Cтарый 4емоданКазаки бились, пока не пришла на помощь регулярная русская армия. Под стенами Очакова запорожцы и донцы дрались плечом к плечу с фанагорейцами Суворова. Казаки сражались то как истинные моряки — «флот против флота», то, пользуясь сегодняшней терминологией, атаковали крепости «флот против берега». Думается, вовсе не случайно помимо казаков — старых хозяев Черноморья — собрались тут еще и такие личности, как Потемкин, Суворов, Кутузов, Платов, Багратион, Барклай-де-Толли, Ушаков. Все они и сейчас стоят в бронзе на аллее Героев за оградой военного собора в Очакове, ставшего музеем. Крепость Очаков запирала вход в Днепровско-Бугский лиман, а значит, и в сердце страны. Точно так же, как в устье Дуная — Измаил, Дона — Азов.
Все три крепости устьев связаны с именем Суворова. Вот где тайна его признания в народе. Он был всегда там, где сходились жизненные центры страны, где были выходы в море. В дельте другой реки — Волхова — Суворов построит собор в честь Георгия Победоносца и напишет книгу о науке побеждать. Вот он где, наш Суворов, — в начале и в конце пути «из варяг в греки», в самых жизненных точках Древней Руси. За Очаков он получил алмазный плюмаж на шляпу.
В 1944 году Москва салютовала освобождению Очакова. Казалось бы, всего-навсего районный центр... Но то город-символ, город устья. Москва салютовала двум ранам Суворова и ране Кутузова, салютовала всем, кто сложил голову за выход к морю...
Почему мы бьемся насмерть за устья наших рек, какая сила толкает нас к морю? Почему во всех древних источниках, будь то Тацитова «Германия» или «Естественная история» Плиния Старшего, или «География» Птолемея, обязательно подчеркивается: всюду, где славяне, там непременно реки, озера, побережья морей? Они же называют Балтийское море Венедским (одно из славянских имен).
Всякая вода, будь то река или море, были для славян дорогой. У южных славян и поныне «драга» (дорога) означает путь вдоль воды или водоема, а у чехов —• канал или ров, наполненный водой. Такие слова, как «море», «прилив», «отлив», «пучина», «залив», «пристань», встречаются во всех славянских языках. Византийцы, возможно, заимствовали у руссов слово «корабль», как шведы слово «ладья», ибо славяне слыли добрыми моряками за несколько столетий до выхода на историческую сцену норманнов. И кто знает, не руссы ли приобщили варягов к морю? Ведь древнейшие всеславянские очаги, их прародина и колыбель, лежат в верховьях Эльбы, Вислы, Днепра, Западной Двины, Оки, Днестра, Южного Буга, Дуная.
Как мы уже говорили, все реки текут в море, все речные дороги ведут к мировым морским дорогам. Если народ чувствует в себе силу, он неудержимо будет стремиться к морю. Когда Петра поздравляли с завоеванием новых земель на берегу Каспия, он ответил, что не земли ему нужны, земель у него и так много, а вот «воды» ему не хватает.
Теперь наступает новый исторический этап. Впервые смертельная опасность нашей Родине угрожает с океана — от кораблей агрессивного блока атлантических государств. В этой связи все средства пропаганды должны быть поставлены на развитие в юношестве и народе в целом «океанического мышления». Что это значит?
Мировой океан занимает две трети площади планеты, а, стало быть, все паши материки — только острова в океане. Главное в «океаническом мировоззрении» — это осознание того, что, где бы мы ни жили — в глубине ли Каракумов, в центре ли великих сибирских равнин, в тайге или в горах, — все мы на берегу океана...
Мечту Петра воплотила до конца народная власть.
Сын его любимого сподвижника генерал-адмирала Федора Головина, тоже адмирал, Николай Федорович Головин, президент Адмиралтейств-коллегии, главный двигатель Великой Северной экспедиции, важнейшую пользу Отечеству от посылки русских судов в Мировой океан видел в том, что «моряки будут непрестанно обучаться морской практике и от того всегда... флот будет снабжен добрыми и искусными людьми, с которыми и адмиралу или какому командиру в случае войны выйти против неприятеля будет несумнительно и не так, как ноне есть». Головин был убежден, что «в один такой путь (в Тихий океан. — К. Р.) могут те офицеры и матросы обучиться более, нежели при здешнем (Балтийском.— К. Р.) море в десять лет». Эту мысль он высказал в 1732 году, и она никогда не умирала в русском флоте.
С чего начинается океаническое мировоззрение? С исторической памяти. Без нее нет ни благородства, ни истинной отваги. Память — как подземный ключ живой воды, питающий нашу жизнь. Почему флот развил и с особенной ревностью бережет свои традиции, ритуалы, символику и преклоняется перед дисциплиной? Потому что с ними легче выжить на узкой палубе в однообразии будней и вдали от Родины. Память есть оборонный фактор, без которого человек не знает, что он защищает. Не зря фашистские главари кричали: «Разрушайте их памятники, и через поколение этот народ перестанет существовать»...
Пржевальский просил похоронить его вдали от Родины, чтобы его могила, как он сказал, «оживляла холодный край». Цвет России покоится в Сибири. Их могилы не только оживляют этот край, они делают эту землю священной. Создание «Священного писания» о земле Сибирской еще впереди. Этот долг русской литературы еще не оплачен.
Мысль Ломоносова об особом предназначении Сибири в будущих судьбах России сбылась. Его пророческие слова можно поставить девизом ко всем грандиозным свершениям за Уралом: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке». Как только Россия осознала, что Тихий океан в самом деле становится «средиземным морем человечества», и стала укреплять «берег отечества», она неминуемо столкнулась с хищной Японией, которая принялась натравливать на Русь всех наших дальневосточных соседей. Нашлись и старые подстрекатели из Сити. Маршал Шапошников вспоминает в мемуарах, что после Цусимы в Петербурге сухопутные офицеры не отдавали честь морским офицерам.
Боль Цусимы ощущалась всеми. То было первое поражение русского флота после Петра. Менделеев не пережил горя поражения. Накануне войны, как ведущий и авторитетнейший советник правительства по главным проблемам державы, он пытался повернуть русскую общественность лицом к Тихому океану и к Северному морскому пути. Дмитрий Иванович еще в 1901 году представил С. Ю. Витте записку. Великий мыслитель проявил в ней себя как муж и «отец отечества». Он предлагал пробить путь на ледоколе «Ермак» в Тихий океан через полюс и страстно мечтал принять в этом участие вместе с сыном, чтобы тем самым привлечь внимание русского народа к жизненно важной для страны идее. Менделеев и более других помогал адмиралу Макарову создать «Ермак». Он писал в той записке: «Завоевав себе научное имя, на старости лет я не страшусь его посрамить, пускаясь в страны Северного полюса».
Сын Менделеева изобрел первый в мире танк-броне-ход на гусеничном ходу. В такой семье не могло быть проблемы «отцов и детей». К Менделееву-сибиряку подходят прекрасные слова, сказанные профессором Дм. Анучиным о Пушкине: «Каждая творческая личность, вносящая в духовное богатство общества нечто новое и значительное, может быть рассматриваема как более или менее резкий скачок в духовном развитии данного общества и народа, как крупный плюс к накопленному веками духовному богатству».
Нигде так не раскрывается тайна русской судьбы, как на Дальнем Востоке. Иван Москвитин поставил первое зимовье на берегу Охотского моря в 1639 году. Он был казак, а стало быть, моряк. Ни одно государство в истории не создало такого социального типа, как казаки, которых Екатерина II искренне считала вооруженными крестьянами. В войну 1812 года казаки показали миру, какую грозную представляют они силу: «Грянули чада Тихого Дона—мир изумился, враг задрожал». Во многих странах с почина внимательной Англии стали создавать военные поселения и регулярные конницы. Но нигде это не удалось. Последнюю попытку перед первой мировой войной сделал турецкий султан Хамид, собрав из курдов Турции полки «хамидие». Однако и эта затея жила недолго. «Казаки создали Россию», — говорил Лев Толстой. Он прав. По крайней мере, без участия казаков ни один серьезный вопрос русской истории не подлежал разрешению..
--Только на Охотском море, самом суровом и самом прекрасном, можно уяснить мечту Петра — взять у Европы знания, создать сильный флот, крепкую державу и, как он говорил, «повернуться к Европе задом». Петру, наверное, простителен столь не «высокий штиль» речи. Как-никак это — Петр, который, по Ключевскому, «работал, как матрос, одевался и курил, как немец, пил водку, как солдат, ругался и дрался, как гвардейский офицер». По крайней мере, он продемонстрировал такую глубину и мощь исторической памяти, какую никогда ни один государь не показывал. Может быть, самое великое деяние его жизни было не создание флота и града в устье Невы, а перенос праха Александра Невского из Переел авля на место его битвы со шведами.
Когда перевозили раку с мощами полководца, сам царь встал к рулю, а на весла посадил адмиралов и генералов. Найдите еще картину, столь волнующую и полную предопределения! Вот что вначат устья, дороги и судьба! (Кстати, в 1923 году прах национального героя был выброшен в ров у лавры. Учредив в 1943 году боевой орден Александра Невского, мы как бы извинились перед его памятью.)
Капитан Геннадий Невельской перекрыл и побил все рекорды скорости, чтобы прийти на Камчатку с выигрышем целого лета. Зачем? Почему капитан транспорта «Байкал» рискует навлечь гнев министров и быть судимым, но выполняет замысел и приходит с Камчатки в дельту Амура? Первого (тринадцатого) августа 1850 года Невельской на мысе Куегда в низовьях Амура поднимает русский флаг на том месте, где им будет основан первый русский город в Приморье— Николаевск-на-Амуре. Нессельроде, как всякий лукавый министр, склонный перехитрить, а не утвердить, был главным врагом Невельского. Он просил Николая I разжаловать непослушного капитана в матросы, пугая царя международными осложнениями и гневом Англии. Николай произвел Невельского в адмиралы и заметил: «Там, где однажды поднялся русский флаг, он уже опуститься не может».
Восточно-сибирский генерал-губернатор Муравьев по праву будет назван Амурским. Этим выдающимся деятелем будет основан Владивосток. Муравьев знал, почему рискует карьерой Невельской. Вот что он скажет писателю Ивану Гончарову, когда тот сойдет с палубы фрегата «Паллада»: «Сибирью владеет тот, у кого устье Амура». Позднее Невельской напишет книгу «Подвиги русских морских офицеров на Крайнем Востоке России». Из нее видно, что капитан конечно же хорошо понимал историческую значимость своего поступка. Народ по Достоинству оценил подвиг своего сына. 26 октября 1897 года во Владивостоке ему поставили памятник по всенародной подписке.
Вернемся в Охотское море — колыбель Сибирской флотилии. Помните, первую навигацкую школу Петр основал в Москве. Располагалась она в Сухаревой башне, которую сейчас мечтают восстановить. Так вот, не прошло и двенадцати лет, как государь посылает в Охотск опытных архангельских корабелов. (В самом Охотске па-вигацкая школа откроется в 1740 году.) Обращаю на этот факт особое внимание, так как в нем сплелись в пучок две тысячи лет славянской судьбы. Здесь ключ к великой разгадке.
Помор Кирилл Плотницкий строит морскую ладью «Восток» в Охотске. Русский север спускает на воду первый корабль будущей Сибирской флотилии, которая станет Тихоокеанским флотом. В первое плавание через Охотское море ладью эту поведет капитан казак Козьма Соколов. Кстати, Пушкин упоминает его в своих записках. Колыбель казачества —русский юг, устья Дуная, Днепра и Дона. Устья и степи. Поморы и казаки пели древние песни с припевом «Дунай, мой Дунай» и зимними вечерами слушали былины о киевских пирах князя Владимира. На той же ладье «Восток» ушли вдоль Камчатки и Курил выпускники Морской академии, офицеры геодезисты Иван Евреинов и Федор Лужин. Это 1720 год.
Итак, казаков на мостике одного и того же судна сменили офицеры Императорского военно-морского флота. Еще через двадцать лет в Охотске откроется навигац-кая школа. Сибирская флотилия будет крепнуть. Петр не забыл основать еще одну навигацкую школу — в Иркутске. (Считаю, что они должны быть воссозданы.) Там же, в Иркутске, епископом будет служить Иннокентий Кульчицкий, бывший обер-иеромонах русского флота. Натура богато одаренная и деятельная. «Обер-иеромонах» — такое сочетание могло родить только петровское время, когда свежий ветер перемен ворвался даже в кельи.
Иннокентий Кульчицкий будет со временем канонизирован. Петр заставил монахов переносить тяготы военных походов и ходить под парусами. Для многих монахов мир божий с качающейся палубы покажется невыр&-8имо интересным и не менее таинственным, чем при монастырских лампадах. Кульчицкий принял море и ступил на столбовую дорогу своего народа. Петр, который трудился не покладая рук, приходил в крайнее раздражение при встрече с ленью, инертностью, нерадивостью, но ничто его так не бесило, как византийская мапера русских клириков вести под руки епископов, людей дородных и крепких. Он запретил это специальным указом. чПри Петре даже монахи стали невольно усваивать морскую терминологию.
Сколько ни листай пожелтевшие страницы, а не найдешь судьбы, в которой запечатлелась бы предестинация столь же сильно, как в Федоре Соймонове. Позвольте хотя бы перечислить этапы-вехи его жизни. Соймонов окончил Московскую навигацкую школу. (Очень важно, что именно школу на Москве-реке, не в Ливерпуле, Амстердаме, Марселе или даже Петербурге.) Он у самых истоков. Обер-прокурор сената. Вице-президент Адмирал-тейств-коллегии (или заместитель министра военно-морского флота). Сослан в Охотск при Бироне. Прошел по этапу с выдранными ноздрями от Петербурга до Охот-ска, от океана до океана. Руководитель Нерчинской экспедиции. Зоркий страж русских интересов на Дальнем Востоке. Организатор экспедиции на Тихом океане. Сибирский губернатор. Московский сенатор. Крупнейший гидрограф. Он из тех петровских офицеров, которые с поля битвы быстро перешли на мирное поприще, а тогда особенно ценились гвардейские офицеры — преобра-женцы и семеновцы. Через сто лет, после того как казак Козьма Соколов поднял паруса на ладье «Восток», в еще одну кругосветку уйдет Отто Коцебу — всего их у него будет три. «Бессмертный Коцебу!» — скажет о нем адмирал Макаров. На палубу двадцатичетырехпушечного корабля «Предприятие», построенного Адмиралтейством в том же 1823 году, взойдет несостоявшийся девятнадцатилетний богослов Эмилий Ленц. Это трехлетнее путешествие выстроит ему всю жизнь. Кто из нас не энает со школьной скамьи закон Джоуля — Ленца или правило Ленца! Он изобретет барометр и глубомер, будет преподавать кадетам Морского корпуса и юнкерам Михайловского артиллерийского училища, а кончит ректором Петербургского университета.
Русское географическое общество было создано адмиралами флота Литке, Крузенштерном и Врангелем. Все они возмужали в кругосветках и прошли суровую школу у тихоокеанских берегов. Предестинация была столь сильна, что она мощью своей увлекала лучшие силы вчерашних исторических врагов России — потомков рыцарей Ливонского ордена. Дети меченосцев удостоились памятников от благодарной России за беспорочную службу. Лучших немцев-моряков дал русский флот. Знаменательно! 19 сентября 1845 года адмиралы собрались па квартире у Владимира Даля и учредили Географическое общество. В числе их был и Ленц.
Пусть с 1871 года базой Сибирской флотилии станет Владивосток, но Охотское море останется колыбелью флота. Соймонов правил Сибирью с выдранными ноздрями (будто бы за- участие в заговоре Артемия Волынского), и правил мудро и весело. Даже свой путь по этапу он положил на благо Сибири и, уже губернатором, навел наивозможный порядок на страшных переходах.
Пушкинское время было, как уже отмечалось, самым морским после Петра. Это чувствовали все поэты. «Так ныне, океан! Я жажду бурь твоих!» — восклицал Баратынский. Ему вторил Николай Языков: «Будет буря! мы поспорим и помужествуем с ней». Мне думается, что па-кануне наполеоновского нашествия только моряк Шишков мог написать «Рассуждение о любви к отечеству». На следующий год, в самую страшную годину столетия, —-в 1812 году он станет Государственным секретарем России, хотя царь не любил его за прямодушие, и будут воззвания его электризовать страну от столицы до самых глухих урочищ. Шишков, адмирал, получивший шпагу «За храбрость», не нарушал никогда петровского наказа юным стольникам «сколь возможно, искать того, чтоб быть на море во время боя». Петр в устье Двины, в Поморском краю у Белого моря, спустил на воду корабль «Святое пророчество», в верховьях Тихого Дона (а «тихий», как известно, в старину было синонимом слова «святой» или «белый») — «Предестипацию», чтобы вернуть России Днепровский лиман, который называли казаки «Белобережьем». Это на русском севере и на русском юге.
А что же на «сибирских украинах» России? С Прнморьем народ со времен Албааина и хабаровской дружи» ны связал самую сокровенную свою мечту — о справедливой стране без утеснений. Эту страну, где царствует правда, он называл Беловодьем.
Вы видите, Белое море — на севере, Белобережье —' на юге, Беловодье — на Тихом океане. .А как же Балтика?
Александр Невский начал, Петр закончил строительство в устье Невы самого русского из всех городов когда-либо существовавших на земле, — города предопределения. Блокада сделала град Петра самым священным городом страны. Порукой тому — четыреста тысяч ленинградцев на Пискаревском кладбище. Это те, кто предпочел смерть отказу от предестинации. Если перевести на древний язык, Финское взморье стало в блокаду «Бело-бережьем», Финский залив —• «Белым валивом», а город стал «Тихим» городом среди «Беловодья». В 1970 году, когда наши военно-морские силы провели маневр четырьмя флотами, корабли, прежде чем встретиться на мировых просторах, покинули четыре «белобережья» Отечества, четыре моря, освященных подвижничеством и тысячелетней русской мечтой.
В конце двадцатых годов острова и отдаленные побережья Отечества стали терзать вооруженные морские хищники — то под видом торговцев, то зверобоев, то рыбаков. Национальные богатства страны растаскивались, можно сказать, средь бела дня. Поди настигни незваных •гостей без быстроходных кораблей. Надо было немедленно переводить часть сил на Белое море и в Приморье-Беловодье. Весной 1933 года из Балтики к Белому морю по новому Беломорканалу ушли эскадренные миноносцы «Урицкий» и «Куйбышев», сторожевые корабли «Ураган» и «Смерч», подлодки «Декабрист» и «Народоволец». Переход получил кодовое наименование «ЭОН-I» (экспедиция особого назначения). Путь был непрост — то старая петровская мечта, «государева дорога» из Кронштадта в Неву, потом в Ладогу, затем в реку Свирь — Онежское озеро... В начале августа весь Мурманск вышел встречать корабли. Путь занял два с половиной месяца. Еще суда были в дороге, а уже вышло решение о создании Северной военной флотилии с базой в Мурманске.
На гранитных скалах вырастут казармы, склады, батареи, пристани, пирсы. Попробуй сунься! Сила! Северной флотилией командовал с 1935 года Константин Ду-шенов, бывший матрос с «Авроры». Душенов был склада исконно русского, тип, который тысячи лет народ выставлял на свое порубежье. Его кредо слово в слово совпадает с петровскими наставлениями и полно большевистской неукротимости. Вот оно: «Плавать надо в наиболее сложной обстановке! Но каждый выход сопровождать глубоким расчетом и глубокой подготовкой. Туман, «заряд», шторм надо сделать нашими союзниками»...
В 1932 году пароход «Сибиряков» в одну навигацию прошел из Архангельска в Тихий океан. На такое плавание способно только молодое общество. Рейд был и героическим, и по-юношески отчаянным, и по-государственному мудрым. Дорога по русским внутренним морям нужна была как воздух, как жизнь. «Сибирякова» вел знаменитый полярный капитан Владимир Воронин. До этого суда с 1920 года настойчиво пробивались к устьям Оби и Енисея. Эти экспедиции назывались Карскими. Из Сибири тогда надо было вывозить в голодный центр излишки хлеба.
1923 год. Освоен путь до устьев Лены и Колымы. Эти рейсы назовут «колымскими». «Сибиряков» (водоизмещение 1383 тонны, машина 2 тысячи лошадиных сил) шел вдоль устьев великих русских рек, овеянных именами легендарных предшественников. Шел вдоль «фасада России», пороги которой купаются -в ледяных водах «Сибирского океана», как сказал бы Ломоносов. В устье Лены с ним повстречался колесный пароход «Лена», тот, что пришел сюда с запада в 1878 году. Историческая встреча! Экипажи обоих пароходов были взволнованны. «Сибиряков» искал полыньи, бил льды, растаскивал их лебедкой, взрывал аммоналом, но упрямо двигался на восток. В Колючинской губе поломал все четыре лопасти винта. Груз перебросили с кормы на нос, задрали над водой корму и сменили лопасти. Пошли дальше. У мыса Сердце-камень обломался о льды конец гребного вала. Корабль замер. Вал не сменишь, и «Сибирякова» понесло по воле льдов. Выйдя случайно на полынью, команда сшила из брезента паруса. С муками «Сибиряков» добрел-таки до Берингова пролива и был взят на буксир траулером «Уссуриец». Это случилось 1 октября 1932 года. А уже 17 декабря того же года Совнарком образовал Главное управление Севморпути. Весь народ с вол-пением следил тогда за этой одиссеей.
Купленный у датчан пароход «Челюскин» на следующий год должен был повторить рейд «Сибирякова» и по пути снять с острова Врангеля зимовщиков. Из-за льдов к ним уже четыре года никто не мог пробиться. Этими же льдами «Челюскин» будет раздавлеп. Экспедицию, как и на «Сибирякове», возглавлял Отто Юльевич Шмидт. За спасением челюскинцев теперь уже следил весь мир. Семеро морских летчиков, спасших их, стали первыми Героями Советского Союза.
Русская морская дорога родила первых Героев страны. Я уже писал об этом, но как не повторить? В 1934 году ледорез «Литке» прошел с востока на запад Сев-морпутем. Наступает лето 1936 года. Жертвы, принесенные па берегах «Сибирского океана», были не напрасны. Два эскадренных миноносца, «Войков» и «Сталин», прошли с Северного морского театра на Тихоокеанский театр. В Архангельск эсминцы прибыли из Кронштадта Беломорканалом. Весь путь от Балтики до Владивостока военные суда пройдут внутренними водами страны — впервые со дня существования государства. Эсминцев, сменяя друг друга, вели ледоколы «Литке», «Красин» и, что особенно важно, неувядающий флагман ледовых судов, детище Макарова «Ермак». Ледовыми лоцманами на эсминцах стояли два лучших в мире полярных капитана П. Г. Миловзоров и Н. М. Николаев. Когда они прошли Берингов пролив, радисты приняли телеграмму из Кремля: «Поздравляем с выполнением задачи, порученпого вам важнейшего задания партии и правительства. Ваша большевистская победа в Арктике имеет большое значение для обороны страны и является новым сильным призывом ко всем трудящимся Советского Союза преодолевать все и всяческие трудности в борьбе за социализм».
Экипажи судов получили и еще одну телеграмму, осветившую ледовую дорогу особым счетом истории. Она пришла от взволнованных участников Цусимского боя. Моряки немедленно отбили им ответ: «Товарищи старые доблестные моряки с крейсеров «Изумруд», «Аврора», «Урал», «Дмитрий Донской» и броненосца «Адмирал Ушаков»! Можете не сомневаться, Цусима не повторится! Этому порукой то, что Советское правительство направило на флот самых верных, испытанных сынов рабочего класса и колхозного крестьянства».
На следующий год командующий Тихоокеанской флотилией флагман флота 1 ранга М. В. Викторов станет начальником морских сил РККА. Так вновь возобновится старая традиция русского флота. Суровая школа Тихоокеанского театра начнет поставлять стране лучших флотоводцев. Вскоре командование Тихоокеанским флотом возьмет на себя Н. Г. Кузнецов. С весны 1939 года его место займет И. С. Юмашев. Видите, что за имена!
Школа Сибирской флотилии продолжает служить Отечеству. Северным путем с Белого моря во Владивосток каждый год идут военные корабли. Наконец в 1939 году у причалов Владивостока ошвартуется подводная лодка «Щ-423». Это первая в истории подлодка, прошедшая Севморпутем в одну навигацию с запада на восток.
Пробьет час смертельных испытаний, и труды подвижников русской дороги дадут всходы. Неистребимая тяга казаков — поставить крепости в устьях всех русских рек и защитить родную землю — не пропала даром. В 1942 году впервые в истории в разгар -войны с нацистами на Север придут суда из Владивостока, чтобы выполнить древний завет и стать «за други своя». Суда эти пройдут из «Беловодья» в Белое море, соединив ратный ледовой дорогой народную мечту.
Когда фрегат «Паллада», также пройдя вокруг света, бросил якорь в Императорской гавани в виду русских берегов, один из самых спокойных, смышленых и могучих матросов фрегата сказал стоящему на палубе писателю Ивану Гончарову слова, которые, по моему глубокому убеждению, могут быть признаны главными словами последнего русского тысячелетия и служить девизом предестинации. Обогнув земной шар и увидев вновь родные земли, тот взволнованно и удивленно обронил:
«Свет мал, а Россия велика!».
В Америке недавно издали увесистый фолиант — альбом фотографий, рисующих день из жизни нашей страны, от Балтики до Курил. И лишь один объект в нем запечатлен пять раз. Это не космодром, не балет, не университет, не прокатный стан... Древний державный инстинкт и тут не подвел потомков англосаксов — особое восхищение американцев вызвало Ленинградское нахимовское училище. Фоторепортеров поразили духовная собранность, нравственная просветленность, физическая крепость наших мальчишек. Но не только это. Американцы считают свой флот опорой страны, главной ударной силой. Морская пехота — оплот армии, эталон американского духа. От Британии они переняли не только роль «владычицы морей», но и острый интерес ко всему, что имеет отношение к морской мощи. От их взора не ускользнуло и то, что училищем руководит адмирал Столяров, Герой Советского Союза, недавний командир атомной подводной лодки.
Гостей из-за океана, должно быть, взволновало не только само училище,- что находится в одном из красивейших зданий города, но и стоящий под его окнами у гранитной невской стенки знаменитый крейсер «Аврора» как напоминание мощи российского флота.
Что делает море с людьми? Почему так преображаются обыкновенные парни, надев морскую форму? Наставники нахимовского училища единодушны — через меСяц курсантов уже не могут угнать родители. А еще через два — после парада на Красной площади — вчерашние восьмиклассники уже настоящие юноши. Так возвышает причастность к великому делу. Рассказывают, что когда в океане встречаются два наших военных корабля, то капитаны осведомляются через громкоговоритель, нет ли на борту бывших нахимовцев...
Когда подросток вскидывает голову в строю, равняясь на флаг, он испытывает волнение, с которым не сравнится, пожалуй, никакой другой обряд. И потом, став офицером, тоже будет каждый день, поднимаясь по трапу родного корабля, отдавать честь флагу Отечества. На флоте не принято говорить на эту тему. Офицеры служат молча. Но еще в юности нахимовец чистым сердцем мгновенно улавливает, что отныне он приобщен к некоей святыне.
Как-то в Ленинграде мой собеседник, кавторанг Валерий Никонов, обронил в разговоре, что он будет на работе завтра во столько-то. Его начальник, тоже кавторанг, Евгений Корчагин тут же строго сказал:
— Не на работе, а на службе... — и улыбнулся, придав замечанию форму светской реплики. Моряки не любят говорить о подобных вещах с угрюмой серьезностью. Тот же Корчагин еще раз прервал своего друга, когда тот заговорил о том, как мучительны для офицера поиски квартиры. «Ни слова о трудностях!.. Мы флотские офицеры... Нам все дается легко...» И опять широко улыбнулся.
Перед парадом на Красной площади нахимовцев возят под Москву к полям Белого Раста, где морские пехотинцы зимой сорок первого, сбросив маскировочные халаты и надев бескозырки, поднялись в атаку и бежали по снегу, невзирая на пулеметный огонь противника, пока не сошлись врукопашную в первой линии вражеских траншей. Откуда эта наша флотская неудержимость, эта ок-рыленность?.. Где ее истоки? Не в- Святославовом ли кличе: «Иду на вы»? Не в потешных ли играх Петра?
Здание нахимовского училища было построено накануне революции. Условиями конкурса среди архитекторов предусматривалось, что желательно ему быть в стиле Петровской эпохи. Победил безвестный инженер-строитель, который вскоре стал главным архитектором Петербурга. Казалось, даже прикосновение к наследию Петра и его энергичной эпохе приводит к результатам, похожим на чудо. Именно это чувство рождается, когда смотришь на синий дворец нахимовцев. Неслыханная дерзость и поэзия сопутствовали всем созидательным деяниям Петра. От трудностей Петр, казалось, становился крепче; а когда чувствовал, что интересы России в опасности, тогда уже для него — чем страшней, тем веселей. После тяжелого нарвского разгрома он лично повел морскую пехоту на абордаж военных кораблей шведов в устье только что очистившейся от льда майской Невы. Тогда же беспристрастные свидетели его подвига «за никогда не слыханную викторию» надели на тридцатилетнего Петра орден Андрея Первозванного. Сему ордену надлежало быть высшим орденом новой державы, а молодому флоту — нести белый флаг с синим Андреевским крестом.
«Русские мальчики», по Достоевскому, — совесть и цвет нации. Мы знаем имена шестнадцатилетних офицеров, шедших под картечь на Бородинском поле. Но более юных витязей, чем на флоте, Русь не видывала. Четырнадцати лет Василий Головнин был произведен в гардемарины. На корабле «Не тронь меня» оп дрался в трех морских сражениях против шведов и вернулся в корпус продолжать учебу с золотой медалью за отвагу.
В десять лет на суда английского флота для практики был послан Алексей Грейг. Английская корабельная служба была тогда самой суровой в мире морской школой. В десять лет на край света посылали не сироту горемычного, а сына прославленного русского адмирала С. Грейга. Малыша Алексея приняла от купели сама Екатерина, а крестным отцом его был герой Чесмы — Алексей Орлов. Три года нес службу мальчик в море. В тринадцать лет вернулся к родному очагу, но на другой год — осенью 1789-го — был вновь послан с братом Карлом в Англию. Тогда же братья совершили плавание в Индию и Китай и приняли участие в сражениях с французскими и голландскими судами. Алексей Грейг плавал в составе эскадры знаменитого адмирала Худа, а позже, во время крейсерства с союзной английской эскадрой, заслужил похвальный отзыв самого Нельсона. Вот какой выучки моряк станет потом командующим Черноморским флотом.
Другой пример. Константин Станюкович в одиннадцать лет дрался на бастионах Севастополя в Крымскую войну. Он был потомственным моряком — сыном известного адмирала. За оборону Севастополя получит серебряную медаль на георгиевской ленте, а после войны поступит в Морской кадетский корпус.
Рано мужали гардемарины — эти расторопные и веселые мальчишки па палубах, окутанных пороховым дымом. Не угас в русских вооруженных силах беззаветный дух потешных полков Петра, его отважных юных стольников. Биографии Головнина, Грейга, Станюковича не исключение.
Вот что Достоевский выскажет позже о юношестве: «Русские мальчики» — это образ, это идея... Они не станут тратить время на расчеты — поступят, как велит им совесть, часто даже будучи уверенными в самых ужас-пых для себя последствиях... В минуты опасности для отечества оставляют дом, невесту, мать — и идут добровольцами, ополченцами, чтоб стать героями Бородина; забывают о своей тысячелетней родословной, и благах, и привилегиях, кои она им обеспечивает, обрекая себя па виселицу, на кандалы, выходят на Сенатскую площадь, ибо честь и слава отчизны, освобожденной от крепостного права и подчинения немецкой чиновной бюрократии, для них превыше благ и привилегий спокойного ничегонеделания; это они бредут тысячи верст пешком по матушке России в Петербург, чтобы за несколько лет стать гордостью российской науки...
Нетерпеливы русские мальчики, им хочется сразу всего, одним разом либо пристукнуть весь мир зла и несправедливости, либо обнять и жизнью своей защитить его красоту от прихлопывания других. Все или ничего...
Но сердцем, но страстью, но провидением душевным, но убежденной устремленностью бескорыстия им открывается многое и такое, чего не возьмешь простой ученостью и усидчивостью»...
Чтобы флот и армия были сильны и держава необорима, необходимо, чтобы юношей воспитывали мужчины, ибо воспитание, как сказал Мономах в своем поучении, есть «мужеское дело».
Немало героических страниц в историю державы вписано и советскими моряками. Недавно довелось побывать на сторожевом корабле «Беззаветный»'— том самом, что в феврале 1989 года чуть ли не в виду Южного берега Крыма «вытолкнул» иэ наших вод американский крейсер «Иорктаун». Для того чтобы навалиться на корабль, которому трижды уступаешь в водоизмещении, надо обладать главным свойством «русских мальчиков» — беззаветностью.
«Беззаветный» ждал американцев у Босфора. Когда крейсер «Иорктаун» и эсминец «Кэрон» вошли в Черное море, наш корабль последовал за ними. Американцы прошли малоазийскими берегами Турции, миновали Батуми и по периметру вдоль кавказских берегов стали приближаться к Крыму. Около Поти к «Беззаветному» присоединился наш небольшой сторожевой корабль, который уступал американскому эсминцу «Кэрон» в водоизмещении в шесть раз. На траверзе мыса Сарыч, приближаясь к Севастополю, янки не вошли, а «вломились» в наши воды. Старший лейтенант Александр Мусько был в то пасмурное утро вахтенным офицером и видел с ходового мостика всю картину.
— Мы ему сигналим, что он нарушает, а они: «Мы не нарушаем, осуществляем мирный проход».
— Ну а дальше что? — спрашиваю.
— Вся команда о фотоаппаратами высыпала на верхнюю палубу и улыбается.
Когда высыпала, до навала или после?
— Нет, — говорит старший лейтенант, — после навала их как ветром сдуло...
Командира корабля В. Богдашина не было в Севастополе, и я разговорился еще с одним участником инцидента — старшим помощником капитаном 3 ранга Валерием Куликовым. Вот что он добавил к рассказу Мусько:
— «Иорктаун» внаем давно. Это он потопил ливийский катер во время атаки американцев на Триполи. Американский крейсер, сбивший иранский пассажирский «Боинг» над Персидским заливом, — точная его копия. Это бывалые крейсера, как бы первые зачинщики, когда идет игра мускулов. Много раз предупреждали американцев, что они нарушили границу, но те и не думали менять курс. Ветераны флота стыдят нас, мол, мы не поз-.
164
воляли никому унижать достоинства державы, а вы, молодежь, честь родного флага не можете отстоять. Били же, говорят, мы фашистов, неужели вам не под силу проучить эту «жевательную резинку». Каково такое слушать... И в самом деле обнаглели, чуть не на пляжи лезут. Так вот, высыпали они, значит, на верхнюю палубу с камерами... Мы все ближе и ближе. Снимать снимают, а пушки на нашу командирскую рубку наведены. Начальник штаба флота, вице-адмирал Селиванов, командует: «Наваливайтесь! Выталкивайте их вон из наших вод!» Селиванов мужик настоящий, в Средиземном море эскадрой командовал, ему это миндальничанье с хамами давно поперек горла...
--->>>
