Cтарый 4емоданОХОТНИЧЬИ. РАССКАЗЫ
КАРП
I
Чудный лес. Смешанный. И дубы большие-пребольшие в лесу растут, ' и ясенки, и березки, и сосны. А более всего дубов да сосен. В тихую погоду в лесу не шелохнется:
тихо-тихо, только нет-нет да и заиграет иволга флейтой, застучит дятел, зативликает щегол... И снова тихо.
Посредине леса пруд, украшенный камышом с одной стороны...
И как-то уж получилось так, что на одном берегу в пруд сосны заглядываются, а на другом, противоположном,— дубы... Слева над прудом гать, а справа простерся луг с зелеными кустами, вербами и густой-прегустой травой.
В том пруду карпы живут. Огромнейшие карпы!
— Ох, и большие же карпы в том пруду живут! Как корыто!
И как же хочется поймать это «корыто»...
И еще после того, как вам скажут:
— Да что вы?! Да там как ухватит, как дернет, как поведет, так и не подумайте подсекать! Старайтесь, чтобы сам сорвался. А то и крючка не будет, и лески не будет, и удилища не будет, и сами вы, если за дуб не уцепитесь, так в пруду окажетесь! Вот какие карпы у нас! Не карпы, а жеребцы! Они у нас особенной породы, гибриды: мать зеркальная, а отец — симментал.
Вот и хочется поймать такого гибрида.
Председателя колхоза, которому принадлежит тот чудесный пруд, мы нашли в степи, возле комбайна, как раз домолачивающего большой участок озимой пшеницы.
— Разрешите, Иван Павлович, карпика поймать у вас,— сказал я безнадежно, так как знал, что он никого к пруду и близко не допускал.
Иван Павлович усмехнулся и говорит:
— Ловите, хлопцы, ловите! Вижу, что вы рыбаки боевые!
Рванули мы к пруду, что было мочи. А разрешил он потому, что настроение у него хорошее: жатву заканчивают досрочно, озимая пшеница, как лес, и хлебосдача уже выполнена.
— Только, смотрите, чтобы карпик вас сам не поймал! Карпы у нас такие...— вдогонку бросил нам председатель.
— Да мы только так, чтобы побороться с карпом! — крикнули мы.
II
А клюют карпы на рассвете... И особенно тогда, когда первый нежный луч прорезывает кроны дубов и золотит дубовые листья.
А как только солнечный луч позолотит дубовые листья, тогда он вырывается из дубовой чащи и падает на пруд; тогда и пруд золотой, и камыш, и рогоз, и песок на берегу — все тогда золотое.
И луч от воды отскакивает, летит на тот берег пруда, а там сосны; становятся тогда золотистыми и сосны, и ясенки, и клены; позолотив их, луч летит дальше, вот туда, туда, туда, что его уже и не видно... Только след его остается веселый да игривый...
И все тогда оживает, и все тогда радуется.
А как в золотом пруду карп всплеснется, так и карп тогда золотой.
А карп как корыто... Золотое корыто...
Вот такие дела над прудом солнце со своими весело игривыми лучами проделывает.
III
А как же поймать того карпа, живущего в пруду среди чудесного смешанного леса, где такие могучие дубы, высокостройиые сосны, остролистые клены? Как?
Прежде всего давайте подумаем, стоит ли такого карпа ловить?
— Стоит!
Вы когда-нибудь переживали такой момент, когда на ваш крючок клюнул карп? Переживали? Если не переживали, обязательно переживите, а если переживали, вам захочется этот момент пережить еще раз! До боли, до бешенства, до крика захочется.
Представьте себе такую картину: сидите вы над прудом рано утром. Рассветает... Слева от вас зажглось небо... То солнце поднимается... В руках у вас удочка. Леска у вас прочная, крючок у вас стальной, закаленный, крепкий. На крючке — картошка, сваренная как раз так, как любит карп: ни мягкая, ни твердая — в самый раз. Вы смотрите на поплавок так, как даже, когда были женихом, не смотрели в голубые, большие-большие глаза своей возлюбленной... С таким вниманием, с таким желанием, с таким ожиданием. И вдруг поплавок — дерг! У вас сердце — ек! И вот ваш поплавок поехал-поехал-поехал и исчез под водой. Когда поплавок начинает ехать-ехать-ехать, у вас из-под сердца что-то холодное покатилось-покатилось. Вы за удочку— рраз! — подсекли! И чувствуете, что в руках у вас что-то трепещет! И видите, что леска ваша натянулась, как струна, а удилище — дугой и дрожит!
— Есть! Он — карп!
Вы ведете его к берегу... Удилище с леской ходит сюда, ходит туда... Вот карп уже у берега. Вот высунулась его голова, вот уже видно его спину. Он рвется, извивается, бьет хвостом, скручивается в баранку, вырывается... Но вы его не пускаете, ведете... Еще шаг — и он будет на берегу... Сердце у вас колотится, и дышите вы глубоко и часто. Вы уже видите этого карпа либо фаршированным, либо маринованным, либо просто жареным. Вдруг — ррраз! Шлеп! Вы — дерг; крючок пустой, а карп, на мгновение оторопевший, еще стоит перед вами... какие минуты!..
Вообще карпа в данном случае у вас нет: сорвался. Что делать?
Были такие случаи, что рыбак прыгал в воду, чтобы ухватить карпа руками. Бултых! В одежде, в сапогах, с картошкой в сумочке, с папиросами и с путевкой в Гагры в кармане... Напрасно! Карп на путевку — даже в Гагры! — не клюет, не берет он и на картошку в сумочке, клюет он только, когда картофель на крючке.
Более спокойные рыбаки в такой момент что-то выкрикивают, в зависимости от темперамента, и наживляют на крючок свежую картошку. Закидывают снова и сердито сопят.
Когда сосед (а сосед ваш стахановец завода «Ленинская кузница», страстный рыбак, отдыхающий в лесу) спросит: «Большой сорвался?»
— Большой, аж черный! — отвечают и снова сопят.
Хуже, разумеется, когда попадется такой карпище,
что от вашей лески остается только обрывок, а крючок ваш украшает верхнюю губу карпа...
В таком случае на вопрос соседа, что случилось, строго отвечают: «Порвало!»
Не рекомендуется, между прочим, при ужении карпа оставлять удочку на берегу непривязанной, а самому уходить прогуливаться по лесу, потому что частенько происходят такие случаи, когда подпаски будут кричать вам: «Дядя, ваша удочка поплыла! Потянуло!»
Тогда приходится раздеваться и мотаться по пруду, ловить удочку...
А карп в таких случаях мастер посмеяться над вами: только вы к удочке, а он — дерг!—и поплыл... Потянуло!
...Так скажите, прошу вас, стоит или не стоит удить карпа, переживая такие вот волнующие моменты?
Мы уже не говорим о переживаниях, когда карп не сорвался, а привезен домой, замаринован, или зафарширован, или просто зажарен!
И вы закусываете и рассказываете:
— Вот как ухватило! Вот как потянуло! Да я не из тех, чтобы упустить.
А председатель в этом колхозе, скажу я вам, хитрющий. Посмеялся он над нами... Хорошо ведь знал, что карпы в этом пруду такие, что нам их своими удочками ни за что не поймать. Потому и разрешил.
1952.
Карп по-немецки *
Мы сошлись с ним, потому что оба мы рыболовы.
Мы любим сидеть вдвоем с удочками над озером, смотреть на поплавки и думать каждый о своем или потихоньку, не пугая рыбы, рассказывать друг другу всякие приключения из жизни рыболовов.
Вы ведь знаете, что ничто так не роднит людей, как охота и рыбная ловля.
Два рыбака или два охотника никогда не почувствуют себя чужими друг другу: у них есть о чем говорить, они — всегда друзья.
Кроме того, оказалось, что у меня с ним много общих черт.
Он «ходит» с моноклем, а я в брюках.
Он — директор какой-то крупной торговой немецкой фирмы, а у меня внук будет директором кирпичного завода.
Он приезжает отдыхать в санаторий ежегодно по два раза, а я за всю свою жизнь приехал в первый раз.
Вот так сидим и разговариваем потихоньку.
Он мне рассказывает, и я ему рассказываю что-то вполне аналогичное.
Как всегда между рыболовами: если один поймал карпа в один пуд двадцать шесть фунтов, то и у другого будет точно такой же самый карп. Может, разве на два — три с половиной фунта тяжелее или легче.
______________________________
* Этот рассказ был написан после поездки автора на лечение в Германию.
Рассказывает он мне, что на солидную рыбную ловлю он ездит на Рейн. Вот там — рыба!
А я говорю, что тоже езжу на Карачевку, на Уды.
Он ловит форель в горных речках Шварцвальда, а я ловлю верховодок в Васищеве.
Он с увлечением знакомит меня с ловлей форели.
— Надеваешь,— говорит,— резиновые высокие сапог ги, чтобы ноги не промокли, стоишь в воде и удишь. Раз попалась форель на двадцать семь фунтов! Четыре часа возился, а все-таки вытащил!
— И со мной,— говорю,— такие случаи бывают. Сбрасываешь штаны, чтобы штаны не промокли, лезешь в Уды по пояс и удишь. Раз попалась,— говорю,— верховодка в двадцать семь с половиной фунтов. В воду втащила!
— Очень интересна,— продолжает он,— рыбная ловля в Швейцарии на Цюрихском озере.
— Не менее интересна,— я ему рассказываю,— рыбная ловля в Покотиловке.
— В Цюрихском озере,— говорит он,— есть огромные королевские карпы. Цу гроссе фиш!** К О!
— И у нас,— говорю,— в Харькове есть один Фиш, кассиром служит в редакции. Цу! Цу! — говорю,— гроссе Фиш. Насилу в кассу влезает.
* * *
Вот так сидим и перебрасываемся словами.
Ловится большей частью одна мелюзга. Окунек там, плотичка, краснопер.
Вытаскиваем десятка два и несем санаторным свиньям.
Страсть как свиньи свежую рыбу любят!
Я и директор такими приятелями со свиньями стали: только лишь подойдешь к свинарнику, они приветливо хрюкают.
_________________
** Очень большая рыба! (нем.)
* * *
Однажды с зонабенд на зонтаг* сидим, удим.
Смотрю, подплывает ко мне стая карпов, штук пятнадцать. И порядочных карпов. Прямо-таки больших.
Я за удочку — и между ними потихоньку забросил. Один и схватил червяка.
Эх, как я дернул! Удилище вдвое согнулось!
Я даже весь задрожал. А карп, вижу, взялся хорошо.
Удочка хоть и не на карпов, но крепкая, такая, что при умении вытащить можно.
Больные лежат на лежаках у озера.
Сбежались посмотреть на это чудо. Целая ярмарка!
Один это советует, другой — то.
— Вот так тащите!
— Да нет, вот как!
— Ох! Ах! Ах! Ох!
Хватают за удочку. Каждый норовит вытащить.
А тут у самого «неррррвы не выдерживают».
Рассердился я.
— Граждане,— крикнул,— а не знаете ли вы анекдота на «чи»?
— Вас ист дас «чи»?
— Дас ист/— говорю,— чи не пойдете ли вы... отсюда? А то,— говорю,— удочка треснет — и карпа «Митькой звали»!
— Вас ист дас «Митька»?
— Дас ист,— говорю,— такой Митька, что фигу собачью буду иметь, а не карпа! Уходите!
— Вас?
— А боже мой! Не лезьте,— говорю,— а то, ей-богу, удилищем, этой вот палкой, отколочу! А еще культурные! Да знаете, какой это момент у рыболова? Да это такой,— говорю,— момент, что наш рыбак вас бы уже всех в самые поднебесные канцелярии разослал. Я с вами еще по-хорошему! Авек!
____________
* -По-нашему — с субботы на воскресенье.— О. В.
Замолчали.
Начал я выуживать, подвел к берегу — раз! Есть! Выбросил на берег. Карпище фунтов на десять. Как подняли меня все на «гох». — Гох! Гох! Гох! Я кланяюсь на все стороны.
Торжественно понесли карпа на кухню. Я был героем дня.
На другой день подали мне «рехнунг»*. Я должен уплатить за пойманного карпа двадцать марок!
А карпа съел директор. Мне рыбы есть нельзя.
Чтоб он сдох! Карп!
1928
__________________
* По-нашему — с субботы на восресенье.—О. В.
Птица плачет
Есть на северном берегу Азовского моря большая коса, когда-то называвшаяся Денисовской, а теперь Обиточенской...
Эта коса на 45 километров тянется в море и начинается как раз там, где разлегся на морском берегу небольшой городишко Ногайск. Денисовская коса, как и всякая морская коса,— узкий и длинный полуостров морского происхождения. Укрыта она дюнами, лагунами и лиманами.
Знаменита Денисовская коса тем, что служит главнейшим этапным пунктом для водяной и болотной птицы, перелетающей с юга на север и «наоборот»...
Ежегодно весной и осенью миллионы птиц укрывают эту косу, и птицы отдыхают после долгого пути... Часть птицы зимует... Часть остается на косе и тут же гнездится...
Гнездится здесь такая птица: крыжни, чирята, гагары, лысухи, чайки, различные кулики, лебеди, журавли...
Денисовская коса — единственное место на Украине, где остались огромнейшие колонии бакланов и чаек крячков...
Знаменитое место — Денисовская коса!
И вот, представьте себе, что миллионы птиц, таких симпатичных, беспомощных, беззащитных, прекрасных и полезных с научной и с экономической стороны, плачут...
Плачут мелкими чистыми слезами, и эти слезы птичьи бриллиантовыми капельками падают в море, в Азовское...
Почему эти птицы плачут?
Из-за людей плачут.
Из-за больших, сильных, мудрых людей плачут слабенькие, квеленькие, беззащитные водяные птицы.
Люди птицу уничтожают...
Человек в личине совхоза «Вольный», хозяйничающего на косе, сдает эту косу под выпас, а скот безжалостно вытаптывает птичьи колонии...
Человек в личине бердянских, генических и прочих рыбаков ежегодно наскакивает на косу и «выдирает» сотни тысяч яиц, продает эти яйца на яичницу «натю-рель»... Целыми баркасами человек те яйца вывозит... Собирает в большие кошели, опускает в таких кошелях яйца в море: «запортки» (яйца с зародышами) всплывают на поверхность, и человек их выбрасывает, а свежие, не «запорченные» забирает... Человек этот ни перед чем не останавливается. Он нападает на объездчиков, которых поставил было на косе Бердянский отдел охотников и рыболовов, и пытается этих объездчиков утопить в море за то, что те не дают ему уничтожать беззащитную птицу...
Человек в персоне Всеукраинского союза охотников и рыболовов (ВУСОР) чешется...
К нему писали, его просили принять меры, чтобы защитить птицу от человека, но он себе чешется...
Правда, Денисовскую косу объявили «заказником» на пять лет, что означает запрещение охотиться там в течение пяти лет, но этот «заказник» никем не охраняется. Что стоит «заказник» без охраны?
Для того, чтобы птицу не уничтожали, требуется 800 рублей в год сторожу...
ВУСОР никак этих денег вычесать не может, хотя организация он экономически неквелая, так как собирает деньги за право охоты на Украине, и собирает немало...
Мелитопольский отдел ВУСОР, куда по новому территориальному делению отошла коса, спит.
Как всегда, один спит, второй чешется, а птица плачет.
Не за такое ли отношение к Денисовской косе выругал в юбилейном номере вусоровского журнала «Украинский охотник и рыболов» вусоровский поэт Уралов всех вусоровцев?
А выругал хлестко. Вот так:
Мы вольного круга Вусоровы дети. Лесов и просторов ЛИХИЕ сыны!..
Воистину ЛИХИЕ сыны!
Давайте что-то делать! Давайте спасать птицу! Ее у нас не так уж много!
Птица — создание нежное! Оно ругаться не может!
А как бы оно выругалось, если бы могло!
Нужно объявить Денисовскую косу государственным заповедником.
Нужно, чтобы на Денисовскую косу обратили внимание научные учреждения (о Наркомпрос! Да будет благословенно имя твое!), так как это единственное место на Украине, которое может обогатить новыми исследованиями орнитологию, биологию И прочие «логии»...
Птица плачет! Вместе с нею плачут наука и наши советские природные богатства!
Неужели мы столь по-евангельски щедрые, что на все эти плачи отзываемся:
Блаженны плачущие, яко утешатся те!
Евангелие здесь не поможет. Оно могло бы помочь только в том случае, если бы было весом пудов пять, чтобы можно треснуть им по голове того, кто уничтожает птицу.
1930
Эпилог
Не люблю эпилоговI
Лучше уж мне при своей абсолютно неэгоистической натуре воскликнуть:
— Да здравствует трудовое человечество! Да здравствует радостная молодость и молодая радость!
Только не забывайте, товарищи, вот чего:
1. Берегите птичьи гнезда!
2. Уничтожайте бродячих собак!
3. Вместо «здравствуйте» говорите все: «Боже тебя упаси уничтожить гнездо дикой утки!»
Если такое приветствие удивит вашего знакомого, объясните ему, балбесу, что из утиных яиц высиживаются прекрасные пушисто-желтенькие утята, которые вырастают и становятся взрослыми крыжнями или чирками. Что эти крыжни или чирки будут совершать утренние и вечерние перелеты, а перелеты эти — такая роскошь, такая красота, какой он, ирод, никогда нигде не видел и не увидит. А если ему, дьяволу, обязательно хочется что-нибудь этакое выдрать, пусть выдерет собственную левую ноздрю. Тогда все будут знать, что природы он не любит и что вообще он H2S (сероводород).
4. Любите и берегите кровных собак!
И да будет вам благо и долголетие на земле...
До свидания!
1948
<<<---
