Cтарый 4емодан
Монтескье—создатель новой социологии, вдохновитель энциклопедического политического учения. Его «Дух законов» был источником воззрений на государство и Гольбаха, и Гельвеция, и Дидро, и Вольтера. Для Екатерины «Дух законов» был «молитвенником». Что же открыл Монтескье? Как пишет в своих замечаниях Радищев, он «мнимое нашел разделение правлений, имея в виду древние республики, ассийски.-i правления и Францию». Абстрактная, метафизическая теория Ms:: ескье устанавливала трн типа государственного устройства — республику, деспотию и монархию. Соответственно этой классификации так же умозрительно делался вывод: республиканско-демократический (строй прекрасный, но идеальный и в настоящее время неосуществимый. Деспотия — форма правления отвратительная, противная человеку, подлежащая уничтожению. Монархия, смягченная просвещением, вдохновляемая философами, — вот программа для современного устройства политического бытия народов. Именно в силу своей схоластичности, оторванности от реальной истории народов, догматичности, эта теория породила политическую концепцию энциклопедистов, которая не могла вооружать освободительное движение народов, а, наоборот, отлично оказалась использованной самодержцами — Фридрихом II и Екатериной II. Поэтому Радищев отвергает социологию Монтескье, называет се «умствованием», указывая причину ее метафизичности — отрыв от практики жизни народов и государств: «Монтескье, — заявляет он,—забыл о соседях своих».
Но, как уже говорилось, энциклопедическая теория никогда не вызывала сочувствия Радищева. Другое дело — Руссо. Его демократические радикальные воззрения, его теории народоправства в лейп-цигский период казались молодому свободолюбцу истинными. Следы влияния самой радикальной книги французского мыслителя — «Об общественном договоре»—отчетливо видны на примечании к слову «самодсржавство», сделанном в переведенной Радищевым книге Мабли. И вот именно Руссо подвергается категорическому и решительному пересмотру после пугачевского восстания. Характерным оказывается уже тот факт, что Радищев ставит его в один ряд с Монтескье и, равно с ним, отвергает. Пересмотр шел по всем линиям: политической, философской и эстетической. В отличие от Монтескье, Руссо выдвигает в качестве идеала не монархию, а республику. Казалось бы, это являлось свидетельством и радикализма и демократизма Руссо. Но Радищев показывает, что это отличие Руссо от Монтескье только кажущееся, внешнее. В самом деле: Руссо проповедует республику, но лишь для малых стран и народов; большие же государства и народы должны довольствоваться, по Руссо, монархией. И здесь Радищев указывает причину «умствования» — оторванность от жизни, от истории, от практики народов, умозрительность теоретических построений. В своих заметках он пишет: «Руссо, не взяв на помощь историю, вздумал, что доброе правление может быть в малой земле, а в больших — должно быть насилие». Последнее замечание крайне характерно: для Руссо в больших землях должна быть монархия, Радищев же это толкует и переводит на свой язык — насилие. Так, кстати сказать, было всегда у Радищева — ненавистника монархического правления: оно было для него тождественно с насилием. Дав оценку политическим и социологическим воззрениям Монтескье и Руссо, Радищев в крайне выразительных словах передает овое общее отношение к ним: «Монтескью и Руссо с умствованием много вреда сделали».
Той же метафизичностью, по Радищеву, отличаются и воззрения Руссо на общественную природу человека. В «Общественном договоре» Руссо заявляет: человек свободен от рождения. Свобода — это есть следствие человеческой природы. Истинное состояние человека, когда он ощущает себя вполне свободным, — состояние одиночества. Это естественное его состояние. Но в силу развития человеческого общества «первобытное состояние не может более существовать». Чтобы защитить себя и свою свободу, человек должен жить в обществе, у него «не остается другого средства самосохранения, как образовать путем соединения сумму сил». Но соединившись в общество, человек теряет часть своей свободы, а этого человек не хочет, ибо нет ничего драгоценнее его свободы. Как же быть? И Руссо берется «найти такую форму ассоциации, которая защищала бы и охраняла совокупной общей силой личность и имущество каждого участника и в которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, только самому себе и оставался бы таким же свободным, каким он был и раньше». * Так, по Руссо, общество, союз нужны человеку лишь для него самого, для его защиты. Пребывая в обществе, он использует его для своих целей, всячески ограждая себя от этого общества и спасая от него свою свободу.
Радищев начисто отвергает эту теорию как антиобщественную, индивидуалистическую, противоречащую интересам народа. В бумагах Радищева найден незавершенный набросок трактата о коренных проблемах нравственности и бытия человека под названием «О добродетелях и награждениях». Весь этот набросок — опровержение философии «Общественного договора», первая попытка изложения иной теории о человеке и обществе. Общество, союз, по Радищеву, создаются не для защиты индивидуальной свободы личности, а для «обуздания» тех, кто покушается на общие права людей. Центральная же мысль радищевского рассуждения—общество не посягает на права и свободу человека, но раскрывает в нем дремавшие силы, пробуждает и воспитывает качества, обогащающие его личность. «Единственность», по Радищеву, гибельна.
Только в союзе, в обществе, — подчеркивает Радищев, — человек может ощутить свое достоинство, свою свободу. «Немощны, дебелы, расслабленны во единице, едва не всесильны стали в сообщении, тво-ряй чудеса, яко боги». Совершенно очевидно, что все эти утверждения Радищева об общественной природе человека, о силе союза носят
* Ж. Ж. Руссо. Об общественном договоре. М., 1938, стр. 12,
глубоко демократический характер и являются теоретическим выражением опыта «союза» крепостных — «немощных во единице», но ставших «едва не всесильными в сообщении» в пору активной защиты своих прав, Попранных угнетателями. В этом же отрывке Радищев, прямо обращаясь к угнетенным, призывает их понять «силу вашу общую», которая «тебе и собратни твоей присно сущна». Речь Радищева в этих заметках утрачивает спокойствие ученого мыслителя. Она горяча и призывна, будто произносит ее человек, «вышедший на лобное место», когда «все взоры на него стремятся, все ожидают о нетерпением его прорицания»: «дерзай желати своего блаженства,— говорит Радищев, — и блажен будешь. Блажен в общественном союзе, блажен и в твоей единственности».
И Монтескье и Руссо Радищев обвинял в незнании жизни, истории, в оторванности от опыта политического и социального бытия народов. В 80-е годы сам Радищев напряженно и много занимается русской историей, читает летописи, исторические сочинения, проводит огромную работу по изучению экономического положения современной ему России, пишет исследования об экономике Петербургской губернии, знакомится с русским законодательством, с практикой исполнения законов, судами и исполнительной властью, сам начинает писать, — видимо, по заказу, — сочинение «Опыт о законодавстве». На место «умствований», метафизики Радищев ставит конкретную, достоверную историю, факты, документы.
Из глубокого изучения русской истории, социального бытия народа, его экономического и юридического положения, из освоения опыта его освободительной борьбы рождалась радищевская теория народной революции. Политическая мысль Радищева впервые была лишена умозрительности, метафизичности. Она оказалась глубоко и органически связанной с прошлым русского государства, с судьбой русского народа, отвечая насущным потребностям миллионов крепостных крестьян, вооружая русское освободительное движение.
Радищев принимает решение стать писателем, рассматривая слово как сильнейшее оружие. Но не просто печатное слово, а свободное слово, ибо он хочет писать, минуя царскую опеку. А предстояло написать правду о политическом бытии России, о положении народа, о деспотизме екатерининского правления, об антинародности любой формы монархии, о революции, которая одна может только преобразовать отечество на началах вольности.
Писатель много мог сделать в этих условиях — об этом свидетельствовал опыт русской литературы. Ломоносов, Новиков, Фонвизин высоко подняли знамя писателя, его общественную роль. Опираясь на эти достижения, Радищев усилил еще более роль писателя, — о не только гражданин, но революционер, «прорицатель вольности» и потому активный политический деятель, вождь освободительного движения. Свое учение о роли писателя в обществе Радищев многократно излагал в сочинениях. Он писал: «Недостойны разве признательности мужественные писатели, восстающие на губительство и всесилие, для того что не могли избавить человечество из оков и пленения». Это определение открыто обобщало, прежде всего, собственный опыт писателя. Писатель «восстает на губительство и всесилие», он «прорицает вольность», но это лишь часть задачи. Писатель должен не только карать, обличать и судить власть, «губительство и всесилие», — он еще обязан воспитывать общество, бороться с заблуждениями, множить число своих единомышленников.
Радищев утверждал, что если современникам и потомкам «предлежит заблуждение, если, оставя естественность, гоняться будут за мечтаниями, то весьма полезный бы был труд писателя, показавшего ним из прежних деяний шествие разума человеческого». И опять это определение своей задачи писателя вытекало из конкретно-русских обстоятельС1в. Передовая дворянская общественная мысль в 80-е годы переживала кризис. Множество «заблуждений» выдаваемы были за истину, часто увлекалась она «мечтаниями», пагубными для народа. С начала 80-х годов в русском обществе намечаются некоторые изменения, знаменовавшие собой начало нового подъема, начало нового роста и консолидации оппозиционных екатерининско-потсмкинскому режиму сил. Все тот же роковой для дворянского государства неразрешенный крестьянский вопрос с новой силой вставал на повестку дня. Настроение томящегося в рабстве крестьянства, затаенно ждавшего случая для новой войны против мучителей, питало русскую передовую литературу, определяло ее развитие, ее активность, ее идеи.
Несмотря на рост активности передовых русских писателей в эти годы, Радищев отлично видел слабую сторону политического сознания духовных вождей русского общества. Сильные своей критикой, своим обличением социального зла русской жизни, они были беспомощны в решении вопросов положительной программы. Радищев был практическим деятелем, — он считал, что мало обличать зло, его надо отрицать, уничтожать. Что же предлагали русские деятели, такие, как Новиков и Фонвизин, возглавлявшие upoi рессивный, оппозиционный правительству лагерь? Просвещение и, в конечном счете, надежду на монарха. Правда, они давно поняли, что Екатерина никогда не осуществит их программы, но, в то же время, всем своим творчеством, всей своей деятельностью они вселяли надежду, что можно изменить положение лишь вмешательством правительства, что монаршая воля — единственный путь к спасению. Это было, с позиций Радищева, заблуждением, «умствованием», и «умствованием» тем более опасным, что оно разоружало русское общественное движение, вредило великому делу свободы. Вот почему он считал «полезным труд писателя», который, «обнажая шествие наших мыслей к истине н заблуждению, устранит хотя некоторых от пагубныя стези»: «блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого».
Вот почему писательская деятельность нужна была Радищеву не только для прямой и открытой борьбы с самодержавием. Предстояло вывести русское дворянское просвещение из тупика, развеяв навсегда, как «бредни», как «полет невежества», всевозможные мечтания о добром, мудром, просвещенном или даже мужицком царе, обогатить политическое сознание современников революционной теорией.
4
Литературной деятельностью Радищев начал заниматься по возвращении на родину.
В первую половину 70-х годов, видимо, после перевода Мабли, он пишет «Днсвннк одной недели»—свое первое художественное произведение и, пожалуй, первое в России законченное сентиментальное произведение. Дневник» — это лирическая исповедь духовно потрясенной личности, запись беспрестанно меняющихся психологических состояний, фиксация эмоциональных импульсов человека, пристально вглядывающегося в жизнь своего сердца. «Дневник» — блестящий дебют молодого писателя.
--->>>
