ХРК-063. Булгаков М. А. Ханский огонь - 2.Художественная русская классическая и литература о ней - Библиотека C4 - Каталог Библиотеки

Главная » Статьи » Библиотека C4 » 2.Художественная русская классическая и литература о ней

ХРК-063. Булгаков М. А. Ханский огонь

Раздел ХРК-063

Булгаков М. А.

Ханский огонь. Повести и рассказы

М.: Худож. лит., 1988.— 240 с.

Вступительная статья и примечания В. Сахарова
Обложка художника С. Коваленкова
Оформление художника Ю. Боярского

Аннотация:

В книгу Михаила Афанасьевича Булгакова (1891 —1940) вошли сатирические повести и рассказы, написанные в 20-е годы.

Содержание:
В. Сахаров. Сатира молодого Булгакова
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
Похождения Чичикова. Повесть
Ханский огонь. Рассказ
Богема. Рассказ
Багровый остров. Повесть
Роковые яйца. Повесть
Собачье сердце. Повесть
Примечания

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

Ханский огонь

Повести и рассказы

САТИРА МОЛОДОГО БУЛГАКОВА

Учителем своим Михаил Афанасьевич Булгаков называл сурового М. Салтыкова-Щедрина. Любимым же его писателем с детства и навсегда стал Николай Васильевич Гоголь. В 1931 году Булгаков инсценировал для Московского художественного театра «Мертвые души» и писал К. С. Станиславскому о Гоголе: «Он придет в первых картинах представления— в смехе, а в последней уйдет, подернутый пеплом больших раздумий»1. В нескольких словах здесь показана странная и печальная судьба гениального и ранимого автора «Мертвых душ». Но ведь это подумано и о самом себе — грустно, мудро и пророчески. Жизнь писателя М. А. Булгакова начиналась именно в смехе газетных фельетонов и сатирических повестей, заставлявшем вспомнить имена Гоголя и Щедрина. Завершилась же она «Мастером и Маргаритой», романом, подернутым пеплом больших раздумий, где слились философия, фантастика и меткая глубокая сатира. Автор не изменил себе, своим учителям.
Писательская биография М. Булгакова, уложившаяся в два десятилетия, была необыкновенно деятельна, полна ежедневной энергичной борьбы с трудностями и недоброжелателями, борьбы изобретательной и принципиальной2. Булгаков-ская сатирическая проза и пьесы эту борьбу отразили в своих темах и самом стиле, обобщив ту непростую эпоху, богатый личный опыт жизненных наблюдений и встреч. И потому, при очевидной склонности автора к фантастике, сатира его беспощадно реалистична, конкретна, исторически и психологически достоверна, время, город и люди слиты здесь в картину живописную и убедительную. Недаром мы теперь так часто говорим: «Булгаковская Москва».
Когда молодой Булгаков в сентябре 1921 года приехал из Киева в Москву без денег, вещей и влиятельных покровителей и начал искать работу в газетах и журналах, его столичный родственник Б. М. Земский говорил: «Миша меня поражает своей энергией, работоспособностью, предприимчи-

___________
1 Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год. Л., Наука, 1978, с. 68.
2 Подробнее см.: Сахаров В. Дела человеческие. О литературе классической и современной. М., Современник, 1985, глава «Михаил Булгаков: уроки судьбы».

востью и бодростью духа... Можно с уверенностью сказать, что он поймает свою судьбу,— она от него не уйдет»1.
Москва тех лет менялась разительно. Пришло время нэпа, о котором Булгаков писал в 1921 году матери в Киев: «Идет бешеная борьба за существование и приспособление к новым условиям жизни... Я рассчитываю на огромное количество моих знакомств и теперь уже с полным правом на энергию, которую пришлось проявить... Знакомств масса и журнальных, и театральных, и деловых просто. Это много значит в теперешней Москве, которая переходит к новой невиданной в ней давно уже жизни — яростной конкуренции, беготне, проявлению инициативы и т. д. Вне такой жизни жить нельзя, иначе погибнешь. В числе погибших быть не желаю» Бодрость духа, жизненную энергию, стойкость, умение не терять достоинства в труднейшие времена Булгаков хранил до конца. Он поймал, завоевал свою судьбу и успех, обрел свое место в истории отечественной литературы, но стоило ему это очень дорого.
Речь шла, понятно, не об одних житейских трудностях. О них сам писатель в веселом «Трактате о жилище» сказал так: «Где я только не был! На Мясницкой сотни раз, на Варварке — в Деловом Дворе, на Старой площади — в Центросоюзе, заезжал в Сокольники, швыряло меня и на Девичье поле. Меня гоняло по всей необъятной и странной столице одно желание — найти себе пропитание. И я его находил,— правда, скудное, неверное, зыбкое. Находил его на самых фантастических и скоротечных, как чахотка, должностях, добывая его странными, утлыми способами, многие из которых теперь, когда мне полегчало, кажутся уже мне смешными. Я писал торгово-промышленную хронику в газетку, а по ночам сочинял веселые фельетоны, которые мне самому казались не смешнее зубной боли, подавал прошение в Льнотрест, а однажды ночью, остервенившись от постного масла, картошки, дырявых ботинок, сочинил ослепительный проект световой торговой рекламы... Что это доказывает? Это доказывает только то, что человек, борющийся за свое существование, способен на блестящие поступки».
Блистательный юморист Булгаков смешит нас, но в то время ему было не до шуток: он нуждался и бедствовал, голодал, брался за любую газетную работу, деля свое тогдашнее творчество на подлинное и вымученное. О своих фельетонах в «Гудке» Булгаков писал потом в повести «Тайному другу»: «Волосы дыбом, дружок, могут встать от тех фельетончиков, которые я там насочинил». Будущему

_____________
1 Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка, 1976, т. 35, № 5, с. 453.
2 Там же, с. 460.

автору «Дней Турбиных» приходилось даже выступать конферансье в маленьком частном театре. И все же впоследствии он с полным основанием утверждал, что настоящие вещи пишутся на краешке кухонного стола, а не в роскошно обставленном кабинете. Именно в этой беготне по редакциям, коммунальной тесноте и вечном шуме Булгаковым создавался роман «Белая гвардия», оттеснявший на задний план остроумные газетные фельетоны; он шел к зрелому стилю творческой мысли и слова сквозь скоропись литературной поденщины, сквозь причудливую фантастическую гофманиану и словесную шелуху 20-х годов, которые есть еще в его ранней «Дьяволиаде». Это была хорошая школа в начале писательской жизни, хотя в одном булгаковском письме 1922 года уже прозвучало грустное слово «покой», столь памятное читателям «Мастера и Маргариты»: «После этих лет тяжелых испытаний я больше всего ценю покой»1. Покоя не было, суетливая жизнь профессионального литератора с неверным, скудным заработком брала свое.
Конечно же, писатель Булгаков не порождение нэпа, не певец той противоречивой эпохи. Он ее трезвый и ироничный знаток и сатирический летописец и здесь близок к «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. Писатель видел ясно: жизнь материальная улучшилась, люди стали энергично бороться за жизненные блага. Экономика стремительно развивалась, с разрухой покончено, деревня вставала на ноги, появлялись частные предприятия, кооперативы, ателье, театры, издательства, журналы и газеты. Обесцененные бумажные «лимоны» (в 1922 году Булгаков на трех своих должностях получал до 140 миллионов рублей в месяц!) потеснил твердый советский червонец, та самая белая, обеспеченная золотом денежная бумага, с которой мы потом не раз встретимся в романе «Мастер и Маргарита». И в суетливом круговороте людей и идей сразу же появилась неизбежная пена, разного рода дрянь и накипь: жулики и махинаторы, взяточники, валютчики, псевдонаучное шарлатанство, безработица, гнилая «кооперативная» колбаса, недобросовестная частная врачебная практика, дешевого вкуса варьете, проституция, «желтая» пресса с ее обычным бесстыдством и тягой к ежедневным сенсациям, сплетням и слухам. Не случайно стали крылатыми слова об «угаре нэпа». Нравы эти не обошли тогдашнюю литературу и театр, о чем с неповторимым сарказмом поведано в позднейшем «Театральном романе». Булгаков, в своих скитаниях по газетно-литературно-театральной Москве изучивший ее досконально, нашел для недостойной, унижающей и развращающей

____________
1 Вопросы литературы, 1984, № 11, с. 216.

человека суеты вокруг червонца одно меткое, емкое слово — «кавардак»1. Изобразить это могло лишь быстрое разящее перо блистательного сатирика.
Михаил Булгаков начал писать рассказы и фельетоны еще во Владикавказе, Батуме и Киеве2. Но лишь Москва сделала его профессиональным писателем, дала темы и персонажей, место в газетах, журналах и на театральной сцене, литературное имя, славу. Пришло все это не сразу, и все же надо признать, что мастерством сатирика Булгаков овладел быстро. Помогли прекрасное образование, ранние занятия литературой и любовь к театру и музыке, жизненный опыт тридцатилетнего врача, пережившего две войны, революцию и трудную пору голода и разрухи. Конечно, ощутим в его прозе и самобытный характер, который и есть судьба.
Если в раннем рассказе «Неделя просвещения» видны следы чтения знаменитой «Травиаты», монолога остроумнейшего рассказчика и чтеца прошлого века Ивана Федоровича Горбунова, то «гоголевская» вещь «Похождения Чичикова» уже свое, булгаковское. Конечно же, маленькая повесть «Багровый остров» вышла из щедринской «Истории одного города», но видно и то, что автор читал нашумевшую тогда «сказку» Евгения Замятина «Арапы» (1922). А возникшая из повести пьеса-памфлет «Багровый остров» (1927) говорит, помимо всего прочего, и о преданной любви Булгакова к Чехову, о его профессиональном восхищении чеховскими записными книжками, свидетельством чему фразы типа: «Театр, матушка,— это храм». Булгаков не стесняется учиться у классиков и талантливых современников. Но всюду он находит и берет свое. При этом разительно меняется высота писательского взгляда — достаточно сравнить рассказ «Богема» и повесть «Собачье сердце».
В исканиях рождается неповторимый булгаковский стиль мысли и слова. Сатирическая проза его «быстрая», состоит из сцепления коротких остроумных фраз, это обаятельный юмор веселого, бывалого собеседника-интеллигента, умеющего смешно говорить о весьма печальных обстоятельствах и не потерявшего дара удивляться превратностям судьбы и людским причудам. Сами ритм и интонация прозы подсказаны временем. Видно, что автор умеет, говоря словами Чехова, коротко писать о длинных вещах. Недаром известный сатирик Е. Замятин с одобрением писал о ранней булгаков-ской повести «Дьяволиада»: «Фантастика, корнями врастающая в быт, быстрая, как в кино, смена картин»3. Здесь

__________
1 Вопросы литературы, 1984, N° 11, с. 214. См.: Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М., Советский писатель, 1983. 2 Русский современник, 1924, кн. 2, с. 266.

впервые отмечено то, что стало отличительной особенностью зрелой прозы Булгакова. А ведь «Записки на манжетах» и «Дьяволиада» для молодого сатирика скорее пробы пера, маленькие лаборатории, где оттачивались ловкие острые фразы и умение владеть сложным юмористическим сюжетом. Даже в позднейшей повести «Роковые яйца» Булгаков экспериментирует, умело играет стилем, пробует разные творческие манеры, сыплет каламбурами, не чуждается пародии. Об одном из посетителей профессора Персикова сказано форсисто: «На носу у него сидело, как хрустальная бабочка, пенсне». Здесь есть и воспоминание о собственной студенческой молодости и увлечении энтомологией, о своей уникальной коллекции бабочек, подаренной Киевскому университету. Но не в этом только дело. Таких красивых метафор и эффектных фраз много в «орнаментальной» прозе 20-х годов, особенно у Юрия Олеши, тогдашнего приятеля Булгакова.
Но вот Булгаков, врач и газетчик, познавший в эпоху нэпа всю сложность ежедневной борьбы за существование, смотрит вместе с профессором Персиковым в микроскоп на результаты действия изобретенного ученым красного «луча жизни»: «В красной полосе, а потом и во всем диске стало тесно, и началась неизбежная борьба. Вновь рожденные яростно набрасывались друг на друга и рвали в клочья и глотали. Среди рожденных лежали трупы погибших в борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны. Во-первых, они объемом приблизительно в два раза превышали обыкновенных амеб, а во-вторых, отличались какою-то особенной злобой и резвостью. Движения их были стремительны, их ложноножки гораздо длиннее нормальных, и работали они ими, без преувеличения, как спруты щупальцами». Мы слышим голос очевидца, интонация его серьезная и взволнованная, ибо речь идет, конечно, не только о мире амеб. Писатель что-то увидел, понял и хочет нам поведать о своем открытии. Это уже не эффектные фразы, не навязчивая игра в метафоры. Мы сразу видим, что собственный стиль Булгакова совсем другой. Одним из первых понял это Горький, прочитавший повесть в Сорренго: «Остроумно и ловко написаны «Роковые яйца» Булгакова»1. Горький имел в виду не только стиль. Остроумие и ловкость, да и сама фантастика для Булгакова не самоцель, с их помощью он описывает «бесчисленные Уродства» быта, наглость малограмотных газетчиков, прони-

________
1 Литературное наследство, т. 70. М., Изд-во АН СССР, 1963, с. 152.

кает глубоко в души людей, в исторический смысл тогдашних событий. И его художественная проза уже далека от газетного фельетона, хотя опыт фельетониста пригодился и здесь (сравните острый булгаковский фельетон о Мейерхольде «Биомеханическая глава» с памфлетным описанием театра им. Вс. Мейерхольда в «Роковых яйцах»). Мы замечаем, что у этой остроумной и ловкой сатиры имеется очень серьезная цель.
В веселых «Записках на манжетах» сказано с горькой иронией: «Только через страдание приходит истина... Это верно, будьте покойны! Но за знание истины ни денег не платят, ни пайка не дают. Печально, но факт» . Замечательный юмористический талант не помешал автору сказать очень серьезное, главное для него слово — «истина». Находясь в центре стремительного круговорота событий, людей и мнений, сатирик Булгаков себе и нам задает вечный вопрос евангельского Понтия Пилата, будущего своего персонажа: «Что есть истина?» В трудные 20-е годы он ответил на этот вопрос «Белой гвардией», сатирическими повестями «Роковые яйца» и «Собачье сердце».
Повести эти — о профессорах старой школы, гениальных ученых, сделавших в новую, не совсем им понятную эпоху великие открытия. Пожалуй, булгаковскую сатирическую дилогию о науке можно назвать остроумной и в то же время серьезной вариацией на вечную тему «Фауста» Гете. В глубине невероятно смешных историй скрыты трагизм и грустные размышления о человеческих недостатках, об ответственности ученого и науки и страшной силе самодовольного невежества. Темы, как видим, вечные, не утратившие своего значения и сегодня.
Произошло очередное возвращение доктора Фауста. Профессора Персиков и Преображенский пришли в булгаковскую прозу с Пречистенки (ныне Кропоткинской улицы), где издавна селилась потомственная московская интеллигенция. Недавний москвич, Булгаков этот район и его обитателей знал и любил. В Обуховом (Чистом) переулке он поселился в 1924 году и написал «Роковые яйца» и «Собачье сердце»2. Здесь жили люди, близкие ему по духу и культуре. Ведь Булгаков своим писательским долгом считал «упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране» .
Почему же классические интеллигенты с Пречистенки стали объектом блистательной сатиры? Современник вспоми-

__________
1 Возрождение, т. 2. М., Время, 1923, с. 13. См.: Мягков Б. Москва. По следам булгаковских героев.— Дружба, 1986, № 4.
3 Новый мир, 1987, № 8, с. 196.

нал о писателе: «Порой его юмористический талант принимал, так сказать, разоблачительный характер, зачастую вырастая до философского сарказма»1. Сатира Булгакова — умная и зрячая, свойственное писателю глубокое понимание людей и исторических событий подсказывали ему( что знания, талант ученого, безукоризненная личная честность в сочетании с одиночеством, высокомерным непониманием и неприятием новой действительности могут привести к последствиям трагическим и неожиданным. И потому в повестях «Роковые яйца» и «Собачье сердце» произведено беспощадное сатирическое разоблачение «чистой», лишенной этического начала науки и ее самодовольных «жрецов», вообразивших себя творцами новой жизни. Опыт и знания врача помогли писателю создать эти повести, но надо помнить и о скептическом отношении Булгакова к медицине. Ведь говорил же он своей жене Елене Сергеевне, что пройдет время — и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами. А в последней записной книжке Булгакова есть заметка: «Медицина? История ее? Заблуждения ее? История ее ошибок?» 2 Повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце» посвящены именно заблуждениям науки, в том числе и медицины.
Печальна судьба гениального профессора Персикова, любившего одних своих пупырчатых жаб («Известно, лягушка жены не заменит»,— сочувствует ему безымянный котелок из охраны) и потому ставшего причиной многих трагических событий. Ибо, умыв, подобно Понтию Пилату, руки, он покорно отдал свой замечательный «луч жизни» в руки Рокка Александра Семеновича, профессионального «руководителя», субъекта крайне самоуверенного, развязного и необразованного. И в этих решительных руках «луч жизни» превратился в источник смерти, из него родились несметные полчища гадов, которые пошли на Москву и послужили причиной гибели самого Персикова и многих других людей. Наука, поддавшаяся величайшему соблазну высокомерного самодовольства, дрогнула и отступила, и в образовавшуюся щель хлынули силы разложения и разобщения, растоптавшие и самое науку. Это вечная тема преступления и наказания, унаследованная автором «Роковых яиц» у Достоевского и решенная средствами сатиры.
Изобретательность выдумки и мощь сатирического таланта автора повести потрясают, здесь ни одна строчка не устарела и не потеряла своей значимости, да и сама панорама

________
1 Марков П. Книга воспоминаний. М., Искусство, 1983, с. 229—230.
2 Вопросы литературы, 1978, № 6, с. 311.

Москвы времен нэпа с ее суетой, газетами, театрами, картинками нравов замечательна в своей исторической точности и подлинной художественности. Более того, и сегодня «Роковые яйца» читаются как гениальное предвидение будущих великих потрясений (вспомним горящий оставленный Смоленск, отчаянные бои под Вязьмой и Можайском, панику и эвакуацию в Москве) и очень трезвое, вещее предостережение.
Особенно хороша сцена встречи незадачливого экспериментатора Рокка с выведенной им гигантской змеей анакондой: «Лишенные век, открытые ледяные и узкие глаза сидели в крыше головы, и в глазах этих мерцала совершенно невиданная злоба... Александр Семенович поднес флейту к губам, хрипло пискнул и заиграл, ежесекундно задыхаясь, вальс из «Евгения Онегина». Глаза в зелени тотчас же загорелись непримиримою ненавистью к этой опере». Далее, как известно, воспоследовала страшная, но справедливая расплата за невежество и самонадеянность. В бул-гаковской повести каждому воздается по делам его и вере его.
«Собачье сердце» — шедевр булгаковской сатиры, после этой удивительно зрелой вещи возможны были лишь московские сцены «Мастера и Маргариты». И здесь писатель идет вослед своему учителю Гоголю, его «Запискам сумасшедшего», где в одной из глав человек показан с собачьей точки зрения и где говорится: «Собаки народ умный». Булгаковский Шарик по-своему умен и наблюдателен и даже не чужд сатирического дара, увиденная им из подворотни жизнь человеческая чрезвычайно интересна в метко замеченных подробностях тогдашнего быта и характеров.
Важно и то, что гордый и величественный профессор Преображенский, столп генетики и евгеники, задумавший от прибыльных операций по омоложению стареющих дам и бойких старичков перейти к решительному улучшению человеческой породы, воспринимается как полубог и великий жрец только Шариком. Да и высокомерные, злобно-язвительные суждения его о новой действительности принадлежат персонажу, а не автору. Впрочем, самодовольство профессора, вздумавшего улучшить самое природу и создать по заказу нового человека, было наказано быстро и жестоко. Седой Фауст сотворил доносчика, алкоголика и демагога, который ему же сел на шею.
Хорошо хоть, что новоявленный Фауст сам вернул в первобытное состояние свое создание — омерзительного го-мункулюса Шарикова и понял всю безнравственность «научного» насилия над природой и человеком: «Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого!» Как и в «Роковых яйцах», в булгаковском «Собачьем сердце» важен и живописный фон, фигуры и события второго плана, описания быта, разрухи, ее причин и способов борьбы с нею, а также чудесный эпилог, столь мастерски придуманный и написанный, что его можно перечитывать бесконечно, как, впрочем, и всю повесть.
Юмористический сарказм булгаковских повестей настолько меток, беспощадно остроумен и вместе с тем обладает такой силой философского обобщения, что понятны мстительная злоба и интриги тогдашних чиновников и бесконечные нападки враждебной критики на его прозу и пьесы в печати, на обсуждениях и диспутах. Когда Булгаков переделал в 1927 году свою раннюю повесть «Багровый остров» в сатирическую пьесу и задел в ней театральных чиновников из пресловутого Главреперткома, те немедленно назвали пьесу пасквилем на революцию. Драматург с достоинством ответил письмом Правительству СССР: «Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать невозможно. лет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция» .
На письмо это ответил телефонным звонком сам Сталин, видевший в театре «Зойкину квартиру» и «Багровый остров». Но Булгаков так и не узнал, что Сталину принадлежит, помимо известного «Ответа Билль-Белоцерковскому», очень интересный устный отзыв о булгаковской сатире, ее методе. Через много лет после смерти писателя его вдова Елена Сергеевна услышала от очевидца и сохранила в своем дневнике слова Сталина, сказанные в разговоре с Горьким: «Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! (Он рукой показал — интонационно.) Это мне нравится!» (Запись 1956 года, ГБЛ.)
Тем не менее пьесы Булгакова к 1929 году были изгнаны со сцены, «Дни Турбиных» возобновлены лишь через несколько лет по распоряжению Сталина, а их автор по его же, Сталина, рекомендации принят на работу в Московский Художественный театр, был там режиссером-ассистентом, писал пьесы и инсценировки и даже играл на сцене и заслужил похвалы самого Станиславского. В писательской биографии Булгакова начался новый период, давший нам такие блистательные шедевры сатиры, как «Театральный роман», пьесы «Кабала святош (Мольер)» и «Иван Василь-

__________
1 Новый мир, 1987, № 8, с. 196.

евич» и, конечно же, «Мастер и Маргарита». Но это уже другая тема... Сатира Булгакова, всегда вызывавшая серьезные неудовольствия и споры, заставляет вспомнить известные слова Жуковского о Пушкине из письма к Бенкендорфу: «Острота ума не есть государственное преступление»'. Писатель не кривил душой, когда говорил о своем принятии революции. Его сатира не была разрушительным отрицанием и высмеиванием всего нового, хотя ее так иногда и трактовали. Она изобретательно боролась с силами разрушения, разобщения и зла, высвечивала и выжигала уродства быта и человеческой психологии, утверждала положительные ценности: подлинную культуру, честность и стойкость, достоинство. Свидетельств тому много, назовем одно: рассказ «Ханский огонь».
Принципы булгаковского понимания русской истории явственно определены именно в этом рассказе. Казалось, после «Белой гвардии» о судьбах старого мира, его культуры говорить было трудно. Однако Булгаков к теме прошлого возвращается, и именно в «малом» жанре рассказа, рассказа сатирического и вместе с тем пронизанного чувством истории.
В «Ханском огне» поражают тщательность и точность выбора деталей. Булгаков, вычеркивая все лишнее в отобранной ситуации и характерах, создает произведение на редкость емкое и глубоко символичное, запечатлевает целую эпоху русской жизни, время перелома и победы нового мира.
В рассказе встретились два мира. Один—во всем блеске многовековой рафинированной культуры, красоты совершенных вещей и произведений искусства, собранных в Ханской ставке князьями Тугай-Бегами. Мир этот воспет Пушкиным в стихотворении «К вельможе». А мир товарища Антонова Семена Ивановича, посетившего переданное народу богатое имение Тугаев вместе с замаскированным бывшим хозяином, подчеркнуто беден, здесь нет еще ни вещей, ни Пушкина, ни предания, и даже склеенное сургучом пенсне и ремень с бляхой «1-е реальное училище» взяты взаймы у старого мира. Это сатирический образ большой силы, не уступающий образу Александра Семеновича Рокка, «героя» повести «Роковые яйца».
Казалось бы, тут и выбирать нечего: красота, слава и предание всегда будут привлекательны. Но в рассказе Булгакова возникает еще один образ — образ Времени: «Плыла полная тишина, и сам Тугай слышал, как в жилете его

__________________
1 А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., Художественная литература, 1985, с. 412.

неуклонно шли, откусывая минуты, часы». Время становится бестрепетным судьей в жестоком споре двух миров, и старый Мир постепенно вытесняется им в прошлое, становится музейной, исторической ценностью и перед смертью с особенной ясностью понимает, что властно вторгающееся в жизнь новое при всей его внешней бедности и простоте жизнеспособнее и устойчивее красивых, но мертвых вещей и мыслей. Ясно и то, что далеко не все погибает в обновляющем мир пламени революционного пожара; многое как бы рождается заново и переходит к теперешним хозяевам. И, как всегда у Булгакова, поразительна сама точка зрения автора, спокойно вглядывающегося в разлом истории и видящего все достоинства и недостатки обоих миров, то есть глубинную логику великих событий. Тут нет места эмоциям, способным лишь затемнить творческое сознание. Да, Булгаков в своей прозе — лирик, романы его, и прежде всего «Белая гвардия», суть лирические, но короткий рассказ «Ханский огонь» существенно эпичен, ибо в тесном внутреннем пространстве автор через беспощадное отрицание старого, мертвой, музейной красоты приходит к искреннему и убедительному в своей несомненной художественности утверждению нового мира, новой России. Это утверждение является одной из центральных идей булгаковского творчества, а сатира помогает писателю эти идеи убедительно высказать.
Конечно, в 20-е годы Булгаков видел лишь начало всеобщего обновления, понимал всю трудность и болезненность развития первых ростков нового. В его фельетоне «Золотой Век» сказано об этом определенно и в то же время с необходимой осторожностью: «Фридрихштрасской (то есть западноевропейской и эмигрантской.— В. С.) уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю и даже больше того: по мере того, как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что все «образуется» и мы еще можем пожить довольно славно.
Однако я далек от мысли, что Золотой Век уже наступил. Мне почему-то кажется, что наступит он не ранее, чем порядок... пустит окончательные корни».
Глубокая и беспощадная сатира Булгакова деятельно и умно помогала установлению нового порядка в умах и идеях, литературе и тогдашней жизни и не потеряла своей действенности сегодня. А в тех трудных условиях сатира его стала не только художественным открытием, но и смелым поступком, подвигом честного человека. Знание этих ранних произведений необходимо читателям позднейшей булгаковской прозы. И не только в том дело, что в ранней редакции романа «Мастер и Маргарита» (сцена в Варьете) появляется говорящая собака и что седому профессо-ру-эпикурейцу из повести «Собачье сердце» вторит в «Жизни господина де Мольера» веселый философ-жизнелюб Гассенди. Без ранней сатиры и необходимого реального и историко-литературного комментария к ней непонятен зрелый Булгаков, все его творчество 30-х годов, путь и судьба художника.
Обо всем этом надо помнить, читая сегодня сатирическую прозу Михаила Булгакова. Ныне она вся у нас перед глазами. Писатель верил в разум читателя вдумчивого и непредвзятого и уважал его, постоянно к нему обращался. Такой читатель примет булгаковскую сатиру и поймет ее во всей очевидной силе и сложности.
Всеволод Сахаров

***