О чем напомнили старые фотографии

Гатчинский аэродром. Прохладное июльское утро 1911 года. Лидия Зверева, та самая, которой суждено вскоре стать первой русской лётчицей, зябко прячет руки. Слева от нее хмурится Петр Евсюков. А впереди, в авиаторских доспехах, улыбается Николай Северский. Его в шутку называют "папулей", добродушный великан не обижается. Он обнимает Александра Агафонова. Слева - Владимир Слюсаренко. Крайний справа - механик Федор Колчин. Все они люди настоящего призвания, ловкие смелые, прирожденные летуны.
В пальто и галошах стоит кинооператор Константин Шиманский, забросивший доходную работу ради авиации. К сожалению, природа обделила его "даром приближения к небу". В авиационной школе "Гамаюн" к неудачнику относились с дружеским сочуствием, но диплом пилота Шаманскому все-таки удалось получить (его номер 28).
Двадцатилетние инструкторы Агафонов, Евсюков и Слюсаренко были, пожалуй самыми молодыми авиаторами в России. Их подготовил один из первых военных летчиков поручик Руднев. Они получили пилотские дипломы в конце июня 1911 года (их номера 21, 22 и 23), после того как предприимчивый директор Первого российского товарищества воздухоплавания (ПРТВ) Щетинин привлек способных пилотов к испытательной и инструкторской работе.

Ещё будучи маленькой девочкой, я с восторгом поднималась на аэростатах в крепости Осовец и строила модели, когда в России ещё никто не летал, и только в газетах начали изредка появляться первые вести об успехах заграничных конструкторов",- писала выпускница одного из "мариинских институтов" Зверева.
Отец ее, старый генерал, герой Балканской войны (1877-1878 годов,) поддерживал младшую дочь в ее необычных стремлениях.
Зверева приступила к занятиям в школе 13(25) июня 1911 года. Пройдя наземную подготовку, через десять дней впервые поднялась на "фармане" с инструктором Слюсаренко. К сожалению, летать приходилось мало и с большими перерывами. Школа располагала только одним учебным аэропланом. Вскоре объявили, что полеты с 8(20) июля прервутся из-за участия Агафонова и Слюсаренко в перелете Петербург - Москва. Неожиданно инструктор предложил своей ученице лететь с ним пассажиркой.
-Поможете в навигации. Согласны?
-О, Владимир Викторович, с удовольствием! - не скрывая радости, ответила Зверева.
-Значит, договорились. -Передавая карту добавил: -Изучите маршрут.
"Отстартовав в Петербурге, мы взяли направление на Московское шоссе, но по пути мотор стал давать перебои, во избежание аварии пришлось вернуться обратно. Вторично я не полетела только потому, что авиатор Шиманский предложил Слюсаренко свой мотор и, как владелец его, полетел поссажиром. Результат известен - оба упали, Шимаснкий разбился насмерть и спас меня ценой своей жизни".
Лидия Виссарионовна навестила своего учителя в Царскосельском госпитале, где он находился со сложным переломом гнои и ушибами. Вид у него был неважный.
-Как зорошо, Владимир Викторович, что вам удалось выкрутиться. Доктор Шредер уверил меня, что месяца через два вы снова сможете летать.
Он пристально посмотрел на неё, медленно сказал:
-Благодарю... Но безделие так тягостно.
-Придется потерпеть.
Затем она поделилась своими сомнениями о Шиманском.
-Зря казните себя. -
После небольшой паузы летчик поведал о происшедшем: - На тридцать пятой минуте полета двигатель стал давать перебои. При поисках места для посадки заглох совершенно. Пришлось делать планирующий спуск. Шиманский сильно нервничал и внезапно рванулся к рычагу управления, а затем схватил за шею и меня. Так что, будь на его месте вы, я не находился бы здесь.
-Все равно, очень жаль Константина Николаевича. Сдать пилотский экзамен, чтобы через три дня погибнуть!
-Мне его жаль не меньше, чем вам.
Полеты возобновились 29 июля (10августа). Через день Евсюков выпустил ее самостоятельно. После небольшого разбега аэроплан плавно заскользил по воздуху. Но неожиданно пришлось садиться: буквально над головой пронесся военный "фарман". Подбежавший инструктор успокоил:
-Правильно поступили. -Затем спросил - Испугались?
-Не успела.
Самолет осмотрели и Зверева снова в воздухе. На этот раз она летата около двадцати минут на высоте двадцать - двадцать пять метров. После посадки обратилась к Петру Владимировичу:- Разрешите получить замечания
-Замечаний не имею, но почему так мало летали?
-Все время ругалась с мотором: то и дело "чихал"! Решила не искушать судьбу.
Теперь она управжнялась в полетах каждый день. Летчик К.К.Арцеулов, ее соученик по школе вспоминал:
"Зверева летала смело и решительно. Я помню, как все обращали внимание на мастерские полеты ее, в том числе и высотные. А ведь в то время не все даже бывалые летчики не рисковали подниматься на большую высоту".
10 (22) августа 1911 года она сдала экзамен. Всероссийский аэроклуб вручил ей диплом пилота-авиатора номер 31.

Но конец августа принес первой русской летчице и огорчения. Аэроклуб установил для нее такой высокий залог, что об участии в Царскосельских соревнованиях нечего было и думать. А в Гатчине, когда ее "форман" был уже окончательно подготовлен к полету, выяснилось, что кто-то из "доброжелателей" насыпал в мотор железные опилки. К счастью полет был отменен. "Не знаю кому могла прийти в голову такая дикая мысль. Разве я могла тогда с кем-нибудь конкурировать?".
В начале сентября Лидия Виссарионовна летала с пассажиром над Гатчиной. "...А затем была приглашена в турне по Кавказу вместе с авиаторами Агафоновым, Евсюковым и Слюсаренко. Из-за скверной погода нам пришлось прождать лишнее время в Баку и Тифлисе, а поэтому вернулись мы только в начале марта".
Тогда же Зверева заключила новый контракт, по которому первое ее выступление должно состояться 14 апреля 1912 года в Риге. В поезде летчица простудилась. Температура тридцать девять градусов. Но отменить полет отказалась:
-Я не могу обмануть ожидания нескольких тысяч зрителей!
"...При очень порывистом ветре, слабой тяге мотора мне пришлось выступать перед публикой. В начале же полета стало ясно, что обратно на скаковое поле я не попаду, ввиду сильного бокового ветра, так как он мог завернуть аппарат на трибуны. А за ипподромом была большая толпа, спускаться было негде.. Пришлось рисковать и идти вверх, где и попала в полосу еще более сильного ветра, порывом которого и опрокинуло мой аэроплан. При ударе о землю меня выбросило вперед и придавило обломками. Кроме ушиба левой ноги и царапин, я никаких других более или менее серьезных повреждений не получила".
Она заболела крупозным воспалением легких. Жар и потрясающий озноб. Боль в боку дает о себе знать не только при кашле, но и при каждом вздохе. Выздоровление было трудным. "...Плохо обстоят дела с легкими. Врачи во что бы то ни стало требуют выездки на юг, а я хочу летать. При непослушании сулять скоротечную чахотку. Вот она, жизнь авиаторская. Подписала контракт, чтобы объехать за лето чуть ли не все города, а тут лежи, обложенная горчичниками".
И все же в июне Лидия Виссарионовна снова начала летать. Успех сопровождал ее выступления. Но популярность уже не прильщала. Она думала о более серьезном: школе пилотов и авиационных мастерских. Осенью приступила к их организации. Во многом помог директор завода "Мотор" инженер Ф.Г.Калеп. К ее работам в конце года присоединился Слюсаренко. Вскоре Зверева стала его женой. В апреле 1913 года предприятие было открыто. Супруги сами обучали полетам и испытвали самолеты на поле завода "Мотор" в Зассенгофе под Ригой.
Тем временем ее спутник по кавказскому перелету Петр Владимирович Евсюков возвратился в Петербург и вместе со своим недавним учеником Федором Федоровиче Колчиным (пилотский диплом 29) вступил в русский добровольческий авиационный отряд, сформированный Щетининым на заводе ПРТВ и возглавленный им же для участия в Балканской войне 1912-1913 годов. Кроме них, в отряд вошли летчики Николай Костин и Яков Седов, механики и мотористы Василий Дехтерев, Иосиф Иванов, Александр Коровин, Юлий Озолин, Лев Сакуринский, Николай Тарасов, Федор Щербаков.
Они вели воздушную разведку, сбрасывали бомбы на укрепления турецких войск, разбрасывали листовки, устанавливали связь между чистями болгарской армии. В боях под Адрианополем было успешно применено воздушное фотографирование позиций противника. Петр Владимирович, помимо того, совершил перелет через европейскую часть Турции - от осажденного Адрионополя до Чаталджи. Опыт применения самолетов в Балканской войне способствовал становлению русской военной авиации. Щетинина наградили болгарским орденом "За военные заслуги" с мечами и короной, Евсюкову и Колчину как наиболее отличившимся дали тоже орден, но без короны, а всему остальному личному составу -без обоих знаков.
Летом 1914 года Евсюков вошел в состав готовящзегося в Мурманске отряда по поискам пропавшей арктической экспедиции Л.Г.Брусилова, но в связи с началом первой мировой войны его отозвали в Петроград.
Петр Владимирович летал на всех типах сухопутных и морских самолетов, выпускаемых заводом ПТРВ, и заслуженно считался мастером"фигурных полетов" - высшего пилотажа того времени. Погиб он 1(13) сентября 1914 года в петроградском Гребном порту при исытании летающей лодки Д.П.Григоровича.
Вполне возможно, что рука его лежала и на штурвалах зассеигофских самолетов. В начале войны мастерские, правда, были перебазированы в Петроград, где их реорганизовали в небольшой завод ("Авиационная фабрика Слюсаренко"). До мая 1916 года ею было выпущено около восьмидесяти "фарманов" и "моранов" нескольких типов. Велись и опытные работы. В 1915 году на базе двухместного "Фармана-16" была разработана удачная модель одноместного самолета, а в начале 1916 года - доработан "Ньюпор-4" с целью замены необычного управления нормальным.
Лидия Виссарионовна скончалась в Петрограде 3 (15) мая 1916 года от тифа. Ей шел тогда двадцать шестой год.
Хоронили Звереву на Никольском в Александро-Невской лавре. Над кладбищем кружили летчики с Комендантского аэродрома, отдавая ей последний долг.
После смерти жены Слюсаренко, как-то сдал, растерялся. Не поняв Октябрьской революции, уехал за границу. Старость застала бывшего авиатора в Австралии, где все чужое - даже звезды.
Под чужими звездами оказался и Северский, успешно сдавший экзамен и тремя неделями позже Зверевой - 27 августа (8 сентября) 1911 года получивший пилотский диплом номер 44.
-Я хорошо помню "папулю" Северского, удачно сочетавшего авиацию с опереточным искуством - вспоминала Ксения Александровна Куприна. - Онн был удивительно был похож на Петра Первого, которого через несколько лет сыграл в шведском кинофильме. Северский - песевдоним, настоящяя фамилия - Прокофьев. У него было два взрослых сына и маленькая дочка Ника, моя сверстница и подруга. Все четверо - герои рассказа отца "Сашка и Яшка": "Ника из семьи военных летчиков Прокофьевых. Её отец - известный инструктор; его специальность - тяжелые боевые аппараты С огромного "Фармана-30" он сбрасывал бомбы на немцев. Брат Жоржик знаменит на всех аэродромах как виртуоз по высшему фигурному пилотажу: ему нет равного в изяществе и законченности петель, скольжений и штопоров. Все системы летательных машин он попробовал на личном опыте. Другой брат, Александр (Ника его зовет просто и непочтительно -Сашкой), - военно-морской летчик. Он перегнал отца по службе и в шутку подтягивает его. За ним числится несколько сбитых германских машин".
Александр воевал на Балтике. Он остался в авиации и после того, как ему оторвало правую ногу немного ниже колена; протез не помешал летчику одержать в воздушных боях пятнадцать побед. Потом он потерял вторую ногу по щиколотку, говорили, что при этом Сашка остался прекрасным танцором. В него влюбилась американка, приехавшая с отцом в Петроград. Изменив фамилию на Северский, он уехал с ней за океан, где писали, преуспел в самолетостроении. Остальные Прокофьевы эмигрировали в Швецию. Там "папуля" и хорошенькая Ника снимались в кино. Через несколько лет они перебрались в Париж, надеясь также устроиться в кино. Надежды не сбылись. Пришлось перебиваться случайными заработками. Сашка изредка посылал Нике деньги.
Судьба сложилась их плачевно. Ступенька за ступенькой опускались они в отчаянную нужду, тщетно пытаясь скрыть ее от знакомых.
Не лучше - и у первого инструктора школы "Гамаюн" Руднева. "Узнал, что плохо со здоровьем у Руднева. Очень истощен, неблагополучно с легкими, - записал 15 апреля 1943 года в своем дневнике Н.Я.Рощин. -Вспоминаю, как совсем недавно сидел с ним на уличной скамеечке. Он уже был нечеловечески худ, истомлен, плохо одет - всегда в прошлом щеголеватый, даже и на шоферском "облучке"". Далее писатель рассказал, что все двадцать лет эмиграции Евгений Владимирович был шофером парижского такси, что никогда не обращался за помощью, что был порядочным человекам. "Ненависть к палаческим зеленым курткам у него какая-то кожная, всем дыханием. Говорил, поднимая голову к небу:- Взлететь бы мне, в последний раз взлететь! Еще сильна рука и верен глаз. Какую глупость сделали мы все в 1939 году, когда еще была в Париже Советское посольство! Как- будто не знали, чем все это кончится..."
Вот так. Без Родины никак нельзя.