хнс-048. Илья Чавчавадзе. Избранные произведения | СЦЕНЫ ИЗ ВРЕМЕН ОСВОБОЖДЕНИЯ КРЕСТЬЯН (окончание)

---

Ну, рассудите сами, вашим высоким умом: что он себе позволит потом? Будь я на вашем месте — конечно, не мне вас учить!— будь я на вашем месте, отодрала бы я его хорошенько розгами, взыскала бы с него брачную повинность в двойном размере и отдала бы ее несчастной бесприютной вдове с сиротами на руках. Доброе дело вам зачлось бы добром, а мне, вдове бесприютной, пожаловали бы то, что определено законами, печатью и повелениями царя Вахтанга, и я бы весь свой век благословляла день вашего зачатия. А его бы я на вашем месте палкой избила хорошенько, чтобы в другой раз не повадно было, — бунтовщик и ничего больше! Они, государь мой великий, похожи на свиных вшей: посади на ногу,— доберутся до головы. Вы их» не знаете, клянусь вами! (В это время входит бывший крепостной вдовы. Вдова прерывает речь и в ярости накидывается на него.) Ты чего сюда приплелся, собачье отродье? А-а, языки развязали? Постой, постой! Увидишь, затравлю я твою жену псами, змею этакую!
К р е с т ь я н и н. Видишь, шени чириме, по этой-то причине я и пришел к вам! Нет нам от нее житья, батоно. «Зачем, говорит, царь вас освободил!» Всю деревню извела бранью да сквернословием. Царь освободил,— наша, что ли, вина?
В д о в а. Чья вина? (Посреднику.) Чья же вина?—не увидеть мне вас в гробу! (Крестьянину.) Будто мы не знаем, что вы прошение за прошением строчили, втихомолку по судам таскались, не надо нам, мол, господ! Ах ты, подлюга! Сами мы, что ли, пошли да попросили: возьмите у нас крестьян! (Посреднику.) Будь я на вашем месте, я бы его за такую ложь в Сибирь сослала! Гляди-ка, нас же обвиняет, на нашу шею хочет взвалить грех всего мира! Разве это не бунт? Клянусь вами — бунт!
К р е с т ь я н и н (посреднику, умоляюще). Дай мне какое-нибудь средство против нее, да продлит бог твои дни! Делайте со мною, что хотите, только избавьте от нее! Вся деревня в тоску впала от ее ругани да проклятий. Вскочит на заре, выбежит на балкон и давай проклинать встречных и поперечных, и кричит им вслед: «Что, радуетесь, а? Радуетесь, да? Ах вы такие-сякие!» Обо мне и говорить нечего: дня не пройдет, чтобы семью мою не огорчила. Дай бог вам долголетия — хоть переселите куда-нибудь, выведите только из этого ада!
В д о в а (напускаясь на крестьянина). Что? Переселить? Кого? Кто смеет тебя переселять? Забыли о царе Ираклии? Значит, пожалованная им грамота, за двенадцатью печатями царя царей, силы лишилась? В ней-то и сказано, что ты, со всеми твоими чадами и домочадцами, отдан мне в полное рабство. Хоть тресни, а это так!
К р е с т ь я н и н. Не рабы уже мы вам, калбатоно нет и нет!
В д о в а. Ах ты, собачий сын! Я тебя как дворняжку в навозную яму зарою. (Посреднику.) Нет, милостивый государь, если они теперь господами нашими стали, так прямо и скажите! Если же нет, то зачем вы, любезный, позволяете ему поносить меня, пожилую женщину, супругу благородного дворянина? Разве прилично, чтобы собачье это отродье смело говорить мне: мы вам больше не рабы?
П о с р е д н и к (гневно). За непристойное и недопустимое поведение я вас, ваше благородие, штрафую тре-
______________________
1 См. прим. на стр. 222.

мя рублями, а если будете продолжать, привлеку к судебной ответственности. Сил моих больше нет!
В д о в а (струсив не на шутку). За что, сударь мой великий? Я вам ни одного дурного слова не сказала! Я только к этой скотине обращаюсь! Не извольте сердиться, государь мой великий! Вы изволили определить три рубля? Так вот, взыщите с того крестьянина брачную повинность втройне, как блаженной памяти царя Вахтанга закон предписывает. Тогда не то что три рубля,— все шесть получить извольте, и только остаточек мне отдайте! Бог свидетель, разве я не исполняю законов? А мой крестьянин — этакая погапь! Гляди! только собралась я на него жаловаться, а он меня предупредил!.. Удивительное дело, откуда они все узнают? С тех пор как слух об отмене крепостного права громом прокатился по свету, эти подлецы стали какими-то прозорливцами!.. На-днях вот, когда сильные дожди шли, крыша у меня земляная, не выдержала. Вышла я на двор. Это собачь...— чуть было не обмолвилась!—это змеиное отродье рядом со мною живет,— позвала я его и так мягко, ласково, словно мать, говорю: «Сын мой, Георгий!..» (Крестьянину.) Да поразит тебя святой Георгий! (Посреднику.) «Сын мой, Георгий», говорю — если это неправда, пусть увижу вас в гробу! — именно этими словами говорю: «Сын мой, Георгий, честный мой, хороший мой» — клянусь вашею жизнью, так именно и сказала!— «поди сюда, возьми своими ловкими и благодатными руками лопату, поправь мне крышу, как умеешь. Как будто я тебе мать, а ты мне сын, говорю, дай, мол, бог тебе за это долшть до моего возраста!»— клянусь вам, так именно и сказала!—«Что, мол, это для тебя?» (Задумывается, припоминает ласковые слова, но не может припомнить.) И много еще прекрасных слов я ему сказала, красивых, точно жемчуг, по-матерински, сами изволите знать мой характер, ласково так, мягко. И что же? Над волком хоть читай, хоть не читай евангелие,— волком останется! Раскрыл он, сударь, рот — чтоб он у него черною землею наполнился!— раскрыл рот, да так меня отделал, так оттрепал, что и передать нельзя! Чего он только мне не надерзил — не увидеть мне вас в гробу! Разве можно такое стерпеть? Но в евангелии сказано... (Крестьянину.) Да минует тебя его благодать! (Посреднику.) Но в евангелии сказано: «Долготерпением вашим спасете души ваши», и я стерпела, точно воды в рот набрала. Сами изволите знать, какой характер у степенной, благородной женщины! Разве позволила бы я себе вступить в спор с этим собачь...— чуть опять не обмолвилась!— с этим двуногим ослом?.. Сказала ему только: «Хорошо, сын мой, дай бог тебе всякого блага»,— да отвернется бог от него! Сами изволите знать мой характер, словно мать родная, спокойно так! И что же? Разве дойдет до них сердечное, ласковое слово?.. Вот как было дело, милостивый государь мой! Я уверена, что вы арестуете этого несчастного, посадите в тюрьму. Но, умоляю вас, не велите его бить слишком крепко! Он в холе у меня вырос, неженка он, хватит с него заглаза — на радость и на горе — сорока, а то и шестидесяти русских розог. Что поделаешь, вырастила его, жалко все-таки! Прошу вас покорнейше строже не наказывать! Что бы. там ни было, я их, это змеиное семя, все-таки своими считаю: растили мы их, точно родных сыновей, жалею их очень!.. Так будьте милостивы, не велите драть сверх меры. Если покажется мало шестьдесят ударов, прибавьте двадцать, ничего, вынесет. Но больше — видите, на коленях умоляю — не прибавляйте! Только чтоб били его как следует по закону. Клянусь вами, ради его же пользы говорю: будет считаться, что высекли, а он как был осел, так ослом и останется, снова начнет дерзить и скажет: пусть, мол, секут, не больно! Характер у него испортится, а я не хочу, чтоб испортился! Как сына растила, все мои заботы о нем прахом пойдут! Ведь нельзя все-таки, чтобы мы, помещики, о них не думали. Не дал им бог своего разума. (Крестьянину.) Чтоб ты ослеп! Вы бы радовались, если б мы глотки себе перерезали, а мы вот так к вам милосердны, не лишаем вас, несмотря ни на что, своих забот и попечений! (Посреднику.) Итак, прошу вас, восемьдесят ударов, так и быть, но не больше!..
1865
<<<---