Cтарый 4емоданИЗ ЦИКЛА «КРЫМСКИЕ ОТЗВУКИ» ОТРЫВКИ ИЗ ПИСЬМА Не сетуйте, друг, что стихом отвечаю ленивым. Рифмы, дочери трудных ночей, покидают меня. Смутной волною размер набегает, О преграду ничтожную вдруг разбиваясь внезапно,— Не ищите вы в нем понапрасну девятого вала. Могучей волны, что качается в такт с океанским теченьем. Раздумье теперь навевает мне Черное море — Дико, неверно оно, ни закона, ни лада не знает. Все играло-шумело вчера При ясной спокойной погоде. Сегодня же тихо и ласково шлет к берегам свои волны. Хоть ветер и гонит неистово тучи седые. Так вот всегда и лежала б я рядом с живою водою, Смотрела б, как щедро бросает она жемчуга-самоцветы На прибережные камни; Как тени цветные от туч золотистых Идут, серебрясь, голубою равниной И вдруг исчезают; Как белая пена слегка розовеет. Как будто красавицы облик стыдливый; Как горы темнеют, покрытые белою дымкой; Они так спокойно стоят,— Ведь их стережет колоннада немых кипарисов. Высоких и важных. ,....................... Я только что вновь прочитала Ваш сильный, как будто бы сталью окованный, Вооруженный ваш стих. Чем заплатить я могу вам теперь за него? Сказку хотя б расскажу, а «мораль» выводите уж сами. Торной дорогой крутой Мы поднимались на взгорья Ай-Петри. Вот уж проехали мимо садов виноградных кудрявых. Что, как прекрасный ковер, все подножье горы покрывают, Вот уже лавров, любимых поэтами, Пышных магнолий не видно, И ни прямых кипарисов, густо обвитых плющом, И ни шатрами нависших платанов. Только встречали мы ветви знакомые белой березы. Яворов, темных дубов, к непогоде и к бурям привычных. Но и они уж остались далеко за нами. Чертополох, да полынь, да терновник росли у дороги. Скоро их тоже не стало. Мел да песок, красноватые, серые камни Висли над нашей дорогой, бесплодны и голы. Будто льдины на северном море. Сухо, нигде ни былинки, всё камни кругом задушили, Словно глухая тюрьма. Солнце горячие стрелы на мел осыпает. Пылью швыряется ветер. Душно... Ни капли воды... Словно это дорога в Нирвану, Страну побеждающей смерти... Но вот в высоте На остром, на каменном шпиле блеснуло вдруг что-то, как пламя,— Свежий, прекрасный, большой цветок лепестками раскрылся, И капли росы самоцветом блестели на дне. Камень пробил он собой, тот камень, что все победил, Что задушил и дубы, И терновник упрямый. Этот цветок по-ученому люди зовут Saxifraga, Нам, поэтам, назвать бы его «ломикамень» И уваженье воздать ему больше, чем пышному лавру. 1897 Ялта МЕЧТЫ В раннем детстве нас прельщают Чудеса и необычность. Я любила в раннем детстве Были рыцарского века. Только странно, что не принцы, Окруженные загадкой. Не прекрасные принцессы Разум мой очаровали. Был мне дорог на картинках Не надменный победитель, Что, соперника повергнув, Грозно требует: «Сдавайся!» Ох, красок, струн и слов у сердца нет... И то, что тайно в нем цветет весною. Умрет, наверно, заодно со мною. 2 ноября 1904 Тифлис • * • Не погибли золотые терны. Только почернели, Не засохли кровавые маки. Только побледнели. Приди, солнце, под мое оконце, Свети, свети ясно, Чтобы черные сверкали терны Позолотой красной. Загорись и ты, мое сердечко, Запылай пожаром, Коль ношу в тебе цветок кровавый. То пускай недаром! 2 ноября 1904 ПЕСНИ ПРО ВОЛЮ 1 Люди идут и знамена вздымают, Словно огни. Словно дым, наплывают Толпы густые. Колышется строй, Песня про волю звенит над толпой. «Смело, друзья!» Что ж так песня рыдает? «Смело, друзья!» Как на смерть провожает. Страшно, какой безнадежный напев, Кто с ним на битву пойдет, осмелев? Нет, не про волю та песнь! Про неволю Плачет с какой-то неслыханной болью Голос печальный, значение слов Плач погребальный скрывает, суров. «Смело, друзья!» Провожая на плаху, Брату ль поют, чтоб не ведал он страху? Плачут бессильно, рыдая над ним, Будто его зарывают живым. В страшное время мы жить начинали, Шли мы на бой в предрассветные дали, Нам эта песня твердила, звеня: «Нет, не дождаться вам светлого дня!» Что вам до этого? Вы молодые, Ныне к лицу вам и песни иные. С вашею волей живется вольней, Рано вам петь панихиду по ней. Пусть расцветает она, величава! Что вам далась эта песня-отрава? С этою песней мириться нельзя. Новую песню слагайте, друзья. Так, чтоб она засияла лучами, Так, чтобы ясное красное знамя, Следом за нею взлетев в небеса. Реяло гордо, творя чудеса. 1 июля 1905 Колодяжное 2 Откуда льется гимн Марселя? Неужто славы день настал? Неужто цепи отзвенели? Ужель насильник с трона пал? Где наше оружье? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? Ведь это песня батальона. Который в смертный шел поход. Который под свои знамена Скликал бестрепетный народ. А наши где ружья? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? Ужель разбиты казематы В твердыне царской вековой? Коль слышны звуки канонады — Ужель последний грянул бой? А где наши ружья? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? Быть может, вражьи челядинцы Спешат свободу обуздать? Иль то решили украинцы За волю дружно постоять? Так где ж наши ружья? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? Ужель средь вражеской оравы Не реют больше бунчуки? И пред царем свои булавы Уже не клонят казаки? Взгляните ж, где ружья? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? Нет, от Москвы и до Варшавы Жупаны алые кругом,— Казаки «добывают славы» Нагайкой, саблей и штыком. В кого же из ружей Прицелился строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? У нас же льется гимн Марселя, Как будто славы день настал, Как будто цепи отзвенели И враг поверженный упал. Где наше оружье? Где воинский строй? Чьей кровью обрызган Наш путь боевой? 1 июля 1905 Колод яжное 3 «Нагаечка, нагаечка!» — поет иной подчас И с присвистом и с топотом в лихой несется пляс. А что же вас так радует, любезные друзья? По чьей спине гуляла так «нагаечка твоя»? Над нами ведь прошлась она, родимая земля, Недаром мы запомнили «восьмое февраля». Коль будем мы раздумывать о том веселом дне, Нагайка прогуляется еще раз по спине. Над собственным позорищем мы шутим иногда. Неужто мы, друзья мои, без всякого стыда? Знать, песня не родилася, чтоб волю воспевать, Коль кое-кто как бешеный пустился танцевать. 1 июля 1905 Колодяжное * * * Мечта, не предай! По тебе я так долго тужила, Столько безрадостных дней, столько бессонных ночей... А теперь на тебя всю надежду свою возложила. О, не угасни ты, светоч бессонных очей! Мечта, не предай! Ты лила свои чары так долго,— Жадное сердце мое насыщено ими до дна. Обольщенья пустые меня от тебя не отторгнут. Мне ни горе, ни мука, ни смерть не страшна. Ради тебя от других отреклась я мечтаний. Уж не мечту,— ныне жизнь я свою отдаю. Пробил час, и, пылая, душа поднимает восстанье. Не сверну я с пути, на котором стою. Жизнь за жизнь! Только так! Пусть мечта моя станет живою! Слово оденется в плоть, если живое оно. Кто моря переплыл и сжег корабли за собою,— Обновленным вернуться тому суждено. Раньше, мечта, ты парила орлом надо мною,— Буду сама я летать, мне свои крылья отдай. Я хочу пламенеть, я хочу жить твоею весною, А придется погибнуть за это — пускай! 3 августа 1905 * * * Холодной ночью брошенный костер Нашел однажды путник одинокий. Вокруг чернел непроходимый бор. При лунном свете полосой широкой Зола белела. Хворост, щепки, сор Торчали в ней, и кучкою убогой Дрова лежали. Видно, кто-то здесь Залил костер, но он сгорел не весь, И путник осторожными руками Потухший пепел начал шевелить. Вот искорка мелькнула под ногами. Он, раздувая, стал ее ловить, Зола затлела звездами, но пламя Не удалось дыханьем оживить, И, потрудившись без толку, прохожий Ушел ни с чем, унылый и продрогший. Но искра не угасла под золой И до рассвета, как живая рана, Язвила мрак холодный и сырой, И жар больной чуть тлел среди тумана. Лишь на заре сквозь тонкий дым струей Пробилось пламя, ярко и багряно. Когда же солнце встало поутру — Огонь, как зверь, свирепствовал в бору. (1906, приблизительно июнь) * * * За горой зарницы блещут, А у нас темно и бедно. Воды черные в затоне Плещут неприметно. В небе молния сверкает, А у нас во мраке тонет, В черный гроб вода глухая Светлую хоронит. Но сверкающему свету Покорится мрак глубокий В час, когда все небо вспыхнет Бурей светлоокой, В час, когда пронижет волны Серебристыми мечами, В час, когда на дно заглянет Быстрыми очами. И в ответ на это пламя Свет в затоне разольется, Если блеск высоких молний В глубину прорвется. 28 августа 1907 Балаклава
<<<--->>>
