Cтарый 4емоданВ заключение должно заметить, что нынешняя тактика в рассуждении многолюдства совсем различествует от той, которую употребляли их Конде и Тюренн. Те с армиями двадцати пяти тысяч делали чудеса, а ныне таковые армии почитаются отрядами, и десять полков ставятся вместо одного. Оттого-то в прежние времена сражения, на которых с обеих сторон выходило по тридцати и по сорока тысяч, не могли быть столь кровопролитны, как нынешние. Тогда заботились более о потере полков, нежели ныне о гибели армий, и тогда выигрывали искусством, а ныне берут все силою и множеством.
Перемена французской тактики последовала со времен революции, когда Робеспьер и лютые сообщники его среди убийств и мятежей на трупах сограждан утверждали гибельное для Франции владычество свое.
* Говорят, что Пан, славный древний завоеватель, с малым числом при звуке бранных орудий, напал на сильного неприятеля ночью, который пришел в такой трепет, что без бою сдался. С тех пор внезапно наведенный трепет стали называть Паническим. Бессмертный Суворов подражал часто Пану.
Трибун Карно вне оной учреждал бесчисленные армии и сам из Парижа двигал ими столь же способно, как прежде двигали полками. Так, сие глубокомысленное изобретение располагать и водить целые армии, вытягивать их для боевого порядка на тысячах верстах и начинать сражение вдруг в двадцати и более местах принадлежит, бесспорно, французам: но сколь пагубно изобретение сие для рода человеческого!..
Не ужаснется ли воображение, когда представит себе огромные ополчения, включающие до полумиллиона воинов! Сколь ужасно бранное шествие их! Оно уподобляется течению двух бурных морей, исторгнувшихся из берегов своих и катящих яростные волны на ужасное борение, гибельное для человечества! Реки крови проливаются, тысячи сильных падают во прахе, и судьбы царств решаются. Если Гомер в Илиаде представляет Бога Богов, возлагающего на весы жребий малого числа дарданцев и греков, сражавшихся за один город Трою, то не должно ли и нам помыслить, что творец с высот превыспренних взирает на брань, так сказать, одной половины рода смертных, спорящей с другой о владычестве на лице земном? Но нет, плачевное позорище сие не есть достойно бесконечно благого! Природа содрогается, зря падение чад своих и внемля стону разрушающихся народов, и творец отвращает отеческий взор свой от шара земного, обагренного кровию заблужденных обитателей его.
О СТРЕЛКАХ
Нам, россиянам, прослывшим непобедимыми, всегда должно надеяться побивать французов: ибо то, в чем они искуснее нас, мы перенять можем, а того, что преимущественно свойственно россиянам, фран-цУзы никогда иметь не будут. Французы никогда не будут мужественно и твердо стоять противу российских штыков, они тотчас бегут, рассеиваются и умеют т°лько прекрасно действовать врассыпную, каждый стрелок прячется за камень, за куст и из всякого Удобного места бьет русского, который стыдится уклониться, идя всегда прямо на врага: русские привыкли брать все грудью. Под Кремсом высланы были у нас в стрелки гренадеры высокого росту с длинными султанами, и французы дробные, малые, били их из-за камней, как хотели. Русский гренадер, сильный, рослый, могший итти с штыком на десятерых неприятелей, падал мертв от пули, пушенной из-за куста бессильным французом. Но из сего нельзя заключить, будто бы русские солдаты не способны стрелять: они превзойдут и французов, если их легко одеть и выучить. Мысль о сем предложена была еще за сто лег пред сим Иваном Посошковым боярину Федору Алексеевичу Головину, он говорит: «Если б государь (Петр I) изволил собрать тысяч пять или десяток и научить их таким твердым стреляньям, чтоб ни один пули даром не потерял, то ио чему б ни похотел стрелять, по тому б и попал». И далее говорит: «То чаю, что те десять тысяч лучше пятидесяти тысяч у дела будут: то б нашему великому государю самая досто-хвальная слава и радостная война была, чтоб с малыми людьми многолюдного неприятеля побеждал». (Смотри книгу «Россиянин прошедшего века», изданную в Москве Ф. Розановым).
Посошков сказал самую истину: русские будут непобедимы, если их выучить стрелять, а научиться могут они всему. И противу конных стрелков, которыми французы так много гордятся, Россия имеет кого противопоставить. Известно, что гребснские казаки и прочие племена, воюющие у нас на линии весьма искусно, гораздо превосходнее французов стреляют с лошади на всем скаку. Еще повторяю, что русские, если захотят, во всем могут превзойти французов, а французы никогда не сравнятся с ними в мужестве, крепости телесной, в искусстве поражать штыками, делать ночные нападения и наконец в том, чтоб драться за православную веру, царя и Отечество *. Французы сражаются или за мечтательную свободу, или из рабского повиновения. От того храбрость их непостоянна, она как скоро возрождается, так быстро и проходит, должно только уметь пользоваться их
* 1812 год показал свету, как сражаются русские под отечественным небом и на родной земле!
расстройкой и не давать им опамятоваться, одним словом, явись Суворов, и мнимо непобедимые войска французские побегут неоглядкою. При сем не бесполезно заметить и то, что русские столь же способны к оборонительным, как и наступательным действиям. С Суворовым они летали на врагов, как вихри, с Кутузовым стояли, как твердые стены. Часто одна стойкость россиян расстраивала все глубокомысленные планы вождя галлов, тысячи пылких французов, летевших на крыльях ярости и отчаяния, падали мертвы пред стонами неколебимых российских строев.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вот, любезный друг! все, что я имел тебе сказать. Шесть месяцев скитаясь по свету, видел я разные народы и разные земли и в эти шесть месяцев приобрел более опытности, нежели сколько мог бы приобрести в шесть лет, сидя дома. Познакомившись коротко с нуждою и пройдя (по большей части пешком) около шести тысяч верст, возвратился наконец опять с полком в Россию и теперь занимаюсь мыслями о прошедшем и спокойно ожидаю будущего. Все претерпенные труды и тысячи происшествий кажутся сном. Время поистине можно почесть Летою, ибо оно погружает нас в забвение всего. Утешаюсь и тем, что в девятнадцать лет имел уже так много случаев познать свет и людей. Прощай!
<<<---
