Cтарый 4емодан(продолжение)
Нельзя обойти вниманием книги общественно-политической тематики. Они, за небольшим исключением, носят характер общедемократический. Большей тенденции, приверженности определенной политической линии почти не наблюдается. И это понятно. В силу своей просветительской направленности, а также исключительно легальных земских условий, в которых они создавались, малейшее «полевение» в сторону той или иной радикальной партии, обнаружение какой-либо политической тенденции тотчас поставили бы под угрозу самую идею бесплатных народных библиотек. Ведь списки книг, предлагаемых душеприказчиками, обязательно согласовывались с уездными управами, а те, в свою очередь, обращались за помощью к инспекторам народных училищ, земским комиссиям, губернским властям. Каталоги, таким образом, проходили двойную, а то и тройную провинциальную цензуру, которая зачастую, в силу своей меньшей осведомленности и большей зависимости, была куда осторожнее и консервативнее столичной.
Прежде всего обращают на себя внимание 8- и 10-копеечные брошюры А. И. Герцена «Крещеная собственность», «Русский народ и социализм» и «Старый мир и Россия», изданные фирмой Павленкова в Петербурге в 1906 году. История их появления весьма любопытна.
Павленков несколько лет добивался у правительства разрешения издать первое в России собрание сочинений Герцена. Перед самой его смертью оно, наконец, было получено, но осуществлять мечту издателя пришлось душеприказчикам. После долгих мытарств и проволочек в 1905 году семитомное легальное собрание сочинений А. И. Герцена на русском языке вышло из печати. Но цензура изрядно-таки потрудилась. Оказались не включенными многие статьи, а в тех, что благополучно миновали кордон, усердно поработал красный карандаш.
Душеприказчики, однако, на этом не успокоились, и некоторые из герценовских произведений, особенно обезображенные красным карандашом, издали бесцензурно отдельными брошюрами. Помогла первая русская революция, развязавшая, пусть ненадолго, руки свободной печати.
В 1905 году в московском книгоиздательстве Е. Д. Мягкова «Колокол» вышла 15-копеечная книжка А. Н. Баха, названная скромно и строго «Экономические очерки». Имя Александра Николаевича Баха сегодня хорошо известно всему ученому миру. Он основатель советской школы биохимиков, академик. А в молодости был деятельным участником «Народной воли», потом разделял программу социал-революционеров. Еще в 80-х годах он написал знаменитую свою книжку «Царь-голод» — одну из первых попыток популярного изложения экономического учения К. Маркса на русском языке. Ни одного революционера, наверное, не обошла эта книжка, азбука марксизма. Ее жадно читали в рабочих кружках. Она значилась в списке литературы, распространяемой Петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса», марксистской группой М. И. Бруснева, была переведена на многие языки окраин России. Например, на татарский язык книжку перевел поэт Габдулла Тукай. Читали ее и в подпольной большевистской библиотеке Кунгура. «Царь-голод» был незаменим для начального политического самообразования. Его пронизывала горячая ненависть к капитализму и столь же горячая вера в социализм.
Есть там страницы и прямо обращенные к крестьянину : «Наш крестьянин забит, безграмотен, ншц. Чуть только заведется у него лишняя копейка в кармане, как ее торопятся выколотить из него сборщики податей, вытащить ловким манером пройдоха-кулак. Где ему думать об улучшении приемов и способов производства? Где ему взять и необходимые для этого средства? Он ковыряет сплошь и рядом первобытной сохой истощенную, выпаханную, неудобренную землю, бросает в нее невсхожее зерно и ждет, что-то даст ему погода. Связанный по рукам и ногам податями, малоземельем, высокой арендной платой, вечным безденежь-
ем, задолженностью, непомерными процентами, продавая все за бесценок и покупая все втридорога, — крестьянин не может выпрямиться, не может выбиться из-под власти земли: его существование вечно висит на волоске, оно зависит от всех случайностей и капризов природы».
Перед нами характерный образец манеры и стиля, коим написан весь «Царь-голод». Но сюрприз заключается в том, что приведенные выше строки взяты мной не из брошюры «Царь-голод», а из упомянутых «Экономических очерков» А. Н. Баха10. Оказывается, у этих двух книжек только заголовки разные, а текст идентичен. Путем нехитрого переодевания книжка из подпольных библиотечек перекочевала в сотни Пав-ленковских бесплатных народных читален, сея в массе крестьян свои взрывоопасные зерна.
К книжке А. Н. Баха примыкает 6-копеечное издание «Донской речи». На обложке его значится: «Б. С. Труд и капитал». За криптонимом скрылся социал-демократ, большевик Алексей Иванович Свидер-ский. В семнадцатом году, кстати сказать, он редактировал уфимскую большевистскую газету «Вперед», а потом возглавил в Уфе Совет рабочих и солдатских депутатов. В советские годы Свидерский — заместитель народного комиссара земледелия РСФСР, полпред СССР в Латвии.
Так вот, разрешение напечатать «Труд и капитал» стало роковой ошибкой цензора Л. Богдановича. Он вскоре вынужден был оставить этот пост. Когда издатель в 1904 году представил книжку ко второму изданию, новый цензор Н. Мардарьев не повторил ошибку своего предшественника. Етце бы! «Первоначальные сведения по политической экономии», как значится в подзаголовке, представляли из себя общедоступное изложение противоречий труда и капитала. А на обложке был помещен портрет Карла Маркса11.
Павленковские библиотеки преследовали задачи общедемократические, просветительские. Но некоторые книги, подобные брошюрам Баха и Свидерского, несли в крестьянскую массу самые основы, азы политического самообразования, возделывали плодородный слой почвы для последующего — уже осознанного, са-
108
мостоятельного — восприятия революционных идей. Той читательской массе, которой предназначались эти книги, и необходим был элементарный политический ликбез.
Нам осталось сказать о последнем разделе глазов-ского списка — естественнонаучном. Он в сельской библиотеке невелик, но тоже отличаетоя демократическим, прогрессивным содержанием.
Прежде всего библиотека выступает пропагандистом дарвинизма. А это учение в процессе того, как оно проникало в сознание масс, революционизировало эти массы. Открыв естественный отбор как движущую силу эволюции органического мира, Дарвин сделал диалектику, развитие, прогресс понятными и доступными каждому, поставил их на практическую основу. Дарвинизм науку демократизировал. Его учение, начиная с 60-х годов XIX века, стало знаменем прогрессивных сил планеты, а пропаганда этого учения — актом объективно революционным, демократическим.
В каталоге Павленковской библиотеки одной из первых значится биография Чарлза Дарвина, написанная М. А. Энгельгардтом, сыном известного публициста, ученого, и изданная Павленковым в серии «Жизнь замечательных людей». Автор использовал для своего очерка материалы для биографии, изданные Френсисом Дарвином, и статьи современных ученых, в том числе Тимирязева.
Книга А. Уоллеса «Чудесный век» издана душеприказчиками Павленкова в 1904 году. Ее автор — тот самый Алфред Уоллес, что одновременно с Ч. Дарвином на том же заседании Линнеевского общества в 1858 году изложил теорию, совпадавшую с дарвиновской, но нашел в себе мужество и благородство отдать приоритет открытия Чарлзу Дарвину. Свой труд он, как последователь, назвал «Дарвинизмом» и, несмотря на некоторые разногласия, был в дальнейшем настойчивым пропагандистом этой революционной по своей сути теории.
Трудно переоценить полезность для широкого и тем более сельского читателя перевода книги Г. Гет-чинсона «Автобиография земли». Как сказано в предисловии, «у нас нет ни одной популярной книжки
Библиотеки странного миллионера
по этому предмету, соответствующей современному уровню науки». Работа Г. Гетчинсона как раз и представляет собой общедоступный очерк исторической геологии. Излагая историю Земли, автор-англичанин, естественно, использовал примеры из геологии Британских островов. Русский же переводчик — уже упомянутый нами автор биографии Дарвина Михаил Александрович Энгельгардт — подошел к своей работе творчески и английские факты заменил русскими. Кроме того, русское издание книги гораздо богаче иллюстрировано и снабжено алфавитным указателем, отсылающим читателя к страницам, где можно найти сведения о том или ином камне, явлении, периоде, ученом и т. д. По мысли автора и переводчика, книга должна была побудить читателя к дальнейшему изучению геологии и, главное, к самостоятельным наблюдениям.
И совсем немного найдем мы в Павленковской библиотеке практических пособий сельскому хозяину. В этом просматривается принципиальная линия Яковенко. Он считал, что крестьянину нужна «грамотность вообще, образованность вообще, гуманитарные знания вообще, которые способствуют выработке человека вообще, а не ремесленные, не технические, не сельскохозяйственные, не какие-либо специальные знания, которые делают его пригодным в каком-либо известном, специальном отношении» ,2.
Итак, мы прошли по всем отделам каталога Павленковской бесплатной народной библиотеки. Вот такая она и была — первая 50-рублевая сельская библиотечка...
Когда-то Яковенко размышлял в одной из своих статей о том, что «образованность, сообщаемая школой, должна открыть крестьянину глаза «на все» и таким образом «усилить и увеличить общий фонд его жизнедеятельности»,3. Практикой создания бесплатных народных библиотек в большинстве своем при начальных училищах Яковенко эту свою мысль деятельно претворял в жизнь. Какую книжечку ни возьми — не окажется она случайной. Ни бульварной поделкой, ни плодом досужего ума, ни иезуитским смиренно-слащавым набором поучений святой церкви, ни так называемым лубочным изданием для народа
110
безвестного и тогда, и ныне автора. Ничего похожего в Павленковской библиотеке не было. Каждая книжечка будила самостоятельную мысль, заставляла сильнее биться сердце. И думать, и чувствовать непроизвольно подталкивала она в направлении грядущих социальных перемен, не убаюкивала, не примиряла с окружающим.
И этим своим характером работа В. И. Яковенко и активно помогавшего ему прогрессивного земства как бы предшествовала революционно-пропагандистской работе социал-демократов в массе крестьян.
7
Но как, спросите вы, стала возможной в сельской глуши такая тенденциозная по отношению к существующим порядкам библиотека-богоотступница? Куда смотрели пугливое земское начальство, сельский батюшка, инспектор народных училищ — непременные соглядатаи земского «самоуправления»? Прежде всего распространению демократической прогрессивной литературы несомненно способствовала первая русская революция, напугавшая и обескуражившая царское правительство и его охранителей. Развязались языки и руки, были упразднены многие охранительные учреждения. На несколько месяцев даже цензура закрыла свое бдительное око, а большинство издателей просто игнорировали ее.
И еще вот какой немаловажный фактор. За плечами душеприказчиков Павленкова был богатый опыт легальной просветительской работы, умения пользоваться всеми лазейками и послаблениями, находить слабые места в циркулярах и инструкциях.
К тому же либеральное земство с его лозунгами самостоятельности и самоуправления давало известный простор инициативе, особенно подкрепленной материально. Кошельки меценатов, жертвователей, благотворителей всех мастей и рангов стали весомой статьей земских доходов. Их владельцы как бы покупали свою самостоятельность, ставили условия, требовали известной свободы действий. Капиталистические отношения купли-продажи бесцеремонно вторгались и
в сферу идеологии. Принцип дельца — я плачу, а значит, диктую условия — как мы помним из письма Яковенко в уездные земства, душеприказчики в полной мере взяли на вооружение в своих просветительских, демократических интересах. Они купили право формировать каталог библиотек не только на пожертвованные Павленковым средства, но и на деньги, выделяемые для библиотек земством.
А каталог, как мы видели, был составлен исключительно из книг прогрессивного, радикального направления. Как же быть управе, взявшей на себя известные обязательства? Вернуть каталог душеприказчикам — значит, отказаться от даровых денег на библиотеку. А они на тернистой земской стезе не валяются, каждый рубль управе приходится буквально выпрашивать у собрания. Список же, сказано в письме Яковенко, составлен с помощью компетентных лиц. У управы не всегда находились свободные руки и головы, чтобы просмотреть список и что-то исключить, усугубляя тем самым хлопоты по созданию библиотеки. Кроме того, не надо забывать о наличии в земстве левого демократического крыла, которое, конечно же, сочувствовало предприятию Яковенко.
Но не следует также думать, что все у душеприказчиков шло гладко, особенно когда потерпела крах революция и у правительства развязались руки.
В Пермском государственном архиве среди земских бумаг мне попал на глаза список книг, рассылаемых для пополнения Павленковских библиотек уже после 1909 года14. Даже внешний вид его заставил предположить, что дело худо. Список весь испещрен жирными красными и синими пометами. В нем 175 названий. Приглядевшись, я понял, что синим крестом какой-то неведомый мне губернский цензор отметил те из книг, что могут быть допущены в бесплатные народные библиотеки. А простым крыжиком с сокращенным «Возвр.»—те, которые следует вернуть на склад душеприказчиков. Так вот, красного карандаша удостоились более 70 названий. В основном это книги общественно-политические: В. Либкнехт «Воспоминания о Марксе», книги К. Каутского, П. Лафарга, Ф. Лассаля, издания товарищества «Донская речь». Настало вре-
112
мя дать земской мышке понять, что кошка бдительно следит за ее «свободой». Как тут не вспомнить слова Герцена из одной брошюры глазовского списка: «Между крестьянином и литературою подымается чудовище официальной России» 1б.
Но даже после такой уничтожающей цензорской «артподготовки» не был искоренен демократический дух очередной Павленковской библиотеки. В ней остались книги ученика и соратника К. Маркса Вильгельма Либкнехта, писателя просыпающейся к бунту деревни Семена Подъячева, нашего земляка-уральца, бывшего горнозаводского крепостного Алексея Погоре-лова, будущего известного советского ученого и популяризатора естествознания Валериана Лункевича, революционной народницы Марии Цебриковой, а также JI. Толстого, Г. Успенского, В. Вересаева, В. Короленко, В. Гаршина и другие.
Библиотеки второй серии открывались в 1905— 1907 годах. К тому времени революция отвоевала у правительства новые позиции. Двойная цензура была отменена. Бесплатные народные библиотеки и библиотеки при низших учебных заведениях подчинялись теперь общим правилам о публичных библиотеках.
Осенью 1907 года сразу шестнадцать Павленков-ских библиотек возникли в Верхотурском уезде. Четыре из них — в заводских поселках. Каждая получила по 338 томов книг разного содержания на сумму 126 рублей 71 копейку. Заводы эти были старые, отжившие свое. Поселки нищали, расслаивались. Иные из жителей уходили на заработки, вливались в ряды пролетариев, иные налаживали промыслы, превращались в кустарей — прослойку на селе социально пассивную. Очень нужна была этим хиреющим заводам свежая демократическая струя.
В этот период, а точнее, в 1907—1908 годах, уездные земства губернии начали реорганизацию библиотечной сети. Она была вызвана благими намерениями — желанием приобщить к книге по возможности все население уездов.
Окрыленная революцией, земская инициатива искала выхода. Земцы создавали комиссии, строили планы... Но революция шла уже на убыль, и это не могло
не сказаться на результатах земских благих намерений.
В конце 1908 года в только что обновленные библиотеки Екатеринбургского уезда явились бесцеремонные ревизоры — полицейские. Читальни по распоряжению губернатора были закрыты, и начался просмотр книг на предмет изъятия изданий «Донской речи», «Вятского товарищества» и «Молота» — издательств, выпускавших дешевую демократическую литературу для народа 16. Полицейские увезли с собой более четырех тысяч книг указанных издательств, и только после этого, в феврале 1909 года, читальни разрешено было открыть вновь.
Земская мышка опять ощутила на своем загривке когтистую лапу самодержавного хищника.
8
Между тем в 1909 году душеприказчики выполнили главный пункт завещания покойного издателя: две тысячи бесплатных народных библиотек в сельской местности России были открыты. А издательство Пав-ленкова отнюдь не истощилось. Издавая демократические книги для народа, формируя из них бесплатные библиотеки, душеприказчики спустя десятилетие располагали наличным капиталом в 200 тысяч рублей и имуществом в книгах по номинальной стоимости на те же 800 тысяч рублей, что были получены ими по завещанию. Появилась, таким образом, возможность осуществить и другой пункт завещания — за счет средств издательства пополнять открытые библиотеки книгами.
Из докладов видно, что особенно охотно и щедро душеприказчики помогали библиотекам жизнеспособным, активно внедряющим книгу в массы, тем, что регулярно давали о себе знать. К их числу относились библиотеки, открытые в Оханском и Осинском уездах. Доклады управ пестрят восторженными отзывами о Павленковских библиотеках. Надо думать, что управы и для душеприказчиков не жалели комплиментов. И те в свою очередь охотно шли навстречу таким библиотекам.
114
«Здесь своевременно сказать,1—читаем в одном из докладов осинской управы 1914 года, — о той крупной роли, которую играет в жизни библиотек завещание Ф. Ф. Павленкова». Далее управа сообщает, что эти библиотеки уже дважды пополнялись. Сначала книжными посылками на 120—130 рублей, а потом — на 180. Второе пополнение получено в сентябре 1914 года. «Пополнение на такую крупную сумму позволяет поставить библиотеки на должную высоту. Последняя присылка в общей сложности увеличит инвентарь этот на сумму 5935 рублей 35 копеек... В настоящее время книги переплетены и пересылаются уже в библиотеки. По числу библиотек высланы и портреты Ф. Ф. Павленкова, которые управа предполагает вывесить во всех библиотеках имени Павленкова».
Но тут произошло событие, как полосатый таможенный шлагбаум, перекрывшее дорогу всему земскому библиотечному движению.
9
9 июня 1912 года увидел свет «циркуляр Кассо» — новые правила для народных пришкольных библиотек, санкционированные реакционным министром народного просвещения помещиком JI. А. Кассо.
Действовавшими с 1906 года правилами народные библиотеки, включая и пришкольные, как мы помним, были приравнены к публичным и общественным, то есть в них имели доступ все книги и периодические издания, допускаемые вообще к обращению в империи. Это было значительное завоевание революции в области библиотечного дела. И вот «метла Кассо», как назвал В. И. Ленин политику реакционного министра, смела эти завоевания.
«Пополнение народных библиотек новыми книгами, — говорилось в циркуляре, — допускается не иначе, как по особому, подписанному жертвователем, списку таких книг и изданий, предоставленному на просмотр инспектору народных училищ».
Процесс формирования книгами пришкольных народных библиотек как бы возвращался на реакционные «круги своя».
Министерскому чиновнику — школьному инспектору — циркуляр давал практически неограниченные права и возможности проявить свои личные склонности и симпатии, зато земству отводилась роль «жертвователя». Оно лишалось всякого активного участия в формировании народной библиотеки. «Циркуляр Кас-со» гласил, что библиотеки при низших учебных заведениях «поступают в полное распоряжение сих учебных заведений» ,7. Как бы земства ни были недовольны школьной библиотекой, они могли только прекратить свои пожертвования, а вернуть их обратно не имели права.
«Циркуляр Кассо» был частью реакционной политики правительства, прямо задевшей своим черным когтем народные библиотеки и снова —- уже в который раз — сводящей к нулю земскую инициативу и самостоятельность. «Политикой народного затемнения» назвал ее В. И. Ленин. Редактируя в 1914 году статью Н. К. Крупской «К вопросу о политике Министерства народного просвещения», Владимир Ильич в добавлении к ней писал: «Некоторые богатые люди, вроде Павленкова, пожертвовали деньги на народные библиотеки. Теперь правительство диких помещиков разгромило библиотеки» 18.
Душеприказчики Павленкова и прогрессивные деятели земства были единодушны в своем резком протесте «циркуляру Кассо». Почти все земские собрания осенью 1912 года проходили под знаком осуждения и неприятия новых правил для пришкольных народных библиотек. В сентябре того же 1912 года уездные управы получили письмо душеприказчиков с предложением немедленно вывести Павленковские библиотеки из школьных помещений и из подчинения их новым правилам, поскольку эти правила в корне противоречат завещанию Павленкова. Компенсируя земские расходы, душеприказчики обязались единовременно пополнить фонд каждой библиотеки книгами на 100— 120 рублей. Те же библиотеки, что останутся в школах, они в дальнейшем субсидировать отказывались.
Еще до получения письма Яковенко к тем же выводам пришла осинская уездная земская управа. В отчете, прочитанном В. А. Чердынцевым, говорилось:
116
«В новых правилах о библиотеках земства рассматриваются как простые бесправные «жертвователи», дар которых могут возвратить обратно, управа находит, что подобный порядок,мало будет способствовать развитию народного образования и категорически высказывается за закрытие всех пришкольных библиотек, а вместо их там, где не будет библиотек-читален, открыть вспомогательные библиотеки, подведомственные Министерству внутренних дел». Собрание согласилось с управой. В течение 1913 года земцы нашли возможность перевести все Павленковские библиотеки из школьных помещений в нанятые земством, переименовав их в районные и межрайонные. А ведь в Осин-ском уезде была 31 Павленковская библиотека, и отыскать для них особые помещения было не так-то просто. Сдержали свое обещание и душеприказчики: как мы знаем, в сентябре 1914 года Павленковские библиотеки Осинского уезда были пополнены книгами на сумму в 180 рублей каждая.
Энергичные меры защиты от новых министерских правил приняли земцы Оханского уезда. Они тоже поспешили вывести библиотеки из стен училищ, чтобы не отдавать их в подчинение школьному начальству. «Книжный инвентарь Павленковских библиотек, — докладывала управа собранию, — есть собственность душеприказчиков Ф. Ф. Павленкова; если в довершение к этому принять во мнение, что книги, посылаемые в Павленковские библиотеки, далеки по своему направлению от рекомендуемых и одобряемых, то станет вполне понятным, почему управа ускорила меры, чтобы обезопасить их от всякого вторжения». Эти слова выдают весьма радикальные настроения оханских земцев, которые хорошо понимали значение Павленковских библиотек в процессе демократизации деревни, сочувствовали и содействовали ему.
Но не всегда, однако, земское противодействие циркуляру министерства находило достаточное подкрепление делом. Кунгурское земство, например, полностью оказалось во власти гипноза правительственного циркуляра. Вынося на собрание вопрос о переводе Павленковских библиотек в отдельные помещения, управа, что называется, покорно присела перед «циркуляром
Библиотеки странного миллионера
Кассо». Раз новые правила вступили в силу и отдали пришкольные библиотеки в распоряжение училищного начальства, смиренно рассуждала управа, то какое право мы имеем, не нарушая закона, вывести библиотеки из училищного подчинения? Какая удобная верноподданническая логика! Все сущее во благо! Как и во все времена, удобной этой философией прикрывалось нежелание действовать, искать выход. Управа сама же и выдала себя с головой, начав вслед за тем трезво рассуждать о том, что если земство изымет из училищ народные библиотеки, то потребуется такое-то число помещений, за квартиру придется платить в месяц столько-то, в среднем в год это обойдется управе в такую-то сумму и так далее. Куда как спокойнее остаться в рамках закона и подчиниться министерскому циркуляру. Собрание приняло сторону управы, решив и в дальнейшем открывать народные библиотеки при училищах, «дабы этим внешкольное образование сблизить со школой». В условиях разгула «метлы Кассо» эти слова звучат прямо кощунственно.
10
Новые министерские правила, как фрагмент общей картины столыпинской реакции, оказались, видимо, губительными для многих Павленковских библиотек, нашедших приют в училищах. Пример Пермской губернии, конечно же, не единичен. Это обеспокоило как прогрессивных земцев, так и самих душеприказчиков.
Любопытно в этом плане слово и дело оханского земства. С изданием циркуляра 9 июня 1912 года о пришкольных библиотеках, констатировала управа, многие земства отказались поставить библиотеки имени Павленкова в иные условия, а вместе с этим отказались и вообще от библиотек. «Принимая во внимание это обстоятельство, — продолжала управа, — а также то, что душеприказчикам Павленкова нет нужды держать книжное богатство под спудом, и что охан-ское земство пользуется весьма завидной в глазах душеприказчиков славой, как почти единственное земство, дающее ежегодные обширные отчеты по Павлен-ковским библиотекам, управа находила бы возможным
118
обратиться к ним с просьбой об отпуске для Оханского уезда еще нескольких библиотек имени Павленкова».
Душеприказчики рассуждали точно так же и сразу же откликнулись на просьбу оханской управы. Летом 1913 года к тридцати уже существовавшим в уезде Павленковским библиотекам прибавилось еще пять.
Хватилось наконец-то чердынское уездное земство. В самом начале 900-х годов, несмотря на предложение управы, частые дебаты на собраниях, земство так и не открыло в уезде ни одной Павленковской библиотеки. И вот в 1915 году вопрос о них был поднят на 41-м чрезвычайном земском собрании, и оно постановило открыть сразу 15 библиотек-читален имени Павленкова.
Не остановилось на 35 библиотеках и оханское земство. В 1914 году управа получила от душеприказчиков Павленкова согласие на открытие еще десяти библиотек. Причем Яковенко взялся выслать для каждой книг на 250 рублей, из них 200 — за счет фонда Павленкова и 50 — земских. «Павленковские библиотеки, каковых у нас в уезде уже имеется 35, — докладывала управа собранию, — являются желанными гостями, как в смысле солидности основного книжного богатства, так равно и периодически посылаемого в пополнение их».
Совершенно неожиданные неприятности с душеприказчиками Павленкова разрушили радужные планы управы. 7 марта 1915 года скончался от воспаления легких Валентин Иванович Яковенко. Это была неожиданная смерть в расцвете сил и трудов — он только-только перешагнул 55-летие. Друзья похоронили Валентина Ивановича на том же Волковом кладбище, где покоился его учитель.
Как и Флорентий Федорович, Яковенко, ворочая крупным капиталом, был работником совершенно бескорыстным и ничего, кроме положенного ему оклада, не брал для себя, хотя, конечно же, имел и право, и возможности. Его вдова и дети, оставшись без средств к жизни, вынуждены были существовать на небольшую пенсию, выделенную литературным фондом. После революции А. А. Яковенко обратилась за помощью
к Советскому правительству, и при участии В. Д. Бонч-
119
Бруевича, лично знавшего В. И. Яковенко, такая помощь ей была оказана.
11
Вероятно, смерть Яковенко оборвала работу по созданию и пополнению Павленковских библиотек, и они перешли в собственность и ведение уездных земств.
Близилась революция. Ни правительству, ни земству было не до библиотек. Не получая систематически пополнения, небольшие земские читальни быстро старели, затягивались паутиной невнимания и забвения.
Несмотря на сравнительно короткое время своего бытования, Павленковские бесплатные народные библиотеки успели сделать многое в русской полуграмотной и полукрепостнической деревне. Они несли в массу откровенно демократическую, без примесей реакционности, клерикализма, бульварщины, талантливую прогрессивную книгу. Каждой такой книгой они как бы сокращали расстояние, подчас пропасть, между мировоззрением городского пролетария, готового уже воспринять социалистические идеи, и крестьянином, еще находящимся во власти земли и частнособственнических инстинктов. Демократизируя, раскрепощая крестьянские массы, открывая им глаза на мир, побуждая их ум к самостоятельной работе, эти книги как бы исподволь приобщали массы к социалистическим идеям, готовили почву для их восприятия. «Мыслящий русский, — писал Герцен, — самый независимый человек на свете» 20.
В 1914 году верхотурская управа констатировала, что «требование на книгу стало в большинстве случаев сравнительно сознательным даже со стороны малоподготовленного читателя: он уже предъявляет свои желания определенно и с запасом некоторой начитанности, обсуждает с библиотекарем вопрос о том, что прочитать, и не всегда берет на веру его советы, а требует доказательности объяснения».
«Через чтение книг народ заметно рассуждать стал разумнее на собраниях и на сходках», — писал земцам один из сельских библиотекарей21.
120
С революцией в село пришли новые веяния, новая жизнь. Ломался старый уклад во всех своих проявлениях. В этом водовороте обновления, классовых боев, интервенции и гражданской войны затерялись библиотеки, на какое-то время оказавшись не у дел. Старые зачитанные книги с земскими штампами пылились в шкафах или разошлись по частным домам. А когда у Советской власти дошли руки до библиотек, было ясно, что их надо создавать заново. Нужны были новые книги, новые люди...
К началу культурной революции в России, организации на новых социалистических принципах библиотечного дела мало что осталось от Павленковских библиотечек. Их постигла судьба всех земских библиотек, которые, конечно же, требовали коренного обновления фондов, кадров, новой организации дела. В статье Н. К. Крупской «Распределение книжных богатств» контрастно показан этот процесс. Реквизиция и перераспределение книг из частных помещичьих и земских библиотек шли в те годы стихийно, книги могли оказаться в самых разных руках, и большинством из них воспользовался город. Деревня получила лишь крохи от реквизированных книжных богатств. Пришкольные же библиотеки пришлось очищать от массы книг прямо вредных — религиозных, монархических, лубочных. Н. К. Крупская пишет о разобщенности усилий по организации библиотечного дела, о «периоде хаоса», который царил в те годы. «Каждый комиссариат, каждое учреждение заводит свои особые библиотеки. Вместо объединения всех усилий ведется работа вразброд, не-объединенная. Нет разницы ни в подборе книг, ни в направлении работы, но часто наблюдается полное непонимание интересов целого, неумение пользоваться общими библиотеками, желание создать особую, свою собственную непременно, библиотеку, доступную лишь для особого разряда лиц. Никто и знать не хочет о планомерном распределении книг между всем населением, и каждый заботится о своей лишь колокольне» 22.
Непросто нынче отыскать какую-либо книжку из Павленковской библиотеки, чтобы создать стенд, выставку, украсить музейную экспозицию. Эти брошюр-
Библиотеки странного миллионера
ки можно встретить в самых неожиданных местах: в личной библиотеке библиофила, в пыли чердака, в куче макулатуры и подчас далеко от места их первоначального бытования. В тех же селениях, где некогда были созданы из 50- и 100-рублевых книжных посылок первые народные библиотеки, отыскать хотя бы одну книжку подчас просто невозможно.
А между тем вовсе это не зряшное дело — рассказать жителям сегодняшнего села о первой народной библиотеке и людях, ее создавших, дать подержать в руках брошюрку-труженицу, что стояла у истоков новой сельской культуры и нового самосознания.
<<<---
