Cтарый 4емоданПриказ есть приказ. Первым бросился на эсминец «Кэрон» храбрый «потиец». «Беззаветный» на скорости пять узлов настиг «Иорктаун» и ударил скулой ему в корму. Американцы — врассыпную. У нас все орудия заряжены. Команда молчалива и собранна. Никогда не видел, чтобы матросы так хорошо работали. Мы ему три ракеты «Гарпун» поломали, леера и трап снесли. Чтоб удар был поувесистей, выпустили чуть якорь. Таранили так, что якорную цепь как ножом срезало. (В музее флота я потом видел звено от якорной цепи. Событие это стало сразу историческим. Ведь со времен войны моряки наши характер не показывали. — К. Р.) Потом Селиванов командует, если курс не меняет, ударьте еще раз. Ну мы и не стали раздумывать. Навалились снова. Конечно, и сами помялись. Крейсер в три раза больше нашего «Беззаветного». Сообщаем в штаб, что на «Иорктауне» выпустили вертолет и готовят к взлету. Адмирал в ответ: «Как взлетит — сбивайте!» «Есть!» — отвечаем. Приготовили орудия. С таким адмиралом можно служить. Американцы то ли поняли наконец, что зарвались, то ли нервы не выдержали, но вертолет не подняли и курс сменили. Скандал, разумеется, но не все же божья роса?..
На прощание стали с Куликовым сравнивать Советский и американский флоты. Старпом сказал с убеждением:
— По технике они, может, кое в чем и обходят нас, но духом мы сильней. Это каждый матрос чувствует...
После инцидента американцы заметно вежливее стали. Командир крейсера «Азов» капитан 2 ранга Владимир Васюков позже подтвердил:
— «Иорктаун» из боевого охранения авианосца «Ко-рал си». Командира после того случая сняли. Раньше они приблизиться не давали к авиаматке, как говорится, на пушечный выстрел. Ну прямо-таки борт в борт и как бы отпихивали от авианосца. А после, навала держатся на почтительном расстоянии, дескать, кто знает, что на уме у этих русских с их таинственной славянской душой. Да и моряки наши не только на «Беззаветном» приосанились: для того Родина и поставила нас па рубежи, чтоб дозор держать неослабно...
Близится трехсотлетие русского военного флота. Он зародился в битве за устье Дона, когда понадобились суда для осады Азова. 20 октября 1696 года боярская дума утвердила указ двадцатичетырехлетнего Петра и вынесла «приговор»: «Морским судам быть». Этот день принято считать началом русского военного флота. За триста лет (кроме Цусимы) русский флот не потерпел ни одного поражения. Бывают разгромы, которые приносят не меньше славы побежденным, чем победителям. Цусима — одна из таких битв. Наши моряки умирали, не спуская флага. Против эскадры японцев шли только «Варяг» и «Кореец». Открывая кингстоны, они не были побеждены морально.
Сегодня четыре наших флота, как щиты, заслоняют рубежи нашего Отечества: Тихоокеанский флот — на востоке, Балтийский — на западе, Северный — по всей акватории Ледовитого океана, на юге — Черноморский. В недавний свой приезд в СССР министр обороны США Фрэнк Карлуччи (ныне бывший) был предельно внимателен на борту крейсера «Слава» в Севастополе. Он запомнил все. И то, что «Слава» пятый в русском флоте корабль с подобным названием, и то, что ведет родословную вот уже триста лет. В американском флоте нет кораблей, подобных «Славе». Нет в мире корабля, который при таком водоизмещении нес бы столь мощное оружие. Адмирал Макаров однажды сказал: «Унылые люди не годятся для такого бойкого дела, как морское, в особенности во время войны». Слова эти любит повторять командир «Славы» капитан 2 ранга Василий Васильчук.
Фрэнк Карлуччи не увидел на корабле Васильчука ни вялых, ни подавленных моряков.
Покидая крейсер, один из американских адмиралов признался Васильчуку, что хотел бы служить на таком корабле. Вот этого-то и страшатся хозяева Америки! Они готовы на любые сокращения вооружений, но флот свой считают неприкосновенным. Твердо унаследовали от Британии: кто хозяин в океанах, тот и господствует в мире...
Чтобы быть верными миссии мира, мы обязаны быть верными своей столбовой дороге к океанам. Триста лет создавалась морская мощь России, три столетия русские моряки доблестно несли службу на рубежах державы. Подумаем и о дне завтрашнем. Флот требует дальнейшего развития: еще более надежной системы базирования, кадров с высочайшей морской выучкой и культурой, неослабного интереса к научным открытиям и опыту. Если в Севастополе единственный в своем роде в мире спасательный корабль «Эльбрус» вот уже лет пять не выходит в открытое море только потому, что негде его отремонтировать, то это не делает нам чести. Флот и застой — понятия взаимоисключающие./Будем же достойны деяний предшествующих поколений и останемся верны исторической предестинации!
Дух державного служения более всего укоренен в армии и флоте. Сорок пять лет стоит в развалинах главная святыня Севастополя — Владимирский храм, где покоится прах Лазарева, Нахимова, Корнилова и Истомина. Когда командующий Черноморским флотом адмирал Михаил Николаевич Хронопуло говорил в беседе со мной, что флот, отчаявшись в ожидании восстановления усыпальницы адмиралов, решил не только сам взяться за ее реставрацию, но еще перенести сюда из Мордовии прах адмирала Ушакова, я невольно почувствовал дух предестинации, Тот порыв, что имеет и свой знак — как знамя, off в белом шарфе моряка, который Петр велел завязать офицерам на руку, чтобы матросы видели их впереди абордажного боя. Наш прославленный морской летчик Борис Сафонов, дважды Герой Советского Союза, чтобы его товарищи по полку узнавали друг друга в бою, тоже велел им носить белые шарфы. Белый шарф, как и кортик, символ чести офицера и его служения Отечеству, сймвол чистоты совести. Только духовный порыв, рожденный сильной памятью, способен истребить неуставную заразу, занесенную «пеструшкой» из общества в наши Вооруженные Силы.
В чем же подлинная самобытность нашего исторического пути? Что отличает неповторимый духовный тип русского человека, который народ воплотил в идеал подвижнического служения Отечеству, огранил державное творение русского этноса понятием «Святая Русь»? Понятие это не церковное, тем более не всемирное, а коренное, народное, родившееся вместе с древним: «Кто сеет хлеб — тот сеет правду». Это во-первых.
Предестинация русских, белорусов и украинцев вела их к океанам. Путь этот прежде всего земледельческий. При всех издержках казацкой вольницы они тянули к морю не только корабли черев чащи и пороги, но и плуг. Это во-вторых.
Ни один из народов на окраинах Руси из вчерашних ее смертельных врагов — ни на русском юге, пи нерусском западе, где потомки Тевтонского и Ливонского орденов умирали за идеалы русской государственности, ни на востоке, начиная с Казанской, Ногайской и Сибирской орды и до Тихого океана, где берег Отечества не дальний, а где русский восток, — ни один народ не узнал на себе ни злопамятства русских, ни мести, ни унижения. Этого не опровергают даже злейшие наши враги. Иначе эти народы не умирали бы бок о бок с нами в двух отечественных войнах. Таков подлинный интернационализм. Вот почему «Святая Русь» — понятие глубоко и самобытно национальное. Лучшим свидетельством этому служит то, что после Октября, когда русские, белорусы, украинцы, став в большинстве своем атеистами, первыми умирали в войне с фашистами «за други своя!», а после войны и до сего дня отдают бескорыстно вчерашним угнетенным народам все лучшее, что у них есть. Порукой этому то, что ныне они по уровню жизни, образования, льготам уступают вчерашним своим окраинам. Пусть это будет в-третьих.
И наконец, доказательством праведности пути к морям служит то, что единая Русь, разъединенная Ордой на три народа, вновь слилась в единый этнос Киевской поры в устьях Днепра, Дуная, Дона, Кубани, Волги, Амура, па необозримых просторах Урала и Сибири, тем самым показав миру, что есть только один путь к спасению. Он — в братстве и равенстве всех народов.
Не из этого ли духовного источника родилась и «Троица» Рублева — как переживаиие и мечта о новом единстве разъединенных на три ветви руссов? Она и заказана была Сергием Радонежским, дабы преодолеть «ненавистную рознь мира сего». Ее тишина, единство и свет могли родиться лишь после Куликовской сечи, в которой ратоборствовал Андрей Рублев, — битвы, что потрясла двадцатилетнего инока, такого же «русского мальчика», как Алеша Карамазов. Единство светилось и в каждом слове украинца Василия Васильчука, командира крейсера «Слава», белоруса Егора Томко, начальника училища подводного плавания, контр-адмирала, Героя Советского Союза; русского Льва Столярова, начальника нахимовского училища, контр-адмирала, тоже Героя Советского Союза.
Тихий океан уже стал «Средиземным морем» человечества. Как нам осознать деяния Петра на новом историческом этапе, который ждет страну на пороге нового тысячелетия? С Петра ведет отсчет новая эра в международной жизни. Эта эра началась с навигацких .школ в Москве, Якутске, Охотске, Иркутске, Нерчинске. Если бы вдруг ныне явился Петр, то нет сомнения, что теперь он поставил бы столицу на берегу Охотского моря — самого русского, самого сурового и самого богатого моря в мире. Он же, вопреки «желто-блакитной» петлюровской «пеструшке», исправил бы свою государственную ошибку и объявил бы в соответствии с исторической правдой первопрестольным градом Отечества тот город, откуда и пошла русская земля, а именно — Киев. Это не умаляет роли Москвы, ибо великодушие только возвысило бы белокаменную святыню. Киев — не «мать городов русских». Киев — он, а потому отец. Перестанем же в византийском раболепии называть мужественный город — «она» — только потому, что «город» в греческом языке женского рода. Если бы Петр, обладавший редкой глубиной исторической памяти, воздал бы Киеву по его великим заслугам, быть может, ему не пришлось бы отливать для Ма-зецы медаль в восемь килограммов серебра с изображением удавившегося Иуды. И вопреки бессмысленной «пеструшке» он не только немедленно достроил бы БАМ, а добавил бы еще колею да новую железную дорогу стремительно довел бы до Магадана,' чтобы не с помощью соседей, а руками и умом самих россиян созидать свой дом на священных берегах Отечества.
Петр не мог не поставить столицу в устье Невы. Не мог не приблизить к врагу царский дворец. Он знал, что опасность мобилизует все ресурсы народа. А свой народ он энал лучше всех. Поставь Петр в устье Невы только могучую крепость, Россия не стала бы великой морской державой. Инерция Московской Руси утащила бы ее вновь в глубь континента.
Инерция эта существует и поныне. Русская эмиграция в своем худшем проявлении породила «пеструшку», которая предала святыни и договорилась до того, что ордынское иго для русских было даже благотворным.
Убийства, набеги, полон, надругательства, муки, битвы — все принесено в жертву евразийской идейке об исконной сухопутности русских. Это же сдабривается заимствованной на Западе теорией «пассионарности»...
Столица должна была быть там, где пересекаются мировые дороги. Чтоб не дремали. Чтобы во время морской битвы со шведами «окна были в постоянном содрогании». Есть и еще одна тайна в выборе Петра. Он придерживался правила, которое Суворов выразил словами:
«Опасности лучше идти навстречу, чем дожидаться ее на месте».
Адмирал Ушаков уточнил: «Врагов не считают — их бьют!»
Так предестинация вывела русский флот в Мировой океан для защиты мира. Когда в морскую пучину погрузились начиненные смертью атомные подводные лодки американцев с черным туловищем и зловещими очертаниями и начался, по Пушкину, «гад морских подводный ход», тогда-то «русские мальчики» и вышли на океанский простор на кораблях, родившихся в глубине континента на заснеженных просторах их Родины. Только океаническое мышление поможет нам до конца осознать священные рубежи Отечества и особость нашего духовного типа, ибо:
Свет мал, а Россия велика!
<<<---
