пешком, извозчик дол ж ел был ехать рядом, ибо соблюдение этого правила считалось вопросом чести. Никакие соображения целесообразности не имели значения, если не способствовали сословному престижу.
Л. Любимов рассказывал, что если какой-нибудь молодой учитель, приехавший из провинции, прощаясь с коллегой, говорил, например, «Пока!», то это «был для нас конченный

1 В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., «Художественная литература», 1969, с. 246.

человек... («Что за словечко!», «Какой ужас!»). Нас уже не могли интересовать ни его идеалы, ни лишения, которые он, вероятно, преодолел, чтобы получить образование. „Извиняюсь", „Знакомьтесь", „Мадам" были для нас такими же жупелами. Мы говорили про кого-нибудь: это типичный интеллигент (само это слово несло в себе моральное осуждение), он не бреется каждый день, ест с ножа и дамам не целует руки... Или: Это не настоящая дама, это интеллигентка, она называет свою фамилию, когда ей представляют мужчин. Весь смысл человеческого существования мы готовы были свести к точному знанию выработанных в „нашем мире" понятий и правил. Некоторые из них были как будто разумны, удачны. Но беда в том, что чуть ли не всю общественную жизнь мы рассматривали только под их углом. Толкуя, например, о сессии Государственной думы, старшие наши товарищи отмечали чаще всего только то, что один из лидеров „с левым уклоном" явился на открытие в смокинге, значит спутал дневное собрание с обедом. На наш взгляд, дальше итти было некуда»
Подобное отношение к людям А. И. Герцен называл «лакейским», ибо, как он писал, лакей не по положению, а по духу воспринимает людей лишь с точки зрения тех внешних стандартов поведения, к которым привык; ему не важно, какие у человека мысли, какова его общественная позиция, ему важно лишь, как этот человек одет и какие у него манеры.
Насыщенный условностями и нелепостями этикет, возникший и развивавшийся среди феодально-монархической верхушки, был рожден общественными условиями, которые тогда существовали. При том образе жизни, который вели представители «высшего общества», полностью оторванные от материального производства и его непосредственных участников, условности во взаимоотношениях приобретали причудливый и нелепый характер. Затем условности сами становились источником определенной психологии, порождали нравы, манеры, привычки, которые, казалось, не имели никакого разумного объяснения. На самом деле паразитическое существование «высшего общества» и было основой, на которой эти формы этикета вырастали. Возникнув, они продолжали самостоятельное существование, опираясь на консерватизм сознания правящих классов вообще, их аристократической верхушки в особенности. Этим и объясняются в аристократическом этикете нормы, которые противоречат здравому смыслу, осложняют общение людей. Тесные рамки такого' этикета сковывали человека, мешали общаться с тем, кто представлял интерес, заставляли поддерживать «светский», то есть бессодержательный, разговор, когда не о чем было говорить. Эти рамки мешали человеку проявить свои способности, подавляли искренние чувства, понуждали прибегать

1 Любимов Л. На чужбине. «Новый мир», 1957, № 2, с. 192.

к ханжеству и лицемерию. «Какая ложь и бессмыслица жизнь в обществе!—негодующе восклицал в 1882 году в одном из своих писем великий русский композитор П. И. Чайковский.— Говори, когда хочется молчать, будь любезен и притворяйся тронутым любезностью других, когда так и хочется убежатьот них подальше, сиди, когда хочешь ходить; ходи, когда тебя тянет отдохнуть; голодай, когда хочешь есть; ешь и пей, когда нужно спать; словом, от первой минуты пробуждения до самого последнего момента отхода ко сну насилуй себя всячески во имя обязательств по отношению к обществу...»
Все, что характеризовало этикет правящих верхов, естественно, было неприемлемо для социальных низов, для трудящихся. Бедность избавляет от этикета, заметила французская писательница Жорж Санд. Люди из «простонародья» с ненавистью и насмешками относились к аристократическому этикету и, поднимаясь на борьбу против своих поработителей, отвергали все нормы взаимоотношений, выработанные правящими классами.
Об этом свидетельствовали нравы периода Великой французской революции конца XVIII века. Во времена якобинской диктатуры, когда полуголодные массы санкюлотов — рабочих, подмастерьев, бедных ремесленников и мелких лавочников — оказывали определяющее воздействие на жизнь столицы, беспощадно искоренялись старые нормы взаимоотношений между людьми, прежде всего те, которые вытекали из требований дворянского этикета.
Борьба против старых форм и правил приличия касалась тогда всех сторон личных и общественных взаимоотношений. Головной убор свободный гражданин должен был снимать лишь тогда, когда было жарко голове или при произнесении публичной речи. В письмах следовало писать не «ваш покорный раб, слуга» и т. п., а «ваш согражданин», «брат», «друг», «товарищ», «равный» и т. п. Вместо обращения на «вы» декретом от 8 ноября 1793 года было введено обращение «ты». Депутат Шалье внес в Конвент проект постановления о республиканских формах вежливости, одежде, обычаях. «Республиканская вежливость,— говорилось в проекте, — вежливость самой природы». Этим она противопоставлялась «изысканной» и основанной на условностях вежливости аристократии. Шалье резко восставал против «преувеличенной, искусственной, чопорной учтивости, аристократической элегантности и церемониальности, которые культивировались тиранами для того, чтобы импонировать и властвовать»
Однако этот революционный порыв масс, основное содержание которого выражалось в требованиях решительной

1 Пельше Р. Нравы и искусство французской революции. Л.. «Acade-mia», 1930, с. 23-24.

демократизации всех сторон взаимоотношений людей, не смог привести к установлению прочных, подлинно человеческих норм культуры поведения. До тек пор, пока сохраняется классовое общество, сохраняется и лицемерный, отвечающий интересам эксплуататорских верхов этикет. Хотя при переходе к капитализму он и отличается от дворянского своими формами, однако не выражает важнейших требований общечеловеческой морали, прежде всего — подлинного уважения достоинства человека. Это подтверждает этикет современного буржуазного общества.
На заре капитализма, когда идеологи революционной буржуазии сосредоточили огонь своей критики на нелепостях феодальных порядков, ими было высказано немало разумного и демократического о нормах взаимоотношений людей. Передовые мыслители утверждали, что этикет, формы вежливости разумны лишь тогда, когда смягчают и облегчают взаимоотношения между людьми, что все излишества, относящиеся к внешней стороне поведения, унижают человеческое достоинство. Свободный человек, по их мнению, должен уметь естественно и непринужденно держаться в любом доме, что является показателем равенства прав и уважения гражданами друг друга. В буржуазном обществе отменялись дворянские титулы н соответствующий церемониал обращения; к любому лицу стало возможно обращение без слов «ваше превосходительство», «ваше сиятельство» и т. п. Место, занимаемое человеком на служебной лестнице, как правило, перестало определять его внешний вид, одежду, другие знаки отличий. Исчезли сложные правила представления в зависимости от ранга и т. п. Все это, безусловно, свидетельствовало об общем прогрессе нравов, о преимуществах буржуазных общественных порядков перед феодальными.
Однако светлые надежды, возлагаемые мыслителями революционной буржуазии на развитие нравов в свободном от монархического произвола обществе, не оправдались. Феодальный гнет был заменен гнетом буржуазных отношений с его культом богатства, властью денег и золота. Как никогда в прошлом, в буржуазном обществе процветают в отношениях между людьми лицемерие и ханжество.
Во многих вышедших в капиталистических странах книгах об этикете говорится об обязанностях мужчин по отношению к женщинам. Не отвергая всего, что там написано, уместно поставить вопрос — что легче: уступить женщине место в автобусе, право первой пройти в двери или дать ей равные с мужчинами социальные и политические права? Где подлинное уважение к женщине — там, где ей уступают стул, или там, где она получает место в высшем законодательном органе страны? Американские джентльмены, например, до сих пор не желают уступать женщине место в конгрессе, а в Швейцарии женщины не пользуются избирательными правами. Подобных ограничений для женщин в капиталистическом мире немало. И- поэтому разговоры об уважении женщины, содержащиеся в книгах по этикету, воспринимаются не иначе как лицемерие. Автор интересной книги о США «Деловая Америка» Н. Смеляков пишет об огромной разнице между внешним лоском благожелательности во взаимоотношениях бизнесменов и их скрытой враждебной деятельностью по отношению друг к другу. «Крепкое рукопожатие, дружеское „хелло!44 (вроде нашего «здорово!»), игра в гольф, приятная беседа за коктейлем или торжественным обедом — и в то же время непримиримая война» — вот что он заметил при более близком знакомстве с американским «образом жизни».
Н. Смелякову, представлявшему советские внешнеторговые организации, пришлось встретиться и с представителями американской деловой элиты — крупнейшими бизнесменами Уоллстрита. Собрались, как он рассказывает, около 20 самых крупных финансистов мира. Компания по внешности производила благоприятное впечатление. Но обсуждаемые вопросы, способы их постановки и комментарии к ответам показывали, сколько ненависти к коммунистам таилось за этими приятными улыбками и гостеприимным обхождением хозяев. «И вот тут-то,— замечает Н. Смеляков, — из-за вполне респектабельной изящной внешности финансовых воротил США выглянуло их нутро, нутро хищника с волчьим оскалом». Все они великие мастера большого бизнеса, не знающие пощады к сопернику, характеризует их автор2.
Именно лицемерие, пронизывающее «культуру» общения в буржуазном обществе, приводит к появлению, «вежливых убийц», типичных для буржуазной цивилизации XX века. Буржуазный дипломат тысячу раз готов извиниться, если он стряхнул с папиросы пепел на стол, а не в пепельницу. Но он и глазом не моргнет, узнав, что войскам его страны дан приказ убивать беззащитных женщин, стариков и детей. На судебном процессе над палачами Освенцима во Франкфурте-на-Майне адвокат одного из подсудимых задал судьям риторический вопрос: «Разве мог совершить столь ужасные злодеяния человек с такими прекрасными манерами?»
В августе 1973 года в американском городе Хьюстоне было раскрыто страшное преступление — самое массовое уголовное убийство в истории Америки. Три выродка, из которых старшему было 33 года, а остальным по 17—18 лет, совершали садистские убийства мальчиков 13 лет и старше. Было обнаружено 27 жертв их кровавых зверств. Поразительным в этой истории было то, что, по отзывам соседей, и предводитель банды

1 Смеляков Н. Деловая Америка. М., Политиздат, 1969, с. 24.
2 Там же, с. 305.

и два других ее участника были весьма вежливыми и корректными людьми
В США, наиболее развитой из капиталистических стран, особенно наглядно видно влияние буржуазной морали на все формы взаимоотношений людей, в том числе и на культуру внешнего общения. Американский этикет более прост, чем европейский, и, казалось бы, более демократичен. Но в действительных отношениях между американцами часто проявляется торгашеский дух бизнеса, который уродует человека. Сколько стоит? — вот вопрос, незримо присутствующий в подходе к людям, к оценке их качеств и поведения. Американский бизнесмен, с которым вели переговоры советские торговые представители, обратил внимание на искусственную руку одного из них. Он принялся подробно расспрашивать, какая фирма сделала протез, сколько он стоит. Его утилитарная любознательность, пишет Н. Смеляков, не позволила ему задуматься над тем, приятны ли собеседнику такие расспросы. «Требования, которым должны удовлетворять люди Соединенных Штатов, — делает вывод из своих наблюдений автор, — похожи на те, что предъявляются к машинам или бензину. За этими требованиями часто не видно самого человека»2. На этих требованиях основаны нормы взаимоотношений людей, они накладывают глубокую печать на поведение человека в буржуазном мире.
В. И. Ленин писал о двух культурах в культуре каждой буржуазной нации — культуре эксплуататоров и хотя бы неразвитых элементах демократической культуры трудящихся. При этом господствующей является культура правящих классов. Это ленинское положение дает ключ для понимания причин того влияния, которое нередко оказывают и на трудящихся в капиталистических странах буржуазные представления о культуре взаимоотношений.
Вот подтверждающие это положение свидетельства двух журналистов — итальянского и советского. Один из них, корреспондент итальянской буржуазной газеты «Коррьере делла Сера» Паоло Бурджалли, характеризуя господствующие в Англии нравы, пишет о лицемерии английского буржуазного этикета: «Понимая, насколько лицемерие облегчает взаимоотношения в обществе, англичане умеют очень ловко изрекать определенное количество слов на такие ничего не значащие темы, как садоводство и погода. Как было верно подмечено, их беседа напоминает великолепную игру в теннис, разыгранную без мяча. Они вежливо говорят: „Как интересно!", когда ничего не понимают; скрывают свое мнение, когда им случается иметь тако-

1 Кондрашев С. Преступление в Хьюстоне. «Известия», 1973, 15 августа.
2 Смеляков Н. Деловая Америка, с. 6.

вое, поэтому человека, который говорит то, что думает, они называют „искренним, как идиот"»
Другой — советский журналист Б. Изаков — в очерках о современной Англии рассказывает о том, что, будучи в фабричных городах Ланкашира во время забастовки текстильщиков, он обратил внимание на странное поведение бастующих — не было ни массовых собраний, ни уличных демонстраций, ни других форм активного протеста. Беседуя с одним из руководителей бастующих, он спросил: не было ли в городе демонстрации? — Что Вы!—ответил тот.—Ходить толпой по улице не принято. Что скажут соседи!
«Бастующий пролетариат боялся мисс Грэнди! (нарицательное имя, соответствующее грибоедовской княгине Марье Алек-севне. — Л. Г.). Сначала такая мысль показалась мне дикой; потом я понял, что это венец всего английского образа жизни, плод сложной и тонкой психологической обработки, которой народ Англии подвергается на протяжении многих веков» 2.
Классовый характер буржуазной морали, то особенное, что присуще психологии различных классов, социальных групп, накладывают свою печать на формы общения.
Вместе с тем в принятых у того или иного народа нормах внешнего поведения вполне отчетливо обнаруживаются и национальные особенности. Свидетельства национального своеобразия культуры взаимоотношений содержатся в интересном очерке о нравах современной Японии — записках В. Овчинникова «Ветка сакуры». Автор, в частности, рассказывает о японском национальном обычае приветствовать друг друга. Японец, увидевший знакомого, прежде всего замирает на месте, даже находясь на середине улицы, по которой движется транспорт. Затем он как бы переламывается в пояснице, а ладони его вытянутых рук скользят вниз по коленям. Замерев на несколько мгновений в согнутом положении, он осторожно поднимает вверх одни лишь глаза. Кланяющиеся зорко следят друг за другом, так как выпрямиться первым невежливо. Со стороны эта сцена производит такое впечатление, замечает автор записок, будто обоих хватил прострел и они не в силах разогнуться. Если учесть подсчет токийских газет, которые утверждают, что каждый служащий ежедневно отвешивает таких официальных поклонов в среднем 36, агент торговой фирмы —123, девушка у эскалатора в универмаге 2560 и т. п. 3, то можно представить себе, насколько глубоко эта (и подобные) норма национального этикета вошла в обиход.

1 «За рубежом», 1966, № 44, с. 23.
3 Изаков Б. Все меняется даже в Англии. «Новый мир», 1964, № 4, с. 187.
3 Овчинников В. Ветка сакуры. «Новый мир», 1970, № 2, с. 177.

Нормы этикета носят согласительный характер, они как бы предполагают соглашение о том, что считать принятым в поведении людей, а что — непринятым. В связи с этим наблюдается необычайная пестрота правил этикета у различных народов, определяемая особыми условиями их исторического развития. Бросить обглоданную кость другому человеку, с нашей точки зрения, — унизить его. Шведский путешественник Э. Лундквист рассказывает, что у папуасов Новой Гвинеи как раз наоборот. Поделиться таким образом своей едой считается у них высшим проявлением дружеских чувствЕсли в нашем представление плюнуть на кого-нибудь—значит символически выразить презрение, то у американских индейцев плевок врача на пациента считается знаком благоволения. Жест рукой, означающий у американцев «уходи прочь», в ресторане Буэнос-Айреса означает вызов официанта. Жест, выражающий у американцев слова «иди сюда», является во многих странах Европы жестом, означающим «до свидания». Поглаживание щеки в Италии означает, что беседа настолько затянулась, что начинает расти борода, но болтливый иностранец не поймет намека2.
Одни и те же жесты, движения, действия могут вызывать диаметрально противоположную нравственную оценку у различных народов. В некоторых странах Азии от гостя ждут после еды отрыжку в знак того, что он вполне удовлетворен. С точки зрения наших представлений о культуре поведения отрыжка за столом —признак бескультурья. В некоторых частях Африки смех является показателем удивления, изумления и даже замешательства. То, что иногда называют «черным смехом», поражает многих европейцев только потому, что последние предполагают, будто одни и те же жесты и мимйка имеют повсюду одинаковое значение3.
То обстоятельство, что нормы этикета в известном смысле условны, для некоторых людей служит поводом к оценке всяких норм поведения как условностей, которые могут быть обязательны лишь в силу тех мер, или, как их называют, санкций, к которым общество прибегает, чтобы люди следовали этим нормам.
Действительно, этикет есть форма общественного контроля за поведением каждого человека, и нарушение этикета вызывает те или иные санкции. Они могут быть различными: начиная от осуждающего изумления и кончая штрафом за нарушение общественного порядка. Но с точки зрения коммунистической

1 Лундквист Эрик. Дикари живут на Западе. М.в Географгиз, 1958, с. 340.
2 Шибутани Т. Социальная психология. М., «Прогресс», 1969, с. 131.
3 Там же, с. 130

морали, господствующей в нашем обществе, главное — глубокое понимание необходимости определенных правил поведения. Это понимание является тем большим, чем больше сами нормы этикета обоснованны, естественны, лишены условностей и направлены на облегчение взаимоотношений между людьми.
Этикет, как мы уже говорили, родился и в течение длительного времени развивался в среде господствующих классов. Но из этого не следует вывод о том, будто у трудящихся вообще не вырабатывались формы культуры взаимоотношений. Жизнь, общественный и личный опыт подсказывали им, что такие формы необходимы, ибо они регулируют повседневные контакты с товарищами по работе, с соседями по дому, с родными и близкими, помогают людям понять друг друга, без чего немыслимы сами отношения в сфере производства и быта. Эти нормы, рождающиеся в среде трудящихся, как правило, лишены условностей, нелепостей. Они просты и понятны.
Когда в нашей стране было разрушено старое эксплуататорское общество и отменены все условности этикета господствующих паразитических классов, в среде трудового народа продолжали жить правила культуры поведения. Они, правда, были лишены изысканности, но определялись самым главным, что составляет и сейчас сущность советского этикета, — глубоким уважением к человеку труда — создателю материальных и духовных благ.
Эти правила, вытекающие из требований морали рабочего класса, позволили за годы Советской власти сформироваться этикету, который принципиально отличается от буржуазного отсутствием ханжества и лицемерия, органической связью с принципами передовой морали — морали общества строителей коммунизма.
Хотя слова «советский этикет» стали употребляться сравнительно недавно, нормы, которые он предполагает, возникли не вдруг, они складывались постепенно в результате отбора из правил поведения, существовавших в старом обществе и присущих главным образом трудящимся. Вместе с тем следует иметь в виду, что в правилах этикета, если они разумны, общечеловеческие представления о должном поведении отражаются больше, чем в политических, правовых, нравственных воззрениях и нормах.
В. И. Ленин говорил о нормах человеческого общежития, имея в виду элементарные правила поведения на улице, в общественных местах, то есть элементарные правила общественного этикета. Учитывая это, было бы неправильно отметать все, что выработано в области культуры взаимоотношений людей господствовавшими классами. Не все было плохо, например, в дворянском этикете. Ведь там были и такие нормы, которые ценились декабристами, А. С. Пушкиным, А. И. Герценом, Л. Н. Толстым и другими великими представителями русской культуры. Эти нормы предполагали уважение к человеку, которого считали равным, прежде всего к человеку «своего круга»; им было присуще определенное, веками отработанное совершенство внешних взаимоотношений людей, принадлежавших к одному и тому же классу. Речь идет о тех чертах этикета господствовавших классов, которые не несут в себе чего-либо противоположного интересам трудящихся, а выражают богатый опыт человеческого общения и поэтому не могут быть просто отброшены как нечто устаревшее и ненужное. Так, нелепо было отказываться от некоторых правил поведения за столом на том основании, что эти правила предусматривались дворянским этикетом. Вспомним, как резко выступал В. И. Ленин против тех, кто под видом «чисто пролетарской культуры» преподносил «нечто сверхъестественное и несуразное»Ленин призывал взять культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социалистическую культуру. Не может быть сомнения, что эти ленинские положения должны быть отнесены и к области культуры взаимоотношений людей.
Многие и сейчас нередко не замечают, какую роль в нашей жизни играют внешние формы общения между людьми. А представим себе на минуту, что их не было бы. Очевидно, в этом случае сплошь и рядом складывались бы ситуации? напоминающие общение людей, принадлежащих к различным, никак не связанным между собой цивилизациям. И хотя мы не всегда задумываемся над этим, но сразу чувствуем значение внешних форм поведения, как только по какой-либо причине эти сложившиеся и устоявшиеся формы разрушаются. Речь идет о способах приветствий, о допустимых и недопустимых словесных выражениях, о поведении в общественных местах — в театре и музее, в магазине и ателье, в городском транспорте и в поезде. Психологами замечено, что упорядоченность общественной жизни, проявляющаяся в определенных внешних формах взаимоотношений между людьми, есть весьма важное условие ее непрерывности и «спокойного» течения, то есть отсутствия эксцессов, ссор, скандалов. Именно наличие этих форм позволяет каждому человеку правильно представить себе, как окружающие будут реагировать на тот или иной его поступок, и таким образом сообразовывать свое поведение с поведением других людей. Шофер машины, проезжающей по центральной улице, знает, что машина, выезжающая из бокового проезда, уступит дорогу, ибо в соответствии с правилами уличного движения ему принадлежит преимущественное право проезда. Нетрудно понять, как облегчает это и подобные правила, известные каждому водителю, движение транспорта. То же можно сказать и о правилах, регулирующих человеческое поведение. Пожилой или больной человек, вынужденный рассчитывать свои силы, направ-

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 330.

ляясь в другой конец города, знает, что ему должны уступить место в трамвае или троллейбусе. В ином случае он, может быть, и не отправился бы в путь. Разыскивающий какой-либо адрес в чужом городе человек смело отправляется в путь, полагаясь на любезность незнакомых людей, которые помогут ему найти нужную улицу. Обращаясь к тому или иному должностному лицу, человек должен быть уверен, что его внимательно, не перебивая, выслушают, вникнут в суть дела и т. д.
Внимание, которое за последнее время проявляется к проблемам культуры поведения в нашем обществе, — следствие культурной революции, совершенной в нашей стране за годы Советской власти. Как все достижения в развитии культуры, успешное внедрение правил советского этикета зависит от достижений в экономике, от роста благосостояния советского общества. Но было бы неправильным делать из этого вывод о том, что культура каждой семьи или каждого человека должна прямо определяться их достатком. Такой вывод лишь помог бы некоторым людям оправдать свое нежелание выработать навыки культуры поведения ссылками на нерешенные для них экономические проблемы. Ведь такие ссылки были бы обоснованными лишь в том случае, если бы правила советского этикета требовали, например, для сервировки стола, для выхода в гости, в театр, для приема друзей того, что не каждому доступно. Однако в отличие от правил, которые складывались в классовом обществе, советский этикет отличается ярко выраженным демократизмом. Разумность, простота, естественность, максимальное уважение к человеку труда, к его достоинству, отношение к человеку, не имеющее ничего общего с чинопочитанием, — вот на чем зиждется советский этикет. Воспринимая из веками складывавшихся правил поведения все самое демократичное и целесообразное, наш этикет вместе с тем принципиально не приемлет того, что хоть в какой-то степени может
привести к унижению человеческого достоинства.
* * *
Одним из замечательных источников подлинной культуры общения является ленинский стиль взаимоотношений и поведения. Присущая В. И. Ленину культура отношения к окружающим ярко отразила демократическую традицию, сложившуюся в вековой борьбе передовых людей русского общества против царизма. В основе этой культуры лежало то, что А. М. Горький назвал лишенным внешнего блеска «скромным подвижничеством честного русского интеллигента — революционера» Правила поведения, которые Владимир Ильич еще в юности установил для себя и которым неуклонно следовал всю жизнь,

1 Воспоминания о В. И. Ленине, т. II. М., Политиздат, 1969, с. 237.

отличались глубочайшим демократизмом. Сосланный в Самару и общавшийся там с семьей Ульяновых народник Н. С. Долгов говорил, что этот демократизм проявлялся во всем — «и в одежде, и в обращении, и в разговорах, — ну, словом, во всем» 1.
Особенно ярко демократизм поведения самого Владимира Ильича и его соратников сказывался в нетерпимости к какому бы то ни было умалению достоинства человека. В. И. Ленин резко отрицательно относился к людям, напоминавшим даже своим внешним поведением, манерами о том угнетении человека человеком, борьбе против которого он посвятил всю свою жизнь. В воспоминаниях А. М. Горького есть такой эпизод: «Как-то, входя в его кабинет (уже тогда, когда В. И. Ленин был председателем Совнаркома.—Л. Г.), я застал там человека, который, пятясь к двери задом, раскланивался с Владимиром Ильи-чем, а Владимир Ильич, не глядя на него, писал.
— Знаете этого? — спросил он, показав пальцем на дверь; я сказал, что раза два обращался к нему по делам „Всемирной литературы".
— И — что?
— Могу сказать: невежественный и грубый человек.
— Гм-гм... Подхалим какой-то. И, вероятно, жулик. Впрочем, я его первый раз вижу, может быть, ошибаюсь.
— Нет, — заканчивает рассказ об этом случае А. М. Горький,— Владимир Ильич не ошибся; через несколько месяцев человек этот вполне оправдал характеристику Ленина»2.
Будучи исключительно принципиальным и даже беспощадным к тому, кто нарушал принципы партии, требования государственной дисциплины, складывавшиеся в молодой Советской республике, В. И. Ленин никогда не переходил границ* за которыми умалялось человеческое достоинство. Один из его ближайших сподвижников — П. Н. Лепешинский, рисовавший едкие карикатуры на политических противников большевиков, рассказывал, что однажды он нарисовал карикатуру, в которой обыгрывались личные качества одного из таких деятелей. В. И. Ленин решительно потребовал не переходить «за грань политических выпадов и не опускаться до уровня обывательского хихиканья по поводу каких-нибудь личных качеств того или иного противника»3.
В. И. Ленин сам неукоснительно следовал тем нормам, выполнения которых требовал от окружающих. Это качество называют обязательностью, а про таких людей говорят, что они обязательные. Обязательность в полней мере была присуща Владимиру Ильичу как в общественных, так и в личных отношениях.

1 Воспоминания о В. И. Ленине, т. II, с. 32.
2 Там же, с. 268,
3 Там же, с. 80.

В. А. Карпинский рассказывал, что по просьбе Владимира Ильича он как-то послал ему вырезанные из женевской газеты нашумевшие тогда статьи Ромен Роллана и просил вернуть их при случае (они необходимы были ему для одной работы). Но вырезки почему-то долго не возвращались. Карпинский напомнил о них и потом жалел об этом. Думая, что они потеряны, Владимир Ильич «страшно обеспокоился, просил проверить, не получил ли их кто-нибудь без меня, и собирался..,, знаете что сделать? — купить мне соответствующие номера газеты, а если их нет в продаже, то списать лично в библиотеке копию для меня! Пришлось умолять Владимира Ильича, чтобы он ье тратил своего драгоценного времени на столь неподходящее занятие. Неизвестно, чем кончилась бы эта история, если бы злополучные вырезки не нашлись». Об этом Владимир Ильич с удовлетворением поспешил сообщить Карпинскому: «Ужасно рад, что нашлось...»
Один эпизод, о котором рассказывала Л. А. Фотиева, свидетельствует о том, что В. И. Ленину в его взаимоотношениях не только со своими ближайшими соратниками, но и с техническими работниками, рядовыми секретаршами, машинистками, стенографистками и другими сотрудниками, обслуживавшими аппарат Совнаркома, было присуще умение тактично и внимательно относиться к каждому, соблюдать правила культуры общения. «Однажды в вечернее время, — рассказывает Л. А. Фо-тиева, — Владимир Ильич позвонил дежурной секретарше и сказал: „Дайте мне всю коллегию Наркомзема". Он имел в виду список членов коллегии, а она поняла, что надо вызвать к нему всех членов коллегии, и стала вызывать их по телефону. Поднялся большой переполох. Все заволновались: что случилось, почему срочно вызывает Ленин, да еще всю коллегию в целом? Владимир Ильич, подождав несколько минут, снова вызвал секретаршу и спросил, почему до сих пор он не получил список. Она поняла свою ошибку, сейчас же принесла список Владимиру Ильичу и стала по телефону бить отбой. Некоторых товарищей пришлось перехватить по дороге. В это время я пришла в Совнарком и застала дежурную горько плачущей. Узнав, что произошло, я рассмеялась и, улыбаясь, зашла к Владимиру Ильичу, но он меня встретил замечаниями: „Что за беспорядок у Вас, не могла десять минут дать мне бумажки". Узнав о причине задержки, Владимир Ильич не рассмеялся, как я ожидала, а смутился и сказал: „Неужели это произошло из-за моего неточного выражения?!'4 Так справедлив был Ленин»,—заканчивает этот рассказ Л. А. Фотиева 1.
Старейший деятель Коммунистической партии Г. М. Кржижановский сравнивал манеру держаться Владимира Ильича с манерами некоторых революционных деятелей прошлого.

1 Воспоминания о В. И. Ленине, т. IV, с. 118.

Якобинец Робеспьер, как известно, весьма заботился о том, чтобы и сам костюм его был заметен для масс как нечто присущее только ему, Робеспьеру. Карл Маркс случайно застал явившегося к нему впервые Луи Блана (французского революционера) прихорашивавшимся перед зеркалом в передней. Это сразу принизило Луи Блана в глазах Маркса.
Как пишет Кржижановский, Владимир Ильич совершенно по-другому относился к своему внешнему облику. «Костюм его был всегда прост, обычен, без малейшего оттенка какой-либо претенциозности». В. И. Ленин никогда не боялся быть самим собой, замечает автор воспоминаний
В 1935 году, отвечая на вопросы сотрудников Института мозга, Н. К. Крупская характеризовала манеры Владимира Ильича, стиль его поведения. Она отмечала отсутствие какой бы то ни было манерности, вычурности, рисовки в движениях. Не было и скованности, равно как и суетливости, беспорядочности. «Очень хорошо владел собой», — подчеркивала Н. К. Крупская2. Ленин, например, никогда не позволял себе «таких жестов, как битье кулаком по столу или грожение пальцем». Хорошая улыбка, в которой не было ни «ехидстза», ни «вежливости», простая и лишенная «естественной искусственности» «типично русская речь», которая хотя и была эмоционально насыщенной, вместе с тем ни в какой мере не являлась вычурной или театральной, — вот характерные штрихи, дополняющие представление о стиле внешнего поведения В. И. Ленина. Исключительная искренность и непосредственность, располагавшие к доверию и снимавшие все, что поначалу могло сковывать во взаимоотношениях с ним, сохранялись в памяти людей, знавших В. И. Ленина, как замечательные черты его облика.
Отношения Владимира Ильича с товарищами по партии были пронизаны искренней товарищеской солидарностью, простотой и принципиальностью. «Веселый, живой, общительный товарищ», — так характеризовал его Г. М. Кржижановский3. «Приветливостью и простотой он производил чарующее впечатление»,— писал П. Н. Лепешинский4. О необыкновенной внимательности Владимира Ильича к товарищам вспоминала Р. С. Землячка. Эти принципы культуры отношения к людям В. И. Ленин пронес через всю жизнь, не отступая от них никогда: ни в относительно спокойные, ни в насыщенные бурными событиями периоды, заставлявшие его до предела напрягать свой мозг и волю.
Характернейшей чертой В. И. Ленина была органическая нетерпимость к любым проявлениям пошлости. Г. М. Кржижановский вспоминает,

1 Воспоминания о В. И. Ленине, т. I, с. 616.
2 Там же, с. 613.
3 Там же, с. 23.
4 Там же, с. 69,

что, будучи верным другом и чутким товарищем для своих истинных друзей, для сподвижников по партии, интересам которой он посвятил всю жизнь, Ленин был неприми-римейшим врагом всякой обывательщины. «В присутствии Владимира Ильича без всяких видимых усилий с его стороны создавалась всегда какая-то особая атмосфера чистоты и подъема, как-то само собой выходило, что там, где он, не уместны ни праздный разговор, ни пустое и тем более пошлое слово» При этом следует обратить внимание на то, что деликатность, любезность, простота и ясность в личных и общественных отношениях не мешали В. И. Ленину — политику, как это подчеркивали его соратники, быть сосредоточенным, чуждым сантиментов и, в случае необходимости, суровым в борьбе с врагами рабочего класса2.
Ленинские высказывания о принципах коммунистической морали, о культуре взаимоотношений между людьми, содержащиеся в статьях, письмах, записках, в беседах Владимира Ильича, позволяют сформулировать важнейшие требования, которые мы предъявляем к советскому этикету.