Об авторе и его повести
МИРЗА ФАТАЛИ АХУНДОВ (1812—1878)

М. Ф. Ахундов — основоположник азербайджанской реалистической литературы. Мыслитель и художник, выдающийся просветитель и крупный общественный деятель, он оказал огромное влияние на развитие культуры своего народа, способствовал пробуждению и развитию в нем социального самосознания.
Литературная деятельность М. Ф. Ахундова начинается в первой половине XIX века. На его ранних стихотворениях лежит печать старых поэтических традиций Востока. Но вскоре он от них освобождается и становится пропагандистом реалистической народной поэзии Вагифа.
В 50-е годы XIX в. М. Ф. Ахундовым было написано шесть комедий. Многие из них были переведены на русский и иностранные языки и пользовались большим успехом. Повесть «Обманутые звезды», написанная Ахундовым в 1857 году, явилась началом азербайджанской художественной прозы. В ней нашли отражение общественно-политические взгляды писателя.
Как и все домарксовые материалисты, М. Ф. Ахундов не понимал классовой сущности государства, его об'ективных законов развития. Он считал, что счастье для народа настанет с приходом к власти «хорошего, доброго» монарха.

Жестокому шаху Аббасу, окруженному алчными и глупыми визирами, противопоставлен в повести мудрый и просвещенный седельник Юсиф. Во время его недолгого правления жизнь в стране расцрела, наступили дни счастья. Но это продолжалось недолго. Монарх-просветитель был свергнут темными силами, которые оказывали яростное сопротивление всем его начинаниям. Снова к власти приходит Шах Аббас.
Так в концовке повести художник-реалист восторжествовал над философом-идеалистом. Победила правда жизни. Рисуя яркими сатирическими красками неприглядный мир феодального Ирана, М .Ф. Ахундов еще не высказывает здесь открыто мысли о народоправии. Эта мысль проходит в ряде его последующих произведений.
К концу своей жизни Мирза-Фаталн Ахундов сделал большой шаг вперед в своем философском развитии. Он еще больше приблизился к философским и политическим взглядам русских революционеров-демократов—Бепинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова. Творчество М. Ф. Ахундова понятно и близко советскому читателю. Его произведения на родном языке издаются многотысячными тиражами, они переведены на многие языки народов СССР.

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

В начале владычества Сефевидов * столицею Ирана был Казвин, Мухаммед-шах Сефеви после ряда разнообразных - событий передал бразды правления своему сыну, Шах-Аббасу Первому. Описываемое нами событие случилось тогда, когда уже прошло шесть лет царствования Шах-Аббаса и начался седьмой год.
Было начало весны, прошло три дня после новруз-байрама, праздника нового года, было три часа пополудни. Шах-Аббас беседовал со своей любимой женой Сальми-хатун, как вдруг вошел главный евнух, Хадже-Мюбарек, и, низко поклонившись шаху, доложил:
— Главный звездочет Мирза-Садр-эд-Дин хочет удостоиться лицезрения его величества, кыблы вселенной*, по весьма важному делу.
Сказав Сальми-хатун, чтобы она удалилась в покои гарема, шах приказал евнуху: Впустить Мирза-Садр-эд-Дина.
Главный звездочет, явившись к шаху, низко поклонился ему и, сложив руки на груди по установленному обычаю, прочитал молитву за своего повелителя и восхваление в его честь.
— Что случилось, мирза? — спросил шах.
— Всемогущий творец да сохранит жизнь покровителя вселенной! В последнее время благодаря движению светил стало известно, что спустя пятнадцать дней после нового года планета Марс пройдет мимо созвездия Скорпиона и вследствие этого сближения в восточных землях, а именно в Иране, обрушится удар судьбы на особу верховного властителя. Поэтому-то я, преданный и самоотверженный раб высокого престола, счел своим долгом заранее сообщить сб этом кыбле вселенной.
Шах был очень молод, ему только минуло двадцать два года. Известно, что в эти годы жизнь сладка и мила каждому смертному, а особенно тому, кто стоит на высшей ступени благополучия и владеет шахским престолом. Поэтому юный шах, услышав cообщение главного звездочета, ужаснулся. Он таK побледнел, что казался мертвецом. Через минуту, подняв голову, он сказал Мирза-Садр-эд-Дину:
— Хорошо, ты свободен, иди!
Низко поклонившись, главный звездочет вышел. Шах, оставшись один, около получаса находился в раздумье; потом он кликнул Хадже-Мюбарека и, когда тот вошел, велел ему: — Пошли стражей, чтобы сейчас же позвали ко мне везира Мирза-Мохсуна, военачальника Заман-хана, казначея Мирза-Яхью и главного моллу Ахунд-Самеда!
Через короткое время эти лица, созванные главным евнухом, явились и, выполнив обычные церемонии придворного этикета, молча стали перед шахом, готовые выслушать его приказания- Шах сказал им следующее:
— Я пригласил вас для обсуждения важного вопроса, и вы должны указать пути к его разрешению. Так как собрание — верховное, я разрешаю вам сесть.
Присутствующие повиновались.
Шах передал им роковую весть, только что сообщенную ему главным звездочетом, и заключил рассказ вопросом — каково мнение сановников об этом и какие он должен принять меры, чтобы предотвратить удар, угрожающий его жизни. Неожиданное известие крайне удивило и привело всех в смущение.
После минутного молчания первым заговорил везир Мирза-Мохсун:
— Преданность ничтожнейшего раба высокому престолу ни для кого не составляет тайны. Конечно, кыбла вселенной, наш великий царь царей, сам хорошо помнит, в каком плачевном состоянии находилась государственная казна в предшествующее царствование, когда благородные предки шаха по безграничной доброте своей назначали на пост везира людей, чрезвычайно ограниченных и крайне недальновидных. Но как только ваш покорный раб узнал, что государственная казна пустует, он немедленно приступил к изысканию способов ее пополнения и придумал следующее действенное средство. Было постановлено, что каждый из слуг двора, получающий новое назначение на какую-либо должность или полномочия на управление той или другой провинцией, будет вносить в казну плату в виде подарка, соразмерно полученным им должности или чину. Для той же цели было постановлено еще следующее. Когда кыбла вселенной удостоит какого-нибудь сановника или начальника вниманием и осчастливит его дом своим посещением, то осчастливленный слуга, в благодарность за такое милостивое отношение шаха к нему, обязан также в виде подарка принести повелителю известную сумму денег и устлать порог своего дома драгоценными тканями и коврами, которые тоже поступают в собственность великого гостя. Благодаря этим мерам в настоящее время, когда не прошло еще и полных семи лет со дня восшествия на престол великого царя царей, государственная казна — слава и благодарение аллаху! — полным полна. Успешному ходу государственных дел ничтожнейший раб ваш всегда оказывал большое содействие, и не было случая, чтобы он оплошал; но, признаюсь чистосердечно, я крайне затрудняюсь найти средство против движения звезд. После везира Мирза-Мохсуна начал военачальник Заман-хан:
— Борода вашего покорнейшего и вернейшего слуги поседела на службе великому государству, которую он нес искренне и умело. Так, например, десять лет назад семидесятитысячное турецкое войско, предводительствуемое Бекир-пашой Демирчи-оглы, вторглось в Иран. Тогда великий родитель достойнейшего шаха поручил мне главное начальство над иранскими войсками. Хотя они по численности нисколько не уступали турецким, но я, опасаясь как бы наши благороднейшие воины не были побиты и уничтожены нечестивым и злодейским племенем турок, распорядился, чтобы начиная от самой турецкой границы по всему Азербайджану посевы крестьян были истреблены, их скот угнан, дороги испорчены и мосты разрушены. Перейдя нашу границу, Бекир-паша не встретил никакой воинской силы; зато дороги оказались в таком плачевном состоянии, что артиллерия совершенно не могла двигаться; только пехота и легкая конница после больших трудов и лишений дошли до Тавриза. Бекир-паша разослал отряды турецких воинов по окрестным селам, чтобы добыть пропитание для войска, но им не удалось найти ни одного зерна, ни одного быка или коровы. Изнуренные и голодные турки на третий день забили в барабаны и бежали из Тавриза, осмеянные и поруганные. Таким образом, иранское государство было спасено от чужеземного нашествия. Порча же дорог и разрушение мостов оказалось делом настолько мудрым и полезным, что наше правительство сочло необходимым оставить их в таком виде даже после бегства Бекир-паши, дабы чужеземные племена и впредь не дерзали переходить нашу границу. Так победоносное войско наше все время находилось в безопасности, на страх враждебным соседям, жило в полном благополучии, и не пролилось даже капли крови из пальца хотя бы одного нашего воина. В подобных случаях старый пес высочайшего двора в состоянии пустить в ход всю свою изобретательность, но... придумать что-либо против веления звезд мой ум бессилен...
Военачальник умолк. Страх еще сильнее сжал сердце шаха. Очередь дошла до казначея Мирза-Яхьи.
— Ничтожный раб ваш, состоящий в родстве с везиром, воспитывавшийся под его руководством и достигший благодаря его содействию настоящего своего сана, проявлял преданность и честность, полностью руководствовался его замыслами/ его благими стремлениями и его образом действия. Известно, что низшие наши служащие и воины получали жалованье из доходов по указу кыблы вселенной, скрепленному моей подписью. Когда выяснилось, что государственная казна, как об этом докладывал везир, пуста и денег нет, я был этим очень огорчен. Хотя я и подписывал тогда все указы на выдачу жалованья и рассылал их по округам, но все это делалось только для того, чтобы поддержать авторитет власти и не уронить ее представителей в глазах населения. Еще до отсылки указов, я направлял каждому правителю округа тайное предписание: не выдавать жалованья по указам и ждать моего особого разрешения. Благодаря этим мерам государственная казна за короткий срок переполнилась. Что же касается войска и чиновников, которые лишены были положенного им жалованья, то благодаря миру и спокойствию, царившим в стране, и небывалой дешевизне они не чувствовали особой нужды в жалованье. При затруднительных обстоятельствах, подобных указанным, мой ум достаточно изворотлив и проницателен, но найти средство против воли небесных светил он не в силах.
Наконец, очередь дошла до главного моллы, ион сказал так: -
— Да сохранит всеблагий творец ради чистейших и святейших имамов* благородное тело нашего шаха от небесных стихий и земных несчастий! Ваш покорный раб беспрерывно молится за благороднейшую династию Сефевидов, хотя и чувствует свое ничтожество перед величием этой всесильной династии и знает, что, сколько бы он ни восхвалял и ни молил о ее процветании и долгоденствии, все же не в состоянии будет исполнить свой долг; это — сверх его сил. Когда великий родитель кыблы вселенной удостоил меня почетным званием главного моллы, половина жителей Ирана, не исключая и престольного города Каз-вина, была суннитами *, Душеспасительными наставлениями и силою убедительных проповедей, с одной стороны, и внушительными угрозами — с другой, я направил всех исповедовавших суннитское учение на истинный путь двенадцати имамов. Теперь, благодарение господу богу, на иранской земле не найдется и десятка суннитов. Приятным своим долгом считаю отметить с благодарностью также и благодушие самого народа: все бывшие сунниты, по одному моему предложению, отказались от верования своих отцов и дедов и приняли истинное учение. Я хотел обратить в шиитскую веру даже армян и евреев, но мудрые люди отсоветовали, указав на другие государства, в которых армяне и евреи также проживают в незначительном числе и где никто не касается их религии. Известно, кроме того, что, согласно толкованию вернейших хадисов — изречений святейших имамов, цари, восседающие на троне и носящие венцы в мусульманских странах, не считаются лично святыми и достойными поклонения, так как это преимущество составляет исключительное право имама или его преемника — наиученейшего муджтахида. Для устранения этого недоразумения я послал всем духовным лицам и проповедникам приказ: объявить народу, что сила вышеупомянутых преданий не распространяется на ныне царствующую династию Сефевидов, как происходящую от потомков пророка и имамов. Очевидно, мудрейшие имамы изволили этими изречениями ограничить власть и значение других царей, а не своих потомков. В данное время, когда жизнь кыблы вселенной находится в опасности от неизъяснимых действий небесных светил, сердце покорнейшего раба вашего трепещет от горя и бьется, как рыба, выброшенная на сушу, а ничтожный ум мой подсказывает мне, что этот проклятый звездочет вернее всех нас может найти выход из этого положения. Он — подлый изменник, открывший намерения звезд, но скрывающий средства борьбы с ними. Я уверен, что он строит козни; может ли быть, чтобы указав яд, он не знал противоядия? Наш пророк, да будет благословенно его имя, не напрасно сказал: «Все звездб-четы — лжецы». Изречение это, по моему мнению, берет под сомнение именно их поступки, а не знания и ученость, так как в большинстве случаев предска. зания проклятых звездочетов, к сожалению, оправдываются, но сами они плуты и пройдохи. Надо бы ызвать самого главного звездочета и приказать ему найти средство против опасности, угрожающей царю царей. Если же он станет отнекиваться, велеть палачу отрубить ему голову!
Главный молла давно враждовал с главным звездочетом. Теперь обстоятельства складывались благополучно для того, чтобы «сжечь могилы отцов» всех звездочетов, не исключая и главного. Да и главный звездочет Мирза-Садр-эд-Дин проявил изрядную несообразительность: чего ему вздумалось сообщать шаху такую страшную весть, ввергать его в ужас и к тому же рисковать своей жизнью? Впоследствии эту оплошность многие ставили ему в вину, но он оправдывался, говоря:
— Я поспешил с этим неприятным сообщением из боязни, как бы другие звездочеты не сделали этого. Тогда шах, несомненно, счел бы меня невежественным ослом и, наверное, лишил бы должности главного звездочета.
Так или иначе, но после такого неприятного известия шах всей душой возненавидел его, а после слов главного моллы пришел в такую ярость, что, кликнув Хадже-Мюбарека, приказал: не медля ни минуты, послать-стражу за главным звездочетом Мирза-Садр-эд-Дином.
Не прошло и часа, как Мирза-Садр-эд-Дин предстал перед повелителем. Шах, напоминавший разъяренного льва, приподнялся на коленях и гневно закричал:
— Как осмелился ты, собачий сын, грозить мне бедою, скрывающейся в звездах, не сказав о средствах против нее! Эй, палач!..
В одно мгновение явился палач с мечом за поясом и веревкой в руках. Мертвенно бледный Мирза-Садр-эд-Дин дрожал как лист. Указав на него, шах приказал палачу:
— Уведи этого пса и отруби ему голову!
Военачальник Заман-хан, хотя и был храбрым воином, но сердце имел мягкое и сострадательное. Ему стало жаль главного звездочета, и он начал просить шаха помиловать его:
— Кто нас выручит из беды, если этому псу отрубят голову? Осмеливаюсь просить ваше величество из уважения к моим сединам не торопиться с казнью этого ничтожного раба и велеть ему найти средство против угрожающей нам опасности. Если же он не сможет сделать это, пусть тогда палач расправится с ним.
Шах велел палачу удалиться. Затем, обратившись к главному звездочету, приказал: — Презренный раб! Немедленно укажи средство, как избавиться от грозящей нам беды! Бедный звездочет был в крайне затруднительном положении. Он решительно не знал никакого средства против неблагоприятного расположения звезд, но cтpax смерти заставил его скрытъ Своё неведение. Дрожа всем телом, он взмолился: — Я, прах ваших ног, осмеливаюсь доложить, что беде этой можно помочь. Только дайте мне час срока, чтобы я заглянул в «Зейдж-Улуг-бек» * и определил, какие средства указываются там против подобных явлений.
Надо заметить, что в «Зейдж-Улуг-беке» не упоминается ли о каких средствах против неблагоприятного расположения звезд. Главный звездочет выдумал это, чтобы оттянуть время и успеть сбегать за советом к своему учителю Мовлана-Джемал-эд-Дину, которого считал лучшим знатоком астрологии.
Шах дал согласие, но главный звездочет не успел еще выйти, как вошел Хадже-Мюбарек и доложил шаху о Мовлана-Джемал-эд-Дине, желавшем удостоиться лицезрения шаха. Шах приказал впустить его, а главному звездочету велел, пока оставаться во дворце. Вошел Мовлана, низко поклонившись шаху, опустился на указанное ему сиденье и начал так: — Да продлит всевышний жизнь повелителя ми-pal Я, покорный раб его, вследствие старческой немощи обречен судьбою проводить остаток жизни в одиночестве. Но неблагоприятное расположение звезд принудило меня пересилить себя и предстать перед вашими светлыми очами. Через пятнадцать дней после праздника новруз-байрама планета Марс пройдет мимо созвездия Скорпиона, и вследствие такого сближения разразится величайшая беда над благородным кыблой вселенной. Поэтому ваш покорный слуга счел своим долгом объявить вашему величеству о предстоящей опасности и указать меры для ее предотвращения, так как молодые, неопытные звездочеты могли не разобраться в движении звезд и упустить это важное предзнаменование.
Шах очень обрадовался такому сообщению Джемал-эл- Дина.
— Мы сами, Мовлана, — сказал он, — заняты этим вопросом. Событие это нам известно. Скажите нам, какие приняты меры.
Мовлана заявил:
— В эти злополучные дни, то есть на пятнадцать дней после новруза, кыбла вселенной должен отстраниться от государственные дел. Шах должен отказаться от власти и престола, передать их какому-нибудь преступнику, достойному смерти, самому же удалиться с глаз народа и пребывать в неизвестности. Тогда разрушительное действие звезд разразится над головой грешника, который будет в это время полновластным шахом Ирана. Когда же нечестивец, мнимый шах Ирана, погибнет, кыбла вселенной вновь появится, займет свой трон и будет царствовать в полном счастии и здравии, на славу нашего могучего государства. Но такая перемена в жизни его величества должна совершиться в строжайшей тайне, и никто из его подданных не должен знать, что шах вынужденный обстоятельствами, временно уступает свой престол. Напротив, все подданные должны считать грешного злодея подлинным властителем Ирана. Необходимо также расторгнуть брачные акты всех жен шаха и освободить их от брачных уз. Затем можно предложить им выйти замуж за Аббаса Мухаммед-оглы, отныне уже не шаха Ирана, а лишь простого иранского подданного. С теми из жен, которые будут согласны вторично вступить в брачный союз, следует заключить брачный акт, а с несогласными немедленно учинить развод.
Главный звездочет избавился от опасности. Шах уже не испытывал никакого страха. На его побледневших было щеках снова выступил румянец. Члены верховного совета стали хвалить находчивость и прозорливость Мовланы. С сияющим от радости лицом шах обратился к главному молле с вопросом, есть ли у него на примете нечестивец, смерть которого могла бы быть одобрена предписаниями шариата и которому можно было бы предоставить управление государством.



Главный молла ответил:
— Да сохранит творец миров жизнь кыблы вселенной. В нашем городе — Казвине — с недавних пор появился какой-то бездельник, великий грешник, подобного которому не сыскать во всей вселенной. Имя его —Юсиф, по ремеслу он — седельник; где он жил раньше — неизвестно, но только, поселившись в последнее время в Казвине, он собрал вокруг себя приверженцев — чернь и подонки общества, и вечно хулит и порицает высокопочитаемых ученых и бескорыстных служителей шариата. Проклятый постоянно открыто проповедует своим последователям, будто высокоуважаемые ученые богословы обманывают простой народ. По его словам, например, священная война не обязательна, а уплата налога в пользу потомков пророка и духовенства незаконна; современные богословы будто умышленно не признают указов предшествовавших ученых, чтобы не умалить своего значения и успешнее морочить простой народ. Кроме того, он относится с неодобрением и к властям. Он утверждает, что все должностные лица, начиная с сельского старшины и кончая самим венценосцем, — разбойники и тираны. По его мнению, стране и нации нет никакой пользы ни от кого из них; ради удовлетворения своих страстей они облагают бедный народ всякими податями и неправильными поборами; в своих делах и поступках они не руководствуются велениями закона и на каждом шагу нарушают требования справедливости и чести. Так, говорит он, поступают лишь злодеи, грабители и разбойники. Утверждают также, что этот нечестивец по своим религиозным убеждениям принадлежит к поганой секте, исповедующей переселение душ. Преданный раб победоносной и могущественной державы нашей осмеливается думать, что лучше всего предоставить временмое правление этому проклятому мятежнику, чтобы он погиб от разрушительного действия звезд и нашел себе возмездие в глубинах ада!
Члены совета» одобрив мнение главного моллы, единогласно заявили, что собачий сын, седельник Юсиф, вполне заслуживает наказания неба и достоин смерти.
Довольный шах заявил:
— Я согласен. Пусть он погибнет такой смертью! Намеченные меры провести завтра. Затем члены верховного совета разошлись.
Может быть, читатели усомнятся в правдивости этой истории и сочтут ее за вымысел автора? На этот случай я рекомендовал бы им открыть историю и почитать там страницы, посвященные седьмому году царствования Шах-Аббаса.
Теперь познакомим читателя с седельником Юсифом.
Юсиф родился в деревне близ Казвина. Отец его, крестьянин, по имени Кербалай-Селим, был человек богобоязненный и благочестивый. Он возмечтал сделать своего сына моллой и дать ему возможность войти впоследствии в просвещенный круг ученых богословов. С этой целью он привез Юсифа в Казвин и определил в школу. Достигнув совершеннолетия, Юсиф для пополнения и усовершенствования бого-словских познаний отправился сначала в Исфаган, а затем в священный город Кербелу, где слушал поучения и объяснения ученейших богословов.
В продолжение многих лет, посвященных изучению мусульманских наук, Юсиф близко познакомился с духовными отцами и учеными. Убедившись в том, что они лицемерны и лживы, он не захотел стать духовным лицом и навсегда сохранил в сердце непреодолимое отвращение к этому званию. Из Кербелы он переселился в Хамадан.
Будучи уже сорокалетним, он взялся за седельное ремесло и за год изучил его. После этого вернулся в Казвин, где как в столице можно было иметь больше заработка, чем в других городах. Здесь Юсиф женился и открыл седельную мастерскую. Видя лицемерие молл и гнусные дела продажного чиновничества, этот честный и благородный человек возмущался всей душой и не в состоянии был удержаться от изобличения их. Правдивость и смелость Юсифа завоевали ему немало искренних и преданных друзей, но в конце концов они же послужили причиной его гибели.
На следующий день за два часа до полудня, по приказанию шаха, собрались во дворце министры, вельможи, благороднейшие сановники, достойнейшие ученые, потомки пророка — сеиды — и чиновники, начиная с великого везира и кончая уличным старшиной. Каждый из них, заняв свое место в обширной приемной, стоял молча, с трепетом ожидая появления властителя мира. Вскоре показался шах в полном шахском облачении. На голове у него была сверкающая корона. В руках он держал золотой скипетр, усеянный драгоценными камнями. На поясе висел шахский меч — символ могущества. Пояс, рукоятка и ножны меча, а также нарукавники были украшены самоцветами. Воссев на престол, шах обратился к собравшимся со следующими словами:
— Уже седьмой год, о мои верноподданные, как я по воле предвечного творца царствую над вами. Каждому из вас я оказывал по мере сил милость и внимание. Я в свою очередь доволен всеми вами, так как вы по исконной преданности могущественной династии Сефевидов не проявили недостатка в усердии, искренности и любви ко мне. Теперь по некоторым причинам, которые я не считаю нужным открывать вам, я вынужден отречься от верховной власти и предоставить ее лицу, более меня достойному и опытному в делах правления. Человека этого укажут вам главный молла, военачальник Заман-хан, везир, казначей, Мовлана-Джемал-эд-Дин и главный звездочет. Вы все должны пойти к нему и с подобающим почетом и торжеством привести во дворец. Посадив его на этот трон, вы должны признать его полновластным вашим господином и беспрекословно подчиняться его воле. Несчастье падет на голову того, кто нарушит этот мой приказ и осмелится проявить малейшее неповиновение новому шаху.
После этих слов шах, сняв с головы корону, положил ее па трон; снял также богатый свой наряд, отстегнул меч и облачился в простую одежду. Затем он обратился к собравшимся и сказал:
— Отныне я один из обыкновенных людей, бедняк Аббас Мухаммед-оглы; с этого дня вы не увидите меня. Прощайте, да хранит вас всемогущий создатель!..
Потом он спустился со ступеней трона и направился в гарем.
Участники большого совета были крайне изумлены и не знали, как объяснить все происходящее...
По повелению шаха все его жены заранее собрались на женской половине и с нетерпением ожидали появления своего властелина. Увидав его в простом наряде, красавицы гарема готовы были расхохотаться, но суровый вид и грозный взгляд шаха заставили их подавить смех. Хадже-Мюбареку было приказано привести Молла-Расула с двумя его помощниками. Моллы, заранее предупрежденные, ждали у дверей гарема. Когда они вошли и по приказу шаха уселись, он сказал своим женам следующее:
— Милые мои подруги, с сокрушением сердца я принужден сообщить вам о весьма печальном собы-тии. Да будет вам известно, что с этого дня я — уже не повелитель Ирана; у меня нет более ни великолепных дворцов, ни казны, ни других богатств, чтобы я мог вас нарядно одевать и содержать в роскоши. Теперь я — простой житель Ирана, неимущий и ничтожный. Поэтому я вынужден развестись с вами и предоставить каждой из вас полную свободу выбрать себе мужа.
Потом он приказал молле совершить обряд расторжения брака между ним и его женами. Молла-Расул в присутствии двух свидетелей приступил к своему делу. Красавицы гарема поняли, что в жизни шаха произошло что-то необычайное. Страх и смущение овладели ими. Они ничего не знали о случившемся и стояли растерянные и пораженные.
По окончании обряда Хадже-Мюбарек, по приказанию шаха, разорвал листы брачных актов. Затем шах, вновь обратившись к красавицам гарема, сказал:
— Если какая-нибудь из вас, несмотря на бедность и лишения, согласится стать моей женой — то есть женой Аббаса Мухаммед-оглы, то молла в таком же порядке совершит брачный акт.
Все женщины выразили согласие вновь стать женами шаха, так как он был молод и красив. К тому же они принимали все это за шутку и никак не могли примириться с мыслью, что Шах-Аббас, добровольно и по непонятной причине отказавшись от престола, превратился в Аббаса Мухаммед-оглы.
Из их числа только две красавицы, помимо своей воли взятые в шахский гарем, заявили, смущенно потупив глаза, что они во всех отношениях чувствовали себя удовлетворенными, находясь в брачном союзе с шахом, но теперь, лишившись этого счастья, не согласны вступить в брак с Аббасом Мухаммед-оглы.
Обе красавицы тотчас же получили полную свободу.
Одна из них была грузинкой. Ее прислал шаху в подарок правитель Грузии. Взяв свои драгоценности, богатые наряды и много золота, она на следующий же день со своим двоюродным братом выехала на родину. Там не поверили ее рассказам и решили, что она убежала из Ирана. Хотели даже вернуть ее обратно, но потом как-то забыли о ней. Впоследствии она вышла замуж за молодого грузина и осталась в Грузии.
Другая красавица, дочь богатого казвинского купца, была обручена с одним красивым молодым человеком. Слуги шаха узнали о ее красоте и донесли его величеству. Ее взяли из отцовского дома и водворили в гарем. Она использовала представившийся теперь счастливый случай для того, чтобы вернуться в родное гнездо, и вышла замуж за своего прежнего жениха.
Остальные жены вновь заключили брак с Аббасом Мухаммед-оглы, после чего Хадже-Мюбареку было приказано отвести их пешком в дом, находившийся на окраине шестого квартала города Казвина, а самому вернуться во дворец. Последним из гарема вышел Аббас Мухаммед-оглы и скрылся с глаз.
Мастерская седельника Юсифа находилась на восточной стороне площади, у шахской мечети. Прошло два часа после полуденной молитвы. Юсиф, совершив молитву, усердно работал в своей мастерской, дошивая заказанную ему уздечку, которая по поручению заказчика должна была быть готова в тот же день. Около него сидели двое друзей и внимательно слушали его. Юсиф говорил о дороговизне, разорившей несчастных бедняков в этот тяжелый год: в конце прошлого года из-за засухи и из-за того, что в районе Казвина было очень мало воды, большая часть урожая сгорела. Это и была причина дороговизны. Седельник говорил:
— Удивляюсь этому правительству, которое имеет множество возможностей провести воду в Казвин, но ничуть не заботится об этом деле, важном для улучшения положения населения и благоустройства столицы.
В это время с западной стороны площади показалось густое облако пыли.