Сост., вступ. ст., примеч. Вл. Семенова; Примеч. Вл. Муравьева.
—М.: Сов. Россия, 1991.- 336 с. художник Ю. К. Бажанов

Аннотация:

Исторический роман «Юрвй Милославский, или Русские в 1612 году» и отдельные главы книги «Москва и москвичи» Михаила Николаевича Загоскина (1789—1852), вошедшие в книгу, представляют наиболее интересные этапы богатой творческой биографии этого талантливого русского писателя. Сборник издаётся к 200-летию со дня рождения М. Н. Загоскина.

Содержание:
«Талант русский, самобытный...» Вл. Семенов
ЮРИЙ МИЛОСЛАВСКИЙ, ИЛИ РУССКИЕ В 1612 ГОДУ Исторический роман в трех частях
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Исторические замечания М. Н. Загоскина.
МОСКВА И МОСКВИЧИ
Записки Богдана Ильича Вельского, издаваемые М. Н. Загоскиным
Главы из книги
Выход второй
Первые театральные представления в Москве.
Русский магазин.
Выход третий
Несколько слов о наших провинциалах.
Прогулка в Симонов монастырь.
Москва-река.
Бабий городок.
Выход четвертый
Купеческая свадьба.
Осенние вечера.
Предсказание.
Примечания к роману «Юрий Милославский...». В.Л.Муравьев
Примечания к главам из книги «Москва и москвичи». Я.Семенов

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

ТАЛАНТ РУССКИЙ, САМОБЫТНЫЙ...

Завершилась Отечественная война 1812 года. Русские войска, изгнавшие врага со своей земли и принесшие освобождение многим народам Европы, вернулись на родину. Настало время осмыслить происшедшее, разобраться, как французы оказались в Москве, почему бесславно покинули ее, а война завершилась в Париже. «Скоро, может быть, умолкнут громы брани, обсохнут поля от пролитой крови, истлеют тысячи трупов. Пожженные области начнут возникать из пепла, и раны страждущего человечества уврачуются благодатным целением мира,— писал Федор Глинка.— Война сия пройдет мимо, как гневная туча, метавшая молнии на мирные села. Скоро исчезнет ужас, но вслед за ним пробудится любопытство. Люди захотят узнать все подробности сей единственной брани народов. Всякий мыслящий ум пожелает иметь средства составить полную картину всех необычайных происшествий, мелькавших с блеском молний в густом мраке сего великого периода»1. Эти слова отражали умонастроение многих передовых русских людей того времени. Именно так думали будущие декабристы. По мировоззрению М. Загоскин был весьма далек от них, но сумел в своем творчестве запечатлеть «благородное чувство любви к родине». Его исторические романы («Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», «Рославлев, или Русские в 1812 году») стали ответом на это важнейшее событие в истории России — Отечественную войну 1812 года. Будущий знаменитый романист родился в июле 1789 года в Пензенской губернии, в родовом селе Рамзае, принадлежавшем отцу писателя. Почти до четырнадцатилетнего возраста М. Загоскин жил в усадьбе и, по свидетельству его друга и биографа С. Т. Аксакова, тринадцати лет уже написал повесть «Пустынник». В 1802 году М. Загоскин переезжает в Петербург, где начинает служить в канцелярии. Переменив за десять лет ряд мест, он к 1812 году стал губернским секретарем. Когда разразилась война, М. Загоскин оставил службу и записался в петербургское ополчение, участвовал в сражениях, был ранен и на-

1 Русская критика от Карамзина до Белинского.— М., 1981.— С. 49.
5
граждён за проявленную храбрость орденом Анны 3-й степени «на шпагу». Современники отмечали участие М. Загоскина в осаде Данцига. «С прекрасной наружностью, внушавшей расположение и доверенность,— писал С. Т. Аксаков,— вспыльчивый, живой, откровенный, добрый и постоянно веселый, Загоскин был любим товарищами и всеми его окружавшими»1. После взятия Данцига ополчение распустили, и„ Загоскин снова ворнулся к мирной жизни. Вначале он жил в своем имении в Пензенской губернии (где начал работать над пьесой «Проказник»), а затем переехал в Петербург. По своим литературным симпатиям М. Загоскин принадлежал к так называемым «архаистам», которых возглавлял известный противник карамзинской школы А. С. Шишков, так что невольно оказался в центре литературной полемики своего времени. «Шишков книгою своей «Рассуждение о старом и новом слоге»,— вспоминал С. Т. Аксаков,— уже давно вооружил против себя почти всех литераторов, обиженных нападениями на Карамзина и его последователей»2. Правда, роль Шишкова не ограничивалась «охранительными» началами,— она была и более сложной, и более противоречивой. Особое негодование сторонников Карамзина вызывали пьесы Шаховского, полные нападок на карамзинистов. Вспоминая петербургский театр 1810—1820-х годов, Пушкин писал в «Евгении Онегине»: Там вывел колкий Шаховской Своих комедий шумный рой... «Колкость» Шаховского была тем более острой, что он не чуждался прямых выпадов против молодых карамзинистов, которые отвечали ему точно тем же — эпиграммами, пародиями, насмешками. Однажды Шаховской поставил комедию «Урок кокеткам, или Липецкие воды», в которой вывел на сцену поэта Фиалкина. В этом персонаже не без основания увидели пародию па Жуковского — слава последнего находилась в то время в зените, все зачитывались его романтическими балладами. Активный участник тогдашней литературной жизни С. Т. Аксаков вспоминал: «Нечего и говорить, что обе стороны были и правы и неправы. Теперь это ясно, но тогда было темно. Публика мало заботилась о том, кто прав, кто виноват: она смеялась и хлопала в театре Шаховскому, смеялась и знала наизусть эпиграммы, на него написанные, особенно следующую: С какою легкостью свободной Играешь ты природой и собой; Ты в шубах Шаховской холодный, В водах ты Шаховской сухой.

1 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 5 1966.-Т. 4.-С. 154. 2 Там же.- С. 157.
6
Это была одна из самых удачных эпиграмм князя Вяземского, намекавшего третьим стихом на шуточную поэму князя Шаховского «Расхищенные шубы», а четвертым — на «Липецкие воды». В печати стояло вместо Шаховской — Шутовской» . Первая поставленная в театре пьеса М. Загоскина «Комедия против комедии, или Урок волокитам» создала ему несколько скандальную славу. Построенная на шаблонной в ту эпоху драматургической интриге, комедия молодого автора была полна намеков на самые злободневные литературные события. Загоскин брал под защиту князя Шаховского, особенно его «Липецкие воды», от карамзинистов, а в предисловии к своему произведению подчеркивал — он лишь стремится «поместить» свое мнение о пьесе Шаховского да создать несколько забавных сцен, свидетелем которых был. И действительно, в пьесе имелось немало забавного. М. Загоскин никогда не был сатириком, таким как Грибоедов, хотя иные современники иногда ставили их имена рядом. В свои пьесах М. Загоскин высмеивал пристрастие разбогатевших выскочек ко всему иноземному в ущерб отечественному, и это находило сочувственный отклик у театральной галерки, помнившей о французском нашествии. Он давал яркие портреты «французоманов», готовых заложить последнее имение и разорить своих крестьян, лишь бы попасть в Париж. Эту демократическую линию в творчестве Загоскина нельзя не отметить — она роднила его с Крыловым, отчасти с Грибоедовым. Выпады против засилья иностранцев, против «Кузнецкого моста» с его французскими лавками, вообще против «чужебения» переходили из одной комедии Загоскина в другую. Дидактические цели всегда стояли у него на первом месте, н этому подчинялась вся интрига пьесы, в которой порок в конце концов наказывался, а добродетель торжествовала. Герои Загоскина произносили немало красноречивых проповедей, но нетрудно заметить, что его образы оставались все же статичными. Всегда конец пьесы был предопределен заранее. У Загоскина нередки и ссылки на Мольера, на Буало, на других деятелей французского классицизма. Его комедия «Г-н Богатиков, или Провинциал в столице» несколько напоминает мольеровского «Мещанина во дворянстве». Но это совпадение чисто внешнее — сама фактура комедии оставалась целиком русской, отечественной. Пристрастие Загоскина к Мольеру не было тайной для его друзей, и они нередко посмеивались над этим. Однажды после шумного успеха комедии «Урок холостым, или Наследники» Загоскин, упоенный единодушным восторгом своих приятелей, среди которых были и С. Т. Аксаков, и А. И. Писарев, популярный в то время водевилист, сказал последнему: «Ну-ка, душенька, напишн-ка эпиграмму на моих «Наследни-

1 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 5 т.— Т. 4.—С. 157.
7
ков!» — «А почему же нет?» — отвечал Писарев и через минуту сказал следующие четыре стиха: Комический давнишний проповедник «Наследников» недавно написал И очевидно доказал, Что он Мольеров не наследник. Громкий смех и одобрение встретили эту импровизированную эпиграмму, и можно себе представить, как был озадачен Загоскин» , вспоминал С. Т. Аксаков. Успехи Загоскина в театре очевидны, но он продолжал служить — то в Дирекции императорских театров помощником члена репертуарной части, то почетным библиотекарем в Публичной библиотеке. В 1820 году Загоскин с семьей переезжает в Москву, где и остается до конца жизни. Именно в Москве Загоскин приобрел всероссийскую известность. Он поддерживает тесные связи с театральным миром — пишет комедии, в том числе и довольно гладким стихом. Активно общается с актерами и впоследствии возглавляет Дирекцию тогдашних московских театров. Однако мало кто из его друзей подозревал, что Загоскин уже работает над русским историческим романом «Юрий Милославский», который положит начало новому жанру в русской литературе. До Загоскина в русской литературе имелись опыты исторической повести — к ней обращался еще Карамзин. Но само состояние исторической прозы в 20-е годы XIX века было плачевным. По мнению Пушкина, не лучшим было оно и в других европейских литературах. «Вальтер Скотт увлек за собою целую толпу подражателей,— писал он.— Но как все они далеки от шотландского чародея! подобно ученику Агриппы, они, вызвав демона старины, не умели им управлять и сделались жертвами своей дерзости. В век, в который хотят они перенести читателя, перебираются они сами с тяжелым запасом- домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений. Под беретом, осененным перьями, узнаете вы голову, причесанную вашим парикмахером;-сквозь кружевную фрезу a la Henri IV проглядывает накрахмаленный галстук нынешнего dendy»2. Но роман Загоскина Пушкин принял благожелательно. Великий русский писатель нашел в «Юрии Милославском» много живости и занимательности, много «истины и добродушной веселости» в сценах народной жизни. Время, изображенное в первом романе М. Загоскина,— бесславный конец польской интервенции, освобождение Москвы ополчением Минина и Пожарского — современники по праву ассоциировали с войной 1812 года. Не выдвигая на передний план повествования людей из на-

1 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 4 т.— М., 1956.-Т. 3.-С. 73.
2 Пушкин-критик.—М., 1950.—С. 210.
8
рода,невозможно было правдиво показать характер этих событий, конечно, учитывая местный и временной колорит, исторические особенности и т. п. И Загоскин, по сути первый, добился этого в жанре исторического романа. «Г. Загоскин точно переносит нас в 1612 год,— писал Пушкин.— Добрый наш народ, бояре, казаки, монахи, буйные шиши — все это угадано, все это действует, чувствует, как должно было чувствовать в смутные времена Минина и Авраамия Палицына»1. Пушкин сформулировал и особенность того романа, который создавался в европейской литературе 20-х годов — во многом вослед Вальтеру Скотту: «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании»2. Загоскин нашел точное соотношение между вымыслом и показом исторических событий: рассказ о приключениях боярского сына Юрия Милославского, пошедшего в ополчение Минина, целиком входит в «раму обширнейшую происшествия исторического», по словам Пушкина. На описаниях событий двухсотлетней давности в романе Загоскина отразились впечатления недавней победоносной борьбы с армией Наполеона. И это не противоречило исторической достоверности. Патриотические чувства воодушевляют и простого мужика, и монаха, и молодого боярина, который, правда, еще полон противоречий. Он колеблется: или встать за русскую землю, или остаться верным польскому королевичу Владиславу, которому присягал. Этот психологический мотив в характере главного героя также отражал тогдашнюю реальность, но колебания Юрия Милославского лишь подчеркивали черты романтического персонажа и вовсе не удовлетворяли читателей. «...Сам Юрий Милославский лицо довольно бесцветное,— писал С. Т. Аксаков и тут же оговаривался: — Впрочем, многие герои романов Вальтера Скотта ничем его не лучше»3. Современников привлекала патриотическая направленность произведения, русский колорит, множество живо написанных сцен из народной жизни. Сильное впечатление производили образы простых мужиков-ополченцев — «мужественных сынов России», под натиском которых поляки были вынуждены покинуть сожженную и разграбленную ими Москву. Особой удачей писателя справедливо считались Кирша — беглый казак-запорожец, ставший подлинным защитником страны, да еще юродивый Митя, «явление исключительно русское, выхваченное из народной жизни», по словам С. Т. Аксакова. Появление романа «Юрий Милославский» приветствовали все. Получив книгу от автора, А. Пушкин тотчас написал ему: «Поздравляю вас с успехом полным и заслуженным, а публику с одним из лучших

1 Пушкин-критик.— С. 211.
2 Там же.- С. 210. 3 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 5 т.—Т. 4.-С. 171.
9
романов нынешней эпохи. Все читают его. Жуковский провел за ним целую ночь. Дамы от него в восхищении». Пообещав Загоскину, что о его романе в «Литературной газете» будет помещена статья Погорельского, Пушкин напнсал ее сам: «Бели в ней не все будет высказано, то постараюсь досказать»1. Отзыв Пушкина о романе был самым объективным и удивительно взвешенным, точным в своих оценках. Кстати, общие восторги по поводу «Юрия Милославского» не помешали С. Т. Аксакову отметить и его недостатки. Строгость некоторых суждений молодого рецензента заметил и Пушкин, но добавил, что эти недостатки не будут препятствовать успеху романа. Так и случилось, «Юрий Милославский» стал настольной книгой для всей читающей России. При жизни автора он выдержал восемь изданий, был переведен на английский, французский, немецкий, чешский и другие языки. «Юрий Милославский» был первым русским историческим романом. Он явился очень вовремя, когда все требовали русского и русского. Вот причина его необыкновенного успеха» ,— писал Белинский. Для М. Загоскина было вполне логичным после эпохи, описанной в «Юрии Милославском», обратиться к Отечественной войне 1812 года. На рубеже 20—30-х годов — после поражения декабристов — по-новому встал вопрос о роли народа в истории страны. Следовало более глубоко оценить и опыт Отечественной войны. Это понимали уже декабристы. • «Война 1812 года пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании,— писал Иван Якушин.— Все распоряжения и усилия правительства были бы недо-• статочны, чтобы изгнать вторгшихся в Россию галлов и с ними двуна-десять языцы, если бы народ по-прежнему оставался в оцепенении. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению правительства выступило все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По Рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла!»3 Сила патриотизма, проявленная русскими людьми в борьбе с захватчиками, позволяла не только с гордостью говорить о прошлом своей родины, но и прозревать будущее. Наконец, события 1812 года еще не ушли в прошлое, они происходили на глазах у многих современников писателя. Поэтому известие о том, что Загоскин обратился к новому роману — теперь уже о 1812 годе,— многих заинтересовало.

1 Пушкин-критик.— С. 313..
2 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т - М., 1979.- Т. 4.— С. 316.
3 Недаром помнит вся Россия...— М., 1987.— С. 115.
10
Некоторые высказывали опасение или сомнение, что писатель справится со своей темой, предвидели трудности, с которыми он встретится. В. Жуковский писал в связи с этим Загоскину: «Мне сказывал князь Шаховской, что вы в pendant вашему 1612 году, пишете роман 1812 года; не хочу с вами спорить; но боюсь великих предстоящих вам трудностей. Исторические лица 1612 года были в вашей власти, вы могли выставлять их по произволу; исторические лица 1812 года вам не дадутся. С первыми вы могли легко познакомить воображение читателя, и он, благодаря вашему таланту, уверен с вами, что они точно были такими, какими ваше воображение их представило вам; с последними это сделать нельзя; мы знаем их, мы слишком к ним близки; мы уже предупреждены насчет их, и существенность для нас загородит вымысел» Высказав все эти опасения, Жуковский тем не менее благословил писателя на новый труд,— он понимал, что книга о войне 1812 года нужна России. Появившийся в 1831 году роман «Рославлев, или Русские в 1812 году» и был ответом на эти ожидания. Новая книга Загоскина разошлась столь же стремительно, как и предыдущая. Первые впечатления от нее были самые восторженные. Одним из первых откликнулся Жуковский, получив роман от автора. Пушкин поблагодарил Загоскина за присланную книгу, но уклонился от ее оценки. Ясно, что она не во всем удовлетворила его. Именно в это время Пушкин как раз обратился к эпохе войны с Наполеоном, решив дать свою версию тех памятных событий. Он работал над повестью, которую и назвал не без намека на роман Загоскина — «Рославлев». «Пушкин написал свою критику под формою высокохудожественного, но, к сожалению, неполного рассказа, в котором он восстановлял и настоящие краски и настоящее значение события и эпохи» ,— заметил Аполлон Григорьев. Новое произведение Загоскина во многом не оправдало ожидания читателей. Отмечая достоверность и несомненную силу многих бытовых сцен романа, читателей разочаровывало в то же время явное тяготение автора к романтической интриге, которая заслоняла картину народной жизни. «Рославлев» не мог иметь ожидаемого успеха, — писал С. Т. Аксаков,— хотя талант сочинителя во многих частностях выказался с прежнею силою и свежестью»3. Соглашаясь с этой оценкой, нельзя забывать тогдашней литературной ситуации. Роман М. Загоскина был первым по-настоящему плодотворным опытом в художественном осмыслении недавней исторической драмы. «Слава была колыбелью народа русского, а победа вестницей бытия его» — эти гордые слова великого историка и писателя

1 Жуковский В. А. Эстетика и критика.—М., 1985.—С. 371.
2 Григорьев Ап. Эстетика и критика.— М., 1980.— С. 206.
3 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 5 т.— Т. 4.— С. 177.
11
Н. Карамзина могли бы стать эпиграфом к роману М. Загоскина. В начале 30-х годов XIX века память о победе над Наполеоном была еще свежа. А роль русского народа в войне, которую справедливо называли Отечественной, почти никем не оспаривалась. «Какой же славный труд предстоит будущему творцу русской Илиады! — писал современник войны 1812 года.— Но где он? Родился ли он,— тот, который соединял в себе одном гений Карамзина и Пушкина, Тацита и Гомера, был бы в состоянии достойным образом начертать потомству величие его предков?»1 Такой взыскательности к будущему произведению о событиях 1812 года, которое должно было отвечать уже национальным чаяниям^ новый роман М. Загоскина вряд ли мог удовлетворить. Карамзин требовал только правды, и она одна в состоянии возвеличить Россию среди других стран. А Загоскин давал еще одну романтическую любовную историю с роковыми страстями и мелодраматическими эффектами. Русская «Илиада», о которой мечтал Ф. Вигель, появилась почти через сорок лет после «Рославлева». Однако произведение Загоскина сохраняло не только исторический интерес. Оценивая оба романа М. Загоскина — «Юрий Милославский» и «Рославлев» — и сравнивая их между собой, Белинский писал: «Юрий Милославский» был первым хорошим русским романом. Не имея художественной полноты и целости, он отличался необыкновенным искусством в изображении быта наших предков, когда этот быт сходен с нынешним и проникнут необыкновенною теплотою чувства. Присовокупите к этому увлекательность рассказа, новость избранного поприща, на котором он не имел себе ни образца, ни предшественника, и вы поймете причину его необыкновенного успеха. «Рославлев» отличается теми же красотами и теми же недостатками: отсутствием полноты и целости и живыми картинами простонародного быта»2. Эти суждения критика справедливы. Но следует отметить еще несомненную черту исторической прозы Загоскина — об этом Белинский тоже писал — патриотическую направленность, отвечавшую чаяниям всего русского общества. Интерес Загоскина к истории отразился и в ряде других произведений. Два года потребовалось ему для работы над романом «Асколь-дова могила» — из времен князя Владимира I. Пушкин называл это произведение восхитительным, находя в нем те же достоинства, что и в предыдущих романах. По мотивам «Аскольдовой могилы» А. Верстов-ский написал оперу, которая только увеличила популярность писателя. Особое внимание М. Загоскина привлекал XVIII век — эпоха петровских преобразований, время Екатерины II. Эпохе Петра I посвящен

1 «Недаром помнит вся Россия..,» — М.;-1987.— С. 264.
2 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т.-Т. 1.-С. 118.
12
роман «Русские в начале осьмнадцатого столетия. Расскаа из времен единодержавия Петра I», впервые появившийся в 1848 году. Возможно, события европейской революции середины века заслонили произведение М. Загоскина. Для русской литературы наступила тогда тяжелая пора, продолжавшаяся почти до окончания Крымской войны. Новый роман обнаружил зрелость Загоскина-писателя. В спорах -о закономерности петровских реформ для судеб России Загоскин оказался не только далек от крайностей своих друзей — славянофилов. Он фактически выступил против их взглядов, показав прогрессивность деятельности Петра и его сподвижников, «птенцов гнезда Петрова». Широкая картина провинциальной жизни тогдашней России широко раздвинула рамки романа. Романтическая интрига и здесь лежит в основе сюжета, но все же центр романа не в ней, а в показе неодолимости исторического пути страны, ведомой властью монарха. М. Загоскин всегда оставался человеком охранительных взглядов. Он никогда не забывал подчеркивать свою преданность престолу, видел в этом свой патриотический долг, и это создало ему прочную репутацию консервативного писателя. «Любовь к застою и умиление перед застоем, лишь бы он был существующим фактом, китаизм и исключительность в понимании народного развития, взгляд на всякий протест как на злодеяние и преступление, vae victis (горе побежденным), проведенное повсюду, признание заслуги в одной покорности, оправдание возмутительнейших явлений старого быта, какое-то тупо-добродушное спокойствие и достолюбезность в изображении этих явлений... вот существенные черты загоскинского общественного взгляда с исторической точки зрения весьма важного, интересного и поучительного, тем более что он высказывается в деятельности одного из любимейших писателей, одного из благороднейших людей...»1 Эта суровая характеристика мировоззрения Загоскина принадлежит Ап. Григорьеву. Она была бы справедливой, если бы творчество писателя сводилось к простому отражению высказываемых им мыслей. Однако в действительности все происходило куда сложнее, и случай с Загоскиным — не исключение. В своем творчестве он и шире и глубже декларируемых им представлений. Почти тридцать лет прожил Загоскин в Москве. За это время он перепробовал себя в самых разных жанрах. Он писал романы на злобу дня — «Искуситель» и «Тоска по родине», продолжал обращаться к исторической теме, создав такие произведения, как «Кузьма Петрович Мирошев. Русская быль времен Екатерины II» и «Брынекий лес. Эпизод из первых годов царствования Петра Великого», несколько ранее выпустил цикл фантастических новелл «Вечер на Хопре». Писал он и комедии, некоторые из них вызывали большой шум. Как всегда, автор обличал в них пристрастие ко всему чужеземному, иронически 1 Григорьев Ап. Эстетика и критика.— С. 213. 13 высказывался о появившихся тогда в Москве «гегелистах» с их спорами между собой о «бытии» и «небытии», о «субъекте» и «объекте». О новых комедиях М. Загоскина отрицательно отзывался В. Белинский — пьесу «Недовольные» он подверг настоящему разносу. М. Загоскину трудно было понять молодое поколение. Иван Панаев вспоминал, как Загоскин уговаривал юного Константина Аксакова бросить заниматься немецкой философией. «Поверь мне, милый, все это чепуха,— говорил он К. Аксакову,— завиральные идеи, взятые из вашей немецкой философии, которая, по-моему, и выеденного яйца не стоит... Русский человек и без немцев обойдется. То, что русскому человеку здорово,— немцу смерть. Черт с ним, с этим европеизмом, чтоб ему провалиться сквозь землю! Тебя, Константин, я люблю за то, что ты привязан к матушке святой Руси. Эта привязанность вкоренилась в тебе потому, что ты воспитывался в честном, хорошем дворянском семействе,— ну, а уж твои приятели... Этих бы господ я...» Загоскин останавливался, сжимая руку в кулак и принимал энергическое выражение...»1 Последние годы жизни М. Загоскин был директором Оружейной палаты в Кремле. Древности Москвы и ее окрестностей привлекали его давно. Большой знаток памятников старины, Загоскин мог часами рассказывать о них. Однажды Загоскин пригласил Аксакова и Панаева к себе обедать. После обеда решено было показать последнему Москву. «Мы его сделаем москвичом,— говорил Загоскин Аксакову, ударяя меня по плечу,— вспоминал Панаев.— Ему надо показать Москву во всей красоте. Я свезу его на Воробьевы горы...» Въезжая на Воробьевы горы, я было оглянулся назад. — Нет, нет,— не оглядывайтесь,— вскрикнул Загоскин,— мы сейчас доедем до того места, с которого надо смотреть на Москву... Минут через десять мы остановились. Загоскин попросил попавшегося нам навстречу мужика подержать лошадь, а сам повел меня к дереву, одиноко стоявшему на горе... — Ложитесь под это дерево,— сказал он мне,— и смотрите теперь, смотрите! Отсюда лучший вид... Я повиновался и начал смотреть. Действительно, картина была великолепная. Вся разметавшаяся Москва, с своими бесчисленными колокольнями и садами, представлялась отсюда — озаренная вечерним солнцем. Загоскин лег возле меня, протер свои очки и долго смотрел на свои родной город с умилением, доходившим до слез...» На протяжении ряда лет — с 1842 по 1850 год — М. Загоскин создавал одну из своих лучщих книг, выпущенную в четырех «выходах» (частях). Полное название ее «Москва и москвичи. Записки Богдана Ильича Вельского, издаваемые М. Н. Загоскиным». Сразу вспоминается

1 Панаев И. И. Литературные воспоминания.— М., 1988.— С. 186.
2 Там же.
14
популярная книга Гиляровского, однако не все знают, что у нее имеется свой предшественник. Это — очерки М. Загоскина о Москве, составившие целую книгу. «Москва и москвичи» Загоскина — это, конечно, не энциклопедия и не путеводитель по древностям города, это ряд полубеллетристических зарисовок самых разных сторон московской жизни — от Английского клуба и купеческой свадьбы „до жизни и быта московских ямщиков. Под пером писателя оживают народные гулянья в Марьиной роще и в Петровском парке, автор показывает торговые ряды и ярмарки, изображает праздник в Сокольниках и прогулку к. Симонову монастырю. Эта прогулка воскрешает в памяти героические события, которые происходили несколько веков назад, а также литературные ассоциации, навеянные популярной повестью Н. Карамзина «Бедная Лиза». В книге словно оживают тогдашние московские типы с их особым языком. Даже между людьми одной и той же профессии существует свое подразделение на «касты», и писатель четко замечает их. Глава книги «Ванька», посвященная московским ямщикам,— это почти физиологический очерк, столь популярный в 40-е годы XIX века,— правда, с одним немаловажным различием: очерки натуральной школы старались сосредоточивать внимание читателя на социальном положении «униженных и оскорбленных», разного рода городской бедноты. М. Загоскин такой задачи перед собой не ставил. Однако зоркий взгляд писателя отмечает многие своеобразные стороны жизни наших предков-москвичей: «Извозчики-аристократы, известные под названием лихих, составляют совершенно отдельную касту. Их гордость и презрение ко всем другим извозчикам не имеют никаких границ. По их мнению, тот, кто не может выехать на рысаке, иноходце или, по крайней мере, на красивой заводской лошади — не извозчик, а Ванька, хотя бы выез^кал летом на рессорных дрожках, а зимою на городских санках, обитых бронзою и выкрашенных под орех. Впрочем, таким быть должно: Ваньки, проживающие по зимам в Москве, не слишком уважают своих земляков, которые никогда не видели белокаменной; с Ваньками не любят знаться их городские товарищи, которых, в свою очередь, презирают лихие извозчики, а с лихими извозчиками и говорить не захочет какой-нибудь кучер-наездник, правит знаменитым рысаком...» — и т. д. На протяжении почти тридцати лет Загоскин никуда не выезжал из Москвы за исключением поездок в Троице-Сергиеву лавру да в Новый Иерусалим. Эти московские окрестности, бывшие глухой провинцией, он любил и отлично знал. Писатель не разделял сложившегося в те годы не без влияния натуральной школы отрицательного взгляда на русскую провинцию. «Ах, матушка наша, святая Русь!.. Да что же это с тобою делается?.. В столицах народ становится просвещеннее,— конечно, и мы идем нога за ногу, а все-таки подвигаемся вперед, так отчего провинциалы-то наши все пятятся назад?.. Заезжают в ка- 15 кой-пибудь губернский город — варварство, невежество!.. Ни одного человеческого чувства, ни одной благородной мысли,— ну, хуже всякой Лапландии!..» — пишет он в очерке «Несколько слов о наших провинциалах». Болезнь тогдашней натуральной школы, ее последователей, утрировавших внешние приемы гоголевской сатиры,— схвачена верно. Да и не мог человек, прошедший всю войну 1812 года, знавший, что ее выиграла вся Россия, примириться с изображением сплошного мрака и тьмы в жизни страны. И если вспомнить эпопею Л. Н. Толстого, то следует отметить: автору «Войны и мира» ближе загоскинское видение (дополненное толстовским трезвым реализмом), нежели карикатурно-односторонняя картина тогдашней провинции. Различие дарования и мировоззрения обоих писателей не помешало им в чем-то сблизиться — осмысление народного характера войны 1812 года отразилось и на изображении провинциальной, в сущности, народной России. М. Загоскину был особенно близок средний слой городского дворянства, по своему уровню культуры мало чем отличавшийся от «образованного» купечества. Из дневника А. Герцена мы знаем, с каким триумфом проходили гастроли Листа в московском Благородном собрании и как воспринимала их передовая интеллигенция, но реакцию на игру пианиста обыденной массы среднего слоя москвичей описал М. Загоскин. Его склонность к комическим ситуациям, к обыгрыванию незамысловатых шуток помогла передать живой московский говор: .«Этакого проворства я никогда не видывал! Как он работает пальцами, ах, господи!.. Молния, сударь, молния!.. Детина такой видный... острижен в кружок... нос большой... — Не хотите ли, Тимофей Сергеевич, по рублику в винт? — Что, батюшка,— Лист?.. Да, говорят, хорошо играет... — Я вам говорю: не хотите ли по рублику в винт?..» Рассказывая о жизни москвичей своего времени, М. Загоскин часто прибегал к излюбленной им драматической форме. 'Отдельные главы из книги «Москва и москвичи» даны в виде драматургических сцен. Такова блестящая по юмору «Купеческая свадьба», сюжетно предваряющая чеховскую «Свадьбу с генералом», а по живому языку — речь героев А. Н. Островского. У Загоскина подмечено немало таких штрихов быта, которые сближали его иногда с И. Горбуновым (сцены у Царь-пушки и Царь-колокола), иногда с А. Н. Островским: сама стихия народной речи, на которую влияло время с его новшествами, вызывала у читателей ощущение подлинности героев Загоскина. Когда «образованный» лакей, любитель театральных зрелищ, одобрительно характеризует название книги «Москва и москвичи», как «бенефисное», то мы понимаем — это словечко уже из арсенала таких же персонажей Островского. И в своей, оказавшейся -последней, книге М. Загоскин высказывался на излюбленную тему неприятия чужеземного, если имеется свое, 16 родное, которое может успешно конкурировать с привозным изделием. Как злободневна глава книги «Русский магазин» — в ней совсем не видно желания автора прерознести отечественные изделия за счет привозных, он видит скромные успехи русской промышленности и радуется им. И не разделяет убеждения, что парижская мода должна некритически переноситься в условия сурового русского климата, с одобрением цитируя популярные тогда стихи: Ведь русский мужичок, конечно, тем и глуп, Что носит шапку и тулуп; Ему бы надобно, как умному французу, В холстинную одеться блузу И выйти этак на мороз- Конечно, здесь спор шел не об одной одежде, а о популярных в то время разногласиях между западниками и славянофилами. Причем Загоскин берет на себя роль некоего Здравомысла, уверяющего своих читателей, что далеко не все из изделий парижской моды подойдет для русской действительности. Оставя в стороне неодобрительные отзывы о «туманной» гегелевской философии, нельзя не признать, что в позиции М. Загоскина — особенно учитывая далекую историческую перспективу — было и много верного. О последних годах жизни Загоскина дают представление воспоминания С. Т. Аксакова. Долгое время Загоскин был членом Русского отделения Академии наук, а также председателем Общества любителей русской словесности при Московском университете. Свойственное Загоскину добродушие было хорошо известно. Этим пользовались его друзья и знакомые. Он мог выносить любые жесткие замечания о собственном творчестве и «принимал их всегда добродушно и спокойно», по словам С. Т. Аксакова. «Он не выносил только одного: если, нападая на Загоскина, задевали Россию или русского человека — тогда неминуемо следовала горячая вспышка»1. Таким он и остался до конца дней: русским патриотом, талантливым, самобытным писателем. Скончался Загоскин в 1852 году и похоронен в Новодевичьем монастыре. Незадолго до кончины писателя его навестил И. Тургенев,— роман «Юрий Милославский» был в его жизни самым первым сильным литературным впечатлением. «Я заговорил с ним,— вспоминал И. Тургенев,— об его литературной деятельности, о том, что в петербургских кружках снова стали ценить его заслуги, отдавать ему справедливость; упомянул о значении «Юрия Милославского» как народной книги... Лицо Михаила Николаевича оживилось. «Ну, спасибо, спасибо,— ска-
1 Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 5 т.-Т. 4.-С. 198-199. 17
зал on мне,— а я уже думал, что нынешняя молодежь в грязь меня втоптала и бревном меня накрыла...» «Спасибо,— повторял он,— не без волнения и с чувством пожав мне руку, точно я был причиною того, что его не забыли»1. М. Загоскин остается народным писателем и в наши дни. Его книги продолжают волновать многих и многих читателей, интересующихся историей своей родной страны.
Вл. Семенов
1 Тургенев И. С. Полн. собр. соч.: В 28 т.—М.; JI., 1967.— Т. 14.- С. 83.