Cтарый 4емоданВыдающийся мастер пейзажа
В предлагаемый вниманию читателей сборник включены переписка И. И. Шишкина, его дневник, высказывания современников о художнике. Собранные воедино материалы, многие из которых публикуются впервые, приближают к нам образ одного из самых крупных русских пейзажистов второй половины прошлого столетия и позволяют ощутить своеобразие его незаурядной личности. Наполненные живым дыханием времени, они доносят до нас мысли и чувства художника, показывают его в повседневном творческом труде, в общении с людьми, содержат многочисленные биографические факты.
Основой сборника является переписка Шишкина, охватывающая в целом почти полувековой период его жизненного пути. Половина всех писем принадлежит самому художнику. Они значительно расширяют представление о его нравственном облике, творческих позициях и общественных взглядах; помогают — порой по самым мельчайшим штрихам, по самым разнообразным деталям — проследить за процессом духовного становления, за развитием таланта пейзажиста, в какой-то мере проникнуть в его творческую лабораторию. Некоторые письма позволяют исправить допущенные в искусствоведческой литературе фактические неточности. Так, в частности, сделанная на одном из писем Шишкина пометка его отца: «1832-го япваря 13 в среду родился наш Иван» (письмо № 23) опровергает дату рождения художника —1831 год, встречающуюся порой и до сих пор в некоторых искусствоведческих изданиях. По письмам можно установить и то, что в 1864 году Шишкин был в Париже, что вызывало сомнение у ряда исследователей. Или, например, считалось, что А. В. Гине находился вместе с Шишкиным в Лисьем Носу, но одно из писем противоречит этому.
Шишкин не любил переписываться, неоднократно в этом признавался и прибегал к письмам чаще по необходимости. Однако в отдельные периоды жизни — вдали от родных и друзей — он писал больше, чем многие другие художники. Его письма читаются легко, они отличаются живостью и непосредственностью изложепия, безыскусственным языком. Это же присущо впервые опубликованному дневнику Шишкина, который наиболее ценен тем, что в нем нашли отражение идейно-эстетические взгляды молодого художника.
Широк и интересен круг людей, с которыми переписывался Шишкин. Находясь в гуще художественной жизни своего времени, он сблизился со многими представителями русской интеллигенции — видными живописцами, главным образом передвижниками, известными издателями, коллекцио-
4
нерами. Наряду с ними, среди писавших Шишкипу встречаются и основательно забытые художники, преимущественно ого друзья ученических лет. Как и Шишкин, опи шли по пути демократизации русского искусства, и 1<аждый внес посильную лепту в его историю.
Большое количество писем Шишкина относится к периоду его ученичества. Всегда очепь почтительные и, как правило, пространные, они адресованы родителям. Среди них самым рапнпм является письмо из Москвы, написанное Шишкппым в январе 1856 года по окончании занятий в Московском училище живописи и ваяния и накануне переезда в Петербург для {Юстунлепия в Академию художеств. Оно полно «сладких воспоминаний» о родпом доме п, как многие ранние письма, приоткрывает внутрепппй мир начинающего художника. Перед нами предстает еще несколько панвный, но л то же время серьезный, рассудительный молодой человек, настойчивый в достижении цели.
Лишь двадцати лет, в 1852 году, переступил Шишкип порог Московского училища. Нелегко далось ему преодоление устоев патриархальной семьп, противившейся (за исключением отца) стремлению юноши стать художником. Отголосок долго не утихавших из-за этого споров находим мы в переписке Шишкина с родными. О том же живо рассказывает А. Т. Комарова в статье «Лесной богатырь-художник».
Человек исключительного трудолюбия, Шишкин запимался с настоящим упоением, с радостью и порой даже с ожесточением. «Художпик и ученый совершенствуются до конца своих дней»,— написал он на одном из рисунков,1 сделанном в Московском училище. А в относящейся к тому же иременн тетради Шишкина, названной «Заметкп о живописи», мы находим такое изречение: «Гений искусства требует, чтобы ему была посвящена вся #<изиь художника, сосредоточенная сама в себе, для того, чтобы выразиться в полной силе творчества».2 Художник казался ему «существом, живучим в идеальном мире искусства н стремящимся только к усовершенствованию», 3 а живопись он называл «живой беседой души с природой и богом» (письмо № 17). Такие отвлеченно-романтические представления Шишкин черпал, главным образом, из прочитанных в юности кппг и журнальных статей но вопросам искусства.
Из всех видов живописи он предпочитал пейзаж. «...Пейзажист — истинный художник, он чувствует глубже, чище»,— писал он несколько позже в дневнике. «Природа всегда нова... п всегда готова дарить неистощимым запасом своих даров, что мы называем жизнью,— отмечал он там же. — xJto может быть лучше природы...» Богатство и разнообразие ее растительных форм увлекает Шишкипа с первых же шагов в искусстве. Он жадно
1 «Крестьянка с котомкой за спиной» (ГРМ). Инв. № рб-22095.
2 См. с. 299 наст. изд.
3 См. там же.
5
рисует с натуры в подмосковном лесу — в Сокольниках, его восхищают «колоссальные дубы», увиденные в 1857 году в Сестроредко (№ 19), он покорен суровой красотой Валаама. Обильное многообразное летнее цветение его привлекает более, чем скудная зелень ранней весны. Дороже всего ему лес. С детских лет в Елабуте он жил в окружении могучих прикамских лесов и сроднился с ними.
Тесное общение с природой пробудило в любознательном юноше стремление как можно достовернее ее запечатлеть. «Одно только безусловное подражание природе,— записывает он в ученическом альбоме,— может вполне удовлетворить требованиям ландшафтного живописца, и главнейшее для пейзажиста есть прилежное изучение натуры,—вследствие сего картина с натуры должна быть без фантазии».1
В Московском училище живописи и ваяния, где более трех лет занимался художник, широко применялась прогрессивная педагогическая система А. Г. Венецианова, основанная на внимательном и бережпом отношении к натуре. Демократическое по характеру творчество Венецианова, создавшего, в частности, первые правдивые картины русской сельской природы, воспевшего ее задушевную красоту, было близко и попятно молодым художпикам-пейзан;пстам. «Бесхитростное воззрение»2 на натуру и полное доверие к ней — эта главная установка Венецианова наиболее отвечала стремлению Шишкипа к правдивому изображению природы.
Немалое влияние имел на Шишкина его наставник в Московском училище А. Н. Мокрицкий, в прошлом серьезно увлекавшийся пейзажем и сам учившийся некоторое время у Венецианова. И хотя в дальнейшем Мокрицкий стал горячим поклонником К. П. Брюллова и Италии, приверженцем «идеально-прекрасного искусства»,3 в занятиях с Шишкиным он использовал прежде всего педагогические припципы Венецианова. Почувствовав незаурядный талант своего ученика, определив его индивидуальные склонности, Мокрицкий поощрял в нем интерес к натуре, к пейзажу, развивал наблюдательность. Он поддерживал влечение Шишкина к рисованию, уделял особое внимание внеклассным самостоятельным занятиям начинающего художника, приучал его зорче всматриваться в окружающее. В набросках биографии Шишкин отмечал: «Я делаю успехи в пейзаже, рисунок ходит по рукам, радость Мокрицкого».4 А сам Мокрицкий писал в одпом из рапортов
1 Это высказывание в литературе о Шишкине приписывалось ему самому, на самом же деле оно заимствовано из статьи о С. Ф. Щедрине. — В кн.: Памятники искусств и вспомогательных знаний. Спб., 1841, т. 1, л.'16—17.
2 Алексей Гаврилович Венецианов. Статьи, письма, совремеппикп о художнике. Сост., вступ. ст. и примеч. А. В. Корниловой. Л., 1980, с. 250.
3 «Явление Христа народу». Картина Иванова. Разбор академика Мок-* рицкого. М., 1858, с. 44.
4 НВА АХ СССР, ф. 39, on. 1, ед. хр. 29, с. 14.
6
в Академию художеств: «Шишкин весьма прилежно запимался в натурном классе, много рисовал с пейзажных этюдов Куапье,1 писал с большим успехом с натуры, парисовал прекрасную коллекцию этюдов растений с натуры...» 2 Эти труды стали для молодого художника началом кропотливой, своего рода «лабораторной» работы, пе прекращавшейся, в сущпости, на протяжении всей его жизни.
Образованный, начитанпый человек, Мокрицкпй расширял и художественный кругозор Шишкина. «...Ему я п многие,— писал Шишкип,— обязаны правильным развитием любви и понимания искусства».3 Возможно, именно у Мокрнцкого получила поддержку склонпость Шишкина к своеобразной «портретности» пейзажных образов.
Не порывал Шишкин дружеских связей п с товарищами по училищу. В то время как письма Мокрицкого отражают сердечный характер отношений между педагогом и учепиком, письма к Шишкину его московских друзей П. А. Крымова, К. Н. Борпикова, В. Г. Перова, Е. А. Ознобишина говорят о круге интересов и теплых взаимоотношениях учащихся Московского училища, сплотившего их в одну дружную семью. Здесь все было близко душе Шишкина: демократическая обстановка, простота нравов, товарищеская среда. Здесь началось формирование его художественных взглядов. Характерна сделанная им в набросках биографии запись: «Явный протест против классицизма: Я, Перов, Маковский К., Седов, Озпобишип».4 Она свидетельствует о зарождавшемся у молодежи недовольстве нормативной академической системой.
Трудно было Шишкину после Москвы освоиться с новыми условиями в Академии художеств. На первых порах он ошеломлен ее «величием и массивностью», ему страшно представляться «строгим профессорам» (№ 3). Приехав в чопорную столицу, попав в мир академических чиновников, соприкоснувшись с «холодностью душ» петербургских обитателей, он с горечью рассказывает об этом родным. И тут же спешит оговориться, что кото нисколько не отпосится или не падает такой приговор па художников» (№ 5), в которых он продолжает видеть представителей некоей высшей касты.
Уже спустя три с небольшим месяца после поступления в академию Шишкип привлек впимапие профессоров своими натурными пейзажными рисунками, которые даже ставились в пример остальным ученикам. Об этом молодой художппк с гордостью паписал домой. Но радость вскоре уступила место сомнениям. Несмотря на явные успехи, Шишкина постоянно
1 Куанье Жюль-Луи-Филипп (1798—1860) — французский пейзажист-Издал в литографиях «Полпый курс пейзажа».
2 Мальцева Ф. С. Вступ. ст. к кат.: И. И. Шишкин. К 50-летию со дня смерти. М. — Л., 1948, с. 14.
3 См. примеч. 13 на с. 427 наст. изд.
4 НБА АХ СССР, ф. 39, он. 1, ед. хр. 29, л. 2.
7
тяготило созпапие несовершенства своих работ. Он был полон плохих предчувствий, порой его охватывало даже отчаяние от казавшейся невозможности добиться желаемого. И много позднее, уже став признанным мастером, он нередко испытывал неуверенность в себе. И сам отмечал, что эта чорта, которую он называл «мнительностью», является худшей в его характере (в то время как лучшей он считал отличавшую его всегда прямо-» ту).1
С беспокойством ожидал Шишкин первого академического экзамена и с огромной радостью сообщил домой о присуждении ему малой серебряной медали за представлепную на конкурс картину «Вид в окрестностях Петербурга». Рассказывая об этом в письме Д. И. Стахееву, Шишкин поясняет, что он хотел выразить в картине «верность, сходство, портретность изображаемой природы и передать жизнь жарко дышащей натуры» (№ 17). Удалось установить тождественность этих слов с теми, которыми II. В. Кукольник характеризовал произведения видного пейзажиста первой половины XIX столетия М. И. Лебедева в своей статье «С.-Петербургская выставка в Императорской Академии художеств в 1836 г.».2 Это говорит о том, что Шишкин, живо интересовавшийся творчеством своего выдающегося предшественника, знакомился и с публикацией о нем Кукольника.
Произведения, созданные Шишкиным в годы учепия, носили передко романтические черты. То было данью господствовавшей в академии традиции. Но у пего все явственнее проступало трезвое, рассудочное отношение к природе. Ои подходил к ней не только как художник, увлеченный ее красотой, но и как исследователь, изучающий ее реальные проявления. Любовно и тщательно, с необычным даже для академических выпускников знанием передавал он тонкие стебли трав, листья папоротника, поросшне мхом древние валуны, стволы и корни деревьев. Элементы условной внешней романтики соседствовали в его пейзажах с тщательной проработкой деталей, с тем пристальным «всматривапием» в натуру, которое в дальнейшем станет отличительной чертой творчества мастера.
Успешно занимаясь в академии, Шишкин все же жаловался Мокриц* кому на «тревожное состояние духа», на «передрягу в мыслях и чувствах», вызванных неясностью творческих задач (№ 44). Но пи старый наставник, пи тем более академический руководитель С. М. Воробьев, с которым у молодого художника не возникло такой близости, как с Мокрицким, не могли ему помочь. «Недостаточность руководителей и руководств по искусству невольно вызывала необходимость добиваться всего своими силами, ощуиыо, наугад...»— писал впоследствии Шишкин.3 Его главным учителем была при»
1 См. примеч. 56 на с. 432 наст. изд.
2 Худож. газ., 1836, № 11, с. 181.
3 Выставка в Императорской Академии художеств этюдов, рисунков»
8
рода, и лишь в непосредственном соприкосновении с нею нащупывал он свой самостоятельный творческий путь. Подлинной школой стал для него Валаам. •
Годы учеппя в академии (1856—1860) сыграли важную роль в формировании мировоззрения Шишкина, которое складывалось под воздействием освободительных идей, широко распространившихся в русском обществе. О тех годах очень хорошо сказал известный революционный демократ Н. В. Шел-гунов: «Это было удивительное время,— время, когда всякий захотел думать, читать и учиться и когда каждый, у кого было что-нибудь за душой, хотел высказать это громко. Спавшая до того времени мысль заколыхалась, дрогнула и начала работать».1 По письмам художника заметно, как усиливается в нем критическое отношение к некоторым явлениям окружающей действительности. Шишкин — враг всего показного, его отталкивает бюрократизм, казенщина. Прочно укоренившиеся в правительственных учреждениях взяточничество, протекция, чнпопоклонство претят ему так же, как и ханжество духовенства. В ту пору он зачитывается «Губернскими очерками» М. Е. Салтыкова-Щедрина, которые привлекают его своим ярко выраженным обличительным характером. С презрением отзывается Шишкин о праздном и бессмысленном времяпрепровождении представителей высшего общества и военной касты. С пренебрежением относится он к сильным мира сего, к членам царской фамилии. Показательно такое, скажем, вскользь брошенное насмешливое замечание в адрес президента академии, как «пресловутая Мария Николаевна» (№ 35), о которой вначале молодой художник говорил с робким почтенном. Характерна и его ироническая фраза по поводу ожидаемого посещения выставки Александром II: «Он-то чем порадует? Не знаю» (№ 36).
Отрицательные стороны столнчпой жпзпи не заслопяли в то же время Шишкину того цепного, что давало ему пребывание в Петербурге, умственном центре страны. «Петербургская жизнь с ее мишурой,— писал он родителям в 1860 году,— и прежде на меия не производила ровно никакого действия. Но в этой же самой жизни есть великолепные стороны, которые нигде у пас в России покамест встретить нельзя, и действие их так сильпо и убедительно, что невольно попадаешь под их влияние, и влияние это благотворно. Не принять и не усвоить их — значит предаться сну, и неподвижности, и застою» (№ 43).
Шишкип принадлежал к кругу передовой академической молодежи, которая воспитывалась на идеях прогрессивной материалистической эстетики и литературы и восставала против искусства, чуждого современности,
офортов, цинкографии и литографии И. И. Шишкина, члена Товарищества передвижных художественных выставок. 1849—1801. Спб., 1891, с. 31.
1 Шелгунов Н. В., Шелгунова JI. П., Михайлов М. JI. Воспоминания. М., 1967, т. 1, с. 93—94.
9
против казеппо-бюрократических порядков. В своей горячности и запале многие учащиеся нередко огульно критиковали руководство и профессуру—всех членов академического совета, весьма неоднородного по своему составу. В этой связи вряд ли можно говорить о полной объективности Шишкина, когда он, например, увидел в назначенном в 1859 году на пост вице-президента академии Г. Г. Гагарине — прогрессивном для своего времени художпике и просвещенном, весьма доброжелательном человеке — придворного бюрократа и интригана. Близость Гагарина к двору, высокое воепное звание и награды делали его одиозной фигурой в глазах радикально настроенной интеллигенции. II даже герцеповский «Колокол» так комментировал назначение Гагарина: «Русская Академия художеств... взята приступом. На месте талантливого... вице-президента ее, графа Толстого, сидит грозный вождь, князь Гагарин. Он тотчас занял крепкую позицию — 40 комнат под свою квартиру... и все это под предлогом, что к нему ездит сам государь. На художников он тотчас обрушился как на врагов».'
Об умонастроении лучшей части академической молодежи можно судить по сохранившейся среди архивных материалов Шишкипа рукописи — черповпке статьи, озаглавленной «Художники и студенты».2 Подписанная псевдонимом «Армянский», она, возможно, явилась плодом коллективного творчества группы студентов университета и учеников академии, среди которых мог быть и Шишкин, сохранивший статью среди своих бумаг. В статье содержится призыв к молодым художникам войти в жизнь русского общества, заинтересоваться его судьбой, проппкнуться «идеями века».
Шишкин до конца жизни именно так понимал долг художпика, полностью разделяя прогрессивные взгляды И. Н. Крамского, развивавшего эти положения.
Еслп в творческом плапе па рубеже пятидесятых — шестидесятых годов Шишкин был еще во многом не самостоятелен, то по своим идейпым убеждениям он предстает уже человеком новой формации. Естественна поэтому его дружба с В. Г. Перовым и В. И. Якоби — наиболее смелыми художниками-обличителями тех лет, с Г. II. Потаниным — в то время вольнослушателем Петербургского университета, входившим в группу молодежи, которая примыкала к революционно-демократическим кругам.
1 Академия художеств в осадпом и иконописном положепии. — Колокол, 1860, янв., л. 60, с. 498.
3 ЦГАЛИ, ф. 917, on. 1, ед. хр. 57. Эта статья впервые упоминается Ф. С. Мальцевой во вступ. ст. к кат.: И. И. Шишкин. К 50-летию со дня смерти, с. 20. Высказывалось предположение, что автором статьи является И. Н. Крамской, однако организованная Государственным Русским муяеем почерковедческая экспертиза не подтвердила идентичности его почерка с почерком рассматриваемого документа.
10
Академию художеств Шишкин окопчил в I860 году с высшей наградой, большой золотой медалью, и правом на заграничную командировку. Но художник не спешит в чужие края, несмотря на всо уговоры Мокрицкого ехать «прямо за границу, и именно в Италию» (№ 44). Шишкина манят родные места, Елабуга. Он направляется сперва туда, и только в апреле 1862 года уезжает в Германию. За три года, проведенных за границей, еще больше расширяется кругозор художника. Об этом можно судить по весьма инторссиым письмам Шишкина к его другу И. В. Волковскому и дневнику, который художник систематически вел в первое время своего пребывания там.
Будучи в Праге летом 1862 года, Шишкин проникается симпатией и сочувствием к чешскому народу, находившемуся под гиотом Австрийской империи. В этой связи его особенно привлекает выступление прогрессивного чешского общественного деятеля К. Сладковского, о котором он высказывается в дневнике следующим образом: «Молодец и либерален до возможности... у меня, признаюсь, руки чесались — смысл его речи была общая свобода всех славян, самого громадного племени в Европе». В Берлине Шиш-кии не упускает случая отметить наличие в магазинах запрещенной в России литературы, а также фотографий Герцена и Огарева. Описывая в дневнике жизнь в Дрездене, Шишкин с явной издевкой рассказывает о том, как таи муштруют солдат: каждый день они маршируют с музыкой по городу, чтоб им было не скучно и чтобы немцы-либералы боялись, «а то восстанут не только против бога, но и против своего короля». Порой у Шишкина даже проявляются какие-то бунтарские настроения. Взять, например, оброненную им в одном из писем фразу: «Отчего это у нас в России хоть не затевается революция, что ли, там хоть бы я поработал...» (№ 54).
Шишкин полон мыслями о родине. «Патриот-славянин», «любит Рос* сию»— такие определения делает он в адрес людей, которым симпатизирует, потому что это отвечает его собственным патриотическим чувствам. Нет для него выше и дороже понятия, чем Россия. «Мой девиз? — писал он много лет спустя. — Да здравствует Россия».1 Его оскорбляет подобострастное отношение ко всему иностранному, которое он не ра*з наблюдал в русском обществе.
Как И мпогих представителей художественной молодежи, тяготеющих к национальной теме в искусстве, его не радует поездка за границу, которая была высшей мечтой академистов прежних времен. Чужая природа не вдохновляет его. Шишкин постоянно противопоставляет ее русской, в которой находит больше красоты и достоинств. Впоследствии художник говорил своим ученикам о том, что если новое поколепие не умеет еще понять все таинства природы, то в будущем придет художник, который сдолает чудеса, и «он будет русский, потому что Россия страна пейзажа».2
1 См. прпмеч. 57 на с. 433 наст. изд.
2 См. с. 318 наст. изд.
11
За границей Шишкин с интересом знакомится с новым для него искусством. В отношении его к современным западным художникам, особенно в его оценках и суждениях по поводу произведений мюнхенских и дюссельдорфских пейзажистов, внимательно им изучавшихся в Германии и Швейцарии, начинают сказываться те эстетические позиции, которые будут характерны для него и в поздние, зрелые годы. Шишкин выделяет живописцев, обращающихся к национальной природе, стремящихся отойти от нарочитой эффектности, тяготеющих к патурности изображения, к простоте и обыденности мотивов природы. Ему правятся произведения, в которых он видит строгую законченность, его впимапие привлекает и реалистическая жанровость, свойственная немецким художппкам, поскольку он сам в ту пору впосил элементы жанровости в свои картины, «обставляя» их человеческими фигурами и животными, как того требовала от пейзажистов академия. В то же время многие работы западпых мастеров Шишкин осуждает. Его отталкивает безжизненность, черствость, безвкусие, которое оп наблюдает в полотнах большинства средних немецких живописцев. Он критикует их за бездушный сухой рисунок. Суждения молодого художника отличаются независимостью, порой резкой прямолинейностью. Так, папример, по поводу сверх меры возвеличенного в академии популярного швейцарского пейзажиста А. Калама Шишкин пишет в дпевнико вскоре по приезде за границу: «Калям очень плох», а в пейзажах его учителя, Диде, оп находит «сухость и однообразие» (№ 58).
Шишкину, как и другим художникам-шестидесятникам, содержательность искусства, серьезность замысла представлялась одпим из основных критериев цепиости произведения. Это подтверждает и его пспсионерский отчет 1864 года в Академию художеств. За строками этого интересного документа встает художник, впитавший в себя прогрессивные эстетические взгляды эпохи. «Сюжеты жаиристов,— пишет он о современной западпой живописи,— часто лишены интереса и ограничиваются сладкими сцепами обыденной жизни; отсутствие мысли в картинах этого рода весьма ощути-тельпо» (№ 58).
И даже занятия в мастерской Р. Коллера, швейцарского аппмалиста и пейзажиста, которого сам же Шишкин выбрал своим руководителем, отказавшись от первоначального намерспия ехать в Женеву к Каламу, начппают тяготить молодого художника. Коллер привлек его попачалу правдивостью в ясностью художественного языка, строгим изучением предмета, мастерством рисупка. Однако вскоре Шишкин почувствовал неумение швейцарца прийти к цельной, законченной картипе. «Его принцип в искусстве,— осуждающе пишет Шишкин,— не удаляться от этюда пи на шаг» (№67). По прошествии полугода занятий оп ушел от Коллера.
Не без основания считал Шишкин, что поездка за границу принесла ему мало пользы в творческом плане. Как и другие пенсионеры-пейзажисты, оторванные от родной природы, он испытывал растерянность и, пе желая
12
подражать кому бы то пи было, чувствовал, насколько еще трудно ему выявить собствепную индивидуальность. «...Все наши художники и в Париже, и в Мюнхене, и здесь, в Дюссельдорфе,— писал on Н. Д. Быкову в 1864 году,— как-то все в болезненном состоянии — подражать безусловно не хотят, да и как-то несродно, а оригинальность своя еще слишком юна, и надо силу» (№ 67). Пейзажи Шишкина того времени носили еще заметные следы академической школы. Однако художника все больше начинала раздражать необходимость следовать ее установкам.
Очевидно, такой нарастающий внутрепппй протест против этой школы, с ее «дрессировкой на старых образцах классики»,1 с ее культом далекой от жизни исторической живописи, с ее требованиями использовать условные приемы, сказался в какой-то мере на отрицательном восприятии Шишкиным ряда произведений старых мастеров, увиденпых им за границей. Ознакомившись с Дрезденской галереей, он пишет в дневнике: «...по большей части старый хлам громадных размеров. Великолепные Вандпкп, Рубенсы, Мурильо, Вуверманы, Рюиздали и пр. пересыпаны этим хламом, исторической пылью... все это как-то дряхло, старо, на подмостках или разных ходулях». Побывав в Праге, он замечает там же: «...мне уже надоедают все эти подвиги и прихоти королей и светских и духовных, все это прошло, и слава богу. Это мертвечина, а мне бы скорее на натуру, на пекло красного солнышка...» Вероятнее всего, именно традиционное преклопение перед Рафаэлем в академии, где восхвалялась пе реалистическая основа его классически ясного творчества, а, напротив, всячески подчеркивалась идеализация образов, сыграло в известной степени роль в недооцепке Шишкиным знаменитой «Сикстинской мадонны». Как у пего, так и у многих молодых художников шестидесятых годов предубеждение к этому глубокому и сложному произведению было не только проявлением недостаточной художественной зрелости, но и результатом их непримиримости к реакционному академизму. Как бывает в момент резких идейных столкновений, так же и в тот период, во имя нового нередко решительно отметалось все старое.
В России в ту пору недовольство учащихся академической системой перешло в открытый конфликт. 9 ноября 1863 года'четырнадцать выпускников, получивших право участвовать в конкурсе на большую золотую медаль, отказались писать на заданный сюжет, отстаивая право работать над самостоятельно выбранпымн темами. Узнав об их демонстративном выходе из академии и создании первого объединения художников-реалистов, С.-Петербургской артели художников, Шишкин радостно пишет: «Ай да молодцы, честь и слава им. С них начинается положительно новая эра в нашем искусстве. Какова закуска этим дряхлым кормчим искусства... Еще сто я сто раз скажешь, молодцы. Браво!!!!!! Браво!» (№ 53).
1 Репин И. Е. Далекое близкое. М., 1960, с. 157.
13
Шишкип возвратился па родипу в 1865 году. К этому времени о нем уже говорили как о талантливом рисовальщике. Его рисунки пером, виртуозно исполненные мельчайшими штрихами, с филигранной отделкой деталей, поражали зрителей как за границей, так и в России. Два таких рисунка были приобретены Дюссельдорфским музеем.
Картина «Вид в окрестностях Дюссельдорфа» принесла художнику звание академика и наряду с пейзажем «Тевтобургскин лес» явилась наиболее значительным произведением периода заграничного пенсионерства.
Вернувшись в Россию, Шишкин сближается с членами С.-Петербургской артели художников, вокруг которой группировались представители прогрессивной творческой интеллигенции, становится активным участником их собраний. Живой, общительный, деятельный, он был окружен вниманием товарищей. И. Е. Репин, бывавший на «четвергах» Артели, рассказывал о нем впоследствии: «Громче всех раздавался голос богатыря И. И. Шишкина: как зеленый могучий лес, он поражал всех своим здоровьем, хорошим аппетитом и правдивой русской речью. Немало нарисовал он пером на этих вечерах своих превосходных рисунков. Публика, бывало, ахала за его спиной, когда он своими могучими лапами ломового и корявыми мозолистыми от работы пальцами начнет корежить и затирать свой блестящий рисунок, а рисунок точно чудом или волшебством каким от такого грубого обращения автора выходит все изящней и блистательней».1
К середине шестидесятых годов на путь реалистического изображения национальной природы уже смело вступали А. К. Саврасов и М. К. Клодт. «Пейзажи русские — да, истинно на этот раз русские, первенствуют па выставке... А еще два года назад это было немыслимо»,—писал в 1864 году П. М. Ковалевский.2
Отобразить родную природу без прикрас, рассказать о ней правдиво и ясно — к этому стремился и Шишкин. Длительпый опыт работы с натуры и сложившиеся идейно-эстетические взгляды помогали ему сознательно решать трудную задачу преодолепия сковывавших его творчество традиций академического романтизма. Добиваясь максимальной жпзпепной конкретности, тщательно выписывая каждую деталь, изображая природу в самом обыденном ее виде, не боясь мелкого и, казалось бы, незначительного в пей, он увереппо шел от сочиненного академического пейзажа к пейзажу наблюденному и досконально изученному. Отличающая произведения Шишкина детализация и почти иллюзорная точность воспроизведения натуры являлись закономерной реакцией против фальши и надуманности академической пейзажной живописи. Осповаппый па углубленном аналитическом исследовании природы, творческий метод Шишкина был созвучеп эпохе просветительства, со свойственным ей интересом к точным наукам, и в частности
1 РепинИ. Е. Далекое близкое, с. 181.
2 Ковалевский П. М. По поводу академической выставки картин в Петербурге. — Современник, 1864, XI, с. 181.
16
к естествознанию. Утверждение этого нового реалистического метода, который развенчивал освященные академическим авторитетом установки нсевдоромантического пейзажа, явилось важнейшей заслугой художника.
Об эстетических позициях Шишкина можно судить не только по его собственным произведениям, но и по его оценкам других картин. Приглашенный в качестве эксперта в комиссию по распределению премий па конкурсе Общества поощрения художников, он выделил для премирования поэтический пейзаж Ф. А. Васильева «Возвращение стада» (1868) и новаторское реалистическое жанровое полотно И. Е. Ренина «Бурлаки на Волге» (1871). В другом случае, обсуждая с тем же Репиным его картипу «Плоты на Волге», Шишкин резко обрушился па молодого автора. Репин так вспоминал об этом эпизоде: «Я показал Шишкипу и эту картину. — Ну, что вы хотели этим сказать? А главное: ведь вы писали не по этюдам с натуры?! Сейчас видно.— Нет, я так, как воображал... — Вот то-то и есть. Воображал! Ведь вот эти бревна в воде... Должно быть ясно, какие бревна — еловые, сосповые? А то что же, какие-то «стоеросовые»! Ха-ха! Впечатление есть, но это песерьезно...» 1
Никакой приблизительности в изображении природы — такова основополагающая творческая установка Шишкина. Точность патурных наблюдений и содержательность избранного мотива представлялись ему обязательными.
Ясное понимание задач, стоявших перед русским реалистическим искусством, ярко выраженный демократизм взглядов, неприятие академической системы естественно привели художника в ряды передвижников. Здесь, в Товариществе передвижных художественных выставок, одним из учредителей которого в 1870 году стал Шишкин, оп нашел истинных друзей-единомышленников, а ого произведения — отзывчивого зрителя.
В творчество Шишкина в ту пору полновластно входит тема хвойпого леса. Художпика привлекают главным образом мотивы, позволяющие внимательно рассмотреть растительные формы, разобраться в их сложном переплетении, почувствовать рельеф почвы. Естественная точка зрепия на уровпе человеческого глаза, с которой пишет художник, дает возможность легко обозреть картину в целом, познакомиться с отдельными деталями. Тщательпо разрабатывая передний план, Шишкин начинает изображение как бы прямо от зрителя, которого он таким образом «вводит» внутрь леса. Такое умение породить ощущение непосредственного соприкосновения человека с природой, отвечающее гуманистическому мироощущению пере-движпнков,— одна из существенных особенностей творчества IIImnKtoid. Необходимо отметить и другую особенность: лес в его картинах пе подавляет человека. При всей своей суровости и величественности он близок ему. Шишкин добивается строгой завершенности пейзажного образа и любит
1 Р е п и н И. Е. Далекое близкое, с. 264.
15
устойчивые состояния природы. В самой композиции, размещая по краям картины взаимоуравповешивающие группы деревьев, прибегая часто к фронтальным построениям, художник подчеркивает эту устойчивость. Оттого многие пейзажи Шишкина имеют не только спокойный, но п торжествен-* пый характер.
Уже па первой передвижной выставке появилась его известпая картина «Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии» (1872). Она ознамсповала наступление творческой зрелости мастера. Шишкин четко определил свою основную тему в искусстве, выразил свое эстетическое кредо. Перед зрителем предстает образ могучего, величавого русского леса. Впечатление глубокого покоя но нарушают ни медведи у дерева с ульем, пи летящая птица. Прекрасно паписаны стволы старых сосен: каждая имеет «свое лицо», но в целом это едипый мир природы, полной неиссякаемых жизпеиных сил. Неторопливый подробпый рассказ, обилие деталей паряду с выявлением типического, характерного, цельность запечатленного образа, простота и доступность художественного языка — таковы отличительные черты этой картины, как и последующих работ художпика, неизменно привлекавших внимапие зрителей па выставках Товарищества.
Начало семидесятых годов — время высоких достижений русской пейзажной живописи. Об этом говорят прежде всего такие лирические полотна, как «Грачи прилетели» и «Проселок»-А. К. Саврасова, «Оттепель» и «Дорога в горах» Ф. А. Васильева. Вслед за пими идут первые капитальные леспыо пейзажи Шишкипа. Его творчество, как и творчество Васильева и Саврасова, сыграло важную роль в становлении передвижнической пейзажной живописи.
Тогда как Васильеву свойствеппа восторженно-романтическая художественная интерпретация природы, а произведения Саврасова отличает мягкая поэтичность, в полотнах Шишкипа, как пи у кого другого, выражен пафос объективного познания реальпой жизни природы. В лучших его картинах ощущается монументально-эпическое пачало. В иих переданы торжественная красота и мощь бескрайних русских лесов. Жизнеутверждающие произведения Шишкипа созвучны мироощущению парода, связывающего с могуществом и богатством природы представление о «счастье, довольстве человеческой жизни».1 Недаром на одном из эскизов художника мы находим такую запись: «Раздолье, простор, угодье. Рожь... Благодать. Русское богатство».2 В этой более поздней авторской ремарке выражена сущность образа, созданного в замечательном полотне Шишкина «Рожь» (1878). Здесь в какой-то мере развивается мотив ранней его картины «Полдень. В окрестностях Москвы» (1869), возведенный теперь в степепь величе-
1 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1948, т. 2, с. 13.
2 Карандашный эскиз картины «На окраине соснового бора близ Ела-буги», 1897 (ГРМ). Инв. № Р-11054.
16
ственной поэмы о Руси.
--->>>
