Убийство — вещь ужасная. Только в минуту сильнейшего аффекта, доходящего до потери самосознания, человек, не будучи
извергом и выродком человечества, может лишить жизни себе подобного. Русское же правительство нас, социалистов, нас,
посвятивших себя делу освобождения страждущих, нас, обрекших себя на всякие страдания, чтобы избавить от них других,
русское правительство довело до того, что мы решаемся на целый ряд убийств, возводим их в систему»4.
Выетрел Засулич и удар кинжала, нанесенный Кравчинским, были первыми в целом ряду сотрясавших Россию в последующие годы
террористических покушений и убийств. Вересаев вспоминал: «Было и в России и за границей впечатление, что друг пробив
друга стоят две огромные силы: самодержавие со своим всеохватывающим полицейским аппаратом и неуловимый исполнительный
_______________
' В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, с. 180.
2 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. 1, с. 385.
3 С. Кравчинский. Смерть за смерть (Убийство Мезенцева). Пб., Госиздат, 1920, с. 17.
4 Там же, с. 13.
комитет «Народной воли», держащий в непрерывном трепете бессильную против него власть»
И все же выбор террористического пути борьбы оказался ошибкой, которая, по словам Ленина, была «ясно доказана опытом
русского революционного движения»'. «...Индивидуальные террористические покушения,— писал Ленин,— являются
нецелесообразными средствами политической борьбы»
Некоторое время после убийства Мезенцева Кравчинский продолжает жить в Петербурге, скрываясь от царских шпионов. «Мы
иногда называли его младенцем, так мало заботился он о собственной безопасности. Но эта беззаботность являлась результатом
бесстрашия...» — писал один из его друзей4. Кравчинскому все же пришлось уехать за границу, оставить родину навсегда...
А. Блок в первой главе своей поэмы «Возмездие», основываясь на мемуарных источниках, нарисовал портрет Кравчинского:
Едва приметно затемнен Взгляд карих глаз сурово-кроткий; Наполеоновской5 бородкой Рот беспокойный обрамлен; Большеголовый,
темновласый— Красавец вместе и урод: Тревожный передернут рот Меланхолической гримасой.
Портрет оказался похожим на оригинал, отражая самую суть сильной, целеустремленной, значительной личности. Н. А. Морозов
вспоминал: «Его оригинальная, высокая, смуглая фигура, с блестящими черными глазами, с небольшой курчавой бородкой и
огромным лбом под шапкой курчавых черных волос, и легенды, ходившие о его необычайной физической силе, всесторонней
образованности и приключениях в народе,— все это соединялось вместе, чтобы всегда и везде делать его центральной фигурой
общего внимания»6. «Меланхолическая гримаса» Кравчинского у Блока — отсвет высокого трагизма, с которым оказалось
связанным для потомков его имя. Через несколько лет после отъезда Кравчинского
________________
1 В. В. Вересаев. Собр. соч. в 5 томах, т. 5, М.. «Правда», 1961, с. 384.
2 В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 6, с. 380.
3 Там же, т. 49, с. 312.
4 П.А.Кропоткин. Записки революционера, с. 283.
5 Имеется в виду французский император Наполеон ГО. ' Н.А.Морозов. Повести моей жизни, т. 1, с. 215.
за границу, 1 марта 1881 года, был убит Александр П. На эшафот взошли ближайшие соратники Кравчинского, его товарищи по
«Народной воле»: Софья Перовская, Андрей Желябов, Николай Кибальчич...
Кравчинский тяжело пережил их гибель. Оторванный от России, теперь он делает слово своим главным оружием. Живя в
Швейцарии, затем в Италии, он обращается к переводческой и публицистической деятельности. В России, в легальном журнале
«Дело», без имени Кравчинского печатается его перевод романа Джованьоли «Спартак», появляется очерк о Гарибальди. В 1881
году в миланской газете «11 Pungolo» («Жало») публикуются очерки, объединенные заголовком «Подпольная Россия». В 1882 году
очерки вышли отдельным изданием на итальянском( языке и были подписаны псевдонимом «Степняк». Вскоре выходит английский
перевод «Подпольной России», но лишь в 1893 году Кравчинский выпускает в Лондоне отдельное издание книги на русском языке,
хотя нелегальными путями очерки распространялись в России уже в 80-х голах.
Пожалуй, впервые со времен Герцена Западная Европа'снова получала возможность узнать о революционерах России от одного из
активных участников ее революционного движения, к тому же великолепно владевшего пером. Кравчинский сознавал
ответственность своей миссии. «Единственная часть моей «Подпольной России», которую я ценю,— писал он,— это... «Профили»,
потому что я все-таки более других знаю этих людей, и мне хотелось хоть что-нибудь сделать, чтобы их образы не совсем
утонули в бурлящей пучине русской политической жизни... Из действовавших никто, кроме меня, не пишет, не имеет возможности
писать и погибнет, по всей вероятности, раньше, чем получит эту возможность. Но взявшись раз за эту работу, чтобы придать
ей хоть какое-нибудь значение, я должен был быть вполне правдивым... Только придерживаясь такого критерия, можно было
нарисовать людей, возможно похожих на живых, а не на куклы или суздальские иконы» «Подпольная Россия» принадлежит к тому,
довольно значительному по объему пласту русской литературы, который условно может быть назван «революционной
мемуаристикой». Но в отличие от многих книг подобного жанра в «Подпольной России» нет жизненного, пути самого автора,
Кравчинского. Его очерки могут быть сближены с той частью «Былого и дум», где Герцен изображает «горные вершины»
европейского революционно-освободительного движения и почти не сообщает о себе. От
________________
1 «Группа «Освобождение труда». М., 1924, № 1, с. 227—228.
«вершины» к «вершине» идет и Кравчинский. Он начинает с общей картины русского революционного движения, чётко обозначая
его этапы. Здесь Кравчинский — историк, почти исследователь. Он отмечает воздействие идей Чернышевского, Добролюбова,
Герцена, Бакунина, Лаврова и прослеживает последствия этого влияния. Но с каждой страницей — и при чтении ощущение этого
очень остро — Кравчинского захватывает его тема; предмет, о котором он говорит, люди, о которых он вспоминает, пробуждают
в нем страсть, делающую его художником. Он воссоздает судьбы, он воскрешает людей, которых бесконечно любит, он стремится
всеми доступными ему как писателю средствами сохранить для потомков память о той «горсти героической молодежи», в которой
было сосредоточено «все, что есть благородного и высокого в природе человека». Он прослеживает эволюцию типа
революционера. Аресты, издевательства, письма из тюрем — «известия передавались из уст в уста, вызывая у всех слезы
жалости и негодования и поселяя в душе людей самых мягких мысли о крови, ненависти, мести» И, приступая к самой дорогой
для него части «Подпольной России»— изображению «революционных профилей»,— Кравчинский создает обобщенный образ
террориста. Это был предвестник того художественного образа, который встанет со страниц «Андрея Кожухова». Террорист
видится Кравчинскому «сумрачной фигурой, озаренной точно адским пламенем». Используя романтическую фразеологию,
Кравчинский сближает террориста с восставшим против Бога Сатаной, с тем Сатаной литературы романтиков, который
олицетворяет собой бунтующий человеческий дух. Однако русский император у Кравчинскоср отнюдь не библейский бог. «Но какая
же разница между этим земным богом и ветхозаветным Иеговой Моисея! — иронизирует Кравчинский.— Как он корчится под смелыми
ударами террориста! Как он прячется, как дрожит! Правда, он еще держится, и, хотя бросаемые его дрожащей рукой молнии
часто не достигают цели, зато, поражая, они бьют насмерть. Но что за беда? Гибнут люди, но идея бессмертна»2.
Люди, о которых пишет Кравчинский, внушают ему «чувство безграничного удивления и восторга», и свое благоговение перед
ними он старается передать читателю. Вместе с тем Кравчинскому ясно, что революционное движение неоднородно, и он осознает
необходимость сохранения в повествовании тех мелочей и отличительных черт, которые «взятые вместе, дают более рельефное и
________________
1 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. I, с. 383, 387.
2 Там же, с. 391—392.
полное представление об особенностях жизни революционной России»
Жизнь для писателя — это прежде всего люди, «внутренняя жизнь подпольной России»2 — деяния Перовской, Осинского,
Кле-менца, словом, всех тех, чьи «революционные профили» изображены Кравчинским. Это именно профили: четко обрисованы лишь
главные черты. Композиция книги не замкнута, можно было бы присоединить еще немало портретов, что Кравчинский
действительно и собирался сделать. Тем не менее «Подпольная Россия» производит впечатление единого целого. Автор выполнил
свою задачу — изобразить русское революционное движение и в его представителях и в динамике его теоретической мысли. Все
средства художественной выразительности подчинены этой единой цели, даже наиболее классические и традиционные из них.
Знаменитые белые ночи Петербурга, столько раз воспетые, сами по себе полны очарования и здесь. «Как любил я прежде эти
белые ночи, когда, бывало, один в маленькой душегубке, с двуперым веслом в руках, скользишь посредине величавой Невы,
точно вися в пространстве между необъятным сводом неба и бездонной глубиной другого свода, отражавшегося в черной
поверхности реки»,— вспоминал Кравчинский3. Но белые ночи опасны, в такие ночи трудно скрыться от преследования, и они
становятся «предательскими жандармскими ночами»4.
В «профилях» Якова Стефановича, Дмитрия Клеменца, Валериана Осинского, Петра Кропоткина, Дмитрия Лизогуба, Геси Гельфман,
Веры Засулич, Софьи Перовской дано то, что определяет революционера, Кравчинский создает революционные типы и подчеркивает
это, говоря: «В нашей партии Стефанович был организатор; Клеменц—мыслитель; Осинский — воин; Кропоткин — агитатор, Дмитрий
же Лизогуб был святой» И все же авторский ригоризм нередко побеждается теплотой жизни, особенно естественно это происходит
в женских «профилях». Нежность звучит в описании «маленькой, грациозной, вечно смеющейся девушки»6 Софьи Перовской, ее
болью отзываются строки об аресте человека, которого она любила.
Кравчинский не забывает и безымянных деятелей русского революционного движения. Тех, кто работает в подпольных
типо-
____________
1 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. 1, с. 394.
2 Там же, с. 393.
3 Там же, с. 399.
4 Там же.
5 Там же, с. 427.
6 Там же, с. 446.
графиях, помогает при побегах, служит связным. Все вместе они и представляют собой «подпольную Россию».
Выход книги произвел огромное впечатление. Ее переиздают в разных странах. Французские писатели Золя и Доде выражают свое
восхищение «Подпольной Россией». Л. Толстой, потрясенный личностью Лизогуба, напишет рассказ «Божеское и человеческое», в
котором отразится то, что он узнал из книги Кравчинского.
Поселившись в Англии, Кравчинский писал в 1885 году: «Для меня единственный способ использовать предоставленную мне
свободу и безопасность — было и есть обращение к общественному мнению цивилизованного мира, сначала в пользу русских
революционеров, объясняя их истинную сущность, взгляды и цели... затем более широко, в пользу свободы моей родины,
показывая намерения политического режима... и положение русского народа...»1. В ""середине 80-х годов один за другим
выходят его большие публицистические труды: «Россия под властью царей», «Русская грозовая туча», «Русское крестьянство».
Кравчинский знакомит западного читателя не только с политической обстановкой России, но и с ее культурой. Он переводит на
английский язык «Слепого музыканта» Короленко, «Грозу» Островского, «Свадьбу Кречинско-го» Сухово-Кобылина, пишет
предисловия к произведениям Гар-шина, Тургенева, к сборнику «Русский юмор». Кравчинский широко выступает с лекциями в
Англии и в Америке о творчестве русских писателей.
В 1889 году в Лондоне на английском языке выходит роман Кравчинского «Путь нигилиста» («The career of a nihilist»),
известный нам теперь под названием «Андрей Кожухов». Впервые так был озаглавлен отрывок из него, напечатанный при жизни
Кравчинского в эмигрантском журнале «Социал-демократ», выходившем в Женеве. Перевод отрывка на русский язык был сделан В.
Засулич. Авторизованного перевода романа во всем его объеме нет, менялись даже его названия, поэтому история его первых
изданий представляет большой интерес. В 1898 году роман был впервые полностью опубликован на русском языке в Женеве, под
названием «Андрей Кожухов» и в переводе жены Кравчинского— Фанни Марковны. Издание 1898 года хотя и проникало в Россию
нелегальными путями, все же было известно сравнительно мало. Настоящую популярность на родине Кравчинского роман приобрел
в период революции 1905—1907 годов. В это время, в 1905 году, роман был издан в Петербурге под заглавием «Из прошлого.
Роман из истории 70-х годов С. К-го»; вскоре же, в 1906 году,
__________________
1 «С. М. Степняк-Кравчинский. В лондонской эмиграции». М„ «Наука», 1968, с. 193—194.
следует еще одно издание, в Москве: «Роман из эпохи 70-х годов (Андрей Кожухов)». ТЗдесь была указана фамилия автора
полностью. Это издание получило широкое распространение. В 1907—1908 годах выходит собрание сочинений Кравчинского. Его
роман занимает прочное место в истории русской литературы.
Новаторство Кравчинского-художника, сказавшееся в «Андрее Кожухове», пожалуй, наиболее четко определено В. Засулич,
соратницей Кравчинского по революционному движению и одной из героинь «Подпольной России». Засулич отвечала, что
Кравчинским создан «такой коллективный герой, ни одной черты которого не было еще отмечено в русской литературе. Это тот
революционный дух, различными проявлениями которого проникнуто все содержание романа»'.
Действие происходит в 70-е годы. Это был период жестокой реакции, лишь ненадолго смягчавшейся"некоторыми вынужденными
уступками со стороны царского правительства, период высочайшего подъема народничества как революционного течения.
Вот почему заглавие одного из русских изданий — «Роман из эпохи 70-х годов» —имело свой глубокий смысл: это был понятный
русскому читателю сигнал, сразу было ясно, о чем может пойти речь. Если западный читатель знал слово «нигилист» как
обозначение русского революционера вообще, то русский читатель еще хорошо помнил, чем были для истории его страны 70-е
годы.
Герои всех произведений Кравчинского молоды (лишь адвокат Репин — человек в возрасте, но он и находится все же на
периферии романа). Молоды и их прототипы, те, о ком рассказано в «Подпольной России». Молодость с ее горячей кровью,
сильными страстями и беззаветной жертвенностью задает ритм роману Кравчинского, действие которого очень динамично. Интрига
романа напряженна, место действия постоянно меняется: оно перебрасывается из Швейцарии в пограничное селение, из деревушки
в Петербург, оттуда в провинциальный город и затем снова на одну из площадей столицы. Герои борются, гибнут, любят,
встречаются и расстаются навсегда. В одном из стихотворений поэта-народовольца П. Ф. Якубовича выражена Самая суть этой
насыщенной, стремительной жизни:
Спеши бороться и страдать,
И пламенно любить,
И жертву жертвой не считать,
И лишь для жертвы жить!
(«Призыв»)
______________
1 В. И. Засулич. Статьи о русской литературе. М., Гослитиздат, 1960, с. 106.
Герой Кравчинского как будто постоянно слышит эти слова. Андрей Кожухов весь устремление вперед, нацеленность на действие.
Первая глава романа носит название «Наконец!». Наконец кончено вынужденное бездействие, наконец он снова на родине,
наконец он в гуще борьбы. Но это не радостная стремительность. Это нетерпение отомстить общему врагу за гибель товарищей,
за казни и тюрьмы. Кравчинский, сам прошедший почти все этапы судьбы Андрея, изнутри показывает те почти неодолимые силы,
которые вели людей, подобных Кожухову, по их пути. Андрей, пишет Кравчинский, «не был рожден мучеником,— он слишком хорошо
это знал; тем менее был он способен причинить страдания даже немой твари. Но страшная необходимость, над которой он был не
властен, заставляла его теперь топтать свое собственное чувство и свою жизнь приносить в жертву». Сцена казни друзей
Андрея— зримое воплощение неизбежности борьбы, передача оставшимся в живых «последнего, великого завета». Андрей принимает
эстафету. Прощаясь навсегда с любимой женщиной, он говорит ей: «Нет, нам не дадут свободы в награду за примерное
поведение. Мы должны бороться за нее любым оружием». В разговоре с отцом Тани, адвокатом Репиным, он еще более решительно
защищает свою позицию. «Никто не может предвидеть будущего или быть ответственным за то, что в нем скрывается,— заявляет
Кожухов.— Мы делаем, что можем, в настоящем: мы показали пример мужественного восстания, который не пропадет бесследно для
порабощенной страны». Конечной целью своей борьбы Андрей видит благо всех. Отсюда оптимизм героя Кравчинского, получивший
выражение в афористической фразе: «Чем выше вы цените людей, тем меньше вы рискуете ошибиться в своих ожиданиях». Но
гуманизм Кожухова вместе с тем не лишен и трагического элемента. Во сне Кожухов видит царя. И Андрей, наяву твердо
решивший царя убить, во сне хочет спасти его, потому что главным для него вдруг представилось то, что ведь царь—«живой».
Хотя Андрей покушение на царя осуществляет, но все же что-то внутри у него сломлено. И, может быть, не случайно он,
опытный стрелок, ни разу не попробовал новый револьвер и, стреляя в царя, дал промах. Изображая революционеров «как
людей», а не только, «как политических деятелей»', Кравчинский не скрывает их сомнений, слабостей, заблуждений.
Преодолевая их, идут они к цели.
В ряду героев русской литературы XIX века Андрей Кожухов принадлежит к тем, кто сумел найти цель и смысл жизни.
История,
_______________
1 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. 1, с. 622.
дальнейший опыт революционной борьбы в России внесли исправления в тот путь, который он избрал, но и сам Андрей как
художественный тип революционера семидесятых годов и его реальные прототипы, народники, «сумели сыграть громадную роль в
русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что
знаменем движения служила вовсе не революционная теория...» '.
Кравчинский, по его словам, «желал представить в романическом освещении сердечную и душевную сущность этих восторженных
друзей человечества»®. Такого рода замысел требовал показа действующих лиц романа в условиях, которые предельно выявляли
бы их характерные особенности. «В вихре... ужасной борьбы» предстают перед нами Андрей Кожухов и eft> товарищи»3, они
живут той насыщенной жизнью, которая не только не исключает, но и придает особую ценность любви, дружеской привязанности,
поэзии...
Любовь Андрея и Тани возникает и крепнет на основе их общего, революционного дела. И ему же приносится в жертву. В
драматическом объяснении с Таней Андрей раскрывает всю глубину несомненной для него связи их любви и их убеждений.
«Отказаться от нападения из-за любви к тебе? — спрашивает Андрей жену, приняв решение убить царя.—Да я чувствовал бы себя
трусом, лжецом, изменником нашему делу, нашей родине. Лучше утопиться в первой попавшейся луже, чем жить с таким укором
совести. Как мог бы я это вынести, и что сталось бы с нашей любовью?»
Сила эмоционального воздействия образа Андрея Кожухова на несколько поколений читателей, по-видимому, объясняется полнотой
жизни, которую он в себе несет, соединенной со способностью к безграничному самопожертвованию.
Кравчинский заканчивает роман словами веры в победу дела, за которое умер на эшафоте Андрей. Но финал отнюдь не
безоговорочно оптимистичен. Кравчинский предвидит множество жертв, которых эта победа потребует. Не случайно, воссоздавая
путь своего > героя, Кравчинский проведет Кожухова через крупные поражения: не удалась попытка освобождения товарищей,
сорвалось покушение на царя. Но, утверждает автор романа, только тот революционер, кто весь поглощен «великой идеей,
лучезарной, живительной», «он презирает страдание и самую смерть готов встретить с улыбкой... на лице»4.
____________
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 176.
2 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. 1, с. 622.
3 Там же.
4 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. 1, с. 373.
«Андрей Кожухов» вызвал большой интерес у русских и зарубежных читателей. Вместе с тем в английской и американской прессе
появился ряд статей, которые показали автору, что нередко его новое произведение воспринималось слишком прямолинейно, а
его документальная основа подчеркивалась неоправданно сильно. Кравчинский был- вынужден заявить о своей позиции. В
предисловии 1890 года он указывает, что им написан роман, а не мемуары и не документальное произведение; Кравчинский
возражал против восприятия «Андрея Кожухова» как «политического памфлета». Он пояснял, что видеть в романе «выражение
теоретической и практической программы русских революционеров» нельзя. Не это было его главной задачей. Цель была прежде
всего художественной. Кравчинский подчеркивает, что в его книге очень важен элемент обобщения и задачей автора было
«изобразить известный тип современных людей».
Думается, Кравчинский был и прав и не прав. Действительно несправедливо было бы видеть в «Андрее Кожухове» главным образом
систематизацию определенных политических взглядов: ведь Кравчинский, сознательно «сузив... рамки своей картины»,
постарался как можно «рельефнее выставить человеческие элементы в жизни революционеров»'. И все же «Андрей Кожухов» —один
из достовернейших документов, как ни парадоксально это звучит, революционного народничества. «Роман... дает живую страницу
из жизни революционного движения в конце семидесятых годов и начале восьмидесятых,— писал Кропоткин. — Быть может, будущий
художник напишет когда-нибудь лучший, более художественный роман из жизни этого периода, но более верное отражение...
действительности едва ли кто-либо сможет дать. Впечатление реальной, пережитой жизни, которою переполнен «Андрей Кожухов»,
уже не повторится»2.
В годы, проведенные им за рубежом, Кравчинский-писатель неотделим от Кравчинского — общественного деятеля. Его усилиями в
Лондоне начинает выходить журнал «Свободная Россия», создается «Общество друзей русской свободы». Для распространения и
публикации революционной литературы в 1891 году при активном участии Кравчинского был основан «Фонд вольной русской
прессы», продолжающий традиции Герцена.
Круг общения Кравчинского чрезвычайно широк. В числе его знакомых дочь Маркса Элеонора Эвелинг, драматург Б. Шоу,
_______________
1 С. М. Степняк-Кравчинский. Соч. в 2 томах, т. I, с. 621, 622,
623.
2 См.: С. М. Степняк-Кравчинский. Собр. соч. в 6 частях, ч. IV. СПб., Б-ка «Светоча», 1907, с. ХШ.
писатель О. Уайльд, датский критик Г. Брандес, писательница Э.-Л. Войнич. Среди тех, с кем Кравчинский поддерживал
постоянные отношения, был и Ф. Энгельс. Тесные связи сохранялись с Засулич, Плехановым, Кропоткиным. В быту Кравчинский
был прост и обаятелен. «Полный жизни, которою заражал всех окружающих, художник по складу ума, идеализировавший,
преувеличивавший хорошие качества своих приятелей и безмерно восхищавшийся ими, в то же время искренний, простой и
ласковый, как ребенок, в своих личных сношениях с людьми, Кравчинский был общим любимцем и гордостью товарищей»'.
В начале 90-х годов Кравчинский пишет брошюру «Чего нам нужно и начало конца», в которой призывает покончить с партийной
рознью и объединиться для общей борьбы с самодержавием. Литературные произведения Кравчинского по-прежнему посвящены
России. Он характеризует ее политическое положение в «Царе-чурбане, царе-цапле», говорит о судьбах ее людей в повести
«Домик на Волге», пьесе «Новообращенный», неоконченном романе «Штун-дист Павел Руденко». Он бесконечно тоскует по родине.
«Чего бы я ни дал,— говорит он Брандесу,— чтобы вдохнуть глоток русского воздуха!»2.
Небольшая повесть «Домик на Волге» писалась почти одновременно с «Андреем Кожуховым». Название повести как будто бы
обещает идиллию, рассказ о тихой жизни глухого уголка. Но в действительности тишины нет и здесь. Ушел в революцию сын
хозяйки домика, уходит и ее дочь Катя. Встреча с профессиональным революционером Владимиром Муриновым, впечатление от его
личности, его страстной убежденности в необходимости жертвовать всем во имя революционного дела переворачивают жизнь
полюбившей его девушки. Не менее остросюжетная, чем «Андрей Кожухов», повесть «Домик на Волге» выдержана Кравчинским в
более спокойных тонах.. Нет здесь и романтической патетики «Подпольной России». Если в «Андрее Кожухове» Кравчинский
рассказывает о пути человека с уже сформировавшимися революционными убеждениями, то и в «Домике на Волге» и в романе
«Штундист Павел Руденко»3 речь идет о разных путях к осознанию себя и своего места в жизни. Порывает с патриархальным
существованием Катя. Иные горизонты после преследований и мытарств открываются перед
______________
1 В.И.Засулич. Статьи о русской литературе, с. 127—128.
2 «С. М. Степняк-Кравчинский. В лондонской эмиграции», с. 349.
* Штундизм — религиозно-сектантское течение. Штундисты подвергались преследованиям официальной церкви и правительства.
крестьянином Павлом Руденко. Новые литературные задачи потребовали от Кравчинского прежде несвойственных ему приемов
нравоописания, внимания к быту, к изменчивым состояниям человеческой души.
Кравчинскому предстояло еще многое сделать... Нелепая случайность положила конец его жизни: 11 (23) декабря 1895 года он
погиб под колесами поезда.
Яркими были личность и творчество Кравчинского. Мы улавливаем его влияние в «Оводе», знаменитом романе Войнич;
преемственность с «Андреем Кожуховым» чувствуется в «Матери» Горького. Кравчинский писал об огромной, преобразующей
человека силе революционной борьбы: «Это величие задачи, эта уверенность в конечной победе дают ему тот холодный,
расчетливый энтузиазм, ту почти нечеловеческую энергию, которые поражают мир. Если он родился смельчаком — в этой борьбе
он станет героем; если ему не отказано было в энергии — здесь он станет богатырем; если ему выпал на долю твердый характер
— здесь он станет железным»'.
Сам Кравчинский и его герои явились подтверждением этих слов, в огромном заряде присущей им нравственной силы заключена
причина долгой памяти о них.
Г. Елизаветина
<<<--->>>