Бойцы вспоминают Сборник воспоминаний. | Григорий Флегонтович Сивков. ГОТОВНОСТЬ НОМЕР ОДИН (окончание)

---

НА СЕВАСТОПОЛЬ!
В апреле началось изгнание немецко-фашистских захватчиков из Крыма.
Керчь была разрушена почти до основания. Линия фронта делила город пополам. Город постоянно подвергался бомбежкам, обстреливался из орудий и минометов. На улицах шли танковые бои. С самолета город казался грудой развалин. Коробки домов, заваленные обломками, стояли без окон и крыш.
Обескровленный город фашисты долго не оставляли, упорно и озверело оборонялись. Они стали отходить лишь тогда, когда через Перекоп в Крым вошли войска 4-го Украинского фронта.
46
Противник отступал в панике. Полк удачно использовал создавшуюся обстановку. Весь день, с рассвета до темноты, продолжались полеты. Здесь у противника не было ми истребителей, ни зенитных орудий. Штурмовики, конечно, за все отыгрались. Бомбили отступавшие колонны автомашин, уничтожали живую силу врага. Преследовали фашистов вплоть до Феодосии.
11 апреля полк совершил 60 боевых вылетов в район станции Семь Колодезей. Там было много автомашин, повозок артиллерии и пехоты противника. Все это двигалось в беспорядке на запад...
После гибели майора Панина меня назначают штурманом полка. Свою первую эскадрилью я передал Михаилу Ткаченко, опытному и отважному летчику.
Вскоре в полк пришла и радостная весть: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 20 апреля 1944 года Николаю Антоновичу Зубу (посмертно), Михаилу Ткаченко, Анатолию Синькову присвоено звание Героя Советского Союза.
1 мая 1944 года наша 230-я штурмовая авиационная дивизия награждена орденом Красного Знамени.
Полк перебазировался под Симферополь. Начались боевые полеты в район Севастополя.
Немецко-фашистское командование стремилось удержать как можно дольше оборонительный рубеж в районе Севастополя, чтобы эвакуировать морем свои войска в Румынию. Подступы к городу были сильно укреплены инженерными сооружениями из металла, земли и бетона, что сильно затрудняло действия наступавших.
Полк получил задание оказать поддержку с воздуха наземным частям Советской Армии, которые вели напряженные бои.
Сначала летали мы на северную сторону города. По дороге к цели и по высоткам у самой бухты было много вражеских зенитных батарей. Нередко здесь появлялись истребители противника.
В боях под Севастополем отлично показал себя лейтенант Измаил Алеев. А воздушный стрелок Сергей Тимошенко один со своим пулеметом УБТ отбил атаки шести «фокке-вульфов», имевших по четыре пушки каждый. И особенно, помню, отличился Михаил Ткаченко. Был он хорошим летчиком, водил группы. Перед штурмом Севастополя к нему попала газета, в которой он случайно обнаружил фотографию своего брата — узника фашистского концлагеря в полосатой тюремной одежде и под номером. Это был младший брат Михаила, которого он очень любил.
И после этого случая Михаил Ткаченко летал каждый день по нескольку раз на задания, пренебрегая всякой осторожностью, лез в любой огонь, ни с чем не считаясь. Михаил и так был прямой противоположностью Ивану Карабуту, который привык делать все по расчету, точно, без потерь и излишнего шума. А тут Михаил словно осатанел, норовил в самую гущу огня, бил из пушек, поливал позиции противника из пулеметов, косил, точно косой, зазевавшихся вражеских солдат.
Полк под Севастополем нес большие потери в летном составе и материальной части.
7 мая совершено 33 боевых вылета. В этот день не вернулись на свой аэродром 6 экипажей, в том числе не прилетел Михаил. Он на следующий день пришел пешком в полк. Самолет его подожгли вражеские зенитчики, а он выпрыгнул с парашютом и спасся.
8 мая в бою мы потеряли еще два экипажа.
После нескольких боевых вылетов на Мекензиевы горы начался штурм Сапун-горы нашими наземными войсками. Здесь слились в мощный кулак отдельная Приморская армия, гнавшая немцев с востока, и 4-й Украинский фронт, преследовавший противника с севера. Сюда была стянута авиация двух фронтов. Воздушные армии были объединены.
— Все расписано как по нотам! — восхищался майор Кондратков. — Кому, когда, сколько быть над целью.
Действительно, все было рассчитано по минутам. Интервалы между группами сохранялись незначительные. Мы от-
48
штурмовались, уходим и видим, как нам на смену идут новые группы «илов» на штурм Сапун-горы.
Штурмовиков постоянно и неотступно прикрывали группы истребителей. Нас часто прикрывал со своими ребятами наш бывший однополчанин и друг, большой души человек, замечательный летчик-истребитель Паша Хлопин. Как сейчас помню^ летим мы, он подойдет близко, пристроится к группе, сделает бочку, покрутится немного возле нас и стремительно уходит к своим, где ему положено быть в боевом порядке.
Управление нашими войсками под Севастополем, насколько я могу судить с учетом мнения и своих однополчан, было чрезвычайно четким и эффективным.
9 мая сводил я свою восьмерку в последний раз на Севастополь. Нам был приказ подавлять огневые точки противника в районе Шестая верста — высота 179,0 и на окраине города.
В этот же день наземные войска двух фронтов взяли Севастополь.
Последние остатки фашистов еще сопротивлялись на мысе Херсонес, но они вскоре были сброшены в море. Полк бил по отходящим кораблям противника.
За ратный подвиг, проявленный при взятии города Севастополь, 210-му штурмовому авиационному полку было присвоено наименование Севастопольский.
В это время командир дивизии полковник Гетьман вызывает начальника парашютно-десантной службы капитана Гур-жия и меня. Предлагает пойти на учебу в академию.
Тима просит:
— Не посылайте меня. Откомандируйте лучше в разведывательный полк. В этом деле у меня есть некоторый опыт.
— Да, молодым нужен ваш опыт, — говорит командир дивизии. — Опытные летчики нам нужны, чтобы обучать боевому летному искусству молодых. Это верно... А что скажете вы? — обращается он ко мне.
— В академию буду проситься после войны. А пока прошу оставить в полку.
49
Командир дивизии дружелюбно улыбнулся и сказал:
— Кадры всегда нужно готовить. Хотя и война подходит к концу. А поступаете вы, хлопцы мои, правильно. Другого •ответа, по совести говоря, я и не ожидал от вас... Летайте!..

ЗА ПРЕДЕЛАМИ РОДИНЫ
...После упорных жестоких боев под Будапештом войска 3-го Украинского фронта опять пошли в наступление.
Полк перебазировался на аэродром близ населенного пункта Кишкунлацхаза. Здесь у меня был, пожалуй, самый неудачный боевой вылет за все годы войны.
Наземные части по-прежнему стремительно наступали. Мне было поручено вести группу в 18 самолетов в район западнее Будапешта и приказано:
— Бить по танкам противника!
Прилетели в заданный район. Вижу танки. Один от другого метрах в 50—100. Неожиданно вспомнилось, под Гизе-лем танки стояли впритык, а здесь рассредоточены, замаскированы. И еще мешает густая дымка. Цель обнаружил с опозданием. С ходу поразить было уже нельзя. Надо делать новый заход.
Вокруг тишина.
«Не торопись сбрасывать бомбы, — говорю сам себе. — Зениток не видно, истребителей тоже...»
Завожу четверки на второй заход. Не успел развернуться на 180 градусов, как воздушный стрелок докладывает:
— Справа большая группа самолетов!
Вижу, ходят кругом, стреляют из пушек по земле.
Пока их рассматриваю, воздушный стрелок кричит:
— Чужие истребители, штук пятьдесят!
Отчетливо вижу самолеты противника. Штук тридцать «фокке-вульфов» и штук двадцать Ме-109.
Покачиваю крыльями и сбрасываю бомбы по немецким танкам. За мной повторяют маневр ведомые.
Фашисты нас обнаружили. Их пятьдесят, а нас восемна-
50
дцать штурмовиков и шесть истребителей прикрытия. Деваться некуда. Нас атакуют. Истребители отвлекли на себя половину самолетов противника. Остальные самолеты врага пошли на нас.
Густая дымка не позволила замкнуть оборонительный «круг». Идем колонной пятерок и четверок. Ведем оборонительный бой. Последующая группа прикрывае1- предыдущую. Однако последнюю четверку обороняют только стрелки.
Сбиваем четыре «мессера». Но и наших восемь штурмовиков не возвращаются с задания.
Через два дня пять из восьми экипажей пришли благополучно в полк. Два экипажа—Балакина и Колобкова — погибли. Летчик третьего экипажа Филиппович вернулся один без воздушного стрелка Грехнева, погиб он.
Плохо, очень плохо, когда ведущий группы приходит на свой аэродром, понеся такие большие потери.
Тяжело переживаю гибель своих товарищей и общую неудачу полета. По деталям разбираю вылет. Если бы увидел раньше цель, то сбросил .бы бомбы с первого захода. Потери могли бы быть, но не такие большие. Если бы сразу освободиться от груза, как только увидел самолеты противника, и уходить побыстрее, потери были бы меньшими, но тогда оставалось бы невыполненным боевое задание. А приказы нас научили выполнять неукоснительно. Война есть война. Приказ есть приказ...
Вместе с майором Кондратковым анализируем этот чрезвычайно тяжелый случай.
— Ты, наверно, опять полез на рожон?
Майор недовольно буравит меня глазами.
— На рожон не лез, но так получилось...
— Говори все по порядку, как было!
Докладываю командиру полка в мельчайших подробностях. Он нетерпеливо выслушал, а потом сказал:
— Как увидел немцев, сбросил бы бомбы и уходил бы домой! Урон тогда был бы меньший. Потерять два экипажа и восемь машин...

Майор Кондратков нервно ходит по комнате. А я виновато молчу. Он раздраженно говорит:
— Еще не хватало, чтобы и сам погиб. Что бы мне сказал тогда командир дивизии?
Я по-прежнему виновато молчу. Он, раскаляясь, продолжает:
— Молчишь?! А он сказал бы, что, мол, второго Героя в полку потерял... Наказать бы вас всех, к чертовой бабушке!
«Тяжелее наказания, чем гибель товарищей, не придумаешь».
...Войска 3-го Украинского фронта продолжают продвигаться вперед. Фашисты с боями отступают. По дорогам растянулись колонны автомашин с пехотой противника. Такого огромного скопления людей и машин мне еще не приходилось видеть ни разу за всю войну.
Западнее города Веспрем небольшая речушка. У узкого места, на переправе, образовалась пробка.
Разведка доносит:
— В районе Веспрем около тысячи машин противника и много пехоты.
Получаем приказ:
— Бить по скоплению войск и техники противника!
На задание вылетело около двадцати самолетов, нагруженных противотанковыми бомбочками. На одном штурмовике их почти двести пятьдесят штук, каждая по полтора килограмма весом. Одной такой бомбочки направленного взрыва было вполне достаточно, чтобы прожечь верхнюю броню среднего танка.
Населенный пункт, как муравейник, кишит фашистскими автомашинами. Встаем в «круг», высыпаем, словно горох, бомбочки на автомашины и пехоту врага.
Зениток нет. Появились два «фокке-вульфа», но подойти ближе не рискнули. Обрабатываем противника с толком, с расстановкой. Улетаем после того, как из-за дыма уже ничего нельзя больше разобрать.
Крепко побили фашистов.
52
Сохранился снимок о результатах удара первых двух экипажей. При дешифровке пленки было отчетливо видно пятьдесят уничтоженных и горевших машин. А всего в том боевом вылете было уничтожено не менее двухсот автомашин противника.
...Поздно вечером, читая газету, узнаю с радостью: Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1945 года Кате присвоено звание Героя Советского Союза. Пишу ей тотчас свои поздравления. А на другой день Боря Корецкий вручает мне сразу две корреспонденции: от Кати и ее фронтовых подруг.
«Здравствуйте, «наш» Гриша! Сегодня у нас в части большая радость и большой праздник. В семью наших славных героев влились шесть замечательных девушек нашей страны.
В число этих шести входит и Катюша. Мы думаем, что Вы сейчас вместе с нами радуетесь за Катюшу...
От всей души желаем Вам стать дважды Героем, а Кате матерью-героиней, тогда ни одна чаша весов не перетянет...
Крепко жмем Вам руку.
Коллектив 1-й авиаэскадрильи.
26.2.45 года».
...Наземные войска по-прежнему вели напряженные бои. Линия фронта рядом. Каждый раз кто-нибудь из командования полка выезжал на передовую, чтобы вместе с представителем пехотного командования корректировать и направлять удары штурмовиков. Подошел и мой черед.
...А поздним вечером сижу вместе с группой пехотинцев в лесу у костра. После печеной картошки и кружки чая перечитываю Катины письма, они со мной в планшете.
«Гришенька, здравствуй! Давно я тебе, кажется, уже не писала. Соскучилась очень. Вот напишу тебе, поговорю чуть-чуть, и как-то легче становится. Изменений у меня почти никаких нет, перебазируемся очень часто, и не потому, что быстро продвигаются наши части, а все хорошей площадки никак не найдем, да и фронт наш очень растянулся, то летим на
53
север, работаем по северному флангу, то на юго-запад и бьем по южному флангу. Вот с этими перелетами я никак не могла написать тебе письмо. Надеюсь, простишь мне это, да? Рокоссовский снова решил организовать котел очень мощный. Снова наша «женская» работа у котла...
Стоим мы сейчас в немецком городе Мариненвердере, но завтра же утром улетаем на другой фланг. Жителей здесь никого. Совершенно пустой город...
Пока. Пойду в столовую. Целую тебя, мой родной, много, много раз. Твоя Катя. 2.3.45 г.».
Поговорил с Катей, стало легче на душе. Потом немного подремал у притухшего костра. А на рассвете опять идем искать .новый наблюдательный пункт. Через час-полтора уже корректируем и направляем удары штурмовиков. Занимаемся этим несколько дней, пока наступает наша пехота.
Вернувшись в полк, неожиданно узнаю, что не пришел с боевого задания командир полка. Вел он группу самолетов. Было тихо. Вражеские зенитки себя не обнаруживали. Видимо, подпускали поближе. Зенитный снаряд попал в самолет майора Кондраткова. Не стало еще одного моего наставника, боевого товарища, друга.
...Командиром полка назначили подполковника Заблудов-ского, опытного, заслуженного летчика и довольно приятного человека.
Война подходила к своему концу. Но враг еще не сдавался, как загнанный, смертельно раненный зверь, обесснленно злобствовал и, гонимый Советской Армией, откатывался назад.
...Вена взята сравнительно меньшей, чем Будапешт, кровью.
По всему чувствуется, скоро конец войне. И тем не менее, когда в ночь с 8 на 9 мая стало известно, что война кончилась, это было для всех большой неожиданностью.
Вечером после очередного боевого задания поужинали и пошли на отдых в деревню Гетцендорф, вблизи которой был наш аэродром. Вдруг среди ночи слышим стрельбу. По тревоге оделись, выскочили на улицу.
54
— Кто стреляет?
— Почему стрельба?
Наконец разобрались.
— Победа!!!
'— Враг капитулировал!
Выхватываем пистолеты, палим в воздух. Деревушку оглашают залпы импровизированного салюта.
Немного вздремнули и рано утром пошли на аэродром.
— Что делать дальше?
Никто в полку не знает.
...Так трудно и долго шли мы к этому заветному дню. И вот он наконец наступил. На душе хорошо от буйной радости победы, и как-то непривычно тихо вокруг. Не надо никуда лететь, не надо никого поливать свинцом и сбрасывать смертоносные грузы. Словно ты остался без дела, к которому уже привык, выполняя свой священный гражданский долг.
Наступил исторический день окончательного разгрома фашистской Германии, день великой Победы.
Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой!
Смотрю на ребят и никого не узнаю. Добродушные, улыбающиеся лица. Ни ненависти в душе, ни злобы во взгляде. До чего же покладист и незлопамятен характер у русского, советского солдата, самого мирного и самого сильного на матушке-Земле!
9 мая 1945 года, как уславливались с Николаем Семериковым и Катей, подал рапорт командованию с просьбой при ближайшей возможности послать меня на учебу в академию имени Н. Е. Жуковского.
С разрешения командира полка поехали с Женей Прохоровым в соседний полк к своему бывшему комиссару Лещине-ру в гости. Он уже майор и начальник штаба полка. Там помянули боевых товарищей, павших в войне, и последний раз сфотографировались на память.
Здесь, под красавицей Веной, завершился славный боевой путь 210-го штурмового авиационного Севастопольского
55
Краснознаменного ордена Кутузова полка. Путь, начавшийся три с лишним года назад на Украине.
А несколько дней спустя командир полка подполковник Заблудовский приказал:
— Поедете в Москву для участия в Параде Победы.

В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ...
Отгремели победные залпы орудий.
Однополчане мои разъехались, кто куда, в разные города и села страны, возвратились к родным очагам. Вместе со всем народом принялись залечивать раны, нанесенные войной, восстанавливать разрушенные фабрики, заводы и города, воскрешать плодородные земли. Многие ребята и девчата стали устраивать свои судьбы.
В июне поженились и мы с Катей. Она к тому времени уже демобилизовалась и готовилась продолжать учебу в МГУ. Свадьбы у нас как таковой не было. После загса устроили небольшой ужин. Гостей собралось немного: Катины родственники, пришел кое-кто из друзей. И наши пути опять разошлись, но не надолго. Катя уехала с женской делегацией во Францию. А я улетел в Австрию, в свой полк.
Так состоялось наше «свадебное путешествие».
Когда находился в Москве, то сходил, конечно, в академию имени Н. Е. Жуковского. Там мне сказали, что в полк давно уже послана разнарядка. Но мне о ней ничего не было известно. Поскольку академия считалась инженерной, очевидно, о разнарядке сообщили только инженерно-техническому составу.
— Как же быть? — удрученно и озабоченно говорю полковнику из приемной комиссии. — Не хотелось бы мне год терять.
— Если в полку отпустят, приедете на подготовительные курсы вне разнарядки. Дадим вам такое письмо. Уж так и быть...
56
Письмо у меня в кармане. Теперь осталось «самое малое»: чтобы отпустили из части на учебу.
Прилетев в полк, обращаюсь по инстанции к командиру корпуса генералу Толстикову. Он наложил резолюцию на рапорте: «Откомандировать после того, как полк перебазируется».
Понимаю командира корпуса. Я штурман полка и должен обеспечить этот перелет по своей штурманской линии. Получил в штабе карты, разработал маршрут, проверил штурманскую подготовку летного состава. Жду приказа. Готовлюсь к экзаменам. Привез из Москвы учебники за среднюю школу. После работы сижу, штудирую. Многое вспоминать надо: выветрилось за долгие годы войны. Но это не беда, лишь бы поехать на учебу.
Середина июля. Полк готов к перелету. Приказа нет. Поехал в корпус, опять, но уже устно, обращаюсь к генералу.
— Сказал, что отпущу, значит, отпущу.
— Время уходит! Год может пропасть, товарищ генерал!
— Наберись терпения. Поедешь в академию.
Прошло еще три недели. А приказа все нет и нет. Снова обращаюсь к генералу Толстикову.
— Напористый вы народ — штурмовики! — улыбаясь, встретил он меня в своем кабинете. — Ладно, езжай, учись. Желаю успеха.
— Спасибо, товарищ генерал!
С третьего захода наконец отпустил меня генерал Толстиков на учебу в академию имени Жуковского.
В Москве поселились у Катиных родителей. В небольшой комнатушке жило нас шесть человек. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 августа 1945 года меня наградили второй медалью «Золотая Звезда».
Первый раз я в Кремле. Необычайное волнение охватило нас, когда мы вошли в здание Большого Кремлевского дворца. Московский Кремль — сердце нашей Родины! Отсюда осу-
57
ществляется руководство страной, здесь объединялись и направлялись усилия народа на сокрушительный удар по ненавистному врагу — немецкому фашизму, отсюда творческие дерзания миллионов сливаются в гигантский мощный поток, идут в стремительный бросок вперед, к счастью всего человечества!
Награды группе фронтовиков и тружеников тыла вручил заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. Я. Наталевич.
После вручения наград мы посетили Мавзолей Владимира Ильича Ленина. С глубоким волнением смотрели на знакомые, родные черты всем нам бесконечно близкого, дорогого человека, великого вождя народов. Каждый из нас мысленно произносил клятву: отдать все свои силы Коммунистической партии, ее неустанной борьбе за осуществление бессмертных ленинских идей.
С сентября начались напряженные занятия на подготовительном курсе.
Экзамены сдал я успешно и был зачислен на первый курс Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Наконец-то осуществилась мечта моей юности! Был я на седьмом небе от счастья.
А мечта эта возникла у меня под влиянием моего друга Николая Семерикова. Его девизом было: «Жить и творить на счастье человека». Об этом поведал он мне в одном из своих фронтовых писем. И чтобы оправдать, закрепить этот девиз, Николай очень хотел попасть в такое первоклассное военное учебное заведение, как академия имени Н. Е. Жуковского. Ведь из этого храма авиационной науки вышла целая когорта авиационных конструкторов мировой известности. Академия — поистине кузница инженерных кадров ВВС, достойных великой Страны Советов. Академия — мечта Николая Семерикова, которому не довелось дожить до Победы... Но что не осуществили ведущие, должны довести до конца их ведомые.

<<<---