Cтарый 4емодан| Главная » Статьи » Библиотека C4 » 3.Художественная русская советская литература |
Раздел ХРС-020 Демьян БедныйИзбранноеХудожник М. Курушим, портрет —А. Зырянова Пермь, Кн. изд-во, 1978.344 С.  Портрет Аннотация: Содержание: Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать О ДЕМЬЯНЕ БЕДНОМ, МУЖИКЕ ВРЕДНОМ Поемный низ порос крапивою; Где выше, суше — сплошь бурьян. Пропало все! Как ночь, над нивою Стоит Демьян. В хозяйство тож из рук все валится: Здесь — недохватка, там — изъян... Ревут дстншки, мат» печалится... Ох, брат Демьян! Строчит урядник донесение: «Так што нееловских селян, Ваш-бродь, на сходе в воскресение Мутил Демьян: Мол, не возьмем — само не свалится, — Один конец, мол. для крестьян. Над мужиками черт ли сжалится...» Так, так, Демьян! Сам становой примчал в Неелово, Рвал и метал: «Где? Кто смутьян? Сгною... Сведу со света белого!» Ох, брат Демьян! «Мутить народ? Вперед закается!.. Связать его! Отправить в стан!.. Узнаешь там, что полагается!» Ась, брат Демьян? Стал барин чваниться, куражиться: «Мужик! Хамье! Злодей! Буян!» «Буян!.. Аль не стерпеть, отважиться? Ну ж, брат Демьян!.. 1909 ЧИТАЮТ ДЕМЬЯНА БЕДНОГО Во времена, как говорится, в оны Обычно слышались писательские стоны: «Лицо читателя... Ах, каково оно!» Нам было бы теперь стонать смешно, грешно, Когда читают нас — культурно и умно — Не единицы — миллионы! «Читатель — это сфинкс загадочно-немой!» Какая глупая и злая небылица! Да вот образчик вам прямой: Живая, свежая портретная страница! Пять деревенских ходоков, Здоровых, кряжистых советских мужиков, Которым дом родной — советская столица. И угощенье, и приют. И — по утрам — газетки подают! Пускай враждебная лютует заграница. Пусть эмигрантская на нас клевещет моль, Я ей могу сказать с усмешкою: «Изволь, Поганая ты моль, вглядеться в эти лица. Как Пров, Корней, Артем. Савелий да Пахом, Завороженные словесною игрою. Смеются весело, довольные стихом, В котором я тебя, моль каверзная, скрою». «Эй, моль, — без родины, без денег, без царя! С десятилетьем... Октября!!» 1927 ЧЕРТА С ДВА! Не та уж кровь. Не те уж годы. Все ж, не вписавшись в ворчуны. На молодые хороводы Люблю смотреть... со стороны. Певец иного поколенья, С немою радостью порой Гляжу я, полный умиленья. На комсомольский бодрый строй. Враги хотят нас сжить со свету, А комсомольская братва?! Глядите, сила какова! И у меня тревоги нету. Чтоб уничтожить силу эту? Н-ну, черта с два!! 28 октября 1928 г. ДАВНО ПОРА Даль степную застилает Предвечерний мрак. По тропинке едет шагом Удалой казак. Едет, браво заломивши Шапку набекрень. Возле речки — камышовый Старенький курень. Сивый дед свои лохмотья Греет у огня. «Здравствуй, дед!» — Казак лихого Осадил коня. «Здравствуй, милый! Далеко ли Держишь путь ты, друг?» «На казацкий круг я еду. На советский круг». Дед вздохнул, перекрестился: «Ох, как с плеч гора! Уж давно пора б так, детки! Уж давно пора!» 1921 СОВЕТСКИЙ ЧАСОВОЙ Баллада Заткало пряжек- туманной Весь левый склон береговой. По склону поступью чеканной Советский ходит часовой. Во мгле туманной берег правый. За темной лентою Днестра Припал к винтовке враг лукавый, В чьем сердпс. ненависть остра. Кто он? Захватчик ли румынский? Иль русский белый офицер? Иль самостийник украинский? Или махноаский изувер? Пред ним. дразня его напевом Рабочей песни боевой. На берегу на том, на левом. Советский ходит часовой. Лукавый враг — стрелок искусный. Послал он пулю, знал куда. Но не ушел убийца гнусный От справедливого суда: В кругу ль убийц, ему подобных. Наедине ли, асе равно. Под вихрь и чувств, и мыслей злобных Ему мерешится одно: Там, над Днестром, во мгле туманной. Все с той же песнью боевой. Все той же поступью чеканной Советский ходит часовой! 1922 ПУГАЛО (Надпись на памятнике Александру 1III в Ленинграде) Мой сын и мой отец при жизни казнены. А я пожал удел посмертного бесславья: Торчу здесь пугалом чугунным для страны. Навеки сбросившей ярмо самодержавы. Предпоследний самодержец всероссийский Александр III 1922 ЮНОЙ ГВАРДИИ Время темное, глухое... И забитость и нужда... Ой, ты, времечко лихое, Мои юные года! Перед кем лишь мне, парнишке. Не случалось спину гнуть? К честным людям, к умной книжке Сам протаптывал я путь. Темь. Не видно: ров иль кочка? Друг навстречу или гад? Сиротливый одиночка. Брел слепо, наугад. Вйраво шел по бездорожью. Влево брал наискосок, — И дрожал пугливой дрожью Мой незрелый голосок. Нынче красной молодежи В дядьки я уже гожусь. На ребяческие рожи Все гляжу — не нагляжусь. Зашумит ли резвым роем В светлых залах новых школ. Иль пройдет военным строем Предо мною Комсомол. Я, состарившись наружно. Юным вновь горю огнем: «Гей, ребятки! В ногу! Дружно! Враг силен. Да шут ли в нем? * * * Мысль изречения я есть ложь. Тютчев Бывает час: тоска шемящая Сжимает сердце... Мозг — в жару... Скорбит душа... Рука дрожащая Невольно тянется к перу... Все то, над чем в часы томления Изнемогала голова. Пройдя горнило вдохновения. Преображается в слова. Исполненный красы пленительной, И буйной мощи, и огня, Певучих слов поток стремительный Переливается, звеня. Как поле, рдеющее маками. Как в блеске утреннем река, Сверкает огненными знаками Моя неровная строка. Звенит ее напев рыдающий. Гремит призывно-гневный клич. И беспощаден взмах карающий Руки, поднявшей грозный бич. Но — угасает вдохновение. Слабеет сердца тетива: Смирив нестройных дум волнение. Вступает трезвый ум в права. Сомненье точит жала острые. Души не радует ничто. Впиваясь взором в строки пестрые. Я говорю: не то, не то... И, убедясь в тоске мучительной. Косноязычие кляня. Что нет в строке моей медлительной Ни мощи буйной, опьяиительной. Ни гордой страсти, ни огня. Что мой напев — напев заученный. Что слово новое — старо, Я — обессиленный, измученный. Бросаю в бешенстве перо! 1910 Горе ль нам порвет все снасти. Мы ль в его широкой пасти, Люд рабочий, батраки, Все повыкрошим клыки?! Москва, октябрь 1920 г | |
| Просмотров: 1615 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
