Александр Серафимович Серафимович СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ в семи томах| том первый

---

19
щитами, баррикады с узкими проходами по тротуарам, поваленные ворота, решетки, столбы, красные флаги на протянутых через улицу веревках, белеющие на стенах объявления генерал-губернатора о штрафе в три тысячи рублей за незапертые ворота, дым, огонь, орудийные выстрелы, оглушительные взрывы, шум сыплющейся штукатурки, обваливающихся стен, звон разбитых оконных стекол —все это обрисовано с такой достоверностью, которая могла быть только у очевидца событий, внимательного, вдумчивого и понимающего их большой смысл.
Новым словом в литературе был образ Марьи, героини рассказа «Бомбы»; судьба ее отражает жизнь и быт миллионов простых тружеников, в психологии которых в период революции наметился перелом. Сфера жизни Марьи еще ограниченна, простая прачка еще не стала на путь политической деятельности. Даже в дни уличных боев ее жизнь заполнена главным образом заботами о том, чтобы напоить и накормить близких людей, которые с оружием в руках борются за счастье ее детей. Но это не снижает значительности образа, открытого Серафимовичем в реальной действительности. Марья победила в себе страх за будущее, страх перед испытаниями борьбы, требующей будничного, повседневного, длительного героизма. Писатель сумел увидеть в этом огромный исторический смысл, понять, что революция затронула самые отсталые слои трудящихся, проникла в самые широкие массы простых тружеников.
Значение первой русской революции для Серафимовича трудно переоценить. Она обогатила его таким историческим и политическим опытом, который определил направление всего последующего творчества писателя.
Поражение первой русской революции вызвало распад в демократическом лагере литературы. Многие писатели, группировавшиеся вокруг «Знания», поддаются упадочническим настроениям. Серьезные идейные колебания переживают А. Куприн, И. Бунин и другие. А некоторые совсем вышли из строя передовых сил русской литературы. Знамя демократии и реализма покидают в эту пору С. Юшкевич, Д. Айзман. Все больше в лагерь реакции начинает отходить Л. Андреев, новые произведения которого были пронизаны «философией» индивидуализма и пессимизма и свидетельствовали об окончательной измене писателя реалистическим принципам.
В «ночь после битвы» (так назвал эти годы критик-марксист Боровский) активизировала свои силы реакционная буржуазная
20
литература, подняв новую атаку против революции, марксизма, демократии, реализма. Хлынули мутные потоки декадентской литературы. #
В это, самое позорное, по выражению Горького, для русской интеллигенции десятилетие Серафимович остается верен завоеванным позициям, активно защищает принципы народности литературы, являясь ближайшим соратником А. М. Горького в борьбе против реакции. В 1909 году в южных городах России и в Москве он многократно читает лекцию о литераторах-декадентах. В ней он доказывает обреченность декадентского искусства, оторванного от народа, национальной почвы, от реализма, от передовой литературы. У такого искусства Серафимович отнимает право на будущее. Он уверен, что будущее принадлежит реалистическому ис* кусству, связанному с освободительным движением народа.
Творчество самого Серафимовича между двумя революциями продолжает развиваться в русле пролетарской реалистической литературы. Свет и тени в картинах жизни, которые писатель рисует в эти годы, обусловлены знанием исторических перспектив развития революционного движения, правильным пониманием соотношения основных социальных сил в России и конкретных путей, по которым ей предстояло идти.
Клевете буржуазных литераторов на революцию и революционеров Серафимович противопоставляет правду о стойких людях с большой душой, мужественно выносящих тяжелые испытания. В 1909 году он пишет повесть «У холодного моря», которая была частью задуманного, но не осуществленного до конца большого автобиографического романа. Писатель возвращается к памятному периоду своей жизни в ссылке; это давало ему возможность показать, что собой представляют рядовые участники революционной борьбы, как ведут они себя в условиях временного поражения.
Вырванные царскими жандармами из привычной обстановки, брошенные на далекий суровый север, ссыльные сначала производят впечатление «остановившихся на ходу часов». Но рассказ о буднях коммуны, о взаимоотношениях между товарищами, о думах и делах каждого из них постепенно убеждает читателя в том, что эти люди не сломлены и настоящей для них станет жизнь тогда, когда, получив свободу, они снова вернутся к привычной деятельности.
Какие бы испытания ни сулила дорога борьбы, пусть даже испытания поражений,—это и есть настоящая жизнь. А остановка, отступничество — смерть живого человека. Эта мысль
21
лежит в основе рассказа «Любовь» (1909) об отступниках революционного движения. Действующие лица этого рассказа — муж и жена — в прошлом революционеры-подпольщики. В глухую степную балку, где теперь они доживают свою жизнь, их закинула беспокойная судьба: здесь двадцать лет тому назад они спаслись от преследования. Но затянула мещанская обыденщина, прошлое оказалось похороненным, и теперь каждый из них по-своему тяжело расплачивается за отступничество. Лирическая концовка, которой случайный свидетель драмы заканчивает рассказ, звучит символически: «...опять иду среди молчания, среди черной сырости и мглы осенней ночи... Это ничего, что за мной остаются все те же почернелые, нахохлившиеся деревни, те же темные люди, те же пустынные черные поля... Нет ничего страшнее, как одинокая балка среди голой степи с мельницей...»
Внимание писателя нередко в эти годы привлекают драмы людей, прошедших мимо настоящей жизни, не способных ради нее отказаться от мещанского, обывательского счастья. Мимо настоящей жизни прошел телеграфист Ментиков, тоскующий «от серых дней, от серых стен, от вечно униженного собачьего дрожания перед начальством, от бессмыслицы... непрерывной без отдыху и сроку работы» («Настоящая жизнь», 1907). За стеной его конуры живут студенты. В них он угадывает людей какого-то особенного мира, непонятного, но волнующего и беспокоящего. До него доносятся иногда обрывки споров, которые заставляют догадываться, что этим людям известна какая-то правда, которой не знает Ментиков.
Но его слишком сильно притягивает к себе фальшивый блеск мира роскоши, мучает и дразнит его воображение витринами больших магазинов, ярким светом богатых домов, нарядной толпой, разодетыми женщинами. Получив с помощью пачки похищенных казенных денег доступ в этот соблазнительный мир, Ментиков кончает жизнь самоубийством и делает это не только из страха перед наказанием, но и от смутного сознания справедливости расплаты за слепоту, за неумение распознать правду настоящей жизни.
Обличение мещанской обыденщины не было новостью в русской литературе, которая4 на протяжении десятилетий накапливала гнев и презрение к мещанскому счастью. Серафимович продолжает эти традиции, он не снимает со своих героев ответственности -за то, что они прошли мимо настоящей жизни. Даже
22
в изображение полунищей жизни «подвальных» мещан, которые являются жертвами буржуазного общества, он вносит ноту осуждения («Мышиное царство», 1913). У этих униженных и оскорбленных обитателей «мышиного царства» Алексей — рабочий, революционер-подпольщик, вызывает только сочувственное удивление: «За нас, за бездомных... Ну как же, понимаем...» Сами они расселись по «тупичкам», у каждого — свой, и за пределы его никто не вылезает. Алексей говорит им безжалостные слова: «Эх, слепота вы все, темь! Из вас на борьбу и лыка не сошьешь. Подвал подвалом и есть. Сдохнете тут. Туда вам и дорога». И автор присоединяется к этому приговору. Подвальные «тупички» приобретают символическое значение, вся жизнь обитателей «мышиного царства» заходит в какой-то мрачный тупик. Последняя фраза рассказа («Над городом глухо шумело, должно быть готовилось что-то, только никто не знал в подвале — что») предупреждает о драме «мышиного царства», о расплате за то, что оно осталось в стороне от большой «дороги, по которой движется настоящая жизнь.
Серафимович отчетливо видит, что одной из причин, мешающих людям выйти на дорогу борьбы, является живучесть иллюзии о счастье, ;как о личном собственническом благополучии. И страшно то, что этими иллюзиями отравлены люди из народа, измученные постоянной нуждой и лишениями. Поэтому особую остроту в рассказах и повестях Серафимовича в этот период приобретает тема губительной власти собственности. Трагической силы исполнена повесть «Пески» (1908) о молодой девушке, батрачке, которая, испытав всю горечь подневольного труда, решилась выйти замуж за старика в надежде, что его дом и мельница принесут ей счастье. Но жизнь уходит, неумолимо вертится мельничное колесо, стирая ощущение идущего времени, уже чернеет новая солома, которой молодая хозяйка когда-то велела перекрыть мельницу. А счастья все нет. Женщине, обманутой в своих ожиданиях, кажется, что виной всему старте, который слишком долго не умирает. Ей удается безнаказанно совершить преступление, отравить старика. Место старика занимает молодой батрак. Но счастья нет и теперь'. Движется мельничное колесо, уходит безвозвратно жизнь и вместе с ней надежды на счастье. Все повторяется. Молодой батрак тоже ждет не дождется смерти постаревшей женщины. Их связывает только безграничная ненависть друг к другу и та привязанность к мельнице, к собственности, которая, как жернов,
23
перемалывает человека, искажая и омертвляя все естественные человеческие чувства.
Необыкновенной отточенности и законченности достигло здесь реалистическое мастерство писателя. До последних мелочей выверен ясный и точный рисунок образов старика, хозяйки, работника. Каждое их слово и действие отвечает правде характера. С большой художественной силой и глубокой мыслью обрисована вся обстановка, на фоне которой развертывается страшная жизнь: и старая мельница, которая, словно живое существо, властно вторгается в жизнь людей, не спуская с них своего тяжелого мертвого глаза, и ее вечно движущееся обомшелое колесо, и вырубаемый вокруг лес, и надвигающиеся пески, опустошающие, мертвящие землю.
Эта повесть, оцененная JI. Толстым на «пять с плюсом», действительно относится к лучшим страницам русской литературы.
Серафимович в эти годы много пишет о крестьянстве. Вокруг крестьянской темы в литературе шла острая борьба. Реакционные беллетристы клеветали на русскую деревню, стремясь оправдать жестокую расправу, которой подверг царизм всколыхнувшееся крестьянство. Писатели-реалисты нового поколения, только что пришедшие в литературу, К. Тренев, И. Вольнов, С. Подъячев, противопоставили им свои правдивые свежие наблюдения над крестьянской жизнью. Их произведения полны страшных сцен темной, грязной, невежественной и бесправной мужичьей жизни, вину за которую несет самодержавный капиталистический строй.
В такой суровой правде нуждалась русская литература, но она не могла удовлетвориться только негативным изображением деревни, к тому же в негативном обличительном изображении была своя опасность, и ее, например, не избежал И. Бунин в повести «Деревня»: картины деревенской жизни здесь безотрадны, «безотрадны и перспективы будущего среди этих мертвых полей, перекрытых свинцовыми тучами», как справедливо оценил направленность повести Боровский.
Бодрый, жизнеутверждающий тон в литературу вносил Горький, обратившись к теме о новой, революционной деревне.
Рассказы и повести Серафимовича на крестьянскую тему занимают свое место в этой реалистической литературе. Они строятся на особом материале жизненных впечатлений, так как
24
Серафимович пишет о донском крестьянстве, о социальных отношениях казачьей деревни, наиболее косной и консервативной.
Писатель при этом нередко обращается к своеобразному жанру рассказа — жизнеописания или небольшой повести, которая позволяет обозреть почти целую человеческую жизнь в ее обыденном течении. В такой повести нет острого внешнего сюжета, может не быть значительных событий. На полотно переносится как бы весь поток жизни, вместе с которым движется и личная судьба героя. Здесь драмы назревают постепенно, незаметно, как результат всех обстоятельств, сопровождающих жизнь героя в ее повседневности. Именно так строятся повести «Пески», «Сухое море», «Фетисов курень», в которых Серафимович поднимается до больших художественных обобщений.
Неоглядные степи с одинокими курганами, знойные, залитые солнцем или тонущие в белесой мгле донские просторы скрывают драмы страшного собственнического быта, где над естественными человеческими чувствами берут верх звериные нравы, воспитанные социальным укладом.
Но писатель ищет не только свидетельств варварства, невежества, идиотизма деревенской жизни, он распознает не умирающую в человеке жажду счастья, неистребимую его тягу к свету, к свободе. Овеяны подлинной поэзией образы русских крестьянок, которые хоть и не знают еще настоящих путей к свободе, но любой ценой стремятся вырваться из-под власти страшного собственнического мира («Фетисов курень», «Две ночи» и др.). И природа донского края в этих произведениях Серафимовича не только является свидетелем и участником борьбы измученного человека на измученной земле, но и несет на себе печать смутных надежд и ожиданий чего-то необыкновенного, непохожего на серые будни. Чудесным, неведомым безбрежным морем может показаться задымившаяся утренними туманами степь и сказочным островом -т желтеющий мыс над зыбучими синими просторами. Чудесной становится земля, когда сухой полуденный зной дрожит «над хлебами сколько глаз хватает, над далекой манящей дымчатой вуалью по краям, за которой своя даль, будущее — неизвестность» («Сухое море»).
Проникнутые ненавистью к страшной силе собственничества, рассказы и повести Серафимовича о деревне освещены подлинным гуманизмом, они полны веры в человека — труженика, который в железной борьбе за существование выковывает в себе
25
выносливость, твердость и непреклонность. Светлый оптимизм и в этих произведениях оказывается неотъемлемой чертой их сурового и бесстрашного реализма.
Свидетельством идейной и художественной зрелости пролетарского писателя явился роман «Город в степи». Начатый сразу после поражения революции и законченный в 1911 году, он стал итогом дореволюционного творчества писателя.
Время действия романа — 90-е годы прошлого века, но Серафимович смотрит на них глазами художника, пережившего опыт первой русской революции. Это позволяет ему создать социальный роман с обобщающими картинами капиталистической эпохи. В истории растущего в степи нового города обнажены существенные черты капиталистического общества. Частные судьбы героев, умело сплетенные в единый узел, объясняют особенности социальной биографии, политического и морального облика основных классов. Роман отчетливо делится на две части, которые воссоздают разные этапы жизни буржуазного общества и передают движение истории во времени.
Одна из центральных линий романа — судьба владельца трактира Захарки Короедова. Предприимчивый и энергичный стяжатель с волчьей хваткой, Захарка в начале своей карьеры насильник и вор, «мошенник и кандидат в арестантские роты». Но приумножая свои богатства, он обретает силу; ибо в этом мире деньги властвуют над людьми. Во второй части романа он — крупный фабрикант, играет роль «столпа» общества, поборника законов, нравственности, радетеля об общем благе, филантропа. Серафимович блестяще раскрывает смысл этой эволюции. «Цивилизованный» буржуа не перестает быть хищником. И внешность «патриарха с седой бородой, со строгим, исхудалым, иконописным лицом», не мешает ему жить по закону: «либо ты держи за глотку, дави, либо упустил — тебе зубы всадят в глотку. Середки нету». Стремление Короедова поставить себе на службу и закон, и мораль, и религию, и науку как нельзя лучше говорит о вторжении капитализма во все сферы жизни, о классовом характере общественных «учреждений». Недаром филантропия Захарки выражается в крупных взносах на церковь и острог. Образ Захара ярко отражает практику и идеологию класса Короедовых в их исторической эволюции.
Типичны и судьбы других героев романа, прежде всего инженера Полынова. Его эволюция характерна для буржуазного интеллигента. Полынов уверен, что несет прогресс и культуру»
26
считает себя гуманным, порядочным, интеллигентным человеком и, сознавая свое культурное превосходство над темными рабочими, не прочь посочувствовать им, позаботиться о «меньшем брате». Он презирает грязь Захаркиного дома и желает оставаться непричастным к преступным делам трактирщика. Однако свобода и независимость буржуазного интеллигента оказывается иллюзией. Столкновение рабочих с хозяевами заставляет Полынова отказаться от позиции нейтральности. Если он не будет выполнять предначертаний своих хозяев и пойдет навстречу требованиям рабочих, он лишится места и вынужден будет отказаться от привычной обеспеченной жизни. А упорство забастовщиков заставляет его признать, что с ними можно столько плетью разговаривать».
Забота о личном благополучии приводит Полынова в конце Концов к Захару Короедову. Выгодная должность примиряет инженера с его прежним врагом. И сдачу всех своих прежних позиций Полынов готов даже «узаконить». В глубине души он уверен, что обрел житейскую «мудрость», жизненный опыт, и считает себя вправе иронически смотреть на молодежь, которая хлопочет о помощи семьям забастовщиков: «дескать, вы начинаете, а этот курс мы уже давно прошли».
Разительные перемены совершаются и с Петром Ивановичем, братом жены Полынова. Будучи студентом, Петр занимался революционной пропагандой среди рабочих, потом «пострадал» за свою деятельность, побывал в ссылке и в конце концов обрел «тихую пристань» в качестве поверенного по делам того же Короедова, постаравшись забыть «грехи молодости».
За этими центральными персонажами вырисовывается целый пласт «верхов» буржуазного общества; он представлен групповыми портретами степной буржуазии, коннозаводчиков, немцев-колонистов; он представлен и такими эпизодическими фигурами, как Борщ, который начал преуспевать с торговли борщом и кашей, а затем стал владельцем «лучших» в городе публичных домов.
В романе два противостоящих друг другу мира, два полюса, к ним стягиваются антагонистические силы. Миру грабежа и насилия противостоит трудящаяся масса. Относительно более подробно выписаны образы рабочих: Рябого, Волкова, Даши, и создан собирательный образ, особенно выразительный в сценах рабочей массовки, бунта железнодорожных рабочих, демонстрации стачечников. Серафимович прослеживает процесс образо-
27
вания рабочего класса и рост его сплоченности. Несмотря на отдельные потери (Рябой отправлен в ссылку, Волков, поддавшись буржуазным влияниям, отошел от революционного движения), рабочее движение растет, ширится, набирает новые силы. Об этом красноречиво говорит успех стачки, организованной заводскими и железнодорожными рабочими. Она мало похожа на тот стихийный бунт, который возник на заре строительства города. Конец романа хорошо передает атмосферу страха и растерянности в доме Короедова. Логика событий, изображенных в романе, ведет к пониманию обреченности короедовского мира, неизбежности и закономерности революции.
Серафимович проявил себя зрелым мастером-реалистом. Социальные отношения, исторические процессы, характерные для капиталистического общества, выступают здесь в конкретных жизненных ситуациях, в перипетиях индивидуальных человеческих судеб. Поведение героя, типичное для общественной «практики» определенной социальной группы, имеет всегда свое конкретное психологическое объяснение и свою опору в чертах характера героя, в особенностях его интимного мира. Поэтому жизнь в романе многогранна. Общественно-политическая область явлений, быт, мир интимных чувств сведены в целостную картину.
Реалистическая живопись романа многокрасочна: скупыми жесткими штрихами, сведенными до простоты реалистического символа, дан образ хищника-стяжателя Короедова — кряжистого, с негнущейся волчьей шеей человека, у которого из-под насупленных бровей — ничего не упускающие злые глаза; напряженно-драматичны страшные сцены угарного буйства богатыря крючника Липатова, ослепленного желанием разбогатеть; в иронических тонах обрисована филантропическая деятельность Елены Ивановны Полыновой. Овеяна лиризмом и поэзией чистая любовь Рябого и Даши на фоне «голубеющего неба» и «ласково улыбающейся» степи с ее «приторно полынным запахом» и молчанием, «затканным неумирающим звуком ночных музыкантов».
Точная, насыщенная конкретными деталями бытопись в романе имеет глубокий подтекст.
Чистый дом инженера Полынова, высокие потолки веселых комнат, поражающих яркой белизной, сквозной тонкий тюль, белеющий на окнах, ослепительно белоснежная скатерть, игра
28
света на паркете, на серебре, на белом платье хозяйки дома — все это не только характеризует обстановку покоя и уюта, которыми дорожат Полыновы, но и является воплощением их представлений о «настоящей» жизни, о «настоящем» счастье.
Описание трактира Захарки Короедова строится на деталях, которые красноречиво говорят о грязном, циничном, жестоком и бесчеловечном мире: «Голоса, шум, песни, удары шаров», синий густой, тяжелый табачный дым, смешанный запах вина, водки, прованского масла, маринованной рыбы и нечистого потного тела, раскрасневшиеся лица посетителей, растрепанные женщины.
Но дом Захарки — центр притяжения богатств растущего города. «Весь поселок, все дела, все люди и людские отношения, казалось Захарке, тянулись к тому месту, как к центру, где стоял его дом. Люди проводили дорогу, шили сапоги, набивали обручи, строили землянки, торговали, работали, пьянствовали, рождались и умирали только для него, для Захарки, чтоб креп, рос и ширился его дом, его дела». И писатель не забывает о черточках, рисующих короедовский мир, как крепкую, налаженную жизнь, идущую заведенным порядком, где на всем лежит печать хищнической, стяжательской энергии преуспевающего хозяина.
Искусство социально-точного бытописания позволяет воссоздать до осязаемости рельефную картину суетливой, пестрой, построенной на контрастах жизни поселка, и образ города получает символическое значение, это как бы воплощение самого капиталистического уклада. На месте землянок, будто случайно разбросанных по степи, вырастают дома, образуя улицы, появляются фабричные трубы. Естественно дополняя городской пейзаж, возникают колокольня церкви и башня острога. Все большее пространство отвоевывает у степи быстро растущий город, а рядом с городом ширится и ползет в степь кладбище, где находят себе «приют» его жертвы.
Роман «Город в степи», как и другие произведения Серафимовича этой поры, несет на себе печать художественных исканий писателя, в частности стилевых. Серафимовича отличает большое чутье и хорошее знание народного разговорного языка. Этот язык всегда слышен в его произведениях в речи персонажей из народных низов, хотя писатель не злоупотребляет диалектизмами, просторечиями, очень тактично отбирая языковые краски, стремясь прежде всего передать самый склад народ-
29
кой речи. И в романе «Город в степи» ярко демонстрируется это искусство автора.
Поиски новых особо выразительных средств наиболее отчет-лнвы в авторской речи романа. Серафимович ищет возможности усилить эмоционально-экспрессивную окраску образа. Излюбленным его приемом становится использование сложных эпитетов, которые обогащают определение предмета или явления дополнительными смысловыми, иногда едва уловимыми, но важными оттенками: «Смутно-мреющая, неуловимо-призрачная мгла», «плоско-уродливый силуэт», «черно-распахнутая дверь», «упруго-щелкающие удары бильярдных шаров», «матово-бесстыдное лицо», «дребезжаще-сиповатый голос», «хриплый, задушенно-бешеный голос» и т. п.
Серафимович любит строить образ на емких по смыслу сравнениях так, чтобы они давали простор для широких ассоциаций. И появление этих ассоциаций ведет к возможности возникновения символического смысла образа. Это хорошо видно, например, в концовке романа, которая представляет собой описание темных степных ночей, тихих н таинственных. «Только в одном месте слабый отсвет, как будто заря занимается в глубокий ночной час, не то месяц хочет всходить, или зарница оставила след, или люди слабо светят огнями в своей ночной жизни». Здесь символическое значение образа не обнажено. Писатель как будто остается в границах конкретного изображения отсвета огней города, хорошо видного в темноте. Но в то же время оно многозначительно, и содержание всего романа подсказывает его эмоциональный подтекст.
В погоне за «сильно действующими» стилевыми средствами Серафимович иногда временно попадал на чужие тропинки. Так произошло с ним, когда он создавал образ Кары, дочери Захарки, трагическая судьба которой должна была углубить характеристику цинично-преступного короедовского мира. Эта «демоническая женщина» с загадочной улыбкой словно сошла со страниц декадентских романов тех лет. В ее обрисовке ложная многозначительность, злоупотребление натуралистическими подробностями, бьющими на эффект, но противоречащими художественному такту и здоровому реалистическому вкусу.
Однако не эти наносные, чужеродные элементы определяют стиль романа. «Город в степи» — победа пролетарской литературы, победа реализма, озаренного светом революционной правды.
30

--->>>