Аннотация:
Настоящее издание знакомит читателя с жизнью композитора, ученого, педагога, общественного деятеля Александра Порфирьевича Бородина (1833—1887). Авторы книги создали «цельный образ живого Бородина, каким его знали друзья и соратники».

Содержание
От авторов
АЛЕКСАНДР ПОРФИРЬЕВИЧ БОРОДИН
Вступление
Глава первая. Первые встречи с музыкой
Глава вторая. Первые встречи с химией
Глава третья. Бородин-студент
Глава четвертая. Учитель
Г лава пятая. Борьба в науке
Глава шестая. О новых сторонниках новых взглядов
Глава седьмая. О музыке и о двух зайцах
Глава восьмая. Третья дорога
Глава девятая. Новые веяния
Глава десятая. В чужие края
Глава одиннадцатая.-Русский островок в чужом краю
Глава двенадцатая. Конец «смутного времени»
Глава тринадцатая. После конгресса
Глава четырнадцатая. Музыка и ее союзница
Глава пятнадцатая. О любви, музыке и химии
Глава шестнадцатая. Возвращение на родину
Глава семнадцатая. Второе призвание
Глава восемнадцатая. Первая симфония и валеральдегид
Глава девятнадцатая. В музыкальной лаборатории
Глава двадцатая. Круг друзей расширяется
Глава двадцать первая. Новые замыслы
Глава двадцать вторая. В двух отрядах
Глава двадцать третья. Напряжение растет
Глава двадцать четвертая. Победа войска и поражение полководца
Глава двадцать пятая. Новые заботы и новые радости
Глава двадцать шестая. На подъеме
Глава двадцать седьмая. Провал и успех
Глава двадцать восьмая. Заветная мета
Глава двадцать девятая. В водовороте
Глава тридцатая. Дела музыкальные
Глава тридцать первая. Утраты и надежды
Глава тридцать вторая. Борьба с временем
Глава тридцать третья. Последние дни
Эпилог. Человек с большой буквы
ПИСЬМА
1. А. К. Клейнеке
2. М. А. Балакиреву
3. М. А. Балакиреву
4. М. А. Балакиреву
5. М. А. Балакиреву
6. М. А. Балакиреву
7. Е. С. Бородиной
8. Е. С. Бородиной
9. Е. С. Бородиной
10. Е. С. Бородиной
11. Е. С. Бородиной
12. Е. С. Бородиной
13. Е. С. Бородиной
14. Е. С. Бородиной
15. Е. С. Бородиной
16. М. Н. Римскому-Корсакову
17. Е. С. Бородиной
18. Л. И. Кармалиной
19. Е. А. Куломзиной
20. Е. С. Бородиной
21. Л. И. Кармалиной
22. Л. И. Кармалиной
23. Е. С. Бородиной
24. Е. С. Бородиной
25. Е. С. Бородиной
26. Е. С. Бородиной
27. Е. С. Бородиной
28. Е. С. Бородиной
29. Е. G. Бородиной
30. Е. С. Бородиной
31. А. П. и Е. Г. Дианиным
32. М. А. Балакиреву
33. Л. де Мерси Аржанто
34. Л. де Мерси Аржанто
35. Е. С. Бородиной
36. Е. С. Бородиной
37. Е. С. Бородиной
38. Е С. Бородиной
39. Е. С. Бородиной
40. Е. С. Бородиной
«Лист у себя дома в Веймаре» (Из личных воспоминаний А. П. Бородина)
Примечания

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

ОТ АВТОРОВ
Восстанавливая жизненный путь Александра Порфирьевича Бородина, мы должны были вместе с ним переходить от химии к музыке, с заседания Русского химического общества нам приходилось попадать на концерт Бесплатной музыкальной школы или на конференцию Медико-хирургической академии. Мы едва поспевали за своим героем, который умел переключаться с одного дела на другое.
Оттого и в нашем рассказе о жизни Бородина так часто одна тема сменяется другой.
Можно было бы поступить иначе: в одной главе рассказать о Бородине-ученом, в другой — о Бородине-композиторе, в третьей — о Бородине-педагоге, в четвертой — о Бородине общественном Деятеле.
Такое построение хорошо в научном исследовании, ставящем своей целью не синтез, а анализ. Но у этой книги другая задача: дать цельный образ живого Бородина, каким его знали друзья и соратники, показать того Бородина, который одновременно был и композитором, и химиком, и общественным деятелем — членом балакиревского кружка и членом Русского химического общества, автором романсов на слова, написанные им самим, и редактором научно-популярного журнала. . ,> ••
Для этого недостаточно было письменных источников, хотелось и устных рассказов людей, которые знали самого Александра Порфирьевича или хотя бы кого-нибудь из его друзей. К сожалению, 'т&ких1 людей немного.
3
В начале нашей работы над книгой беседа с Михаилом Николаевичем и Владимиром Николаевичем Римскими-Корсаковыми помогла нам яснее представить себе обаятельный облик Бородина. Мы с признательностью вспоминаем об этой беседе.
Выражаем глубокую благодарность за ценные указания Сергею Александровичу Дианину, который не только дал нам возможность ознакомиться с его научной монографией о Бородине и работой «А. П. Бородин в селе Давыдове» до их опубликования, но и много интересного рассказал нам со слов ближайшего ученика Бородина профессора А. П. Дианина и Е. Г. Дианиной.
Приносим также искреннюю благодарность за советы и критические замечания профессору И. Ф. Бэлзе и профессору Н. А. Фигу-ровскому, взявшим на себя труд прочесть книгу в рукописи.

АЛЕКСАНДР ПОРФИРЬЕВИЧ БОРОДИН

Да здравствуют музы,
Да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
А. С. Пушкин

ВСТУПЛЕНИЕ
«Первоклассный химик, которому многим обязана химия...»
«Равно могуч и талантлив как в симфонии, так и в опере, и в романсе...»
«Основатель, охранитель, поборник женских врачебных курсов, опора и друг учащихся...»
Так говорили современники, Д. И. Менделеев, В. В. Стасов и первые русские женщины-врачи об одном и том же человеке — об Александре Порфирьевиче Бородине, который был и гениальным композитором, и одним из создателей органической химии, и выдающимся педагогом, и передовым общественным деятелем.
Две страсти владели Бородиным с детских лет: страсть к химии и страсть к музыке.
Химики жаловались, что музыка отвлекает Бородина от науки, а товарищи по искусству сетовали на то, что наука не дает ему заниматься музыкой:
«Множество дел по профессуре и женским медицинским курсам вечно мешали ему» (Р и м с к и й-К о р с а к о в).
«К несчастью, академическая служба, комитеты и лаборатория, а отчасти и домашние дела страшно отвлекали Бородина от его великого дела» (Стасов).
«Бородин стоял бы еще выше по химии, принес бы еще более пользы науке, если бы музыка не отвлекала его слишком много от химии»  (М е н д е л е е в).
И все-таки как много он сделал!
7
Сорок две научные работы, среди которых немало выдающихся, ряд впервые полученных химических соединений, прогремевшая на весь мир опера «Князь Игорь», могучие симфонии, большое число камерно-инструментальных и фортепианных произведений, романсы и песни, нередко на слова самого Бородина (он был и поэтом!), блестящие статьи о музыке и о музыкантах — это неполный список того, что создал Бородин.
В старой сказке к колыбели ребенка приходят волшебницы, и каждая приносит ему дар.
Эта сказка вспоминается, когда думаешь о судьбе Бородина.
Сколько ему досталось даров: и могучий разум ученого, и гений композитора, и литературное дарование. Ни одного таланта он не зарыл в землю, все развил и отдал своему народу, человечеству.
Он был красив, добр, остроумен, всегда полон жизни и энергии.
Он много сделал, но он мог бы сделать еще больше, если бы ему хватило времени и если бы он жил в другое время.
Но этого ни одна волшебница не могла ему дать.
Бородин совмещал в себе то, что обычно считают несовместимым. Невольно возникает вопрос: как мог он быть одновременно химиком и композитором? Ведь это такие разные, далекие одна от другой области.
Но так ли они далеки, как кажется? Солнце творческого разума освещает дорогу и науке и искусству, когда они ищут правду жизни.

Глава первая

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ С МУЗЫКОЙ

Место действия — Петербург гоголевских времен, с будочниками у полосатых будок, с масляными фонарями, с разноголосыми криками разносчиков во дворах, с хриплым пением шарманки.
Во двор дома номер 13/15 по Глазовской улице входит старик шарманщик. Он снимает с плеча потертый ремень, на котором носит свой видавший виды инструмент. Маленькая девочка, его постоянная спутница, может быть внучка, поднимает над головой бубен.
При первых же звуках шарманки со всех сторон сбегаются дети, словно стадо на зов пастуха. Разинув рты, смотрят они на таинственный ящик, из которого старик каким-то чудом извлекает настоящую музыку, то веселую, плясовую, то такую жалобную, что хоть плачь.
Дети в восторге, но шарманщику нет до них дела. Ведь вто все бесплатные слушатели: что с них возьмешь? Задрав голову, старик оглядывает окна. Оттуда летят завернутые в бумажку медяки и падают около шарманки на булыжник, покрытый грязью.
Среди маленьких слушателей нам легко представить себе и Сашу Бородина, который живет в этом доме.
Пусть старенькая шарманка похожа на инвалида с деревяшкой вместо ноги, пусть ее хриплое пение то и дело прерывается чем-то вроде кашля,— чуткое ухо маленького Саши ухитряется различить в ее дребезжании и скрипении, в мерных ударах бубна все оттенки мелодии и ритма.

9
Шарманщик давно уже ушел, но Саша о нем не забыл. К великому удовольствию домашних, он «представляет» шарманщика.
Но музыка не всегда появлялась перед Сашей в таком убогом обличье. Она манила его к себе звонкими голосами сверкающих медных труб, которым так весело и благодушно вторили мощные удары турецкого барабана.
Самый тусклый день начинал казаться солнечным, когда обыденный уличный шум покрывали звуки победного марша.
Саша тянул за руку свою бонну Луизу, потому что его самого тянула к себе музыка, доносившаяся с Семеновского плаца, где играл оркестр.
Бородин не оставил нам воспоминаний о своем первом знакомстве с музыкой. Мы с трудом находим в записках его родных скупые упоминания о том, что он «любил представлять шарманщика», что восьми лет от роду он в сопровождении бонны Луизы непременно отправлялся слушать музыку, когда поблизости от их дома — на Семеновском плацу — играл военный оркестр.
О чем думал он, что чувствовал в такие минуты г..
У его современника, И. Е. Репина, мы находим несколько строк, которые так хорошо выражают чувства одаренного ребенка, впервые услышавшего оркестр, что здесь стоит привести этот отрывок:
«Наша улица вдруг вся преобразилась: и хата, и лес за Донцом, и все люди, и мальчишки, бежавшие быстро на нашу улицу, все как будто осветилось ярче. Далеко, в конце улицы, сквозь пыль, поднятую высоко, заблестели медные трубы полковых трубачей на белых лошадях; в одну ленту колыхались солдаты над лошадьми, а над ними сверху трепетали, как птички, над целым полком в воздухе султанчики пик. Все слышнее доносился лязг сабель, храп и особенно яркое ржание коней. Все ближе и яснее блестели сбруи и запенившиеся рогатые удила сквозь пыль снизу.
И вдруг все это как будто разом подпрыгнуло вверх всей улицы и покатилось по всему небу: грянули звучно трубы!
Радостно понеслись эти звуки по Донцу, за Малиновский лес, и отразились во всех садах Пристена. Веселье понеслось широкою волною, и даже за Гридину-гору — до города; хотелось скакать, кричать, смеяться 4i плакать, безумно катаясь по дороге. О музыка! Она всегда проникала меня до костей».
10
Будущего художника поразила не только музыка, но и самый облик трубачей на белых конях. Когда читаешь эти строчки, кажется, как будто видишь перед собой еще не найденную репинскую картину.
Но Бородину предстояло стать не художником, а композитором — творцом необычайных по яркости произведений для оркестра. Эта любовь к оркестру, с его безграничным разнообразием красок и оттенков, пробудилась в Бородине с детских лет.
Шарманка во дворе, военный оркестр на плацу, фортепиано, под звуки которого танцевали, когда в доме собирались гости, гитара, на которой играла мать Бородина Авдотья Константиновна,— вот что чаще всего приходилось слышать будущему композитору в дни его детства.
В те времена гитара — «подруга семиструнная», как называл ее поэт Аполлон Григорьев,— была еще в почете. Ее стали считать «плебейским» инструментом позже, во второй половине века. Под гитару пели романсы Варламова и Гурилева, близкие к тем песням, которые распевал народ. Недаром романс Варламова на слова Цыганова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан» принимали за подлинную народную песню.
Так в звуках «чувствительного» романса доходили и до жителей столицы отзвуки народных напевов.
Бородин родился не в деревенской усадьбе, среди полей и лесов, а в городе. Ему не приходилось слышать в юношеские годы крестьянских девушек, с песнями ведущих хоровод, или слепцов, распевающих на сельской ярмарке духовные стихи. И все же до него и тогда доходили русские песни в их первоначальном звучании. Между Петербургом и всей огромной страной шел постоянный обмен: романсы, сочиненные в городе, пелись в деревне, а деревенские песни добирались до города вместе с ямщиками почтовых троек, с артелями плотников, с обозами, которые везли припасы из поместий. Деревенскую песню можно было услышать в девичьей дворянского дома. Песни распевала прачка, полощущая белье, их напевала вполголоса портниха, склонившаяся над шитьем при неровном свете оплывающей сальной свечи. Случалось, что композиторы записывали народные напевы со слов деревенских девушек, которые, поступая «в услужение», приносили с собой не только бедный узелок с пожитками, но и невидимый, драгоценный клад— прекрасные песни своих родных мест. Об этих песнях Гер-
11
цен говорил, что они для народа «выход из голодной, холодной жизни, душной тоски и тяжелой работы».
Римский-Корсаков рассказывает, что он «записывал песни от прислуги, бывшей родом из дальних от Петербурга губерний». «Однажды (это было у Бородина) я долго бился, сидя до поздней ночи, чтобы записать необыкновенно капризную ритмически, но естественно лившуюся свадебную песню («Звон-колокол») от его прислуги Дуняши Виноградовой, уроженки одной из приволжских губерний».
Где-нибудь в деревне в приволжской губернии можно было слышать только приволжские песни, а в Петербург песни шли отовсюду, через все заставы.
В своей биографии Бородина В. В. Стасов пишет: «Казалось бы, сами обстоятельства жизни влекли к национальному элементу и творчеству Балакирева, Мусоргского и Римского-Корсакова. Все они родились вне Петербурга и объевропеенных центров; они родились и провели всю молодость свою в глубине России, в коренной националь* ной среде, в деревне... С Бородиным дело произошло иначе: он родился в Петербурге и здесь же провел всю свою жизнь. Лишь в зрелых летах случалось ему жить подолгу внутри России, в губерниях Московской, Владимирской, Костромской. И, несмотря на это, национальный элемент составляет самую могучую ноту в творчестве Бородина: в правдивости и глубине русского склада своих высших созданий он не уступает ни Глинке, ни своим товарищам в новой русской музыкальной школе. Каким образом случилось это изумительное превращение, вот психологическая тайна, которую не объяснит, конечно, никто».
Стасов прав: это действительно тайна. Развитие души художника не так-то легко и просто проследить. И все же мы можем догадываться о тех впечатлениях, которыми питалась эта развивающаяся, растущая душа.
Чиновный сумрачный Петербург, в котором рос Бородин, не был отделен глухой стеной от остальной России. Страна была океаном песен, которые захлестывали и городские улицы.
И нет сомнения, что необычайно одаренный ребенок безотчетно выискивал и отбирал из этого материала то, что ему было нужно. Так растение находит в почве даже самые редкие элементы, если они ему необходимы.
День за днем музыка все больше и больше завоевывала воображение мальчика. Дело началось как будто совсем с небольшого. Не он один любил слушать военную музыку.
12
Не ему одному нравились народные песни. Для большинства этим дело и кончалось, но для Саши это было лишь началом.
Маленькому Саше хотелось знать, как называется каждый инструмент, как на нем играют, какой у него голос.
На плацу он не оставался только слушателем. Несмотря на то, что он был еще очень мал и застенчив, он старался поближе подойти к музыкантам, чтобы как следует рассмотреть инструменты. Саша, не отрывая глаз, следил за пальцами, перебегающими по флейте, за рукой, входящей в раструб валторны, за палками, бьющими по коже барабана.
«А дома,— рассказывает Е. С. Бородина,— садился за фортепиано и по слуху наигрывал, что слышал. Видя такую его любовь и способность к музыке, мать устроила для него уроки на флейте. Солдатик из военного оркестра Семеновского полка приходил учить его по полтиннику за урок».
Есть пословица: «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Так случилось и с Сашей. Он уже не только подбирал по слуху — он пробовал и сам сочинять.
Список произведений Бородина начинается с польки, которую он написал, когда ему было всего только девять лет. Он назвал ее «Полька Элен», в честь молодой девушки, которая снисходила до того, что танцевала с ним, хотя была гораздо старше его и выше ростом.
В те времена полька была у нас еще новинкой и пользовалась большим успехом. В этом чешском народном танце было гораздо больше огня и веселья, чем в каком-нибудь чопорном менуэте или другом придворном танце.
Бородин записал свою польку, когда ему уже было лет тринадцать-четырнадцать. В ней чувствуется не только знакомство с классическими западноевропейскими образцами, но и влияние глинкинских восточных мелодий. t Сквозь детское шаловливое веселье пробивается мягкая, лирическая грусть.
В этой грациозной вещице уже видна та четкость и ясность формы, которая отличает все произведения Бородина.
Полька дошла до нас. Она теперь издана, и ее играют дети в наших музыкальных школах. А сколько вещей, сочиненных маленьким Бородиным, не было записано и пропало, не оставив следа?!
Должно быть, их было немало.
14
По своей художественной натуре Бородин был импровизатором. И он не всегда записывал то, что сочииял.
В годы детства он, вероятно, еще реже заносил на бумагу свои импровизации.
Такой музыкальный ребенок, да еще с необыкновенно сильным воображением, не мог не фантазировать и не импровизировать, как только удавалось улучить подходящую для этого минуту.
Способность фантазировать была у него поразительная.
Вместе с Сашей воспитывалась его маленькая двоюродная сестра — Мари Готовцева. Они были очень дружны и играли вместе. Мари тоже была не прочь пофантазировать, но за Сашей угнаться было нелегко.
Е. С. Бородина рассказывает, что «Саша любил предаваться мечтаниям и улетать куда-то в сказочный мир. Толчком к таким путешествиям в тридесятое царство было все: и купидоны, намалеванные на потолке, и излюбленный уголок на печке. Очень любил Саша этот уголок. Оттуда ему виднелось какое-то окошечко и через него часть сада, именно с печки представлявшегося ему чем-то волшебным. Саща часто влезал на печку и видел там необыкновенные вещи. Намечтавшись вдоволь, он слезал к своей Мари и делился с ней впечатлениями. «У меня,— говорил он,— большой дворец, и там я живу. Дворец высокий-высокий — до неба». Мари не отставала: у нее оказывался дворец еще выше — «до неба, да еще с эту комнату...»
По играм детей, по их любимым развлечениям уже можно нередко судить и об их склонностях.
Маленький Саша любил вместе с Мари «устраивать театр». В этом театре он был не только актером, но и режиссером и драматургом. Публика была немногочисленная» но очень доброжелательная: Авдотья Константиновна и бонна Луиза. «Прекрасная Астраханка» и другие пьесы шли с неизменным успехом.
Так автор «Князя Игоря» еще в детские годы проявил склонность не только к музыке, но и к театру и даже пробовал сам сочинять пьесы.
Конечно, трудно найти ребенка, который никогда не воображал себя актером или героем прочитанных сказок. Игра воображения — непременная спутница всякой игры.
Но только настоящий художник до седых волос сохраняет эту детскую способность создавать сказочные миры и уноситься мыслью в небывалые края.
15...
........