Мария Андреевна БЕКЕТОВА

Аннотация:
Автор воспоминаний — М. А. Бекетова (1862—1938), тетка Александра Блока со стороны матери, первый биограф поэта. В настоящее издание входят ее мемуарные книги, фрагменты дневника, статьи, посвященные А. А. Блоку. Воспоминания М. А. Бекетовой сочетают вдумчивость исследователя и непосредственность очевидца, рисуя живой облик великого русского поэта.

Содержание
С. Лесневский. «Так жизнь моя сплелась с твоей...»
Александр Блок. Биографический очерк
Александр Блок и его мать
Шахматове. Семейная хроника
Из дневника М. А. Бекетовой
Веселость и юмор Блока
Приложение
О рисунках Александра Блока
О шахматовской библиотеке
А. Лавров. М. А. Бекетова. Вехи жизни в литературе
Примечания

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

«ТАК ЖИЗНЬ МОЯ СПЛЕЛАСЬ С ТВОЕЙ...»

(М. А. Бекетова и ее книги об Александре Блоке)

Жизнь и творчество Александра Блока вызывают огромный интерес. Постоянно выходят новые книги, статьи о поэте. Среди самых интересных страниц, безусловно, воспоминания современников. Например, замечательные мемуары Андрея Белого, который рассказывал о своем «друге-враге» в разное время и во многом по-разному, продолжая, обостряя тот спор, диалог, что длился между ними всю жизнь, даже после смерти одного из них. При этом воспоминания Белого охватывают, в сущности, весь путь Блока, становясь своего рода пристрастной биографией поэта, чрезвычайно субъективной монографией о решающих периодах, поворотных «узлах» творческого развития Блока, переплетающихся с духовными исканиями самого Белого. Это, можно сказать, интеллектуальный роман о Блоке и его поколении; роман, по меньшей мере, в двух-трех вариантах.
Рядом с яркими свидетельствами, которые отмечены художественной неповторимостью, должны, казалось бы, стушеваться, померкнуть скромные, сдержанные, не претендующие на особую оригинальность, строго документальные воспоминания Марии Андреевны Бекетовой. К тому же две ее книги о поэте изданы давно, и они попали в ряд библиографических редкостей. Третья — пролежала в виде рукописи более полувека в архиве, прежде чем была опубликована. Время всерьез испытало труды М. А. Бекетовой на прочность.
Между тем мы не откроем ничего нового, если скажем, что ни один исследователь жизни и творчества великого русского поэта не обойдется без работ М. А. Бекетовой. И читательский интерес к ним не спадает. Значение этих книг в литературе о Блоке очень важное, единственное; незаурядна и роль их автора в отечественной культуре.
Как известно, М. А. Бекетова (1862—1938)—тетка Александра Блока, родная сестра его матери, писательница и переводчица, первый биограф поэта, мемуарист культурного «гнезда» Бекетовых.
В чем объяснение долговечности биографических сочинений М. А. Бекетовой? Ведь хотя в литературе о Блоке они используются очень широко, но репутация автора нередко остается на уровне почему-то сложившегося образа добросовестной, обстоятельной, несколько наивной «тетушки» великого поэта. О самой же Марии Андреевне мы знаем, к сожалению, весьма мало. И должны сейчас вспомнить имена, воплощавшие культурную традицию, на которую опирались и поэт, и его биограф. И прежде всего Андрея Николаевича Бекетова (1825—1902) —отца сестер Бекетовых, деда поэта, видного ученого-ботаника и общественного деятеля, ректора Петербургского университета в 1876—1883 годы.
5
Обратимся к «Автобиографии» (1915) Александра Блока. Центральное место отдано в ней корням, истокам, и в первую очередь «бекетовскому» началу. С гордостью говорит поэт о семье, в которой вырос, о тех, к кому возводил свою духовную родословную. Этим чувством кровной принадлежности русскому демократическому гуманизму, русской передовой интеллигенции жила и М. А. Бекетова. И нерушимые нравственные ценности олицетворялись близкими людьми. Тут не только история семьи, рода, но и история русской культуры, история России. Имена, о которых идет речь,— это «ключи» к духовному миру Бекетовых и Блока.
Каждое из называемых имен (о них и книги М. А. Бекетовой) — это не просто фактическая справка, но и «знак» целого мира, это имя — звук, «звук понятный и знакомый, не пустой для сердца звук», как говорил Блок, для которого по-особому звучала и «музыка старых русских семей» — Бакуниных, Соловьевых, Бекетовых, Карелиных.
«Старинные понятия о литературных ценностях и идеалах», свой-, ственные, по определению Блока, семье Бекетовых, испытывают сильное воздействие новых веяний, которые пришли, в частности, вместе с возникновением русского символизма. Блок и Белый в раннюю пору принадлежали к младшей его ветви. М. А. Бекетовой нужно было пройти испытание художественной и всякой иной новизной, небывалым временем, новыми нравами, стремительными переменами.
М. А. Бекетова наследовала духовные ценности и умения «старых русских семей», и вместе с тем ее становление шло на изломе традиции, в конце XIX — начале XX века, на рубеже эпох. Марии Андреевне было 18 лет, когда родился Блок, и 31 год, когда поэт впервые опубликовал свои стихи. Маленькому племяннику исполнилось два года, когда «тетя Маня» впервые выступила в печати как переводчик. Творческое развитие Блока М. А. Бекетова увидела и пережила в свои зрелые годы. Первая ее книга о поэте вышла, когда автору было шестьдесят лет.
В «Автобиографии» Блок писал: «От дедов унаследовали любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении их дочери — моя мать и ее две сестры. Все три переводили с иностранных языков». И там же: «Мария Андреевна Бекетова переводила и переводит с польского (Сенкевич и мн. др.), немецкого (Гофман), французского (Бальзак, Мюссе). Ей принадлежат популярные переделки (Жюль Берн, Сильвио Пеллико), биографии (Андерсен), монографии для народа (Голландия, История Англии и др.), «Кармо-зина» Мюссе была не так давно представлена в театре для рабочих в ее переводе».
Блок хорошо знал литературную работу Бекетовых, в том числе и Марии Андреевны, высоко ценил уровень и направленность этой работы, сочетание демократизма и культуры в ее книгах и переводах. В автобиографии поэт стремился рассказать о том, что сделано Бекетовыми, и одновременно подчеркнуть, на какие духовные ценности ориентируется он сам вместе со своими близкими.
Такова главная основа, на которой зиждутся труды М. А. Бекетовой о Блоке,— унаследованная «от дедов» культурная, нравственная, духовная традиция, идеалы передовой русской интеллигенции.
Но была, как всегда, и решающая для творческого человека личная предпосылка. Это склад характера Марии Андреевны, ее душа, сосредоточенность на одном заветном переживании. Тут мы можем
6
и обязаны оспорить устойчивую давнюю несправедливость по отношению к биографу Блока. И если не оспорить, то переосмыслить, ибо книги о поэте, дневник М. А. Бекетовой заставляют думать об их авторе по-новому и усомниться, не ошиблись ли люди, считавшие ее «неудачницей» от природы.
К такому мнению фактически присоединяется Георгий Петрович Блок (1888—1962), двоюродный брат поэта, талантливый литературовед, интересный писатель, который, однако, в силу каких-то родственных антипатий, сегодня нам не вполне ясных, относился к семье Бекетовых подчас с заметным недоброжелательством или не совсем объективно. В подобном духе написано им предисловие к публикации «Из дневника М. А. Бекетовой» («Литературное наследство», т. 92, кн. 3, М., 1982). Написано оно задолго до выхода названного тома и во многом не соответствует современным представлениям о семье, в которой вырос поэт. Мы не отрицаем в жизни Бекетовых драматизма и противоречий, которые подчеркивает Г. П. Блок, но видим их в ином контексте и масштабе, на ином уровне. И главное — в связи со всей историко-культурной значимостью «бекетовского гнезда», деятельностью каждого из родных и предков поэта, с общим нравственным устремлением семьи. В этом плане по-иному видятся, истолковываются индивидуально-психологические особенности характеров Бекетовых, которые окрашены старинным романтизмом, не признающим жизни вне идеала,
У Марии Андреевны Бекетовой был подлинный человеческий дар — дар любить беззаветно, безответно и самоотверженно. Ведь за это и называли ее «неудачницей». В ее любви не было и малой доли житейского инстинкта. Напротив, это чувство со слепой одержимостью обращалось именно к тому, что невозможно, безнадежно, несбыточно. А верности ее не было предела. И когда она понимала, что надежды не остается никакой, ее любовь становилась еще сильней, еще одержимей, хотя, казалось бы, большую страсть представить уже было немыслимо. Она умела любить тайно, только во имя любви, и ее любви хватало, чтобы превозмочь одиночество. И в свете ее любви иными становились даже те, кто обделен способностью любить. Это, в сущности, о ней, о таких, как она, сказал Блок, что «только влюбленный имеет право на звание человека». Таким человеком была Мария Андреевна Бекетова; всегда любящей—ее душа. И в этом заключалась величайшая жизненная удача Марии Андреевны, и оттого она смогла создать свои книги о поэте.
Сфера чувств, увлечений, любви М. А. Бекетовой называется одним именем: музыка. Не здесь ли проходил и ее путь к Блоку? Ведь и поэт свою любимую стихию именовал «музыкой», во всем он слышал «музыку», но скорее в символическом, художественно-философском, а не в специальном смысле (он к тому же полагал, что у него нет музыкального слуха). Марии Андреевне не дано было стать ни музыкантом, ни композитором, хотя занятиям музыкой она отдала многие годы, лучшие дни, часы своей жизни. В этом ее любимом деле Марию Андреевну «преследовали неудачи», если иметь в виду цели профессиональные, но без погружения в стихию музыки — и наедине, и с друзьями, в концертах — она не смогла бы, как мы теперь сознаем, постигнуть мир Блока, расслышать ритмы судьбы поэта, найти созвучие и с его душой, и с душой его матери. Так «неудача» в профессиональном смысле готовила творческую удачу М. А. Бекетовой, ибо простота ее книг музыкальна, а восприятие жизни и культуры «в духе музыки» необычайно родственно Блоку. Музыка — и стихия, но она и мера, число, порядок. Это и «душа мира», говоря романти-
7
чески, это и гармония, строй, единство. Мария Андреевна жила в мире музыкальных идей и образов, и музыка вела ее к Блоку. Вне музыкальной культуры, вероятно, и непредставима та органичность, с какой М. А. Бекетова в своих книгах живет в круге блоковских представлений и привязанностей. Для этого недостаточно быть «тетей Маней», которая находилась рядом и «все знает»; тут необходимо особое, музыкальное знание, без него Мария Андреевна не смогла бы ничего рассказать о поэте, «сыне гармонии».
Вообще, если присмотреться, музыкально близки, созвучны (иногда и противоречиво), так или иначе необходимы Блоку становились люди, которые в общепринятом житейском смысле считались «неудачниками». А между тем это были, бесспорно, незаурядные личности. Например, человек очень сильный, своеобразный, жена поэта — Любовь Дмитриевна Блок, урожденная Менделеева (1881—1939), безуспешно, как полагают, пытавшаяся воплотить свою мечту о театральной сцене, о поприще актрисы, но оставившая в рукописи ценный труд о балете '; или ближайший друг Блока — Евгений Павлович Иванов (1879—1942), человек незаменимый в духовном общении с поэтом, литератор, известный лишь исследователям творчества Блока и Белого, их окружения. Эти такие разные, даже противоположные люди совпадают, думается, в том, что главным для них была верность себе, своей внутренней жизни, истине своего переживания, своей судьбе, и перед этим, видимо, для них отступала удача во внешнем воплощении. Но в жизни Блока такие люди занимали огромное место, с ними он «музыкально» связан, а люди житейского успеха обычно оказывались духовно далеки от поэта.
Мария Андреевна Бекетова, с ее «неудачей» во внешнем воплощении и с ее напряженной внутренней жизнью, жаждой нравственного самосовершенствования, тоже «музыкально» в течение многих лет, вернее — всю свою жизнь, постоянно общалась с Блоком. Поэт трагического мироощущения, пророчивший «неслыханные перемены, невиданные мятежи», Блок чуждался людей благополучных; он считал, что в такое время стыдно быть удачливым, и внутренне связан был с теми, кто противостоял довольству «сытых». И поэта больше чувствовали, понимали люди тревожные, обостренно совестливые, неустроенные. В семье Бекетовых мать поэта, Александра Андреевна, была натурой особенно чуткой, неспокойной. В автобиографии Блок говорит: «...Матери моей свойственны были постоянный мятеж и беспокойство о новом, и мои стремления к musique находили поддержку у нее». Мария Андреевна была по характеру другим человеком, более упорядоченным, систематичным, но ее доброта, самоотверженность, музыкальность открывали перед цей мир Блока, душу матери поэта. Марии Андреевне было дано любить и понимать поэта, быть другом его матери. Таков ее нелегкий пожизненный дар, воплощенный в книгах о Блоке.
Драматизм личной судьбы Марии Андреевны словно бы готовил ее к блоковской теме. Жаль, что не опубликованы страницы дневника М. А. Бекетовой, рассказывающие о переживаниях влюбленной девушки. Тогда мы узнали бы не только о безответной, «несчастной» страсти, но и о душевном богатстве, о верности и красоте. Дневник ее открывается записью, относящейся к октябрю 1887 года, когда 25-летняя Мария Андреевна побывала на концерте с участием итальянского композитора и музыканта Беньямино Чези. Десять лет ведет-

1 См.: Л. Д. Блок. Классический танец. История и современность, М., Искусство, 1987.
8
ся дневник любви, о которой долго никто не знал.:. В 1897 году в жизнь Марии Андреевны входит композитор, музыкальный критик Семен Викторович Панченко (1867—1937), ставший близким знакомым семьи Бекетовых, молодого Блока. Удивительно чистым, высоким и опять-таки безнадежным было чувство Марии Андреевны к человеку, о котором она пишет и в дневнике, и в своих «блоковских» книгах, говоря: «Это был ненасытный искатель, человек с большой волею, бессребреник-скиталец». Когда-нибудь лирические страницы дневника М. А. Бекетовой будут читать как исповедь любящего сердца. В жизни Марии Андреевны, не знавшей личного счастья, посвятившей себя родным, нет того, что требовало бы покаяния и прощения, но все заслуживает благодарности.
Семья Марии Андреевны — семья Бекетовых; своих детей у нее не было, и самыми близкими ей людьми становятся сестра Александра Андреевна (Аля) и племянник — «Сашура», «Дитя», «Детка» — так звали поэта родные. Обо всем этом рассказывает дневник М. А. Бекетовой. В нем — душевные, биографические предпосылки ее книг о Блоке. И можно даже начать читать наш сборник с дневника Марии Андреевны, чтобы войти в предысторию ее мемуарных трудов. В феврале 1920 года, живя в Луге, тетушка посвятит племяннику стихотворение «Ал. Блоку» и в нем, еще до написания своих книг, подытожит все, о чем рассказывают и ее дневник, и воспоминания. Не претендуя на поэтические достоинства, эти строфы звучат как волнующий документ — свидетельство любви, которая продиктовала Марии Андреевне и книги о поэте (стихи опубликованы в «Литературном наследстве», т. 92, кн. 3).
На детство нежное твое С улыбкой я смотрела, Твой первый лепет, первый стих В душе запечатлела.
Прекрасной юности твоей Расцветом любовалась... О, как светло твоя заря Над миром занималась!
При мне цвела твоя любовь В годину упований, При мне мужал и креп твой дух В горниле испытаний.
Так жизнь моя сплелась с твоей Стезею непрерывной, И рос твой дар вблизи меня, Таинственно призывный.
И я, дыханье затаив, Стихам твоим внимала, Ловя пленительный напев, Их тайну постигала.
Таковы первые пять строф этого стихотворения; далее следуют еще четыре, завершаемые уверением: «Моя молитва и любовь всегда, везде с тобою». Собственно, это и лейтмотив дневника Марии Андреевны, начиная с признания: «Весь свет мой извне в Сашуре и
9
в Але» (1900). И затем: «Люблю их обоих до крайности...» (1901) ... «Моя любовь к Але и Сашуре все зреет» (1902). И еще много добрых, ласковых слов о Блоке и его матери... Запись 1907 года о Блоке: «Как я его люблю. Это что-то редкостное». Но, конечно, любовь Марии Андреевны не в одних излияниях восторженных чувств; ведь у нее немало и горьких, горестных, тяжелых записей в дневнике. «Трудно с ними» (1906). Мария Андреевна нередко жалуется на жестокость близких и любимых людей. Но суть в том, что она и в самые нелегкие минуты видит Блока, его мать, родных и близких поэта глазами любящими, понимающими, страдающими. Только глазами любви можно столь многое увидеть. И все чаще Мария Андреевна смотрит на происходящее со стороны Блока, исходя из его восприятия и его развития, из его жизненной и творческой драмы.
Эта драма запечатлена в дневнике М. А. Бекетовой непосредственно в момент развертывания, и притом, в сущности, одним из ее участников, хотя и свидетелем, летописцем. Так уже в дневнике Мария Андреевна обдумывает, переживает тот жизненный и творческий сюжет, что составит содержание ее позднейших, итоговых книг. Все они посвящены, как и дневник, единой и одной драме — семейной, творческой, исторической — нераздельно. И герои одни и те же во всех повествованиях М. А. Бекетовой, но сюжет разворачивается в разных формах и на разных уровнях. Главным и центральным образом везде у Марии Андреевны является Александр Блок — в широких жизненных взаимосвязях. Дневник, будучи наиболее ранним и наиболее «фотографическим» сочинением, позволяет увидеть истоки книг М. А. Бекетовой и оценить ее работу, которая поднимается над сумятицей фактов и вместе с тем погружена в атмосферу достоверности. Мария Андреевна уже в дневнике стремится быть историком. Она летописец характеров, судеб, событий, внимательный свидетель разного рода веяний, настроений, интересов, идей начала двадцатого века.
Невольный историзм дневника М. А. Бекетовой не только там, где она рассказывает о начале первой русской революции 1905 года в Петербурге или о других общественных событиях, фактах, встречах, спорах своего времени. Это, безусловно, очень важные, убедительные штрихи в дневнике современника величайших исторических движений и переворотов. Но ведь большинство страниц дневника, естественно, это события, разговоры, конфликты в семейном кругу, в среде родных и друзей. А между тем, как узнается эпоха... Иногда кажется, что это фрагменты чеховских пьес. Или чувствуешь, что происходящее уже не вмещается в эти исторические рамки и овеяно блоковской тоской и мечтой. И даже там, где быт, где житейские изломы, повседневность,— в психологии будней драматично звучит нота исторической судьбы, смены поколений, уходящей жизни, наступающего завтра. Притом ведь Мария Андреевна живет художественными интересами, очень близкими Блоку, и, читая ее дневник, мы узнаем о событиях в жизни поэта, в литературно-артистической среде не ретроспективно,— для нас это такие же новости, как и для автора дневника, пусть мы и знали, слыхали об этом, но вот перед нами только что свершившееся...
М. А. Бекетова рано почувствовала, что все связанное с Блоком отмечено каким-то особым знаком. И она ощущала все события жизни поэта и его близких в ключе историческом, если можно так сказать. Бекетовы вообще были летописцами собственной жизни, вели дневники, записки, оставили рассказы, письма, исповеди, стихи. Мария Андреевна рано ощутила, что бекетовская и блоковская темы
10
имеют свой драматический сюжет, свою историческую судьбу. И она пристально — не только во внешнем, но и в духовном смысле — следила за развитием этого сюжета, этой драмы, как будто предчувствуя, что ей назначено запечатлеть теперешнее, когда боль и радость станут былым.
Войдя в дневники Марии Андреевны, останутся героями ее книг и Александр Блок, и Александра Андреевна, и Любовь Дмитриевна, и Андрей Белый, и Наталия Николаевна Волохова, и многие другие лица, имена, силуэты. Со всеми перипетиями сложных взаимоотношений, столкновениями несхожих характеров, поворотами роковых судеб. И со всем терпением, пониманием и любовью Марии Андреевны: «И как я люблю людей вообще, а в частности, я их никогда не обижаю и отдельных умею любить сильно и хорошо» (14 ноября 1903). Правда, Марию Андреевну упрекали за излишнюю рассудительность, за трезвое здравомыслие. Она не принимала «кривляние и фальшь» расхожего декадентства, ее утомляли бесконечные «разговоры о Боге и Антихристе», и она заявляла: «Чужды мне все их взгляды, их мистицизм, их отношение к жизни» (4 июля 1906). Это не значит, конечно, что Марии Андреевне дано было верить только в простейшую реальность,— она поняла и приняла блоковский романтизм, «таинственно призывный». Но бекетовская и карелинская «жизненность» уберегла книги М. А. Бекетовой от символистской мистической выспренности. Блок у нее принадлежит не группе, не течению, а России. Еще в августе 1906 года Мария Андреевна записывает: «Сашура говорит о величии социализма и падении декадентства в смысле ненужности. За общественность, за любовь к ближним. До чего мы дожили».
Минули годы. Совершилась Великая Октябрьская революция. Отошла в прошлое старая эпоха и началась совершенно новая, социалистическая. Прозвучали блоковские «Двенадцать» и «Скифы». Поэт верен своему девизу: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию». Словом и делом подтвердил он свой знаменитый ответ на вопрос: «Может ли интеллигенция работать с большевиками?» — «Может и обязана»,— сказал Александр Блок. И работал на революцию, по одну сторону баррикад вместе со всем рабочим народом, который шел «державным шагом».
7 августа 1921 года обрывается короткий по времени, великий духовно и творчески путь поэта, не дожившего и до сорока одного года... И вот через несколько месяцев Мария Андреевна Бекетова берется за написание первой биографии Блока. В конце рукописи стоит дата: 17 июня 1922 г. Годы не прошли напрасно и для Марии Андреевны. За ее плечами было уже сорок лет работы в литературе, а к написанию книги о поэте она готовилась, по сути, всю свою жизнь, о чем убедительно свидетельствует дневник. Вместе с Блоком и его близкими, вместе с народом Мария Андреевна перешагнула исторический рубеж 1917 года и вошла в новую эпоху, стала советским литератором. Никто лучше ее не смог бы тогда рассказать о жизни великого поэта России и Революции. Глубоко пережила она безвременную смерть Блока, дни прощания с любимым своим племянником, который был для нее сыном, а теперь принадлежал всем...

И вот зажглась твоя звезда
Высоко надо мною
И в блеске славы поднялась,
Сияя над толпою.
11
Так писала М. А. Бекетова в феврале 1920 года; теперь необходимо было рассказать людям об этой звезде, не о родственнике — о поэте и человеке, ставшем достоянием национальной и мировой культуры. Это Мария Андреевна прекрасно понимала.
«Александр Блок. Биографический очерк» — просто, строго и значительно называется первая книга М. А. Бекетовой о поэте. И внешне, и по существу это, казалось бы, совсем не воспоминания. Редки и сдержанны штрихи открыто мемуарные, личные. Книга написана в объективном тоне и стиле, но вся изнутри освещена личной памятью о Блоке, сердечным отношением к поэту и человеку, непосредственным знанием того, чего не добудешь ни в каких библиотеках и архивах. Конечно, Мария Андреевна с ее добросовестностью тщательно изучила материалы, которые хранились дома, в семье и в значительной степени были, вероятно, так или иначе известны ей раньше; помогали, несомненно, и свои дневниковые записи. Но книга написана с тем полным знанием, какое не дается никаким изучением; это знание неизмеримо больше того, что сказано на ее страницах словами, но читатель постоянно чувствует это глубочайшее знание, и оттого книга словно бы шире и больше своего сжатого текста. Книга, будучи объективным очерком, серьезной монографией, несомненным исследованием (хотя и без претензии на научность, академизм), написана вместе с тем «от себя», прямо, от своего личного знания, от своей живой памяти и представляет редкий по естественности сплав воспоминания, раздумья и постижения. А сдержанный стиль книги только убедительней говорит о личном отношении ее автора к своему герою. «Сокрытый двигатель» чувствуется во всем: это любовь и к великому поэту, и просто к маленькому Сашуре, и просто к близкому человеку... И еще — неостывшая горечь утраты... Мария Андреевна завершает свой рассказ словами: «Эту книгу я писала не в одиночестве, я не могла бы довести ее до конца, если бы мать и жена поэта не помогли мне своими советами и воспоминаниями о том, что мне было неизвестно или неясно. Эта летопись жизни его написана нашей любовью».
Летопись жизни... Таков замысел и жанр книги. И он отвечает взгляду Блока, соединявшего в понятии «музыка» и стихию, и меру. Рецензируя одну из книг о В. А. Жуковском, поэт сетовал на отсутствие в ней «столь необходимой при изучении каждого классика хронологической канвы». В автобиографии Блок подчеркивал: «Каждый год моей сознательной жизни резко окрашен для меня своей особенной краской». И М. А. Бекетова строит свое повествование четко в хронологическом порядке, год за годом, так что выделены и периоды жизни, и отдельные годы. А то, что поэт называл «нечислимым временем», музыкальным, дано в атмосфере книги, которая внешне не претендует на большее, чем хроника событий. Вспомним, что Блок советовал артистам подойти к великому искусству прошлого «с открытой душой», «без гордости и в меру своих сил», встать на «путь самоумаления, путь скромности», то есть (если мы правильно понимаем поэта) довериться искусству. К такому пути Мария Андреевна была готова и в силу своей нравственной природы, и в результате сложившегося у нее высокого и проникновенного отношения к поэзии Блока, к самому поэту и его близким. Мы вправе сказать, что во всех своих книгах о поэте М. А. Бекетова избрала «путь скромности». Но в сочетании с ее знанием, чуткостью и тактом путь этот дал труды, исполненные значительности и достоинства. Разгадка творческого успеха, видимо, в том, что, доверившись внутренней логике времени, воплощенного в жизни Блока, М. А. Бекетова открыла эту
12
жизнь как произведение искусства, как драму судьбы, драму свершенного «назначения поэта» («О назначении поэта» — неслучайное, мы знаем, название пушкинской речи Блока). Это путь поэта к революции, в наши дни, в грядущее.
Но этим не исчерпываются задача и смысл биографического очерка М. А. Бекетовой. В основе ее повествования — принцип органического развития, становления, роста. Вспомним строки Ма^ии Андреевны: «...При мне мужал и креп твой дух в горниле испытаний...» «И рос твой дар вблизи меня...» «Их тайну постигала...» В центре книги — раскрытие и постижение поэтического дара. Не самого по себе, а как явления культуры, эпохи, как общего достояния, возникающего личностно и в определенной среде; это путь поэта в истории. Книга об Александре Блоке лаконична. Но здесь и житейские события, и факты творчества, и черты характера, и ряд портретных зарисовок, и человеческие взаимоотношения, и Петербург, и Шахматово, места жизни и деятельности, и художественные веяния, и лите-ратурно-общественные коллизии, и социальные перевороты. Автор книги — человек новой эпохи, и герой книги — поэт не только минувшего, но и нынешнего времени. Биограф стремится в духе Блока «сопоставлять факты из всех областей жизни», создавая «единый музыкальный напор». Может быть, слово «напор» к стилю М. А. Бекетовой не совсем подходит, но музыкальное единство в ее книге образуется. Следуя пушкинскому совету, Мария Андреевна оставляет «любопытство толпе» и ведет свою летопись «заодно с гением», хотя и не стесняет себя тематически. Речь в книге идет именно о явлении культуры, воплощенном в облике, судьбе и творчестве очень близкого, любимого человека. Мудрость, такт, бережность повествования сочетаются с его благородной непринужденностью (бесконечно чуждой развязности), искренностью. Во всем дышит большая внутренняя культура. Мария Андреевна создавала свою книгу, ощущая на себе взгляд поэта. Так сложилась первая биография Александра Блока. В написании ее принимала участие мать поэта.
25 февраля 1923 года скончалась Александра Андреевна Кублиц-кая-Пиоттух, мать Александра Блока, родная сестра Марии Андреевны Бекетовой, для которой она была очень близким другом. И Мария Андреевна задумывает новый труд о поэте в необычном плане: о поэте и его матери. «Сочувствие, с которым принята была в публике моя книга об Александре Блоке, заставляет меня продолжать писать в том же духе, добавляя свой первый очерк новыми матерьялами»,— говорит автор в предуведомлении к книге «Александр Блок и его мать». Заключение датировано 14 июня 1923 года. Однако новая книга не стала простым продолжением биографического очерка. Прощание с матерью поэта, «столь близкой ему по духу и по натуре», обратило память Марии Андреевны к раздумьям о первоистоках личности Александра Блока, о наследственной тайне души и характера поэта.
И здесь Мария Андреевна исходит из определенного блоковского взгляда и понимания: «дитя» и «мать» в поэтическом мире Блока — ключевые образы человеческой судьбы, а детство — колыбель человеческой души, залог будущего, запас «добра и света», «фон для жизни в миру». Сохранить в душе «вечное детство» — и значит быть художником, верил Блок. И не случайно Мария Андреевна посвящает первую часть своей книги детству поэта. Автор отмечает: «Портреты и группы, собранные в этой книге, должны были появиться в моей биографии, но не вошли туда по не зависящим от издателя обстоятельствам. Я начну с пояснений и воспоминаний, касающихся этих портре»
13
Тов». В такой незамысловатой, без претензий, описательной форме, в форме пояснений к фотографиям М. А. Бекетова ведет, по сути, исследование детской психологии будущего поэта. Да, тетушке дорога каждая подробность жизни, облика, характера милого племянника, но детальность и внимательность рассказа о мальчике, юноше — это не сентиментальное любование, а продуманное утверждение громадной и самостоятельной ценности личности ребенка вообще. Этот рассказ имеет большое нравственное и философское значение. А для всех, кому необходим Александр Блок, это — бесценное открытие самых глубоких истоков поэтического мира, пролог творчества и судьбы, детские и отроческие сочинения. Это не только мило, прелестно, это очень важно, очень серьезно, если вдуматься. Да, так мы и чувствуем с первых строк... «На Саше сшитое матерью синее с зеленым шерстяное платьице...» Будем внимательны: вот человек, и что с ним станет?.. Мы все знаем заранее, что произошло, но ребенок всегда неизвестность. И мы возвращаемся к неизвестности, к загадке...
Книга «Александр Блок и его мать» раздвигает границы биографического очерка вширь и вглубь, касаясь не только детства и отрочества будущего поэта, но и юности, и начала творчества, и первого признания в кругу Соловьевых и Белого, и ряда более поздних эпизодов, включая и путешествия, и любовь к животным, и последние выступления... Некоторая «неупорядоченность» воспоминаний и заметок М. А. Бекетовой, незаданность, непринужденность в сочетании с естественной достоверностью («жизнь в мимолетных мелочах») по-своему дополняют более сжатый биографический очерк, хотя и в нем немало живых штрихов.
Сложная задача решается во второй части книги — «Мать Александра Блока». Образ матери поэта нарисован во всех трех «блоков-ских» работах М. А. Бекетовой, в ее дневнике. Но тут перед нами фактически отдельная книга в книге, целое исследование, биографическое, психологическое, нравственное, историческое. И в итоге — социальное. Это своеобразная и драматичная повесть о судьбе одаренной русской интеллигентной женщины на рубеже веков. Рассказ идет о матери поэта, о том, что ее связывало с ребенком, с юношей, с художником,— и с «Сашурой», и с «Деткой», и с Александром Блоком,— о том, что наследовал поэт и в характере, и в традициях, и в стремлениях, и во вкусах. И как это материнское наследие сочетается или сталкивается с иным, отцовским. Даже если мы захотим и сумеем в чем-то оспорить суждения Марии Андреевны, они для нас— первоисточник: то, что помнит, знает и понимает она, уже никому сегодня не дано. Но одно, вероятно, неоспоримо: в ее книгах создан глубокий образ матери поэта, передавшей сыну не только черты характера, психики, но и драму своей жизни. И нервная болезнь Александры Андреевны воспринимается как болезнь нравственная, социальная: это потрясенность нежного и впечатлительного существа несчастьем, неправдой, фальшью. Иногда говорят, что у Блока тяжелая наследственность, имея в виду и отца, и мать поэта... Но разве не этот наследственный драматизм во многом и создал психику поэта?.. Книги М. А. Бекетовой, обильные не только любовью, светом, но и трудным, неприкрашенным биографическим материалом, это размышления над загадкой рождения души, характера, творческого дара каждого человека; в данном, индивидуальном случае — великого поэта.
Во всех своих «блоковских» книгах М. А. Бекетова—прежде все-
14
го историк, исследователь, летописец. Если дневник Марии Андреевны— это непосредственная летопись повседневной жизни автора и его близких, то биографическая хроника — история жизни и творчества поэта, а вторая книга — «Александр Блок и его мать» — история детства, детской души, предыстория судьбы поэта в судьбе ребенка и его матери.
Третья книга М. А. Бекетовой о Блоке — история семейного «гнезда» Бекетовых в тесной связи с жизнью и творчеством поэта. На последнем листе рукописи авторская помета: «Ленинград, 1930 г.». Название — «Шахматово. Семейная хроника» (черновой вариант называется «Шахматово и его обитатели»).
Известный советский писатель Владимир Солоухин в очерке «Большое Шахматово» пишет, что в «Семейной хронике» М. А. Бекетовой воссоздана «именно та обстановка, в которой оказался Блок, когда появился на свет и сделался еще одним шахматовским обитателем». И дальше: «Как хорошо, что теперь этот документ существует! Одно дело, что мы получаем из него полное представление о шахматовском доме, другое дело, что он окажется бесценным, если дело дойдет до восстановления Шахматова! И только ли дом! Вся усадьба, заборы, калитки, службы, околицы, клумбы, садовые растения, скотный двор, ледник, каретный сарай... И как все это расставлено, расположено и каково на вид — все, все описала Мария Андреевна в своей хронике». Писателя привлекла историко-бытовая достоверность труда М. А. Бекетовой, он ощутил и скромное обаяние «Семейной хроники»: «Когда читаешь шахматовскую хронику, хранящуюся в музейном фонде в виде рукописи, и сознаешь, что мало кто пока может ее прочитать.., рождается соблазн выписывать из нее как можно больше». Владимир Солоухин цитирует пространные описания «добросовестнейшей Марии Андреевны Бекетовой». Думается, что это уже оценка со стороны не только документальной, но и литературной. М. А. Бекетова органически связана с той традицией русского очерка, что близка и автору «Владимирских проселков».
М. А. Бекетова выросла в атмосфере отечественной классики, воспитывавшей чувство Родины, убеждение, что поэзия, литература, искусство кровно соединены с родной землей, природой, с народом. И для своей третьей блоковской книги она выбрала темой историю того места, которое явилось в жизни поэта его «окном в Россию». Опять-таки одно из ключевых в судьбе Блока слов, понятий, образов... Шахматово... «Старый дом глянет в сердце мое...» Соловьиный сад... На вопрос семейной анкеты «Признания» — «Место, где я хотел бы жить»,—летом 1897 года Блок отвечает: «Шахматово». И в 1918 году, когда поэт уже не бывал там, он записывает: «Снилось Шахматово...» В течение 36 лет, вплоть до 1916 года, Блок приезжал ежегодно в Шахматово, проводя здесь обычно летние месяцы, подчас с весны и до осени. Об этих местах вспоминал он в 1921 году в последних набросках «Возмездия»: «И всей весенней красотою сияет русская земля...» (вариант — «московская земля»). В жизнь семьи Бекетовых подмосковное Шахматово вошло с лета 1875 года (приобретено в октябре 1874 года). Так что Мария Андреевна Бекетова выбрала для своей третьей «блоковской» книги тему весьма существенную. Она писала «Семейную хронику», когда в стране шла индустриализация и коллективизация, и могло показаться, что никому не нужны описания тропинок «благоуханной глуши», старого дома и сада, рассказы о хозяевах и гостях ныне брошенного, заросшего Шахматова, об окрестных деревнях и крестьянах. Прозорливость Марии Андреевны сказалась в собственном понимании и в предчувствии
15
нашего понимания того, что с Шахматовом связаны духовные ценности долговременного свойства. Это то, что соединяет Блока с глубиной и простором России, с народным истоком ее героической судьбы. И вместе с тем неотделимо от таких основ, как дом, семья, земля, сад.
В предисловии к первой полной публикации «Семейной хроники» («Литературное наследство», т. 92, кн. 3) известный исследователь творчества Блока и литературы начала века 3. Г. Минц подчеркивает, что «Бекетова исходит из чувства самостоятельной культурной ценности «бекетовского дома», а с другой стороны, «буквально каждая строка «Хроники» дышит Блоком..., оказывается необходимой для уточнения и углубления наших знаний о нем». Отношения с местными крестьянами, характеристика соседних деревень и сел, бекетов-екая и блоковская «культура цветов», ощущение природы, культурное окружение Бекетовых и Блока, широкая портретная галерея — от деда Блока, ученого и общественного деятеля, до местного крестьянина,— всем этим не исчерпывается «Семейная хроника». 3. Г. Минц справедливо отмечает, что в объяснении судьбы Шахматова М. А. Бекетова стоит на позиции Блока эпохи «Интеллигенции и Революции». Постижение Революции — критерий высокой культуры, считал Блок. «Хроника» заключается мужественным историко-социальным выводом: «Итак, Шахматово не только радовало, но и учило поэта». Перед нами, как и в других книгах М. А. Бекетовой, снова предстала эпоха, духовное достояние которой в своих лучших воплощениях устремлено к нашим дням, в будущее. Александр Блок связует времена; Петербург и Шахматово — «два крыла» в судьбе поэта.
Разумеется, в книгах М. А. Бекетовой есть что оспорить, уточнить с нынешней точки зрения. Но во-первых, Мария Андреевна стремится ограничить свою роль добросовестным свидетельством летописца, хотя, конечно, ее симпатии всегда очевидны. Кроме того, суждения М. А. Бекетовой — это тоже документы, с ними надо считаться, в них надо вникать. Общие же, главные представления Марии Андреевны — о значимости духовной культуры Бекетовых и Блока — выдержали испытание временем. Вместе с тем следует, конечно, иметь в виду, что приводимые в данном издании фрагменты писем, дневников всегда несут отпечаток субъективных настроений, понятных лишь в контексте времени и творчества.
Мария Андреевна Бекетова создавала свои летописи в 20—30-е годы. Первый биограф великого русского поэта, одного из славных зачинателей советской литературы, она запечатлела живой облик Александра Блока, все, чем дорожил поэт.
Ст. Лесневский