Cтарый 4емоданПонятно поэтому, что Маркс особенно сильно возмущался безвкусием перевода и в особенности комментариев, которыми Эдгар Бауэр согрешил в «Allgemeine Literatur-Zeitung» против Прудона. Конечно, утверждение, что Маркс возвеличивал в «Святом семействе» того же Прудона, которого несколько лет спустя так резко критиковал, есть лишь академическая уловка. Маркс только восставал против пустых разглагольствований, которыми Эдгар Бауэр затемнял истинные заслуги-Прудона. Маркс признавал, что Пру-дон открыл новые пути в области политической экономии, так же как он признавал подобные заслуги Бруно Бауэра в области критики теологии. Но вместе с тем он нападал на узость подхода Бруно Бауэра к вопросам теологии и Прудона — к вопросам политической экономии.
Прудон рассматривал собственность как внутреннее противоречие с точки зрения буржуазной экономии, а Маркс говорил, опровергая его: «Частная собственность как частная собственность, как богатство, вынуждена сохранять свое собственное существование, а тем самым и существование своей противоположности — пролетариата. Это — положительная сторона антагонизма, удовлетворенная в себе самой частная собственность.
Напротив, пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность — частную собственность,-г- делающую его пролетариатом.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 38—39.
Это — отрицательном сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упраздненная и упраздняющая себя частная собственность...
Таким образом, в пределах всего антагонизма частный собственник представляет собой консервативную сторону, пролетарий — разрушительную. От первого исходит действие, направленное на сохранение антагонизма, от второго — действие, направленное на его уничтожение.
Правда, частная собственность в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению, но она делает это только путем не зависящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития, только путем порождения пролетариата как пролетариата,— этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя упраздняющей. Пролетариат приводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой, точно так же как он приводит в исполнение приговор, который наемный труд выносит самому себе, производя чужое богатство и собственную нищету. Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность — частная собственность» '.
В то же время Маркс решительно отвергает предположение, что он возводит пролетариев в богов, приписывая им эту всемирно-историческую роль: «Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости,— то ввиду всего этого пролетариат может и должен сам себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий... не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении. Он не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 38—39.
ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества» . И Маркс все снова и снова подчеркивал, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознает свою историческую задачу и неустанно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности.
Наряду со многими свежими родниками, из которых бьет струя жизни, в «Святом семействе» встречаются и некоторые бесплодные места. К таковым относятся две длинные главы, посвященные невообразимой мудрости почтенного Шелиги, и они составляют тяжкое испытание для терпения читателя. Чтобы наиболее справедливо судить о книге Маркса и Энгельса, следует рассматривать ее как импровизацию, каковой она, по-видимому, и была. Как раз в те дни, когда состоялось личное знакомство Энгельса и Маркса, получен был в Париже восьмой выпуск «Allgemeine Literatur-Zeitung», и в нем Вруно Бауэр, правда, скрытым образом, но вместе с тем очень едко пытался оспаривать взгляды, к которым пришли Маркс и Энгельс в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher».
Тогда, быть может, и зародилась у них мысль ответить прежнему другу в задорно веселом тоне маленьким памфлетом, который предполагалось издать как можно скорее. Энгельс действительно тотчас же написал свою часть, занимающую немногим больше листа, и очень удивился, узнав, что Маркс растягивает книгу на двадцать печатных листов. Ему казалось «курьезным» и «комичным», что при столь незначительном объеме его вклада в книгу имя его тоже стояло на заглавном листе и даже на первом месте. Маркс взялся, очевидно, за работу со свойственной ему обстоятельностью, и при этом, по известному и очень верному определению, у него, вероятно, не хватило времени, чтобы быть кратким; впрочем, быть может, он растянул материал для того, чтобы воспользоваться цензурной свободой, предоставлявшейся книгам объемом более чем в двадцать печатных листов.
Авторы «Святого семейства» оповещали читателей, что их полемическая книга есть лишь предвестник самостоятельных произведений, в которых они — каждый в отдельности — изложат свое отношение к новейшим философским и социальным учениям. Насколько это намерение было серьезно, видно из того факта, что Энгельс уже закончил в рукописи первое из этих самостоятельных произведений, когда он получил первый печатный экземпляр «Святого семейства».
4
ОБОСНОВАНИЕ СОЦИАЛИЗМА
Этот труд назывался «Положение рабочего класса в Англии» и вышел летом 1845 г. в Лейпциге у В и ганда, бывшего издателя
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 40.
«Deutsche Jahrbucher»; за несколько месяцев до того Виганд издал «Единственного» Штирнера В то время как Штирнер, этот последний отпрыск гегельянства, излагал плоскую мудрость капиталистической конкуренции, Энгельс установил в своей книге основные положения для тех немецких теоретиков, которые — а это были почти все — пришли через Фейербаха и его упразднение гегелевской спекулятивной философии к коммунизму и социализму. Он изобразил положение английского рабочего класса во всей его ужасающей, но характерной для господства буржуазии действительности.
Когда Энгельс почти пятьдесят лет спустя вновь издал эту свою книгу, он назвал ее одной из фаз в эмбриональном развитии современного международного социализма. Он прибавил к этому: и подобно тому, как человеческий зародыш на самых ранних ступенях своего развития воспроизводит еще жаберные дуги наших предков — рыб, так и в этой книге повсюду можно найти следы происхождения современного социализма от одного из его предков — немецкой классической философии. Это, однако, верно лишь с тем ограничением, что следы эти еще менее заметны в «Положении рабочего класса», чем в статьях, напечатанных Энгельсом в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher». Тут нет больше речи ни о Бруно Бауэре, ни о Фейербахе, а о «друге Штирнере» Энгельс лишь упоминает несколько раз, чтобы его слегка подразнить. О существенном влиянии немецкой философии на эту книгу можно говорить никак не в смысле отсталости, а лишь в неоспоримо прогрессивном смысле.
Главное значение книги состоит отнюдь не в изображении пролетарской нужды, создавшейся в Англии при господстве капиталистического способа производства. В этом отношении у Энгельса были предшественники — Бюре, Гаскелл и другие, на которых он часто ссылается. Даже подлинное возмущение против социального строя, обрекающего рабочие массы на самые страшные страдания, потрясающе правдивое описание этих страданий, глубокое и истинное сочувствие жертвам капиталистического социального строя — все это еще не составляет самого характерного в книге Энгельса. Наиболее поразительна и вместе с тем исторически значительна в ней та проницательность, с которой двадцатичетырехлетний автор постиг дух капиталистического способа производства и объяснил, исходя из него, не только возвышение, но и неминуемое падение буржуазии, не только нищету, но и грядущее избавление пролетариата. Цель книги заключалась в том, чтобы показать, каким образом крупная промышленность создает современный рабочий класс, делая из него обесчеловеченную умственно и нравственно, приниженную до уровня животных, физически расшатанную расу, и вместе с тем — как современный рабочий класс в силу исторической диалектики, законы которой выяснены каждый в отдельности, Развивается и должен развиваться для того, чтобы быть в состоя-
1 Stirner М. Der Einzige und sein Eigeathum. Leipzig, 1845.
нии ниспровергнуть своего творца. Путь к господству пролетариата над Англией Энгельс усматривал в слиянии рабочего движения с социализмом.
Дать такое исследование, однако, способен был лишь тот, у кого диалектика Гегеля вошла в плоть и кровь и кто сумел поставить eё c головы на ноги. Тем самым в книге Энгельса дана была основа социализма, что и составляло намерение автора. То большое впечатление, однако, которое книга Энгельса произвела при своем появлении, вызвано было не этим, а ее чисто фактическим содержанием. Если — как с комичным самомнением выразился один академический педант — книга Энгельса сделала социализм «допустимым в университете», то лишь в том смысле, что не один профессор обломал об нее свое ржавое копье. Прежде всего ученая кринка торжествовала по поводу того, что все же революция, которую Энгельс видел уже у ворот Англии, не наступала. Он сам, однако, с полным правом утверждал пятьдесят лет спустя, что его не удивляает, если и не сбылись те или иные предсказания, сделанные им с «юношеской горячностью», а поразительно, напротив, что столь многое из них сбылось, хотя и не в таком «слишком близком будущем», как он предполагал.
В настоящее время «юношеская горячность», ожидавшая многого «в слишком близком будущем», составляет одно из наибольших очарований книги Энгельса. Без этой тени был бы немыслим проливаемый книгой свет. Гениальное прозрение, угадывая будущее в настоящем, видит грядущее острее и тем самым более Низким, чем «здравомыслящий» человеческий рассудок; послед-нему труднее привыкнуть к мысли, что не обязательно ровно в полдень подавать суп на стол. С другой стороны, тогда и помимо Энгельса многие считали, что в Англии революция уже у дверей. Об этом говорил и «Times» («Времена»), главный орган англий-ш>й буржуазии. Но нечистая совесть только боялась в революии разбоев и поджогов, пророческому же взору социалиста отбывалось появление новой жизни из развалин старого.
«Юношеский пыл» Энгельса проявлялся в течение зимы 1844/45 г. не только в этой книге. В то время как он ковал ее на наковальне, на огне у него раскалялось новое железо: наряду с продолжением этой же книги (по замыслу Энгельса, она должна £ыла стать лишь отдельной главой более обширной работы о социальной истории Англии) Энгельс собирался издавать совместно « Мозесом Гессом социалистический ежемесячник и затем также библиотеку иностранных социалистических писателей, написать критический разбор Листа и многое другое. Он неустанно призывал к работе и Маркса, с которым у него было много общих платов. «Постарайся,— писал он ему,— скорее кончить свою книгу то политической экономии; даже если тебя самого она во многом еце не удовлетворяет,— все равно, умы уже созрели, и надо ковать железо, пока оно горячо... время не терпит. Постарайся поэтому кончить до апреля. Сделай, как я: назначь себе срок, к которому ты обязательно должен закончить работу, и позаботься, чтобы книга была скорее напечатана. Если .ты не можешь сделать этого в Париже, то печатай в Мангейме, Дармштадте или где-нибудь еще. Важно, чтобы книга появилась как можно скорее» Даже относительно «удивившей его» растянутости «Святого семейства» Энгельс утешался тем, что и это не беда. «Это хорошо, по крайней мере появится многое из того,— писал он,— что иначе еще долго лежало бы в твоем письменном столе» 2. Как часто приходилось ему в течение дальнейших десятилетий обращаться к Марксу с подобными словами!
Но нетерпеливый в своих призывах к работе, Энгельс вместе с тем с величайшим терпением помогал Марксу, когда его гений тяжело боролся с самим собой и когда Маркса к тому же теснили житейские невзгоды. Как только до Бармена дошло известие, что Маркса выслали из Парижа, Энгельс счел необходимым открыть подписку, «чтобы по-коммунистически распределить между всеми нами твои непредвиденные расходы в связи с высылкой». Сообщая Марксу, что подписка «пошла хорошо», он прибавляет: «Так как я не знаю, хватит ли этих денег, чтобы ты мог устроиться в Брюсселе, то, само собой разумеется, я с величайшим удовольствием предоставлю в твое распоряжение свой гонорар за первую английскую работу, который я скоро получу хотя бы частично и без которого я в данный момент могу обойтись, так как займу у своего старика. Эти собаки не должны, по крайней мере, радоваться, что причинили тебе своей подлостью денежные затруднения» 3. И в течение целой человеческой жизни Энгельс неутомимо защищал своего друга от «этой радости собак».
Несмотря на легкий тон Энгельса в его юношеских письмах, сам он отнюдь не был легкомыслен по характеру. Той «первой английской штуке», о которой он так пренебрежительно писал, придают весьма большой вес семь десятков лет, минувшие с тех пор; это было произведение, составившее эпоху, первый великий документ научного социализма. Энгельсу было двадцать четыре года, когда он написал свою книгу, вытряхнув ею даже столбы ныли из академических париков. Но Энгельс не был скороспелым талантом, который быстро расцветает в душном тепличном воздухе и потом еще быстрее увядает. Его «юношеский пыл» исходил из подлинного солнечного пламени высоких мыслей, согревавшего еще его старость, так же как оно согревало его молодость.
Он жил в то время в доме своих родителей «тихой спокойной жизнью, благодушной и добропорядочной», как только мог желать себе «завзятейший филистер». Однако скоро ему это надоело, и только «огорченные лица» стариков родителей побудили его еще раз вернуться к коммерции. Но он решил, во всяком случае, Уехать весной и прежде всего направиться в Брюссель. «Семейные нелады» еще более осложнились вследствие коммунистической
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 17.
2 Там же.
3 Там же. С. 20.
пропаганды в Бармене — Эльберфельде, так как Энгельс принимал в ней деятельное участие. Он писал Марксу о трех коммунистических собраниях, из которых на первом присутствовало 40 человек, на втором — 130, на третьем — 200. «Успех колоссальный,— писал он.— Коммунизм является главной темой разговоров, и каждый день приносит нам новых приверженцев. Вуппертальский коммунизм стал действительностью и почти уже силой» . Эта «сила», правда, рассеялась по простому приказу полиции и вообще имела довольно странный вид. Энгельс сам сообщал, что только пролетариат держался в стороне от этого коммунистического движения, которым «самая тупая, самая ленивая, самая филистерская публика», ничем в мире не интересовавшаяся, «начинает прямо восторгаться...» 2.
Это плохо вязалось с тем, что Энгельс писал в то же время о перспективах английского пролетариата. Но таков он и был: чудесный человек с головы до пят, всегда впереди, бодрый, зоркий, неутомимый и не без той привлекательности, которая так к лицу восторженной и храброй молодости.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 21.
2 Там же.
<<<---
