ХРК-420. Радищев А.Н. Избранные произведения - 2.Художественная русская классическая и литература о ней - Библиотека C4 - Каталог Библиотеки

Главная » Статьи » Библиотека C4 » 2.Художественная русская классическая и литература о ней

ХРК-420. Радищев А.Н. Избранные произведения

Раздел ХРК-420

А.Н. Радищев

ИЗБРАННЫЕ СОЧИНЕНИЯ

— Москва-Ленинград, Государственное издательство Художественной Литературы, 1949г,856с., ил., портр., тираж 75тыс. экз
Сост., вступ. статья Г.П.Макогоненко.

|Портрет

От редактора

Все собранные в данном томе сочинения А. Н. Радищева заново отредактированы и приведены в соответствие с современной орфографией и пунктуацией, за исключением тех случаев, когда необходимо было сохранить особенности произношения и смысловые оттенки литературного языка восемнадцатого столетия. В целях облегчения восприятия текста прямая речь, печатавшаяся в авторских изданиях в строку, выделена и дается с абзаца.

Тексты, объединенные в разделах «Проза», «Поэзия» и «Философия», даны по Собр. соч. А. Н. Радищева издания Академии Наук СССР, т. I, М. — Л., 1938, т. II, М. — Л., 1941 с устранением имевшихся там опечаток. Письма А. Н. Радищева из сибирской ссылки сверены с оригиналами.
«Неопубликованные произведения» печа-' таются по рукописям, хранящимся в Лен. отделении Института истории АН СССР. «Следственное дело» печатается с подлинных документов. «Записки путешествия в Сибирь» и «Дневник путешествия из Сибири», сохранившиеся в искаженной писарской копии, проверены по географическому атласу восемнадцатого пека и печатаются в исправленном виде.
Карта пути Радищева в сибирскую ссылку составлена П. П. Померанцевым.

Содержание:
Г. Макогоненко — Александр Радищев
От редактора

ПРОЗА
(О самодержавстве)
Дневник одной недели
Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего
Житие Федора Васильевича Ушакова
Путешествие из Петербурга в Москву
Беседа о том, что есть сын отечества.
[Положив непреоборимую преграду...] .

ПОЭЗИЯ
Вольность. Ода.
* Эпитафия.
„Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?".
„— Почто, мой друг, почто слеза из глаз катится".
„Час преблаженвый".
Журавли. Басня.
Осмнадцатое столетие.
Сафические строфы.
Идиллия.
Песня .
Ода к другу моему.
Молитва .
Творение мира. Песнословие .
Бова. Повесть богатырская стихами.
Песни, петые на состязаниях в часть древним славянским божествам.
Песнь историческая.

ФИЛОСОФИЯ
О человеке, о его смертности и бессмертии.

ПИСЬМА ИЗ СИБИРСКОЙ ССЫЛКИ
Письма 1—50 .

НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Опыт о законодавстве .
О добродетелях и награждениях.
К российской истории.
[Разрозненные заметки].

ПРИЛОЖЕНИЯ
Материалы следствия по делу Радищева.
Завещание Радищева.
Перевод Радищева из Илимска в Немцово.
Записки путешествия в Сибирь.
Дневник путешествия из Сибири.

Примечания .
Словарь .
Объяснение устаревших слов и выражений.
Перечень иллюстраций.

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

АЛЕКСАНДР РАДИЩЕВ

1
Александр Николаевич Радищев родился 31 (20) августа 1749 года в отцовской деревне Верхнее Аблязово, Саратовского наместничества Кузнецкого уезда (ныне Пензенской области). В кругу родной семьи Радищев провел только первые семь лет своей жизни, затем был отправлен учиться сначала в Москву, потом в Петербург и, наконец, з Лейпциг.

«Начальное образование души» падает на период пребывания в Верхнем Аблязове. Отец — Николай Афанасьевич — человек образованный, начитанный, знавший три или четыре иностранных языка, был рачительным, твердым, решительным, но справедливым хозяином. Занятый больше имением, нежели воспитанием детей, Николай Афанасьевич ограничивал воспитание своих двух старших сыновей — Моисея и Александра — преподаванием «учения любомудрия своим примером». Рожденный «с чувствительным сердцем», Александр еще мальчиком остро1 воспринимал первые впечатления жизни, искренно привязавшись к тем, кто целиком находился во власти его отца, чья судьба зависела от прихоти и воли строгого барина, к тем, кто с утра и До ночи его окружал, — к дворовым и деревенским крепостным. Двое из этих крепостных были приставлены к нему с самой колыбели — нянюшка Прасковья Клементьевна и дядька Петр Мамонтов, который запомнился больше по прозвищу Сума. Дядька наставлял мальчика, водил вместе с деревенскими ребятами в лес по грибы да ягоды, рассказывал всяческие были об удалых «вольных молодцах», учил читать и писать, толкуя первые прочитанные книги — Часослов и Псалтырь. Прасковья Клементьевна по вечерам «обихаживала» набегавшегося, усталого мальчика, напевала песни, всегда мягкие, грустные, трогавшие чувствительного ребенка, западавшие в его сердце. Их-то — нянюшку и дядьку — и научился прежде всего любить Радищев, сохранив о них благодарную память на всю жизнь.

Дальнейшее воспитание должно было сложиться по обычаю дворянских семей того времени — приглашался француз, которому поручали детей. Завезен был француз и в Верхнее Аблязово. Но он оказался,— также в согласии с традицией, — невежественным, неграмотным беглым солдатом, которого пришлось выгнать. Должно было искать нового, более подходящего учителя-француза. Но дело неожиданно повернулось иначе. В Москве 23 апреля 1755 года в торжественной обстановке открыли первый русский университет. У дворянства, желавшего дать своим детям хорошее образование, появилась новая возможность. И ею спешили воспользоваться многие: в Москву повезли мальчиков и юношей для поступления в университет и гимназию при нем.

Потому-то семилетний Радищев попал в Москву. Состоятельный Николай Афанасьевич не пожелал отдавать сына в пансион и оставил его жить у Аргамакова, родственника директора университета. Дети же Аргамакова не ходили в классы, а занимались с преподавателями и профессорами университета и гимназии дома. С ними и учился Радищев. В открывшемся университете начиналось обучение по программе, составленной Ломоносовым, которая должна была подготовить новое поколение деятелей русской культуры, готовить «национальных достойных людей в науках». Из числа первых учеников университет дал Фонвизина, Новикова, Аничкова, Десницкого и немало других ученых, писателей, философов, просветителей, под идейным воздействием которых будет развиваться литература 70-х и 80-х годов. Радищев лишь формально не состоял в университетской гимназии, но воспитывался именно в этой, созданной Ломоносовым, атмосфере. Занятия с преподавателями гимназии и университета по общей программе, разбор на уроках словесности сочинений русских авторов — Ломоносова и Сумарокова в первую очередь, чтение газеты «Московские ведомости», посещение единственной в Москве книжной лавки при университете, несомненное посещение публичных экзаменов и диспутов гимназистов и студентов — все это включало Радищева в общеуниверситетскую жизнь.

Но жизнь мальчика, а затем юноши, не ограничивалась лишь учебными занятиями, общением с университетской молодежью и чтением книг. Наступали годы бурных политических событий,—они властно вторглись не только в жизнь дворянского общества, но и в жизнь семьи Аргамаковых, в жизнь Радищева, определив его судьбу.

13 сентября 1762 года в Москве состоялась коронация Екатерины II. За коронацией последовали двухгодичные торжества и праздники. В начале нх, 15 ноября 1762 года, Екатерина издала указ об определении в пажи «исключительно детей дворянских достоинств». В число сорока пажей, которые должны были находиться при Екатерине и наследнике Павле, был определен н Радищев, представленный директором университета Аргамаковым среди прочих отлично образованных юношей. Так круто изменилась судьба Радищева — он был вынужден покинуть занятия, друзей и перейти на придворную службу. Несколько десятков юношей знатного дворянского происхождения— дети родовитых помещиков и князей — было собрано в петербургский Пажеский корпус для обучения н несения придворной службы. Десяток случайных и бессистемно подобранных предметов составлял науку корпуса. Иностранные языки (французский и немецкий) и артиллерия, география и фортификация, механика и танцы, алгебра и фехтование, геральдика (особо важная наука для пажей о гербах и титулах русских дворян) и верховая езда, история дворянских домов в России и «наука составления коротких комплиментов, по вкусу придворному учрежденных».

Преподавать все эти предметы доверили единственному учителю корпуса французу Морамберту. Невежда-учитель был высочайшим указом признан годным для этой должности.

Несмотря на такой режим, годы пребывания в Петербурге — важнейшие в жизни Радищева. Понятно, не пауки Морамберта, не дворцовые дежурства формировали его характер и убеждения. В столице Радищев прожил с 1764 по 1766 год, то есть в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет. Развиваясь в этот юнЬшеский период с привычной самостоятельностью, он, естественно, находился под большим влиянием политических событий и обстоятельств. Недаром Алексей Кутузов, друг Радищева, с которым он впервые познакомился в Пажеском корпусе, говорил о нем, что «он человек необыкновенных свойств», увлекавшийся политикой и делавший всегда «множество политических примечаний».

Во дворце же, где каждый день вынужден был находиться Радищев, завязывался узел екатерининской лицемерной политики, показной игры в либерализм. Более того — в эту политику были вовлечены руководители европейского общественного мнения, идеологи французского третьего сословия во главе с Дидро и Вольтером. Радищев юношей попадает в самый центр этих событий. Через несколько лет он окажется одним из деятелей, активно выступивших против этой политики.

Екатерининское царствование характерно небывалым обострением классовых противоречий между дворянством и крестьянством. Уже само вступление Екатерины на престол проходило в зареве многочисленных восстаний. По ее собственному свидетельству, более полутораста тысяч крестьян бунтовало в 1762 году. «Страдающая вокруг жизнь» (Герцен), с самой ранней юности обступив Радищева, привлекала его внимание, заставляла задумываться над коренными вопросами социального бытия миллионов обездоленных хлебопашцев, над судьбой своей родины.

Активность дворянской общественной мысли определялась ростом настроений, оппозиционных по отношению к деспотической практике русского самодержавия, к его неистово жестокой рабовладельческой политике. Определяющим фактором деятельности оппозиции был крестьянский вопрос, нарастающие противоречия между крестьянином и помещиком, зреющие силы крестьянской войны, из года в год увеличивающиеся восстания. Вступив на престол, Екатерина II считалась с деятелями оппозиции, так как отлично понимала, что, в конечном счете, стоит за ними. С первого дня царствования Екатерина ожидала, как она выражалась, «беды».

Поэтому проблема крепостного права была главной и решающей во всей политической жизни России. Готовившиеся выступить на историческую арену, новые русские просветители не могли не выразить в своих воззрениях и в своей деятельности самых коренных общественных вопросов и, прежде всего,—крестьянского вопроса, не могли не протестовать против рабства, против возрастающей тяжести порабощения. Вот почему начало царствования Екатерины II знаменуется подачей и разработкой проектов по крестьянскому вопросу. Вот почему в 1766 году Екатерина устраивает конкурс на решение вопроса о правах крестьян владеть собственностью. Вот почему крестьянский вопрос будет центральным в работах Комиссии по составлению нового Уложения. Именно поэтому крестьянский вопрос в эти годы появится на страницах литературы с тем, чтобы уже более никогда не сходить с них.

Оформление дворянской общественности было исторически новым явлением в русской жизни, с которым пришлось столкнуться вступившей на престол Екатерине II. Штудирование французских философов пригодилось как нельзя кстати. Ей было очевидно, что царствовать на старый манер, по примеру Елизаветы и, тем более, Петра III, нельзя. Теперь приходилось считаться с общественным мнением. Считаться же, в понимании Екатерины II, значило овладеть им, подчинить его своему влиянию и руководству, обратить на службу и защиту своей политики. Чтобы исполнить эти намерения, необходимо было наметить особую, новую политику.

Не желая ничего уступить из своей власти, покровительствуя крепостникам, она вместе с тем, боясь мужика, начинает свое царствование с либеральных обещаний, с лживых заверений изменить и упорядочить законодательство, с демонстративного увлечения сочинениями французских просветителей, с поощрения русского помещичьего вольтерьянства. Так стал осуществляться план показного, внешнего просветительства, долженствовавшего, по мысли Екатерины, убедить недовольных в искренности ее обещаний. Пушкин с гневом писал об этом: «Со временем история оценит влияние се царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия — и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России».

К середине XVIII века во Франции сложилось мощное движение буржуазного просвещения. «Великие мужи, подготовившие во Франции умы для восприятия грядущей могучей революции»,* и, в частности, Вольтер, Дидро, Руссо, Гольбах, Даламбер и другие были общепризнанными авторитетами для тех, кто вел борьбу с феодализмом. И вот Екатерина, видя, что в 60-е годы ндеи просвещения, естественно, находили довольно широкий отклик и в умах многих передовых деятелей русской культуры, решает вырвать инициативу из рук общества, взять дело в свои руки, установить контроль над крамольными книгами и «опасными» авторами, пропускать в Россию лишь то, что могло оказаться нужным ее политике. Так началась борьба Екатерины за подчинение европейского и русского общественного мнения, борьба, продолжавшаяся более двух десятков лет, принесшая ей лавры победительницы над корифеями французского просвещения и непрерывные, следовавшие одно за другим, поражения у себя, внутри страны.

В чем же причина такого положения? Секрет успеха ложнопросве-тительской политики должно искать не только в политическом лицемерии Екатерины, но и в характере политических концепций самих просветителей.

•к. М а ркс, ф. Э нгель с. Собр. соч., т. XIV, стр. 357.

Привлекло Екатерину во французском буржуазном просвещении социально-политическое учение энциклопедистов. Философы и писатели — одни радикальные, другие революционные в вопросах философии, религии, учении о природе, — смело вызывавшие всю окружающую и ненавистную им феодальную действительность на суд разума, неистово штурмовавшие небо, провозглашавшие великие принципы свободы, оказывались беспомощными, когда переходили к вопросам социальным, вопросам истории, к объяснению причин политического переустройства государства и общественных отношений. Идеализм в познании общественной жизни, буржуазная ограниченность, рождавшая страх перед народной революцией, вот что, в конечном счете, определило формирование политической концепции просветителей, их мечты об идеальном просвещенном монархе, о «великом вожде», который, восприняв это учение, в своей законодательной практике облагодетельствует человечество, терпеливо и покорно ждущее прихода этого избранника.

Действительно, для Вольтера именно просвещенный абсолютизм представлялся желанной формой государственного устройства, а философ мыслился им, прежде всего, как советчик при монархе, как вдохновитель мудрых законов, преобразующих общественный порядок.
Такие убеждения порождали соответственную тактику: проводить свои цели при дворе, осуществлять их при помощи государей.

Именно ыа этой теоретической основе буржуазного просвещения и построила Екатерина свою политику овладения европейским общественным мнением. Все просветители жаждали быть советчиками при государе. Вступив в переписку с Вольтером, Даламбером, Дидро и Гриммом, она как бы помогает философам исполнить их мечтания. Больше того: она делает демагогический жест и приглашает их в Россию, приглашает ко двору, обещая приблизить к себе, изъявляет желание отдать своего сына, будущего императора, на воспитание к любому из них.

Наблюдая преследования энциклопедистов во Франции, она, ловко используя положение, изъявляет готовность предоставить возможности для продолжения издания «Энциклопедии», запрещенной во Франции, у себя, в России. Узнав об одолевавшей Дидро нужде, она не пропускает случая пожертвовать крупную сумму, которая уже свидетельствовала не только о поддержке философа, но и, как казалось многим, его великого труда.

С понятным волнением следила «республика философов» за этими действиями. В самом деле, веря в принцип просвещенной монархии, все эги люди отлично знали, что реальная жизнь, фактическая история не балует человечество подобными случаями. Поэтому Дидро, выражая общее настроение, писал: «Философ знает: сменится пятьдесят королей, прежде чем он дождется такого, который воспользуется его трудом». * И вдруг эта обманувшая их щедрость Екатерины, это смирение, это настойчивое требование, чтобы ею руководили, чтобы ей помогали, чтобы ей давали советы!

Вольтер спешит поделиться этой радостью с Дидро: «Ну вот, прославленный философ, что скажете вы о русской императрице? В какое время живем мы! Франция преследует философию, скифы ей покровительствуют. ..» Он же торжественно сообщает Екатерине о признании ее «республикой философов»: «Всякая черта вашей руки есть памятник славы вашей. Дидерот, Даламбер и я созидаем вам алтари».**

Так ответили просветители на первые действия Екатерины. С годами этот энтузиазм не проходил. Данное Вольтером слово создавать общими усилиями «алтарь» Екатерине было сдержано с пылом, заслуживавшим лучшего применения. Боясь беспрестанных мужицких бунтов, идя навстречу дворянской оппозиции, Екатерина затевает созыв Комиссии по составлению нового Уложения. Комиссия была создана в 1767 году.

Как только Вольтер, Дидро и Даламбер узнали о начале работ Комиссии, они начали неустанно давать советы Екатерине, веря, что именно их совета и ожидала русская императрица. Больше того, они сами изъявили желание прибыть в Петербург, чтобы принять личное участие в составлении законодательства для России.

Вот в этой атмосфере «тартюфовской», как ее назвал Пушкин, политики и жил Радищев в петербургские годы. И опять, в связи с большими политическими событиями, круто изменилась его судьба. По велению Екатерины лучшие из пажей должны были спешно отправляться в Лейпцигский университет для получения юридического образования, с тем, чтобы по возвращении немедленно включиться в огромное предприятие — упорядочение старых законодательных сводов, наблюдение за исполнением законов. Радищев оказался среди этих лучших — образованных, серьезных, увлеченных идеей служения отечеству юношей.
В сентябре 1766 года Радищев вместе с другими пажами отбыл из Петербурга.

2
В Лейпциге Радищев пробыл 5 лет — с 1766 по 1771 год. Из Петербурга уехал восторженный юноша. В Россию вернулся гражданинн и мыслитель. Сам Радищев считал эту пору жизни важнейшим

* Дидро. Собр. соч. М., 194л, т. X, стр. 26-1.
** Переписка Екатерипы с Вольтером. М., 1803, стр. 18

этапом о формировании своего характера и своих убеждений. Именно поэтому, начиная деятельность в России, он счел необходимым рассказать своим согражданам, что и как воспитывало его. Свой замысел он исполнил в книге «Житие Федора Васильевича Ушакова». Это сочинение и служит для нас основополагающим документом в определении истоков мировоззрения Радищева. Приступая к этой поре жизни Радищева, мы, выражаясь его словами, покидаем область «гадательного» и вступаем «на путь истины».

В Лейпциге предстояло заниматься на юридическом факультете университета. Радищев, действуя «по собственному произволению», помимо юридических наук изучал литературу, естественные науки, посещал лекции на медицинском факультете.
По оценке Радищева, университет дал ему некоторую сумму фактических знаний, помог овладеть в совершенстве несколькими иностранными языками. Но, заявлял он, «хотя разум и обрел много понятий», это еще не главное. Нужно, прежде всего, «устроить их в порядок».

Что же воспитывает человека? Что «содслывает» из чувствительного человека гражданина? Что определяет его «чувствования», его убеждения? В своей книге «Житие Ушакова» Радищев заявляет: человека воспитывает жизнь, обстоятельства делают гражданина. Именно «воспитание жизнью» и было самым главным в Лейпциге, — так свидетельствует сам Радищев.

Что же это была за жизнь? Отправляя в Лейпциг двенадцать юношей, Екатерина написала инструкцию обучения, определив правила их жизни и поведения, назначив управителей. Все двенадцать студентов были отданы под единодержавную власть гофмейстера майора Бокума. Для опеки над духом был дан иеромонах отец Павел. Так восторженные юноши превратились в подчиненных своего жадного до денег, глупого, самодовольного и невежественного начальника. Сразу и вдруг они лишились всех прав. Теперь они обязаны были жить в специально отведенном для них доме, по двое в маленьких грязных, сырых комнатах, жить под вечным надзором, обязаны носить казенное обмундирование, при этом носить долго, даже когда оно становилось ветхим, должны были ходить на молитвы и слушать проповеди глупого иеромонаха Павла.

Обстоятельства делают человека, — говорит Радищев. Обстоятельства тиранического управления Бокума вызывали негодование, которое изо дня в день стало расти, превращаясь в протест. «Ничто, — по словам Радищева, — толико не сопрягает людей, как несчастие. Сия истина подкрепляется и нашим примером. Худые с нами поступки нашего гофмейстера толико нас сделали единомысленными». Изучение книг о естественном праве, знакомство с формами государственного управления подкреплялось у русских студентов опытом жизни в своей колонии под началом Бокума. Становилось ясным, что их «мучитель» поступал с ними так не по причине дурного своего характера, а в силу данной ему власти, сделавшей его во всем подобным «правителям народов, самовластным государем». Но кто же наделил его такой властью? Чьим наместником был Бокум в русской колонии студентов? Ответ был ясен — русской императрицы Екатерины II. Низведенные на положение лишенных прав подданных, Радищев и его друзья на собственном примере познали, что значит на деле политика самодержавства. Уехав из России, они были настигнуты самодержавием. Вот именно эта жизнь под пятой самовластного начальника и воспитывала в Радищеве дух протеста и ненависти к тиранству и произволу.

Чем сильнее и наглее были притеснения Бокума, тем неодолимее росло чувство протеста, тем тверже становилась воля. «Человек много может сносить неприятностей, удручений и оскорблений, — пишет Радищев об этой поре жизни. — Доказательством сему служат все единоначальства. Глад, жажда, скорбь, темница, узы и самая смерть мало его трогают. Не доводи его токмо до крайности». И Радищев, вместе с другими студентами, доведенный до крайности, поднялся на бунт. Душою заговора был старший товарищ — Федор Ушаков. Он первым, раньше других, восстал на «всесилие» Бокума, смело противореча ему и требуя к себе и к товарищам справедливости. Ненавистник рабства, свободолюбец и гражданин, человек большого самобытного ума и таланта, твердой воли и непреклонного мужества, он ходом событий оказался во главе русской колонии, сделавшись по праву ее руководителем. Бунт студентов против Бокума дал слои результаты. И хотя Бокум сначала пытался, используя власть, жестоко расправиться с бунтовщиками, предав их военному суду, посадив предварительно в карцер под стражу, — но, действуя «неутомимо», студенты добились вмешательства посла Белосельского, который взял их под защиту. Выигрыш был не только в том, что улучшились условия материального существования. Победа учила: насилию, неправде, самодержавному гнету надо противиться. Только в сопротивлении, в мятеже человек, живущий под игом деспотической власти, может сохранить себя как личность, отстоять свою свободу и достоинство. Вот почему для Радищева бунт против Бокума — «одна из знаменитейших эпох жизни».

Как видим, живя в Лейпциге, Радищев и его друзья испытывали на себе политику русского самодержавства. Но родина оборачивалась в Лейпциге не только полицейским режимом Бокума Россия, оппозиционная к режиму Екатерины, и, прежде всего, Россия Козельского, Новикова, Фонвизина неотступно следовала за ними, беспрестанно стучалась в их жилье, проникала через установленные Екатериной преграды. Уехав из Петербурга в годы, когда было решено созвать Комиссию по составлению нового Уложения, Радищев и Ушаков нетерпеливо ожидали начала ее работы. И вот 31 июля 1767 года в Москве Комиссия начала работать. Газеты «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости» были заполнены подробными отчетами о заседаниях Большого собрания, о выступлениях депутатов, о возникавших страстных спорах по кардинальным вопросам русской жизни и крестьянскому прежде всего.

Несомненно, важнейшим моментом работы Комиссии было присутствие в ней 112 депутатов от крестьян. Все они привезли с собой наказы избирателей, которые наполнены были скорбным перечнем нужд и забот, и, главное, — приехали с намерением заняться составлением таких законов, которые бы покончили дело с отягощением и утвердили начала справедливости для всех сословий.

Демократический лагерь выдвинул целую группу политических деятелей, доселе никому неведомых, прекрасных ораторов, умевших настойчиво и принципиально защищать свои мысли и подавать «примечания». Этими деятелями были: крестьянин Чупров, казак Олейников, пахотные солдаты Жеребцов и Селиванов, однодворец Маслоа и ряд других. К этому демократическому лагерю присоединялись: дворянин Григорий Коробьин, философ-просветитель Яков Козельский, депутат города Дерпта ученый Урсинус.

Во время прений стало ясно, что опрометчиво собранная Комиссия превратилась в своего рода съезд, в идейный центр русской демократической мысли, своими работами свидетельствовавший «перед всем светом», что есть в России независимая от правительства, противостоящая сословной дворянской идеологии демократическая общественность. Выступления демократических депутатов с требованиями ограничить крепостное право прямо отражали настроения бунтующего мужика, готовящегося к великому восстанию.

О работах Комиссии как о крупном событии русской политической жизни Радищев и его товарищи узнавали не только из русских газет, но и от многочисленных соотечественников, беспрестанно посещавших Лейпциг. Чем ближе становился срок возвращения на родину, тем энергичнее Радищев изыскивал способы ознакомиться с тем, что там происходит, желая всей душой как можно раньше начать активное служение на благо России. Прямым свидетельством этих органических тесных связей Радищева с Россией и русскими делами является его первая литературная работа, сделанная в Лейпциге, работа, показывающая, что первеншии интерес вызывали у него именно политические события.

Во время пребывания Радищева в Лейпциге в 1768 году началась Русско-турецкая война. Через Лейпциг, по пути в Италию и Албанию, где пребывали тогда русские войска и где находился штаб армии гр. А. Г. Орлова, проезжало множество офицеров, в частности, штабных. Около 1770 года по заданию Орлова греко-албанским политическим деятелем Антоном Гика, который находился при русских войсках в Архипелаге, была написана политическая брошюра под названием: «Желание греков к Европе христианской». Написана она была от имени греков, страдающих под турецким игом и взывающих о помощи. Этот важнейший политический документ был срочно отправлен для опубликования в Петербург. Именно он и был избран Радищевым для срочного перевода на русский язык. В предисловии к манифесту Радищев прямо заявляет: «Мы получили из Архипелага через Италию некоторую пиесу, которая по обстоятельствам своим за весьма важную и любопытства достойную почесться может». Факт перевода важнейшей политической статьи Радищевым — свидетельство его общественной активности, его интереса к русским политическим делам, его прочных связей с Россией.

Совершенно несомненно также знакомство Радищева и Ушакова с важнейшими сочинениями русских писателей. Есть ряд данных, позволяющих утверждать, что им была известна книга русского философа Якова Козельского «Философические предложения», а также журнал Новикова «Трутень», вынесший коренные вопросы русской жизни, поднятые еще демократическими депутатами в Комиссии, на всеобщее обсуждение.

Главное же, что обращает на себя внимание, это общность идейной жизни, общность процессов, происходящих в России, где складывалась идеология русского просвещения, и в русской колонии студентов, где вырабатывал основы своего мировоззрения будущий писатель-революционер.

Под влиянием потребностей и нужд русского общественного движения, под влиянием роста крестьянских волнений передовые прогрессивные деятели и просветители Козельский и Новиков начали критику политической концепции французских энциклопедистов, начали именно потому, что она легла в основание демагогической политики Екатерины II, вздумавшей играть в России роль просвещенного монарха. В колонии русских студентов, по свидетельству Радищева, Ушаков — молодой философ, бродивший царскую службу и пренебрегший карьерой, ставший идейным вождем молодых русских авободолюбцев, — также начал «учить мыслить» своих товарищей, учить критически относиться к идеям, идущим из Франции,- оценивать их по заслугам и достоинствам, по тому, как они вооружали и подготавливали человека к исполнению должности гражданина. Именно эта общность — ярчайшее свидетельство глубоких органических связей Радищева с русской жизнью, с русской прогрессивной общественной мыслью в период пребывания в Лейпциге.

По свидетельству Радищева, основные знания он приобрел в домашних самостоятельных занятиях под руководством Ушакова. Ушаков был для Радищева «вождем юности», «учителем по крайней мере в твердости». Твердость же — это главное, по Радищеву, свойство характера. Главное потому, что именно в этом, по его мнению, проявляется с особой силой русский национальный характер. Коренными же чертами характера русского народа Радищев считал «твердость в предприятиях и неутомимость в исполнении».

Федор Ушаков находил, что ограничиваться науками, преподававшимися в университете, нельзя. Изучая философию, он стремился «иметь понятие и о других частях учености». Основное же, что волновало его, самого старшего в колонии, челозека радикальных убеждений, уже успевшего возненавидеть во время своей службы у екатерининского вельможи деспотизм, порабощение человека человеком, — это «наиважнейшие предметы, до человека касающиеся в гражданском состоянии». Внимательно и чутко относясь к событиям политической жизни, он поехал в Лейпциг для приобретения «разных знаний», причем считал важным дополнить к своему опыту опыт, почерпнутый из «прилежного чтения книг». Круг чтения определился из сочинений по философии, праву, истории, социологии, политике. Читались книги древних авторов и новых философов, ученых мужей и современных политиков. Так началось знакомство с философией и литературой французского просвещения, с Руссо и Гельвецием, Мабли и Дидро. Именно в этом критическом чтении Радищев открыл в Ушакове ясный, самобытный ум мыслителя и сочинителя.

Ушаков как истый самобытный мыслитель, опираясь на опыт жизни, смело устремился к проложению новых путей, вдаваясь в области неизвестные. «Но в сем-то и состоит различие обыкновенных умов от изящных, — заявляет Радищев.—Одни приемлют все, что до них доходит, и трудятся над чуждым изданием, другие, укрепив природные силы своя учением, устраняются от проложенных стезей и вдаются в неизвестные и непроложенные». Деятельность на благо своего народа, деятельность практическая, исполненная твердости и непоколебимости, выводящая человека из узкого мира лишь своих частных интересов, порывающая с метафизичностью и абстрактностью научных систем, — вот основное качество и свойство характера Ушакова — мыслителя и гражданина. «Деятельность, — говорит Радищев,_есть знаменующая их (людей, подобных Ушакову. — Г. М.)отличность».

Под руководством Ушакова и начал «учиться мыслить» Радищев. Он читал и Руссо, и Мабли, и Гельвеция, «укреплял природные силы своя учением», учился мыслить, то есть, «соображая их мнения со мнениями своего учителя, старался отыскать истину в среде различия оных». Огромное значение имели для Радищева и собственные сочинения Ушакова — его «Размышлении»: «О праве наказания и о смертной казни», «О любви», «Письмы о первой книге Гельвециева сочинения «О разуме».

Ушаковские «Письмы» появились в итоге чтения Гельвеция. Это сочинение — результат самостоятельного и критического подхода ко многим вопросам, затронутым Гельвецием.
Другие сочинения Ушакова также пересматривают некоторые в высшей степени распространенные теории французских мыслителей.

Больше всего Ушаков не соглашался с Руссо. Он решительно возражает против центрального тезиса этого философа — человек родится добрым, но условия общественной жизни делают его злым. В ответ на это Ушаков заявляет: «Человек рождается ни добр, ни зсл». Отсюда — полное расхождение в теории воспитания человека. Во всех своих сочинениях Ушаков «устремлялся от проложенных стезей» и «вдавался в неизведанные и непроложенные», «учил мыслить» своих товарищей и первого своего друга Радищева прежде всего. Именно поэтому Радищев называет его «вождем своея юности», исполненный благодарности, открыто называет его своим учителем, печатает и делает достоянием всего общества его сочинения. Так протекала жизнь Радищева в Лейпциге — в напряженной идейной работе, в активной деятельной подготовке к возвращению на родину, связь с которой год от года крепла и росла. Но накануне окончания срока учения Радищеву суждено было пережить огромное гере: умер его друг и учитель Федор Ушаков, замечательный русский мыслитель и философ, умер в самом начале своего поприща, в возрасте двадцати трех лет. Смерть Ушакова потрясла Радищева.
Радищев лишился друга, но завещание его «неизгладимою чертою ознаменовалося на памяти». Ушаков воспитал в Радищеве человека «твердых мыслей», имеющего правила исполнения должности гражданина, мыслителя, прокладывающего новые стези в важнейших вопросах общественной жизни, мужественного, отважного человека, понявшего, что в основании личного поведения лежат убеждения о необходимости утверждения в России вольности, что только они делают человека способным «восстать на губительство и всесилие».

Именно таким в сентябре 1771 года Радищев, вместе с двумя своими товарищами, Кутузовым и Рубанозским, вернулся на родину.
Екатерининская Россия встретила их неласково. Перепуганная активностью не только дворянской, но и демократической оппозиции, русская императрица распустила Комиссию, закрыла сатирические журналы, стала на путь открытой борьбы с русскими деятелями, не желавшими верить творимой сю легенде, что в России наступил «златый век», что царствует здесь просвещенный монарх. Поэтому прибывшие юристы были не нужны. Они оказались предоставлены самим себе. Лишенный каких-либо средств к существованию, Радищев должен был искать службу. Ничего подходящего не было. Пришлось брать то, что попалось под руку, — Радищев вместе со своим товарищем Алексеем Кутузовым поступает в Сенат на должность протоколиста.

Так начиналась жизнь на родине, в бюрократическом самодержавном государстве, где «управляющие умами и волею народов властители», где самодержавие Екатерины «соделовывали» все, чтобы в каждом человеке «утушить заквас, воздымающий сердце юности», чтобы заставить человека смириться и покорно нести ярмо тирании и рабства. Но Радищев знал, что, «единожды смирив» человека, «навеки соделают калекою». Опыт жизни под началом Бокума приходил на помощь. Только в протесте против угнетения и неправды, только в сопротивлении насилию человек может сохранить себя, свое достоинство, утвердить свою личность, обрести «блаженство». Суровость и жестокость встречи с самодержавной екатерининской Россией поэтому не слишком огорчала Радищева, а скорее радовала. Он твердо знал, что эти условия, созданные мучителями, одних смирили, «причинив немалую печаль», но зато «во стс других родили отчаяние и исступление».

С первого же дня пребывания в столице Российской империи рабство крестьян и деспотизм власти рождали в Радищеве спасительное «исступление». Зная, что в этом своем чувстве он не одинок, зная, что десятки людей «твердых мыслей» уже до него начали борьбу с русским самодержавием, он, не ограничиваясь службой в Сенате, стал искать связей с этими людьми, желая встать в число «борзых смельчаков». Так естественно Радищев сблизился с Новиковым. Так свободно и легко он вошел в число молодых русских демократически настроенных деятелей. Естественно, что собиратель литературных сил Николай Новиков был именно тем человеком, который привлек Радищева к работе созданного им «Общества, старающегося о напеча-тании книг». Первое выступление Радищева в России — это перевод книги Мабли «Размышление о греческой истории», изданный Новиковым в 1773 году.

Перевод книги Мабли, несомненно, был сделан с учетом начатой Козельским и Новиковым борьбы против распространения легенды о просвещенном характере русского самодержавства, с целью поддержать и усилить своих союзников. Как мы уже видели, Екатерина популяризировала в России социально-политическое учение энциклопедистов (Наказ, написанный по книге Монтескье, переводы политических статей из Энциклопедии, издание «Велизария» Мармонтсля и т. д.). Не случайно, поэтому, выбор пал именно на Мабли — наиболее активного противника доктрины просвещенного абсолютизма. Но этим Радищев не ограничился; он снабжает сочинение Мабли своими примечаниями, усиливающими направленность книги против энциклопедистов, что с особой силой проявилось в объяснении слова «самодержавство».
Острота политического выступления Радищева объясняется прежде всего тем, что он открыто напал на книгу, изданную по велению Екатерины II, книгу, содержащую столь важные и нужные ей основы политических теорий энциклопедистов. Книга эта называлась «О государственном правлении и разных родах оного из Энциклопедии», перевел ее Иван Туманский. Вышла она в конце 1770 года. Совершенно очевидно, что приехавший в 1771 году в Петербург Радищев знал ее и, когда писал свое примечание к слову «самодержавство», имел в виду определение этого понятия, принадлежащее разносчику политнческого учения энциклопедистов, секретарю Энциклопедии де Жо-курту. Чтобы убедиться в этом, стоит прочесть, что же писала по этому вопросу Энциклопедия:
«Самодержавство (правление). Можно сказать с Пуффендорфом, что самодержавство есть право повелевать решительно во гражданском обществе, которое право члены общ^тва поручили одной или многим особам, для содержания в оном внутреннего порядка и внешнего за-щищения; а вообще, для приобретения под таковым покровительством истинного благоденствия и надежного пользования своею вольностию».

Нетрудно заметить, что такое определение самодержавия было крайне выгодно, удобно и политически необходимо Екатерине. Поэтому она и пропагандировала это учение.

Историческое значение и смысл первого общественного радищевского выступления состоит в том, что он решительнее, чем это делали его предшественники, и отметает теорию энциклопедистов и дает резкую характеристику политической сущности режима Екатерины. Вот что писал Радищев:
«Самодержавство есть найпротивнейшее человеческому естеству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общия воли, не имеет другого права наказывать преступников, опричь права собственные сохранности. Если мы живем под властию законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем не отменно; но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделим закону часть наших прав и наши я природ-ныя власти, то дабы оное употребляемо было в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от нашея обязанности. Не правосудие государя даст народу, его судии то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества».

Так по приезде из Лейпцига Радищев в перзом же своем общественном выступлении показал, как овладел он идейным наследством «иеликих мужей», что их он оценил, исходя из социально-политических условий русской жизни и потребностей русского общественного движения. Начавшаяся в конце 60-х и начале 70-х годов, деятельность русских просветителей в 80-е годы примет качественно новый характер. Это будет определено великим событием русской жизни — крестьянской войной против дворянско-самодержавного режима, возглавленной Пугачевым. До восстания Пугачева эта деятельность в большей своей части носила негативный характер — разрушались «алтари», возводимые екатерининскому самодержавству. После восстания, продемонстрировавшего революционные силы народа, русское просвещение окажется способным теоретически обобщить его опыт и построить ' самое передовое в мире самостоятельное политическое мировоззрение XVIII столетия, в основе которого будет лежать радищевская теория народной революции.

Петербургская жизнь Радищева после возвращения из Лейпцига оказалась своеобразным русским университетом, довершившим формирование его мировоззрения. Позднее Радищев писал: «Природа, люди и вещи суть воспитатели человека». Политические события, практика екатерининского самодержавного правления, бытовые подробности жизни крепостнического государства, крестьянские бунты и протесты — все богатство живой действительности, людей и обстоятельств — стали воспитывать и образовывать молодого свободолюбца. Первый этап этой русской школы падает на 1771—1773 годы. Восстание крепостных крестьян, возглавленное Пугачевым, завершило радищевское воспитание в русском университете.

В 1773 году Радищев переводится на службу по специальности — в штаб петербургского главнокомандующего графа Брюса в качестве военного прокурора (обер-аудитора). Здесь его и застало величайшее событие русской истории конца XVIII века — крестьянская война 1773—1775 годов. Событие это явилось рубежом не только русской истории. Оно служило сигналом — завязывалась великая битва против феодализма. Начавпше ее русские крепостные продемонстрировали перед всем миром, что антинародное, враждебное человеку помещичье крепостническое государство должно быть уничтожено и что силой, призванной осуществить это, являются сами угнетенные массы, что единственным путем достижения свободы является вооруженная борьба, восстание.

В последней трети века феодальные устои были потрясены двумя буржуазными революциями — одна произошла в Америке, другая во Франции. Русские деятели воспринимали эти буржуазные революции сквозь призму опыта крестьянской войны. Случилось, что в год восстания Пугачева в Петербурге одновременно были глава французского просвещения Дидро и молодой русский просветитель Радищев. Жизнь как бы испытывала этих людей. Как отнесутся они к первому опыту вооруженной борьбы крепостных масс за свою свободу, как поймут его, что извлекут из него?

Дидро, верный своей идее просвещенного абсолютизма, прибыл в Россию, чтобы осчастливить русский народ своими советами, долженствующими, по его убеждению, претвориться в мудром законодательстве просвещенной монархини Екатерины II. Поэтому он пребывал во дворце. Он не поинтересовался русской литературой и русской оппозицией правительству. Сведения о России, о ее народе он предпочитал получать от Екатерины, задавая ей вопросы и довольствуясь ее ответами. Бесконечно далекий от русской жизни, ее истории, ее народа, ее судьбы, он весь был занят проектами преобразования России. Поэтому он и не заметил восстания и спокойно и послушно отбыл во Францию, когда перепуганная Екатерина поспешила выпроводить его из России. По дороге в Париж он задержался в Гааге, продолжая работать для Екатерины. Его друг Вольтер узнал о восстании от самой императрицы. И он писал ей утешительные письма, уверяя, что французские просветители в этой схватке будут на ее стороне, глубоко веруя, что она сумеет твердо расправиться с «маркизом Пугачевым».

Радищев, сразу по возвращении из Лейпцига, установил связи с передовыми писателями и выступил против самодержавия. Когда началось восстание, он весь обратился к нему, стремясь понять причины, породившие его. понять смысл и содержание народного освободительного движения, желая проверить свои убеждения на опыте практической борьбы крелостных масс против рабского ига, ища в нем ответов на вопросы о путях общественного переустройства, о путях создания общества свободных людей, без креиостничества и самодержавной власти.

Характер отношений к этому крупному историческому событию, р<-зко отличный друг от друга у Дидро и Радищева, определил и разность результатов. Дидро остался в плену умозрительной, метафизической, разоружающей освободительное движение угнетенного народа против феодального рабства теории просвещенного абсолютизма. Ра-дищев извлек урок из мощного движения крепостных масс за свою свободу, движения, потрясшего устои крепостнического государства, и сумел нанести решительный удар политическим теориям энциклопедистов и сформулировать свою теорию народной революции — краеугольный камень идеологии русского просветительства.

Работая в качестве военного прокурора (обер-аудитора) при штабе петербургского главнокомандующего, Радищев оказался близок к Военной коллегии, месту, куда стекались все донесения о действиях Пугачева, и потому был в полном курсе дел крестьянской войны. Он читал сводки полковников, генералов, командующего Бибикова, знакомился с многочисленными следственными делами пойманных «возмутителей», с указами Пугачева — документами исторической важности, живыми свидетелями государственного творчества народа. Военачальники доносили из армии, что вступление Пугачева в города и села вызывало празднества, народ встречал его с хлебом-солью, «в лучших платьях», «показывая радостный вид». Пугачев специальными манифестами жаловал народу волю, освобождал от подушных податей и рекрутского набора, передавал землю помещиков «навечно» крестьянам. В указах говорилось: «Жаловать буду вас всех во-первых: вечною-волыюстию, реками, лугами, всеми выгодами». Указы Пугачева выражали самые задушевные народные чаяния и мечты.

Но этому могучему движению крестьян за свою свободу не суждено было победить. «Отдельные крестьянские восстания, даже в том случае, если они не являются такими разбойными и неорганизованными, как у Стеньки Разина, ни к чему серьезному не могут привести. Крестьянские восстания могут приводить к успеху только ы том случае, если они сочетаются с рабочими восстаниями и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели. Кроме того, говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за «хорошего царя». Ведь таков был их лозунг». *

Восставших все больше и больше теснили хорошо вооруженные войска правительства во главе с екатерининскими генералами. В армии же Пугачева начался распад. Ее солдаты — вчерашние крестьяне, получив свободу и землю, бросали армию и оставались в своих селах. Крестьянская армия не сознавала своих классовых интересов, не понимала общегосударственного размаха борьбы, н»охотно шла куда-то вперед, прочь от своих земель. Это была исторически неизбежная слабость крестьянства. Этой слабостью пользовались екатерининские генералы. Силой они расправлялись с восставшими, хитростью и подкупом они пытались заполучить вождя и руководителя восстания — Пугачева.

В ноябре 1774 года, выданный царским генералам. Емельяп Пугачев был доставлен в Москву и 10 января 1775 года казнен. Еще с полгода гуляли отдельные отряды бывшей могучей армии. Восстание было подавлено..

Именно в этом 1775 году Радищев уходит в отставку. Вряд ли можно сомневаться в политических мотивах этой отставки. Радищев бросает военную службу, уходит из штаба петербургского главнокомандующего, уходит в момент начавшейся жестокой расправы над «возмутителями». Несомненно, Радищеву предстояло исполнять волю монархини и карать «мстителей». И он не пожелал быть этим орудием ненавистной ему Екатерины. Уйди в отставку, Радищев два года не служит совсем, несколько раз уезжает на много месяцев из столицы в Москву и к родителям. В этот период он женится на сестре своего товарища Рубановского — Анне Васильевне. В 1777 году, вынуждаемый материальными обстоятельствами, он вернулся на службу — поступил в Коммерц-коллегию, находившуюся под управлением либерально настроенного графа Александра Воронцова, осуждавшего деспотический режим Екатерины.

Что же дало Радищеву восстание Пугачева?
Все, написанное Радищевым после пугачевского восстания, есть теоретическое, политическое, философское и художественное обобщение опыта великой войны русского народа против помсщичье-самодер-жавного государства, войны, наиболее демократической, предшествовавшей и американской и французской революциям.
Царствование Екатерины II ознаменовалось усилением «тяжести порабощения», увеличением прав дворянства. Крепостное право было Доведено до своих крайних пределов. Сотни тысяч крестьян, до того

_____________ *И- Сталин. Беседа с ненецким писателем Эмилем Людаигом. Партшдат, 1933 г., стр. 9.

вольных, были розданы новоявленным вельможам на вечное владение, приписывались к заводам, превращались в рабов, лишенных всех прав. «Доведенные до крайности», крестьяне беспрестанно восставали против своих угнетателей. За первые десять лет царствования Екатерины было более 50 крупных волнений и крестьянских бунтов, среди которых особо крупные возмущения разразились на Шуваловских и Демидовских заводах. Так созревали условия для огромного антифеодального восстания. Нужен был только толчок, чтобы привести в движение угнетенные массы. Радищеву становилась ясной справедливость и законность этой борьбы против мучителей-дворян и чиновников. Восстание Пугачева отчетливо показало ему, что первейшей задачей русского освободительного движения является борьба с крепостничеством и самодержавием. Больше того: становилось ясным, что единственным путем достижения этого является восстание, революция, ибо никогда ни помещик, ни самодержец не уступят в чем-либо своим крепостным, не откажутся от своих прав. Дикий разгул реакции, усиление гнета после поражения народа с, необыкновенной силой убедительности доказывали это. Даже тысячи вздернутых на виселицы помещиков, даже страх перед новой пугачевщиной не заставили дворян хоть немного поступиться своими правами. Чем яснее видел это Радищев, тем отчетливее становилась его мысль, что надежды можно возлагать только на восстание, только на сам народ.

Так пугачевское восстание обусловило историческую конкретность политических воззрений Радищева — именно после него он становится теоретиком крестьянской революции. При этом вопрос о революции он решает не абстрактно и метафизически, а точно, применительно к реальным условиям русской жизни, русской действительности.

Оправдывая восстание угнетенных, Радищев утверждает, что оно есть естественное, законное возмездие, справедливое, как называл Радищев, «мщение» мучителям и обидчикам. Доведенный до крайности человек восстает на притеснителя. Именно в этом «отражении оскорбления» проявляется «естественное положение человека». «От сего рождается мщение, или древний закон око на око; закон, ощущаемый человеком всечасно, но загражденный и умеряемый законом гражданским».

Развивая свою теорию революции, Радищев многократно говорит о мщении. Революционер, республиканец, он вкладывает в это слово особый смысл. Мщением он называет'крестьянскую войну под руководством Пугачева. Мщением именуется будущая русская революция, в честь которой он пишет свою пламенную оду «Вольность». Этим словом Радищев стремится подчеркнуть законное, исторически оправданное право угенетенных народных масс силой оружия вернуть отнятую у них свободу. Больше того: слово это передает всю веками накопленную суровую ненависть крепостных к своим поработителям и мучителям, их решимость, их долг беспощадно бороться с ними.

Между прочим, в употреблении слова мщение сказался демократизм Радищева. Проповедуя революцию, призывая русских крепостных «избить дворянское племя», возвести самодержца на плаху, — он говорит языком, понятным широким массам народа. Книгу его они не могли прочесть, — это Радищев отлично знал. Но слово «мщение» сходило с ее страниц, становилось лозунгом, вдохновляющим на великое и правое дело, ясной программой действий. Поэтому, употребляя разные термины — возмущение, мщение, восстание, Радищев всегда подразумевает одно — революцию, вооруженную борьбу крепостных против своих угнетателей, ниспровержение устоев феодального государства и утверждение республики свободных тружеников. Таким образом «мщение» включает в себя и момент великого созидания, когда мстители, расправившись с «венчанным злодеем», будут творить новую государственность, новые социальные отношения, новую культуру. Употребление этого термина в радищевской теории революции, следовательно, объясняется конкретно-историческими условиями той эпохи, пропагандистскими задачами Радищева.

Наконец, пугачевское восстание решило вопрос и о будущей культуре, о ее творцах. Оно продемонстрировало н готовность и способность самого народа не только освободиться от своих мучителей, но и своими руками создать новую государственность, новую культуру. Все это позволило Радищеву понять: именно восстание ест« наивысший акт народного творчества.

Осуждая режим рабства, ненавидя угнетателей, Радищев имение а годы ожесточенных боев народа с варварами и мучителями решительно порывал со своей средой. Опыт восстания воодушевлял его глубокой, проникновенной верой в светлое будущее России. Народ своей борьбой за вольность помог Радищеву понять, что именно он есть истинный субъект истории, ее хозяин, создатель и творец действительной жизни.

Все это поставило перед Радищевым глубоко личный вопрос: нужно было решить, что же делать ему, дворянину, с этим убеждением, как жить в крепостнической России после поражения восстания и торжества екатерининско-потсмкинской реакции?

Служба в Коммерц-коллегии у Воронцова, честное исполнение своих обязанностей, внимание и уважение сиятельного начальника к его развернувшемуся дарованию глубокого экономиста, государствен-иого деятеля, быстрая служебная карьера (в 1780 году он уже помошинк начальника санктпетербургской таможни, а с 1783 года — фактический ее управляющий) не могли удовлетворить Радищева. Он стремился к деятельности общественной, к деятельности на благо страдающего в оковах парода. Какой же могла быть деятельность в эту пору? Конец 70-х годов ознаменовался в России господством реакции. Ужас перед народным возмущением сплотил дворян. Дворянские либералы (Панин, Сумароков, Херасков) перед лицом смертельной опасности смирились. В год расправы над Пугачевым когда-то бывший в оппозиции Сумароков стал славить Екатерину. Екатерина объявила себя «казанской помещицей» в знак полной солидарности с дворянством. Вокруг «казанской помещицы» дворянство сплотилось с ликованием — монархиня оправдывала их доверие. Только немногие деятели отваживались продолжать свой прежний путь, и среди них первое место занимали Фонвизин и Новиков. Последний все более и более развертывал свою работу по просвещению сограждан, издавал газету, журналы и множество книг по всем отраслям знаний. В этих условиях Радищев и начал свою деятельность. Настоящее России, ее будущее, общественно-культурная жизнь отечества, все идеологические ценности мира — философские, политические, социологические, эстетические теории — рассматривались отныне Радищевым в свете опыта вооруженной борьбы русских крепостных. До нас дошли бумаги Радищева — замечания о прочитанных книгах, выписки из истории, запись отдельных суждений о распространенных теориях французского просвещения, — эти рукописи, впервые публикуемые в нашем издании, помогают нам восстановить содержание и характер идейной работы Радищева в начале 80-х годов.

Естественным для него было обращение к вопросам политическим и социальным. Здесь, прежде всего, необходимо было проверить опытом русской истории и русской жизни уже созданные великими мужами теории — теории, получившие мировое распространение. И Радищев останавливается на двух главных деятелях, лидерах двух различных лагерей — умеренного и радикального — во французском просвещении, на Монтескье и Руссо.

--->>>