Уральский библиофил. Сборник. | Далекое и близкое.

---

ЮНИЙ ГОРБУНОВ
БИБЛИОТЕКИ СТРАННОГО МИЛЛИОНЕРА
1
На берегу Генуэзского залива, в гостинице небольшого курортного городка Ниццы скончался русский издатель Флорентий Федорович Павленков. По северной столице ходили слухи, что его капитал достигает миллиона.
Тело перевезли в Петербург, в квартиру на Малой Итальянской.
Холодным январским днем сначала по Невскому, потом по Лиговскому проспекту шла небольшая, но кучно державшаяся процессия. Она направлялась на Волково кладбище. Там, на Литераторских мостках, среди могил известных всей России литераторов, похоронили и этого миллионера.
Был он действительно странным. В молодости еще, выпускником артиллерийской академии, махнув рукой на выгодную военную карьеру, занял у брата тысячу рублей и завел свое издательское предприятие. Начал рискованно. С издания сочинений кумира молодежи критика-демократа Дмитрия Писарева. Отмыта-рил за это восьмилетнюю ссылку в вятском захолустье. Но не угомонился. По возвращении в Петербург продолжал воевать с цензурой, издавать Писарева, распространять учение Дарвина. Наводнил магазины дешевыми, но содержательными книжками для народа, учебниками, научно-популярными сочинениями, приближая то время, когда «мужик не Блюхера и не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет».
Предприятие Павленкова с годами росло, но не было у издателя-миллионера типографий, набитых корректорами и редакторами, не было даже приличного его миллиону собственного дома в Петербурге. Помогали только три друга-соратника — люди столь же преданные нужной народу книге. Он сам находил авторов, редактировал оригинальные сочинения и переводы, держал корректуру, порой и сам переводил — особенно охотно с французского и итальянского, а то брался за перо как публицист, популяризатор науки, составитель учебников. В книге видел Павленков панацею от всех бед — нищеты, угнетения, войн, бескультурья — и служил книге преданно и самозабвенно, жертвуя личным благополучием и здоровьем. К шестидесяти годам это был немощный телом старик, а на шестьдесят первом чахотка привела его к кончине.
В квартире на Малой Итальянской — обычной петербургской « меблирашке» — остались кипы бумаг, торопливо исписанных планами будущих книг, кучи рукописей и гранок на полу и на стульях...
Потом был вскрыт конверт с завещанием. Напрасно толпилась неспокойная родня — ей ничего не досталось от павленковского миллиона. Только племяннице Варваре Вадимовне Павленковой, солистке оперы Большого театра в Москве, завещалось десять тысяч рублей, наверное, в память той тысячи, которую в молодости одолжил Павленкову ее отец. Солидная сумма предназначалась для передачи Литературному фонду, членом которого состоял умерший. На остальные же средства от реализации своих изданий Павленков завещал открыть в селах и деревнях России две тысячи бесплатных народных библиотек. Умирая, он думал о том, чтобы его книги попали в руки того читателя, которому предназначались.
Вот какого странного миллионера хоронили в Петербурге морозным январским днем 1900 года.

2
Едва минуло лето, как на очередных земских собраниях всех без исключения двенадцати уездов Пермской губернии в докладах управ по народному образованию зачитывалось письмо некоего В. И. Яковенко.
От имени душеприказчиков книгоиздателя Павлен-кова он сообщал земствам о завещании покойного.
Дело душеприказчикам выдалось хлопотное. Шутка сказать: две тысячи библиотек! Да еще в селах, где их до сего времени не было и в помине! Да еще на средства, которые только предстояло получить от издания и продажи книг! По силам ли такое трем человекам? Вот и обратились душеприказчики за помощью непосредственно к уездному земству.
Надо сказать, что в России того времени не было на местах учреждения, которое бы ревностнее и неусыпнее, чем уездное земство, пеклось о народном просвещении и здравии, бытовых, а подчас и экономических нуждах сельского населения.
Конечно, говорить об этой опеке можно только с поправкой на земский либерализм — идеологию половинчатую, бесхребетную, неизбежно сползающую к соглашательству.
Самостоятельность земцев подчас оказывалась иллюзорной. Земская мышка могла шустрить только тогда, когда правительство было отвлечено опасностью посерьезнее: грозила смутой Польша или поднялось революционное народничество в конце семидесятых... Но как только становилось тесно в казематах Петропавловки, как только умолкала радикальная печать, когтистая лапа снова нависала над либеральной мышкой, и сразу делалось очевидным, что земство, по словам В. И. Ленина, было «пятым колесом в телеге русского государственного управления, колесом, допускаемым бюрократией лишь постольку, поскольку ее всевластие не нарушалось...»
Однако земский либерализм, как и всякое общественное движение, не был силой однородной и однозначной. Вглядевшись повнимательнее, увидим, что и в недрах земства пульсировали подчас живительные чистые родники.
Земская статистика, земские школы, земские больницы, земские библиотеки... «Земские» читается нами как прогрессивные, противостоящие министерским, правительственным, церковным, собравшие под своей крышей лучшие легальные передовые силы. К тому же, начиная с 90-х годов в земские учреждения стал все настойчивее проникать «третий элемент» — служащая интеллигенция. А в ее среде, как известно, были и либералы, и народники, и даже социал-демократы.
Не надо забывать также, что в отдельных уездных земствах, особенно северных губерний, в том числе Пермской и Вятской, преобладали гласные из крестьян, и демократическая струя здесь была куда ощутимее. Земство явилось формой — пусть половинчатой и ущербной — привлечения некоторой части крестьянства к управлению государством.
В 1901 году В. И. Ленин, говоря о значении земства в борьбе за политическую свободу, отметил, что «роль одного из вспомогательных факторов за земством отрицать нельзя»2. Внутри этого общественного движения можно обнаружить моменты безусловно позитивные, смягчившие общее влияние земства на ход русской истории по пословице: нет худа без добра.

3
Широкая постановка библиотечного дела в России, как явления массового, повсеместного, обязательного, была заслугой сугубо земской. Бесплатная народная библиотека-читальня, по мнению земства, — это последующая за начальной грамотой ступень народного образования.
Верхотурская уездная управа в докладе очередному собранию утверждала, что «школа, не сопутствуе-мая и не продолжаемая библиотекой, в значительной степени утрачивает свое просветительное влияние»3. Да и сам факт появления народных библиотек при училищах наводит на мысль о преемственности и связи их с программой народного просвещения.
Ежегодные отчеты училищ прямо-таки пестрели сетованиями на отсутствие или неудовлетворительное состояние библиотек для внеклассного чтения.
Вот выписка из отчета заведующего Сарсинским заводским частным училищем Ивана Дмитриевича Попова: «Нужда училища заключается в отсутствии библиотеки, как учительской, так и (главным образом) ученической. Училище, так сказать, само способствует развитию рецидивизма — обращаются бывшие питомцы к своей alma mater за книгами, а у ней и своим-то нечего дать, а не то что давать книг для чтения тем, кого она наградила свидетельствами» 4.
Попову вторит заведующий Шахаровским начальным училищем Златоустовской волости Иван Степанович Трубников: «Ученическая библиотека по своим размерам весьма мала, особенно беллетристический, исторический и географический отделы. Книг для младшего отделения, за исключением 5—6 сказок, почти совсем нет. Вообще во всей библиотеке насчитывается не более 50 книг, годных для чтения; конечно, все эти книги много раз перечитаны учениками и их желание читать нечем удовлетворять, отчего уровень развития учеников не повышается, т. е. не достигается именно того, что поставлено целью современной земской школы»5.
Это была одна из причин, породивших мысль о том, что каждой школе должна сопутствовать библиотека.
В Пермской губернии народные библиотеки — чаще всего при училищах — стали появляться с начала 90-х годов.
Соликамское уездное земство, например, постановило начиная с 1899 года открывать в уезде не менее одной библиотеки-читальни, ассигнуя на каждую единовременно для приобретения комплекта книг довольно крупную сумму в 150 рублей, а затем ежегодно пополняя 100-рублевыми комплектами.
В Красноуфимском уезде начали открываться библиотеки при училищах, получив название училшцно-народных. Земство считало, что «этим путем устанавливается более тесная связь между школою и обществом», упрощается исходатайствование разрешения, сокращаются расходы на наем помещения и содержание заведующих, так как их обязанности выполняют учителя. К 1900 году училшцно-народные библиотеки открылись при пяти школах уезда.
Одним словом, земская почва была в это время очень подходящей для семян, брошенных Павленко-вым. Как выразилась в докладе собранию та же крас-ноуфимская уездная управа, «пожертвованные Ф. Ф. Павленковым средства на открытие народных библиотек отвечают вполне назревшей потребности, не получившей еще... достаточного удовлетворения».

4
Письмо Валентина Ивановича Яковенко — одного из трех душеприказчиков умершего издателя — уездные управы подробно изложили на собраниях очередной сессии 1900 года.
В письме Яковенко сообщал, что покойный издатель завещал 100000 рублей на открытие двух тысяч бесплатных народных библиотек. На каждую Павлен-ков выделял 50 рублей. Он, конечно, не думал, что этих средств будет достаточно для устройства сельской читальни. Своим пожертвованием он только хотел положить начало, вызвать местные силы к дальнейшей деятельности. Душеприказчики поэтому предлагали земствам на каждые павленковские 50 рублей ассигновать из своих средств еще не менее 50 рублей на приобретение первого комплекта книг, а также взять на себя заботы о приискании помещения, заведующего и о наблюдении за деятельностью библиотек.
Комплектование книжного фонда на совместные павленковские и земские средства душеприказчики брали на себя. Из книг, изданных самим Павленко-вым, а также другими издательствами, они обязывались выработать каталог, согласовав его с уездными управами.
Так как капитал, завещанный Павленковым, оставлен им в виде рукописей и книг, которые еще предстоит издать, переиздать и реализовать, то открытие библиотек может происходить постепенно, по мере накопления средств. Сначала намечено открыть 400 библиотек — в тех уездах, откуда будет получено согласие земств содействовать предприятию Павленкова.
Кроме того, душеприказчики предлагали уездным земствам ходатайствовать перед -губернскими властями о присвоении открытым библиотекам имени Ф. Ф. Павленкова.
В том же 1900 году — не прошло и года после смерти Павленкова — в глухих селениях российской провинции стали возникать библиотеки имени издателя.
Мы познакомимся с ними на примере Пермской губернии, где таковых открыто было около 170 — больше, чем в любой другой российской губернии, исключая соседнюю Вятскую.
Из первой серии на долю Пермской губернии пришлось 36 библиотек. Самыми расторопными оказались красноуфимские земцы. В октябре 1900 года на заседании 31-й очередной сессии был заслушан доклад уездной земской комиссии «Об открытии народных библиотек на средства, завещанные Ф. Ф. Павленко-вым». Комиссия не только детально рассмотрела письмо Яковенко, но и наметила 10 начальных школ, где следовало бы открыть училтцно-народные библиотеки. «Училища эти, — сказано в докладе, — находятся в глухих местностях, где сильнее ощущается потребность в народной библиотеке. Некоторые из этих училищ, например Утинское, Усть-Машское, Тебеняков-ское, находятся в районе черемисского населения, которое, как известно, находится на очень низкой ступени развития, и в то же время черемисские мальчики охотно поступают в школу».
Собрание согласилось с мнением комиссии и ассигновало на следующий год 500 рублей на открытие десяти библиотек — в дополнение к 500 рублям завещателя. В 1901 году Яковенко прислал в управу десять 100-рублевых комплектов книг. Как было тогда заведено, управа нашла умельца-переплетчика — крестьянина Нижнесергинской волости Юдина, который «одел» полученные книги одни в кожаный без тиснения, другие — в парусиновый, сшитый кнопками, а небольшие брошюрки — в легкий «американский» переплет. Эти любопытные сведения сохранили для нас журналы очередной и чрезвычайной сессий красно-уфимского уездного земского собрания 1903 года, изданные в Екатеринбурге.
Переплетенные книги в том же 1901 году управа разослала по училищам. На каждую библиотеку пришлось около 380 экземпляров. С этих 100-рублевых комплектов и начались первые десять Павленковских библиотек в Пермской губернии.
Назовем первенцев поименно. Библиотеки были открыты в училищах сел Алмаз и Петропавловск (ныне Октябрьского района Пермской области), в селах Карги и Большой Ут нынешнего Ачитского района Свердловской области, в селах Кленовском (сейчас Нижне-сергинского района Свердловской области) и Суханове (ныне Артинского района Свердловской области), в деревнях Тебеняки и Шипициной (ныне Суксунского района Пермской области). Правда, деревни Шипициной сейчас уже нет. Она оказалась в числе неперспективных. Десятая библиотека открылась в начальном училище деревни Средняя Арганча бывшей Поташин-ской волости.
Следующими по времени открылись библиотеки в Шадринском и Соликамском уездах. Соликамское земство, воспользовавшись капиталом Павленкова, открыло в 1901 году не одну, как обычно, а две библиотеки, выделив на их обзаведение ежегодные 150 рублей. Комплекты книг поэтому оказались здесь не 100-, а 125-рублевыми. Они были присланы В. И. Яковенко в 1902 году. Первая в Соликамском уезде Павленков-ская библиотека открылась при волостном правлении села Юрич (ныне Карагайского района Пермской области). Первоначально она состояла из 570 книг и брошюр номинальной стоимостью 153 рубля. Уже в следующем году библиотекой пользовалось 149 читателей, которым было выдано 932 книги. Заведовал библиотекой учитель юричского начального училища, получая от земства в качестве вознаграждения по 30 рублей в год.
А 17 июля следующего, 1903 года открылась вторая библиотека-читальня имени Павленкова — на этот раз при начальном земском училище села ПоЛоводово ныне Соликамского района.
В Кунгурском уезде ко времени получения письма В. И. Яковенко при училищах действовало уже 20 народных библиотек, которые, как видно из доклада управы, «не отличались богатством книг и очень недостаточно пополнялись новыми». Решив воспользоваться предложением В. И. Яковенко, управа наметила для Павленковской библиотеки начальное училище в деревне Верх-Лек (ныне деревня Лек Кишертского района Пермской области).
Из докладов и отчетов управы видно, что представляло из себя в это время верх-лековское училище. В нем обучалось всего двадцать два мальчика и две де-
Библиотеки странного миллионера
вочки— дети крестьян и заводских. Заведовала училищем Надежда Яковлевна Одинцова. А попечителем в трехлетие с 1900 по 1903 год состоял крестьянин Тимофей Григорьевич Кинев, волостной старшина из села Осинцево. Обстановка в школе была прямо-таки убогая. Управа сетовала в отчете, что там нет никакой мебели, кроме парт, и вообще отсутствуют самые обычные по тем временам предметы обихода: икона, лампада, шкаф для книг, стол и стулья, бачок и кружка для воды, счеты, глобус, географические карты, картины, хотя училище открыто было еще в 1898 году. Что касается книг, то их для внеклассного чтения набиралось на 4 рубля 35 копеек, а для учителей — менее чем на 2 рубля.
Можно себе представить, каким богатством для верх-лековского училища стала книжная посылка В. И. Яковенко. Сначала он прислал книг на 50 рублей — из фонда Павленкова, а затем еще на 60 — уже на земские ассигнования. Так 10 февраля 1903 года возникла первая в Кунгурском уезде народная библиотека имени Павленкова.
Осенью 1904 года пять Павленковских библиотек начали функционировать в Оханском уезде. Земство сразу оценило выгодность и полезность начинания покойного издателя. На очередном собрании 1904 года в докладе управы по народному образованию говорилось: «Павленковские библиотеки можно будет назвать безусловно образцовыми библиотеками, — как по количеству, так и по подбору книг. Имея такие библиотеки, земство пока может считать их идеалом для других библиотек и выписывать книги по образцу библиотек Павленковских». Кстати сказать, это свое мнение оханское земство сохраняло на протяжении всего сотрудничества с В. И. Яковенко и открыло в уезде рекордное для Пермской губернии число Павленковских библиотек — 35.

5
Как же официальные власти реагировали на весьма, как видим, результативные усилия земства и просветителей типа Павленкова?
Вообще тенденция создавать в провинции маленькие библиотеки для народа беспокоила правительство. Их так трудно было контролировать и подчинять нужному влиянию! Узнав о щедром завещании Павленкова, заволновалось Министерство внутренних дел: две тысячи бесплатных народных библиотек в селах станут практически неуправляемыми. Какие книги, какие взгляды начнут они распространять в народе?
Душеприказчиков вызвал к себе П. Н. Дурново, в прошлом директор департамента государственной полиции, а ныне товарищ министра внутренних дел. Почему бы им, спросил царский чиновник, вместо двух тысяч маленьких библиотек не устроить 10—20 солидных, прекрасно обставленных, в собственных помещениях и с хорошо оплачиваемыми библиотекарями? Вот будет памятник Павленкову! А эти пятидесятирублевые... Все прекрасно знают, какая участь постигнет библиотеки, состоящие из дешевых брошюрок, — они просто-напросто пойдут на цигарки. Что же касается завещания, продолжал товарищ министра, то его нетрудно исправить. Подайте только прошение на высочайшее имя об изменении завещания в указанном смысле...
Душеприказчики не согласились с товарищем министра и не подали прошения «на высочайшее имя.
Библиотеки имени Павленкова стали возникать на всем огромном пространстве России от Белого до Черного моря, от Западного Буга до Тихого океана. Завещание Павленкова оказалось в русле нарождающегося общественного движения по внедрению грамотности и демократической книги в широкие народные массы, в самые глухие селения, в крестьянские избы и рабочие бараки. Это движение стало частью, а точнее сказать, предтечей той массовой стихийной волны, что вскоре выплеснулась через край первой русской буржуазно-демократической революцией 1905—1907 годов.
Бесплатные народные библиотеки упрямо пробивали себе дорогу к крестьянину. В 1900 году их было открыто всего несколько, в 1901-м — два десятка, в 1902-м —уже более 220, а в 1903 году 337 Павленковских библиотек появилось в русских селениях, где ничего подобного доселе не существовало. Цифры приводит в публичном докладе 1911 года сам В. И. Яковенко.
Для русского самодержавия этот процесс оказался неостановимым. Нельзя уже было убить в народе потребность в знаниях, в книге, невозможно было преградить путь на книжный рынок дешевой по цене популярной литературе. И правительству, идейным охранителям самодержавия ничего не оставалось, как попытаться направить это движение в нужное русло. Просветительская инициатива земства стала поощряться — создавалась видимость его самостоятельности. Уже никто не препятствовал появлению бесплатных библиотек и выпуску дешевых изданий для народа. Но какую книгу усиленно рекомендовали министерские каталоги? А ту, что доступным, понятным народу языком внедряла в сознание религиозную нравственность, покорность и веру — как в бога, так и в его наместника на земле. Любой каталог для семейных и народных чтений, бесплатных библиотек, всякий перечень книг, допущенных Министерством народного просвещения для низших учебных заведений, начинался с обширного духовно-нравственного раздела. Читателю предлагалось множество дешевых, щедро иллюстрированных, доступно написанных библейских историй, жизнеописаний святых, путешествий к святым местам. Из богатств русской художественной литературы отбиралось то, что подходило для так называемого назидательного чтения. Расплодилось множество «писателей», готовых писать «народным» языком на любой душещипательный сюжет и продающих свои поделки за бесценок.
На руку правительству оказались и некоторые народнические тенденции. Поощрялись, например, те популярные издания, что укрепляли крестьянина в его якобы извечном и единственном предназначении трудиться и трудиться, не задумываясь над тем, что вокруг справедливо и разумно, а что гнило и абсурдно. Обильно хлынула на книжный рынок литература, поэтизирующая крестьянский труд, народные промыслы, обряды, быт, религиозные праздники. Охотно допускались в библиотеки сельскохозяйственные книги, наставления, пособия: как обрабатывать и чем удобрять землю, как разводить кормовые травы, ковать лошадей, водить пчел, ухаживать за огородом. Охранителям очень бы хотелось направить просвещение народа только в утилитарное русло полезности в крестьянском труде и быту.
«Буржуазия довольно скоро поняла, — писала, например, Н. К. Крупская, — что книга может явиться прекрасным орудием буржуазного влияния на массы, и якобы в интересах масс стала открывать всякого рода народные, окружные, коммунальные и тому подобные библиотеки для низших классов. Она сумела, не говоря этого вслух, повлиять на состав этих библиотек, подобрать их так, чтобы главная масса книг влияла вполне определенным образом на читателей, делала их слугами буржуазии не за страх, а за совесть» 7.
Подавляющая часть земства, как института в основе своей либерально-буржуазного, с благодарностью и слезами умиления восприняла эту правительственную лояльность к просвещению народа и безоговорочно следовала в официальном фарватере. Большинство народных библиотек создавалось по одобренному властями сценарию. И незатейливый этот спектакль выдавался за самостоятельное земское действо, за небывалый общественный прогресс.
Не трудно представить себе народную библиотеку при начальном училище, составленную по такому, официально дозволенному репертуару.
Вот какой список для восьми новых библиотек Осинского уезда составил в 1910 году заведующий внешкольным образованием уезда. Здесь немало сочинений замечательных русских писателей: Достоевского, Толстого, Мамина-Сибиряка, Гоголя, Короленко, Чехова, Помяловского. Имеются разделы: исторический, географический, биографический, естественный, сельскохозяйственный, медицины и гигиены. Но все их предваряет еще более обширный отдел духовно-нравственных книг. Здесь целая серия дешевых изданий некоего Петрова «Божии работники», «Чтения по истории русской церкви», тоже дешевые книги Бахметевой «Чудеса господа нашего Иисуса Христа», «Беседы Спасителя», «Подвиги и чудеса апостолов» и т. д.

В отделе 43 книги. В то время как в литературном 71, в историческом — 48, естественном — 39. А вот в отделе, скромно названном «Общественные вопросы», значится всего 7 книжек — еще одно свидетельство того, как далеки были земцы от кипучих общественных вопросов времени.
Но, повторюсь, в либеральном земстве были свои полюса и крайности, были тенденции, которые не только выламывались из официального русла, но и шли параллельно, а то и прямо смыкались с революционно-демократическими, радикальными настроениями в обществе. Они оказывались практически агентами радикализма в либеральном стане. Поэтому надо очень пристально рассматривать то или иное историческое явление, отделяя зерна от плевел. Те самые зерна, что в дальнейшем прорастали жизнестойкими побегами.
Такими революционно-демократическими агентами в стане либерального земства были и Павленковские библиотеки.

6
Как мы помним, составление каталогов книг для библиотек душеприказчики целиком и полностью взяли на себя. Это было одно из главных условий их сотрудничества с земствами. Причем они обязались приобретать книги и на земские средства, выделяемые для библиотек.
Что же это были за книги?
В государственном архиве Кировской области отыскался один из списков, посланный В. И. Яковенко в земскую управу8. Книг в нем по номинальной стоимости — на 54 рубля 38 копеек, то есть как раз на те 50 рублей (с книготорговой скидкой на оптовую продажу), что завещал Павленков на открытие одной народной библиотеки. Книги предназначались для Глазовского уезда, и потому мы будем условно называть этот список «глазовским».
Здесь представлены книги самых разных издательств. Предпочтение отдано, правда, павленковскому и «Донской речи» — книжному предприятию ростовского купца Н. Е. Парамонова, выпустившего в 1903—1907 годах огромное количество дешевой демократической литературы. На обложках и титульных листах книжек мелькают знакомые имена и названия прогрессивных издательских фирм: Е. Д. Мягкова, О. Н. Поповой, И. Д. Сытина, В. И. Яковенко, «Вятского товарищества», С. Дороватовского и А. Чарушнико-ва и многих других.
Первое, что бросается в глаза: в каталоге начисто отсутствует духовно-нравственный отдел, неизбежный для всех печатных и официально утвержденных каталогов. Быть может, глазовский список — исключение, этакая отважная попытка хоть раз обойтись без божественного начала? Ничего подобного. Добросовестный земский статистик Кунгурского, например, уезда, регистрируя фонды народных библиотек, в религиозно-нравственном отделе верх-лековской библиотеки тоже поставил прочерк. А книжки для читальни только что были получены от Яковенко. Выходит, глазовский список — совсем не исключение.
Он начинается «Очерками русской истории ХУШ-го века». Это уже третье издание книги педагога-демократа Василия Ивановича Водовозова. Когда в 60-х годах образованное общество обсуждало проект школьной реформы; он, как и Ушинский, горячо ратовал за то, чтобы школа давала юношеству разнообразные гуманитарные и естественнонаучные знания, возбуждала самостоятельную работу ума. «Предметом моих «Очерков»,— писал Водовозов в предисловии, — служит столько же история политическая, сколько описание характеров и история быта».
В числе первых в глазовском списке стоит уже повторно изданная ПавленкОвым «История французской революции». Ее написал Ипполит Карно, свидетель и буржуазный деятель революции 1848 года. После февральских событий, в итоге которых пал Луи-Филипп, Карно занял во временном правительстве пост министра народного просвещения. Павленкова книга привлекла живыми деталями событий и краткостью, которая, как говорится в предисловии, «равносильна общедоступности».
Перед нами несколько популяризаторских книжек Н. Николина из павленковской «Культурно-исторической библиотеки»: «Древнейшие жители Европы», «Древняя Греция», «Древний Рим», «Великий переворот, или Великая французская революция». Их автор — Николай Николаевич Андреев (псевдоним Н. Ни-колин) — сам был сельским учителем, представлял себе духовные нужды деревни. Он в 90-х годах участвовал в марксистских кружках, а потом — в социал-демократических кружках и рабочих клубах Петербурга. После революции Андреев читал лекции в ленинградских вузах.
Нужно сказать, что павленковскую популярную книжку можно сразу узнать среди сотен других. Его дешевые издания для народа, всегда привлекающие демократическим содержанием, к тому же были образцом культуры внешней, оформительской, типографской. Их и сегодня приятно держать в руках. Четкий, красивый шрифт, любовно оформленная мягкая обложка, белая плотная бумага... В каждой детальке непоказное уважение издателя к читателю из народа.
Много в списке иллюстрированных брошюр, популярно знакомящих сельского читателя с народами планеты. Надо ли говорить, как важно было тогда поднять крестьянина над бытом, расширить его кругозор, совершить с ним хотя бы воображаемое путешествие по далеким странам и континентам, дав понять, что мир не ограничивается родной его деревней и волостью.
Особенно много в списке рассказов о слывших загадочными странах Востока.
География России и ее окраин представлена очерками двух авторов: Владимира Львова и Евгения Сно. Три выпуска брошюр Вл. Львова посвящены северу Европейской России: «Новая Земля», «Самоеды», «Русская Лапландия и русские лопари». Написаны книжечки доступно, но и на солидной научной основе. Достаточно сказать, что фотографии, их иллюстрирующие, взяты из свежего отчета Академии наук, а в конце каждой книжки автор дает литературные источники. Позднее, в 20-х годах, книжечки Вл. Львова переиздавались Государственным издательством в серии «Наука для всех».
Десятикопеечные брошюры беллетриста и популяризатора Евгения Эдуардовича Сно из серии «Рассказы о родной стране и ее обитателях» выходили в 1904 году в прогрессивном петербургском издательстве О. Н. Поповой. Книжечки (их в списке десять) знакомили с национальными окраинами России, с нравами, бытом народностей, ее населяющих, и самих русских. Кстати сказать, в дополнение к книжкам Е. Э. Сно магазин О. И. Поповой предлагал «световые картины» с изображением природы, одежды, обычаев и нравов народов, населяющих страну. Эти картины с помощью «волшебного фонаря», прадедушки сегодняшнего диапроектора, демонстрировались на народных чтениях.
Биографических книжек в глазовском списке немного, но зато нет ни одной случайной. Сразу обращают на себя внимание два очерка Ч. Ветринского о Некрасове и Белинском.
«Ч. Ветринский» — это псевдоним Василия Евграфо-вича Чещихина, историка литературы, публициста, критика. В 1896 году за слишком радикальный характер своих статей он был выслан из Риги в Глазов Вятской губернии под гласный надзор полиции. Там Чещихин вошел в социал-демократическую группу М. И. Кучинского. Там же, в Глазове, были написаны и оба биографических очерка, вошедшие — вот совпадение! — в глазовский список бесплатной народной библиотеки.
Есть в каталоге и биография самого Ф. Ф. Павленкова. Ее написал друг и соратник издателя, а потом один из его душеприказчиков Владимир Дмитриевич Черкасов.
Историко-биографический раздел каталога, как видим, был четко сориентирован на сельского интеллигента и простого крестьянина и выдержан в антиклерикальном, демократическом духе. Не только исторические события сами по себе были важны, не только их совокупность, составляющая цельную картину прошлого. Важны были еще и оценка, ракурс, угол зрения. Книжки эти, во-первых, расширяли общий кругозор сельского жителя, а во-вторых, будили самостоятельную мысль — неспокойную, свободолюбивую.
Второй и самый обширный раздел Павленковской библиотеки — литературно-художественный. Внимательно к нему присмотревшись, поражаешься тому,как полно и с какой мерой социального чутья представлена в каталоге современная тогдашнему читателю прогрессивная литература: Лев Толстой, Всеволод Гаршин, Максим Горький, Викентий Вересаев, Леонид Андреев, Владимир Короленко, Александр Серафимович, Казимир Баранцевич, Павел Засодимский, Николай Златовратский, Петр Якубович (Л. Мелыпин), Николай Наумов, Семен Подъячев, Алексей Потехин, Алексей Свирский, Евгений Чириков, Александр Эр-тель... Один перечень имен выдает не только хороший вкус составителя каталога, но и его радикальные революционно-демократические взгляды. Из произведений названных писателей отобрано действительно лучшее, общественно значимое, ставшее русской классикой.
Революционно-демократическая литература более раннего времени представлена «Историей одного города» Салтыкова-Щедрина, лучшими очерками Глеба Успенского, прозой и публицистикой Герцена.
Большую часть художественного раздела просто нет смысла комментировать — настолько хрестоматийны эти книги. Здесь и «Анна Каренина», и народные рассказы Л. Толстого, шесть томов сочинений М. Горького, «Воспоминания рядового Иванова» В. Гаршина, «Чудная» В. Короленко, «В мире отверженных» П. Якубовича, «Хроника села Смурина» П. Засодим-ского.
Павленковская библиотека не бралась обстоятельно знакомить своих читателей с творчеством того или иного автора. Она представляется прежде всего инструментом социальным, возбуждающим в читателе демократические настроения и мысли. Но талантливая книга воздействует сильнее, «пашет глубже», и поэтому Яковенко отдавал ей предпочтение. Великие писатели мира в этой маленькой библиотечке как бы забыли вдруг, чем разнятся они, и повернулись к читателю стороной общей им всем — демократической, прогрессивной, зовущей к переменам.
Вот, например, французские писатели, чья проза заметно преобладает в глазовском списке. Виктор Гюго представлен только романом «Девяносто третий год». Есть, правда, и еще одна книжка того же автоpa—«На баррикаде»—сцена народного восстания в 1832 году в Париже. Она составлена по роману «Отверженные» издательницей О. Н. Поповой. Книжка знакомила читателей с обошедшим весь мир маленьким героем Гаврошем.
Из огромного литературного наследия Эмиля Золя Яковенко выбрал только два романа — «Труд» и «Углекопы» — да небольшую антивоенную сказку «Кровь». Три книжки — и тоже сказки — представляют творчество Жорж Санд. Из Ги де Мопассана выбран всего один этюд— «Потехи войны», а из Октава Мирбо — рассказ «Война». Вообще антивоенная тема очень сильна в Павленковской библиотеке.
Конечно же были в Павленковской библиотеке и «Овод» Э. Л. Войнич, и «Спартак» Р. Джованьоли. По павленковскому двухтомнику знакомился сельский провинциал с двумя популярными в России французскими авторами Эмилем Эркманом и Шарлем Шатриа-ном. Освободительными идеями их романа «История одного крестьянина» было в буквальном смысле заражено целое поколение русских читателей.
Драма Гауптмана «Ткачи» совсем недавно была под строгим запретом, особенно в массовых отдельных книжках. Когда ростовскому издательству «Донская речь» удалось-таки провести ее через цензуру, департамент полиции попытался наложить запрет на продажу книжки в розницу, объясняя это тем, что она «производит совершенно определенное впечатление — призыва рабочих и крестьян к улучшению своего материального положения путем насилия с оружием в руках над фабрикантами и землевладельцами»9. Запрет, правда, не прошел: помогла революция 1905 года.
Весьма обильно представлены в библиотеке сказки. В глазовском списке, например, кроме упомянутых уже сказок Жорж Санд, находим известные сказки «Мальчик-с-пальчик», «Иван и Финетта» и другие — в обработке французского публициста и общественного деятеля Эдуарда Лабуле, а также нашумевшую в свое время его сказку-сатиру «Принц-пудель» — беспощадный памфлет на Наполеона III.
Много в каталоге арабских сказок: «История Али-Бабы и сорока разбойников», «Путешествие Синдбада-мореплавателя», «Аладдин и волшебная лампа»... Все они изданы симпатичными отдельными книжечками в иллюстрированной библиотеке Ф. Павленкова, представившей русскому читателю избранные сказки всех стран мира.

---

--->>>