Кандидат юридических наук: доцент
М. О. Малышев
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОГО ЭТИКЕТА
Культура взаимоотношений возникает не внезапно. Она не может быть создана и искусственно, с помощью административных мер. Как и вся культура в целом, она — результат длительного развития общества, накапливающего культурные ценности, которые составляют одно из главных его богатств. К этому богатству необходимо относиться с рачительностью хорошего хозяина: брать и использовать все ценное, отбрасывать то, что не соответствует нормам коммунистической морали. у
Бережное отношение к культурному наследию требует учитывать то обстоятельство, что культура развивалась и развивается в национальных формах, что каждая нация, обладая неповторимым .своеобразием, вносит свой вклад в общечеловеческую культуру. Представления о культуре поведения, выработанные человечеством, были бы неполными, если бы, например, люди не знали, что такое русское гостеприимство, японская вежливость, английская корректность и т. п. Вместе с тем при решении вопросов об отношении к наследию нельзя не учитывать и того, что, развиваясь в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, культура не представляет собой «единого потока», что в ней имеются разные течения, элементы, требующие различного к себе отношения, ибо они отражают психологию, интересы, положение разных общественных групп — прогрессивных и реакционных.
Все это имеет прямое отношение и к культуре взаимоотношений. Именно поэтому серьезный разговор о советском этикете, его истоках и путях формирования нельзя вести, хотя бы кратко не рассмотрев историю русского этикета.
В дореволюционной России для господствующих классов издавалось много специальных книг, в которых излагались правила хорошего тона. Бесспорно, многие из этих правил носили классовый, антинародный характер. Но среди них были и полезные, хорошие, которые мы усваиваем и впредь будем усваивать.
Еще в XVII веке был издан свод правил поведения горожанина, которым он должен руководствоваться в отношении к светской власти и церкви, семье и слугам, —так называемый «Домострой». В нем подробно излагались наставления по воспитанию детей, ведению хозяйства, приготовлению пищи, приему гостей, свадебным обрядом, торговле и т. п. «Домострой» охватывал все стороны жизни зажиточных городских семей.
Глава семьи по «Домострою» был неограниченным владыкой домочадцев. «Домострой» предлагал учить детей ремеслу и торговле, при неповиновении советовал «сокрушать ребра». Жена по «Домострою» участвует в воспитании детей и ведет хозяйство, но и ее следует при совершении оплошностей наказывать «грозно»1. Таким образом, весь этикет домашней жизни — основной формы общения людей в тогдашние времена — сводился к повиновению домашнему деспоту, воля которого определяла конкретные правила поведения каждого домочадца, каждого, кто находился в зависимости от него. Нетрудно видеть, чьи интересы отражал этот свод правил поведения. Неограниченная власть главы семьи прежде всего соответствовала духу феодальных отношений, когда князю, боярину приписывалась роль отца своих подданных. В связи с этим слово «домострой» стало нарицательным, означающим консервативный бытовой уклад жизни.
В бурную эпоху Петра I, подготовленную всем ходом исторического развития страны, жизненный уклад русских людей резко изменился. Поставив одной из своих задач европеизировать его, Петр I стал с невиданным доселе размахом вводить различные новшества в повседневную жизнь и быт, прежде всего в среду господствующего класса — помещиков. Говоря о «европеизации» России, В. И. Ленин указывал, что «Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства» 2. Новый покрой платья, парики, бритье бороды, — все это предусматривалось широким планом преобразования России, как и коллегиальные учреждения, школы, издание книг, газет и т. п. Реформы, проведенные Петром I, вскоре сказались на быте тогдашнего дворянства, который стал значительно отличаться от быта прежних поколений дворян. Создавались особые руководства для молодых людей; в них подробно указывалось, как надлежит вести себя в обществе. Так, в 1717 году по распоряжению Петра I была издана переводная книга «Юности честное зерцало, или показа к житейскому обхождению, собранное от разных авторов». В этой книге давались советы молодым
1 Домострой сильвестровского извода. СПб., 1891, с. 17, 24, 27,
2 Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 301,
дворянам, как держать себя в обществе, чтобы иметь успех при дворе и в свете.
Среди прочих советов в книге «Юности честное зерцало» содержалось наставление для молодого русского шляхтича быть вежливым и учтивым с окружающими, при встрече со знакомыми «за три шага шляпу снять приятным образом». При этом указывалось, «что шляпу держать в руках неубыточно, а похвалы достойно...», и далее пояснялось, почему следует это делать: «Лучше, когда про кого говорят: он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец, нежели когда скажут про которого: он есть спесивый болван».
В обществе, рекомендовалось в книге, «в круг не плевать», в платок «громко не сморкаться и не чихать», «перстом носа не чистить». Содержи себя в порядке, поучала она читателя, обрезай ногти, «да не явится яро бы оные бархатом обшиты». Мой руки, за столом сиди прямо, на стол не упирайся, «руками по столу не колоброди, ногами не мотай». Не хватай первый со стола, «не жри как свинья и не дуй в ушное (суп), чтобы везде брызгало, не сопи ягда яси (когда ешь)». Не проглатывай целые куски, не говори, когда во рту пища, чуб рукой не утирай, перстов не облизывай, костей не грызи, ножом зубов не чисти, около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Таковы некоторые правила, изложенные в этом* руководстве. Им нельзя отказать в разумности.
Особо отмечались в данной книге правила обращения «младых отроков» со слугами. Книга рекомендовала с ними не общаться, а если уж приходится это делать, говорилось там, то обращаться следует недоверчиво и презрительно, всячески их смирять и унижать. Весьма желательным для дворян считалось вести между собой беседу на иностранном языке, дабы разговор не был понятен прислуге, а дворян можно было бы «отличать от незнающих болванов».
Книга пришлась по вкусу русскому дворянству XVIII века. При Петре I она выдержала три издания, выходила не раз и после него.
Новая форма общения была наиболее пpимeчafeльнoй особенностью быта дворянства, в первую очередь петербургского, с начала XVIII века. В допетровской Руси представители господствующих классов общались редко, да и сам круг общающихся был ограничен. Жили замкнуто, встречи, как правило, носили либо деловой, либо случайный характер, самой потребности провести время в кругу знакомых еще не появилось. В новой столице — Петербурге — было не так. Здесь устраивались всевозможные празднества на Неве, смотры флота, театральные представления, маскарады, приемы иностранных гостей, наконец, были учреждены ассамблеи, — все это разрушало прежнюю замкнутость и значительно увеличивало круг людей, находившихся друг с другом в длительном общении.
Петр I прекрасно понимал, что вытащить человека из скорлупы домашнего быта, расширить круг.его знакомых не так-то легко. Поэтому он использовал, как и во многих других случаях, принуждение. 26 ноября 1718 года петербургский обер-полицмейстер Девиер опубликовал распоряжение об ассамблеях — вольных собраниях, открывающихся по вечерам в знатных домах по установленному порядку. Их участниками могли быть дворяне, люди высоких чинов вплоть до обер-офицеров, а также знатные купцы и главные мастера. Лакеям и служителям вход был воспрещен. В распоряжении говорилось, что ассамблеи устраиваются не только для забавы, но и для дела, «ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается».
Если в зимнее время ассамблеи устраивались в столице поочередно представителями знати, то летом Петр I проводил ассамблеи в Летнем саду. Был установлен их регламент, разработанный с обычной петровской тщательностью. Ассамблеи давались с 5 до 10 часов вечера. Самая большая комната дома отводилась под танцевальный зал, где исполнялись западноевропейские танцы (менуэт, англез). В соседних комнатах обычно играли в шахматы и карты. Одна комната предназначалась для курения. Обязанности хозяина не шли дальше предоставления гостям помещения и приготовления напитков и настольных игр. Никаких церемоний, ни встреч, ни проводов не полагалось.
Участие в ассамблеях должны были принимать и женщины. Хозяин, хозяйка или кто-нибудь из домашних начинали танцы, после чего танцевать могли гости. Мужчина, желавший танцевать с дамой, подходил к ней и отвешивал три церемониальных поклона, что было обязательной формой приглашения. Во время танца он должен был едва касаться пальцами ее пальцев, а после окончания — целовать ей руку. Женщины, получив право наравне с мужчинами принимать участие в ассамблеях, одетые в европейские платья и выученные танцевать, все-таки сохраняли прежнюю застенчивость, и правила этикета всемерно поддерживали такой стиль поведения. Девушка, например, не смела вступить в разговор с мужчиной и не могла танцевать два раза в вечер с одним кавалером.
Петр I,. требовавший от участников ассамблей веселья, свободы общения, не взирая на чины и ранги, часто во время исполнения медленного ганца отдавал распоряжение музыкантам играть веселую музыку. По этому неожиданному сигналу дамы оставляли своих кавалеров, приглашали новых из нетанцующих; кавалеры в свою очередь ловили дам или искали других; в такие моменты возникали толкотня, беготня, шум, крик. Наконец, раздавался новый сигнал, все принимало прежний порядок, и тот, кто остался без дамы, подвергался штрафу. Он был обязан осушить кубок большого и малого «Орла», чтобы стать предметом общего веселья и смеха. Такие штрафы налагались на любого участника ассамблеи за любое нарушение ее правил.
Несмотря на то, что при Петре I изменилась, приняв светские формы, общественно-бытовая жизнь придворных, за которыми, подражая им, тянулось все остальное дворянство и купечество, в среде других классов никаких изменений не произошло. Более того, в домашнем быту даже петербургского дворянст-* ва — законодателя новых светских манер —очень многое осталось неизменным. Порядок в доме по отношению к домочадцам, не говоря уже о слугах, поддерживался старыми методами, среди которых физическому воздействию отводилась первостепенная роль.
В послепетровское время, когда дворянское государство укрепилось, напряженность периода ломки старых боярских порядков осталась позади. Господствующий класс мог вести относительно спокойную жизнь. Тогда-то для дворянского быта и стали характерны те черты, которые в дальнейшем определили бытовой уклад этого сословия на весь XVIII век, — пышность, роскошь, строжайшая сословная замкнутость, до мелочей разработанный этикет.
Законодателем роскоши и блеска господствующего класса стал императорский двор. Чтобы быть на хорошем счету при дворе, требовались огромные расходы на платье, в противном случае можно было затеряться в раззолоченной толпе, наполнявшей дворцовые апартаменты. Даже приезжавшие в Россию французы, привыкшие к блеску версальского двора, удивлялись роскоши русского двора.
В столице и Москве появились французские модистки, парикмахеры, открылись разные модные лавки. Еще Петр I в «Табеле о рангах» писал, «чтобы каждый чиновник одевался в соответствии со своим служебным положением не хуже и не лучше», а «как чин и характер того требует». Позднее правила эти были распространены и на жен чиновников. В 1742 году издается указ, дозволявший только «особам первых пяти классов» носить шелка, парчу или кружева. При этом кружева должны быть не шире четырех пальцев. Принадлежавшие к третьему классу могли шить одежду из бархата или материи, стоившей не более трех рублей за аршин. Не имевшим ранга запрещалось носить бархат. В середине XVIII века при дворе женщинам не разрешалось носить платья черного цвета, независимо от того, к лицу или не к лицу им другие цвета. Более того, во время приемов дамы должны были являться во дворец в специально сшитых для этого так называемых мундирных платьях.
Высшее дворянство воспитывало своих детей дома или в специальных учебных заведениях, военных и гражданских. Домашними воспитателями сначала были немцы, потом, с 40-х годов XVIII века —- французы. Часто эти гувернеры были очень немудреными воспитателями. Указ 12 января 1755 года об учреждении Московского университета говорил о необходимости заменить негодных привозных педагогов достойными «национальными» людьми. Под влиянием французских воспитателей в дворянском обществе во второй половине XVIII века сложились два любопытных характерных типа. Они получили название «петиметры» и «кокетки». «Петиметр» — великосветский кавалер, воспитанный на французский манер. Ничего русского для него не существовало или существовало только в качестве предмета насмешки и презрения. Русский язык он презирал как язык крепостных, да и вообще о своей родине ничего знать не хотел. В комедии Сумарокова «Чудовищи» один из героев — Петиметр— говорит: «Я не только не хочу знать русского права, я бы и русского языка знать не хотел. Скоретный язык! Для чего я родился русским?!».
«Кокетка» — великосветская дама, воспитанная по-французски. Весь ее житейский катехизис состоял в том, чтобы со вкусом одеться, грациозно войти и изящно поклониться, уметь манерно улыбаться, говорить ничего не значащие слова и т. п. За туалетом «кокетки» просиживали часами, иные щеголихи проводили в «пудер-мантель» часа 3—4, белились, румянились очень прилежно, сурьмили брови, наклеивали мушки величиною с гривенник. Веер был обязательным предметом дамского обихода, он помогал скрыть неприличный смех, шепнуть словцо соседке так, чтобы никто не слышал.
'Подражая французским манерам, «кокетки» принимали гостей, лежа в постели среди груды подушек.
Все, что делалось в Париже, становилось обязательным на Невском проспекте и Тверском бульваре. На улицах Петербурга, Москвы и других городов можно было встретить «петиметра», слепо подражавшего парижской моде, разумеется, отнюдь не лучшим ее образцам. На шее галстук до самых ушей и на груди невероятное количество позванивающих брелоков. В одной руке он держал трость, в другой — круглую шляпу, которую не осмеливался, однако, надеть на свою взбитую прическу. Тростями щеголяли. У иного важного повесы трость стоила не одну тысячу рублей. Чинные и важные поклоны, приветствия рукой, реверансы и всякие другие внешние проявления этикета того времени представляли довольно театральную картину на улицах Петербурга и Москвы.
Французское влияние на русское общество достигло своего апогея в годы, предшествовавшие Отечественной войне 1812 года..Французские пансионы росли в то время, как грибы после дождя. Большинство их являлось «школой попугаев», где ученики с голоса заучивали французские фразы. Французский язык стал в России почти официальным. Во время приемов, на званых ужинах, балах, маскарадах и на частных вечерах было принято говорить по-французски, Однако не все «петиметры» и «кокетки» знали французский язык. Но, не желая отставать от моды, они произносили давно вошедшие в русский язык слова па французский лад — с ударением на конце слова. Так, фонви-зинская советница в «Бригадире» говорит: «Оставьте такие разговоры. Разве нельзя о другом дискютировать?» и т. п.
Интересно отметить, что время публичных и частных обедов, приемов, балов и всяких съездов в великосветском обществе к концу XVIII века было строго регламентировано. Званые обеды начинались в 2—3 часа пополудни. Частные вечера (балы и маскарады) —в 7—8 часов. Ужины начинались в 10 часов и во втором часу ночи кончались. В некоторых домах после полуночи танцы прерывались и хозяин возглашал: «Пора по домам!». Гости, уходя, благодарили хозяина; более близких знакомых хозяин обнимал, других дружески хлопал по плечу, дамам целовал* руку. Наиболее почитаемых гостей хозяин и хозяйка провожали до лестницы.
Число гостей, как правило, было ограничено, съезжались лишь приглашенные, и, конечно, лица только своего сословия. На маскарады во дворец Екатерина II приглашала тех, кто имел право носить шпагу, то есть дворян; приглашались и купцы, но для них отводилось «особое зало». Бал начинался заранее установленным танцем, в котором принимали участие и пожилые гости. Исполнив этот танец, последние садились за заранее подготовленные карточные столы, а молодежь продолжала танцы. Приличие требовало, чтобы мужчина приглашал на танец избранную им даму, при этом предварительно отвешивая традиционный трехразовый поклон.
Общество в гостиных разделялось на молодых и пожилых. Старики говорили со стариками, молодежь слушала последних почтительно, не смея вмешиваться в разговор. Вежливость по отношению к женщине проявлялась во всем: подать салоп, поднять платок, отыскать лакея, карету незнакомой дамы, проводить ее, — все это входило в обязанность каждого мужчины.
К концу XVIII — началу XIX века на балах и приемах, как это было на петровских ассамблеях, в шахматы и шашки уже не играли, их заменили карты. Игра в карты вошла в моду в царствование Анны Иоанновны, и к концу века, как видно из рассказов современников, в каждом барском доме по ночам метали банк, и тогда уже казенный ломбард более и более пополнялся закладом крестьянских душ. Быстрое распространение азартных карточных игр в обществе заставило правительство принять необходимые меры. Изданный 8 апреля 1782 года Устав благочиния запрещал азартные карточные игры. Особенно строгие меры принимались против игроков в 1792 году, когда полиция получила право прямо являться в дом, где велась игра, и брать под стражу играющих. Однако азартные карточные игры продолжались, влекли за собой разорение, растрату казенных денег, самоубийства.
Оскорбление дворянина равным ему еще в середине XVIII века не вызывало у пострадавшего каких-либо особых действий для восстановления поруганной чести. Однако в некоторых случаях считалось, что восстановить честь нельзя иначе, как смыть нанесенный позор кровью. Поединки стали все больше входить в быт дворян. Изданное еще при Петре I постановление о запрещении поединков не выполнялось, и правительство издало в 1787 году манифест, усиливавший наказание за поединки; «обнажившего оружие судили яко нарушителя мира и спокойствия»1. Однако, несмотря на относительную строгость этих постановлений, они почти не применялись, и дуэли продолжались. Поединки часто бывали в офицерской среде. Правда, стрелялись очень редко, только за кровные обиды, но зато рубились по всякому незначительному поводу.
Офицерская честь высоко ценилась, хотя и понималась весьма условно. От офицера требовались исполнение службы, храбрость в бою и сохранение чести мундира. Офицер, который изменил своему слову или обманул кого-либо, не был терпим в полку.
Позднее, в конце XIX века, в целях воспитания корпоративной офицерской чести, как это указывалось в специальном приказе по военному ведомству в мае 1894 года, узаконивалась дуэль между офицерами. Однако эта противоестественная мера не могла уже поднять былой престиж русского офицера. Духовная нищета жизни русского буржуазно-помещичьего общества в целом была свойственна и офицерской среде.
В автобиографической повести «Поединок» А. И. Куприн с ошеломляющей силой разоблачил пошлость и грубость в отношениях офицеров между собой, насилие и дикость по отношению к солдатам. Эти пороки офицерской среды явились причиной духовной и физической гибели героев повести, честных и одаренных офицеров Ромашева и Назанского.
Новые правила этикета в XVIII веке внедрялись в основном среди высших слоев Петербурга, Москвы и некоторых других городов страны. В слоях общества, состоявших из мелких провинциальных дворян, разночинцев и купцов, они почти не распространялись. В этой среде немало было людей, осуждавших все нововведения в столичном быту. В провинции, а иногда и в столице зачастую еще в начале XIX века жили по «Домострою». По-прежнему порядок в доме по отношению к домочадцам и слугам поддерживался старыми%методами. Одежда мелкопоместных дворян подчас сохраняла прежний вид: долгополые кафтаны, большие обшлага и т. д. Распорядок дня был таким же, как и в старину. Вставали с пением петухов. В длинные летние дни считалось неприличным при огне ужинать. Праздник
1 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XXIV, с. 146.
отмечали, как и в старину, «за обедами и за ужинами гуляли чарочки, рюмки и стаканы, а нередко гуляли они по рукам и в прочее время» Праздновали дня три и более. По утрам праздничные завтраки, «там обеды и за ними подчивание, там закуски и заедки; после того чай, а там ужин. Спали все на земле навалкою, а поутру, проснувшись, принимались опять за еду и прочее тому подобное» 2.
По-прежнему крепостная челядь услаждала помещика далеко не утонченными шутками и проказами. Власть дворянина над крепостными была безграничной. Били всех — и малолетних казачков, и стариков, дворовых слуг и талантливых живописцев. Одна тульская помещица была охотница до щей с бараниной, но прежде, чем есть их, обычно велела сечь перед собой варившую их кухарку не потому, что та дурно варила, а так, для возбуждения аппетита. Такое поведение помещицы ни у кого не вызывало удивления, считалось в порядке вещей. И. С. Тургенев говорил, что он родился и вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины.
Купечество подражало дворянству в быту и манерах. В столице и в Москве в домах зажиточных купцов все было по последней моде: на кухне — повар, в приемной — лакей для доклада, у подъезда — элегантная карета. Однако в большинстве купцы подражали лишь внешней стороне пышной жизни дворян. Внутренняя жизнь купечества шла на патриархальный лад. Утром купец сидел в лавке, где выпивал со знакомыми несколько так называемых «галенков» чаю. В полдень обедал. После обеда спал три часа, а остальное время проводил с приятелями, играл в шашки и вел беседы. В девять часов вечера ужинал и сразу же шел спать.
Богатый купец имел свою пословицу, которая в кругу его знакомых заменяла остроумие. Купцы считали бестолковость в разговорах особым качеством ума, речь их иногда делалась совсем непонятной из-за применения пословиц, которые они употребляли без всякой надобности, почти через каждые два-три слова. Купцы, как, впрочем, и провинциальные дворяне, стремясь придать своей речи оттенок вежливости в разговоре с представителем другого (вышестоящего) сословия, употребляли как вторую часть любого слова частицу «с». «Капитан-с, садитесь, вот и стул-с», «Товар-с наш самый лучший-с». Провинциалы об Онегине говорят: «Он дамам к ручке не подходит; Всё да, да нет; не скажет да-с или нет-с»3.
1 Русский быт по воспоминаниям современников XVIII в., ч. 1. М., «Задруга», 1914, с. 354.
2 Там же.
3 П у ш к и н А. С. Евгений Онегин. М., «Художественная литература», 1966, с. 57,
Глава купеческого дома носил русское платье: летом — чуйку, зимой— шубу; носил бороду1. Дома он и его супруга — «гроза» для домочадцев, независимо от их возраста и положения в обществе. Кабановы держали в страхе своих детей, заставляли невестку соблюдать «все этикеты» стариков2. Основой этих «этикетов» в доме было полное и беспрекословное подчинение детей родителям, жены мужу. Перед отъездом сын обязан был поклониться в ноги родителям. Жена, провожая мужа, должна отдать земной поклон, а проводив его —упасть на крыльцо и выть, показывая тем самым свою верность и любовь к нему. Купеческий этикет требовал, чтобы муж при отъезде приказывал жене, как жить без него. Любые действия главы дома воспринимались как неоспоримые. Все окружающие были проникнуты одной мыслью, одним желанием — угодить ему, исполнить его прихоти. В торговле также существовали свои правила, четко установившийся порядок, которого в одинаковой степени придерживались все купцы. Главное требование этих неписаных правил — хитростью, ловкостью затащить покупателя в свой магазин, суметь выгодно продать ему товар.
К концу XIX века многие богатые купцы одевались по последней моде, имели дома в лучших кварталах города. Интерьеры этих домов отвечали последним требованиям времени. Посещали клубы, устраивали приемы, званые обеды, маскарады, балы. Для их устройства иногда снимали специальные помещения. Таких помещений было очень много в Москве, Петербурге и других городах. Для гостей заготовлялись специальные пригласительные билеты. Бал открывал хозяин с хозяйкой. Распорядитель бала объявлял название каждого танца и подавал знак музыкантам. Иногда в программе бала указывались плясуны — исполнители русских плясок, специально приглашенные за плату. В соседних с залой комнатах устанавливались столы с закусками. Молодежь танцевала, а пожилые люди подходили к столам с закусками, затем усаживались за зеленые столы, приготовленные в особых комнатах, и начинали излюбленную купечеством игру в стукалку.
Под утро, часа в 3—4 начинался ужин. Для того чтобы придать особый шик ужину, у каждого прибора помещали специально отпечатанное меню и программу музыкальных номеров. В меню и в программу старались включить что-нибудь иностранное.
Часам к шести утра бал кончался3.
1 В середине XIX века был установлен порядок, разрешавший ношение бороды только крестьянам и лицам, достигшим более или менее почтенного возраста. А борода у молодых мужчин считалась признаком вольнодумства, на таких поглядывали косо.
2 См.: Добролюбов Н. А. Избранное. М., Детгиз, 1954, с. 280.
3 См.: «Ушедшая Москва». М., «Московский рабочий», 1964, с. 365—366.
Жизнь и Еесь быт крестьянства России вплоть до конца XIX века отличались замкнутостью. Забота о поддержании хозяйства поглощала все время и внимание крестьянина. Семейная и общественная жизнь, нормы поведения, взаимоотношения между людьми (в селе, в семье, между молодежью и т. п.) были скованы религиозными предрассудками и регламентировались патриархальными традициями. Нарушение общепринятого порядка преследовалось общественным мнением. И все же преимущественно в крестьянской среде складывались своеобразные правила поведения, свойственные русскому народу: уважение к отцу, матери, к старикам, учтивость, гостеприимство и т. д.
В семье, состоявшей из родителей и детей, все были подчинены старшему в роде. За обеденный стол первым садился глава семьи. Он же первый брал ложкой пищу из общей миски, затем по старшинству брали все остальные члены семьи. Ели молча, разговоры во время еды запрещались. Беседуя, крестьяне говорили степенно, не перебивая друг друга. В разговоры старших молодежь не вмешивалась. Дети независимо от возраста и положения в семье и обществе всегда и во всем подчинялись родителям. Разумеется, нельзя сказать, что это во всех случаях носило положительный характер, ибо нередко за подобными нравами скрывались деспотизм, различные формы домашнего гнета. Но в целом подобные порядки воспитывали уважение к тем, кто больше потрудился на своем веку.
Гостя полагалось встречать приветливо, ему предоставляли почетное место в помещении — красный угол. Хозяин был рад ему и делился с ним не только хлебом и солью, но и всем, что было в доме. Недаром в русских пословицах говорится: «Хоть не богат, а гостю рад» или «Что есть в печи — все на стол мечи». И, показывая преемственность традиций русского гостеприимства, современный поэт говорит:
В любом селе из века в век
Гостей поклоном привечают.
День добрый, добрый человек!
И люди тем же отвечают.
До Великого Октября «улица» была почти единственным местом развлечения и взаимного общения сельской молодежи. Группы молодежи в старину с гармошкой шли с разных концов села на поляну. Здесь девушки, державшиеся отдельно от парней, водили хороводы, пели песни, играли в горелки и в традиционную русскую игру — лапту. С конца 90-х годов XIX века в большинстве сел, и в первую очередь в близлежащих от городов, девушки уже гуляли на «улице» вместе с парнями. На «улице» молодые люди знакомились, плясали под балалайку или гармошку. Парни после гулянья провожали девушек ДО дому, стараясь никому не попадаться на глаза.
В деревнях появились дома, хозяева которых специально сдавали помещения для устройства вечеров. Снимали помещение на паях. Парень вносил пай за себя и за девушку, за которой ухаживал.
Осенью и зимой девушки собирались на посиделки у какой-нибудь из подруг. Здесь они рукодельничали, во время работы * разговаривали, слушали пожилых женщин, рассказывавших сказки, в перерывах между работой пели песни и плясали. К концу вечера к девушкам приходили парни. Обычно парней в избу не приглашали, а девушки время от времени выходили к ним. Никакие вольности между молодыми людьми не допускались. Парень провожал понравившуюся ему девушку домой, но в дом никогда не заходил.
Крестьянский быт и крестьянские нравы прошлого нельзя идеализировать, как это делали в свое время славянофилы и либеральные народники. Но вместе с тем не следует забывать, что в культуре взаимоотношений, сложившихся в крестьянской среде, наряду с правилами, выражавшими, например, порабощение женщины, были и такие, которые требовали проявлять уважение к труду и человеку труда, осуждали леность, распущенность, расточительство, высоко ценили трудовую хватку и смекалку, силу и смелость.
В 1775 году манифестом Екатерины II был обозначен особый разряд городского населения — мещане, то есть «городские обыватели», как было там сказано, не записанные в купечество. Мещанство, начиная с конца XVIII века и вплоть до Октябрьской революции, уничтожившей сословное деление общества, не было однородным. В него входили ремесленники, мелкие торговцы, служащие частных компаний, прислуга и т. п. Однако в этой среде вырабатывались некоторые общие взгляды, обычаи, выражающие психологию мелкого собственника: с одной стороны, стяжателя, с другой, — зависимого от сильных мира сего, от власти крупных хозяев, человека, вынужденного зарабатывать на хлеб насущный и вместе с тем стремиться «выбиться в люди», стать богатым, выйти из сословия мещан.
Психология мещанства ярко показана в произведениях А. П. Чехова, А. М. Горького и других великих русских писателей. Борьба за существование, убогая духовная жизнь, ограниченность кругозора, слепая приверженность традиционным формам поведения мещан сочетались со стремлением подражать господствующим классам, сблизиться с ними. Зажиточный мещанин Бессеменов и его супруга в горьковских «Мещанах» руководствуются неписаными правилами, присущими огромной массе русских мещан. Эти правила были основаны на корысти и презрении к подчиненным, неуважении к женщине, презрительном отношении к каким бы то ни было духовным стимулам поведения. Бессеменов выгоняет из дому дальнего родственника только за то, что тот пришел к нему «в драном виде... в лаптях», усматривая в этом неуважение к своей особе. «Но вижу одно, коли ты так являешься, значит — уважения к хозяину дома у тебя нет»Жена Бессеменова, недовольная выбором своего сына, поучает последнего: «Экой бесстыдник, а? Где бы взять честную девушку под ручку, да уважить ее, поводить ее по зале-то вальяжненько, на людях-то...»2. Стремясь показать себя изысканно вежливым в обществе, мещанин часто переходил в своей речи на чрезмерно любезное, или, как иронически определяли, «галантерейное обхождение»: «...задумчивые глазенки Катеньки раскрыли в душе студента глубокие очаровательные чувства и зажгли светильник любви». Вчитываясь в эту тираду, В. Г. Белинский восклицал: «Галантерейное, черт возьми, обхождение!» Иногда такое «обхождение» приводило к курьезам. Так, желая услужить даме, помочь ей нести поклажу, молодой мещанин спрашивал ее: «Не тяжел ли Вам Ваш понос?» Находясь в гостях, в ответ на предложение хозяйки дома сменить тарелку после очередного блюда мещанин говорил: «Прошу Вас не беспокоить себя в тарелочке» и т. д.
В начале XX века многие представители мещан, купечества, да и других сословий, получив некоторое образование, уже не «баловались», как это было ранее в дворянской среде, французской речью, а употребляли всевозможные «ученые термины», позаимствованные из чужих языков, причем нередко без достаточного понимания их значения и смысла.
В современном русском языке слова «мещанский вкус»., «мещанский этикет» стали нарицательными. Стремление позаимствовать у правящих эксплуататорских классов их образ жизни в сочетании с крайне низким уровнем сознания, обремененного вековыми предрассудками, приводило к тому, что даже естественные и необходимые нормы взаимоотношений приобретали в мещанской среде уродливый, подчас карикатурный характер. Эти-то проявления в психологии и духовной жизни людей и получили наименование мещанства, обывательщины. Однако следует заметить, что этот термин относится лишь к нравам, психологии, вкусам, родившимся в мещанской среде, но не предполагает отрицательного отношения ко всем людям — выходцам из мещанского сословия. Ведь из мещан были и А. П. Чехов, и А. М. Горький и многие другие замечательные деятели русской культуры, науки, искусства, начисто лишенные того, что мы называем мещанством.
Мещанское мировоззрение, неписаный мещанский этикет до революции влияли на широкие слои русского общества. И все же со второй половины XIX века в среде наиболее передовой и прогрессивной части интеллигенции, вышедшей из демократических слоев, проникнутых социалистическими настрое-
1 Горький М. Мещане. М., «Искусство», 1937, с. 27.
2 Там же.
ииями, рождались новые отношения между людьми, формировались основы новых правил поведения, новый демократический этикет. Он базировался на признании свободы личности, равноправия людей, взаимоуважения мужчины и женщины и т. д. Отношения между Верой Павловной и Лопуховым в романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?» строятся именно на этих основах. Разговаривают они без лести и подхалимства: «Прошу Вас говорить проще», — обращается к своему мужу и единомышленнику Вера Павловна. Н. Г. Чернышевский обращает внимание читателя на внешнюю опрятность своих героев. Вера Павловна всегда появляется опрятно одетой перед мужем. Опрятность костюма, скромность его — одна из характерных черт, присущих установившемуся в русском обществе во второй половине XIX века демократическому этикету. Его правила требовали простоты и искренности взаимоотношений, отказа от ненужных условностей дворянского этикета, от мещанской манерности. В воспоминаниях русских писателей и художников того времени всемерно подчеркивается ценность таких простых и естественных отношений между людьми.
Среди трудового населения русских городов дореволюционной России было немало мастеровых людей. Они приходили в города из близлежащих уездов и смежных губерний. В каждой местности были свои излюбленные ремесла. Так, тверитяне поставляли сапожников, рязанцы — портных, владимирцы — плотников и столяров. Придя в город, осенью, они нанимались к хозяину мастерской с целью заработать и уехать весной обратно в деревню, где оставались их семьи.
--->>>