Г-066. Очерки топонимики. Мурзаев - 8.Географическая литература - Библиотека C4 - Каталог Библиотеки

Главная » Статьи » Библиотека C4 » 8.Географическая литература

Г-066. Очерки топонимики. Мурзаев

Раздел Г-066

Мурзаев, Эдуард Макарович

ОЧЕРКИ ТОПОНИМИКИ

М., «Мысль», 1974. 382 с. с карт. (АН СССР. Ин-т географии) Тираж 45 000 экз

художник В. П. Логинова

***

Если интересуемая информация не найдена, её можно Заказать

ОЧЕРКИ ТОПОНИМИКИ

К читателю
С давних времен человек интересуется географическими названиями. В трудах греческих и римских историков и географов можно найти попытки объяснения отдельных географических имен. Следует считать закономерным, что научная дисциплина, занимающаяся выяснением происхождения и развития географических названий, их формы, смыслового содержания и грамматического оформления, обозначается греческим словом «топонимика», в основе которого лежит топос — «место, местность» и онома — «имя».
Напрашивается существенный вопрос: зачем нужно их изучать и в глубине веков искать истоки того или иного имени? Не все ли равно, как и когда оно возникло,— важно, что сегодня географическое название продолжает служить человеку, удовлетворяет его экономические и культурные потребности, в большинстве случаев помогает правильно осмыслить географические представления, точно локализовать их. Читаем ли мы газету, слушаем ли радио, большинство из нас нередко воспринимает многие события и явления общественной жизни через географические названия, или топонимы. Они помогают понять пространственные соотношения и измерения проходящей жизни. Невозможно представить современное общество без географических названий. Они повсеместны и всегда сопровождают наше мышление. Без них немыслима цивилизация, общение между народами и странами. А развитие культуры и науки и энергично развивающиеся международные связи приводят к новому, все расширяющемуся запасу географических названий в нашем языке. В этом, однако, видна лишь одна номинативная, адресная функция топонимов.
Все на Земле имеет свой адрес. Для человека этот адрес начинается с места рождения.
Но не следует думать, что значение топонимов ограничивается только этой функцией. Такое одностороннее представление не вскрывает богатства их содержания и большого информационного потенциала. Ведь географические названия, их совокупность суть народное творчество, создаваемое веками. Истоки его уходят в далекое прошлое и нередко теряются в истории человечества.

Топонимика представляет глубочайший интерес для ряда наук, в первую очередь для истории, географии и лингвистики, которые еще далеко не использовали все, что можно получить уже сегодня, не говоря о перспективе, когда степень изученности географических названий обязательно и неизмеримо возрастает. Географические названия окружают нас с детства. С первых лет нашей жизни они повседневно и постоянно входят в наше сознание, начиная с названия города, села, улицы, где находится родной дом. И естественным становится желание осмыслить географические имена, выяснить, как они образуются, развиваются и умирают, каково их внутреннее содержание. Нелегко ответить на простой вопрос: что значат названия частей света или материков, с которыми мы знакомимся уже в младших классах средней школы? Почему реки носят странные имена: Кондома, Омь, Араке, Днестр, Вятка?

Топонимика изучает, анализирует совокупность географических названий, их происхождение, эволюцию, смысловое значение, распространение, повторяемость, модели. Не чужды ей также вопросы написания и передачи топонимов с языка на язык, чем она может способствовать их стабилизации и унификации.
Если десять—двадцать лет назад топонимическими исследованиями у нас в стране занимались ученые-одиночки, то теперь положение коренным образом изменилось. Топонимические темы стали предметом изучения большого количества специалистов. Оформились коллективы топонимистов в ряде академических научно-исследовательских институтов и высших учебных заведений; работают на общественных началах комиссии и группы, как, например, при Географическом обществе СССР и его филиалах и отделах и в других учреждениях. Появилась и обширная топонимическая литература.

При этом следует особо подчеркнуть, что наряду с региональными топонимическими исследованиями стали публиковаться и работы методического характера, раскрывающие принципиальные вопросы теории и практики топонимики. Среди них следует выделить крупные труды В. А. Жучкевича (1968), В. А. Никонова (1965, 1966), А. И. Попова (1965), Е. М. Поспелова (1971).

Автор предлагаемой книги уже в течение тридцати пяти лет интересуется вопросами происхождения географических названий и народной географической терминологии и за это время опубликовал немало статей и заметок на топонимические сюжеты.
Первоначально в своих изысканиях он ограничивался районами полевых исследований — Средней и Центральной Азией. Но постепенно, как это обычно бывает, в поисках закономерностей, параллелей, черт сходства и различий границы этих областей раздвигались, возникали новые факты и обобщения, а с годами, с появлением обширной литературы пришлось ее осваивать. В результате стало возможным предложить вниманию читателей, интересующихся географическими названиями, книгу, в которой уделено внимание как обшим вопросам топонимики, так и региональным исследованиям отдельных районов СССР или зарубежных стран Азии, где автору пришлось работать в экспедициях.

Естественно, что автор при подготовке тех или иных очерков частично использовал свои более ранние публикации, однако все они обновлены, существенно переработаны в соответствии с планом этой книги и дополнены современными данными. На ее содержании не могли не отразиться сотрудничество с коллегами по изучению географических названий в Топонимической комиссии Московского филиала Географического общества, а также встречи с единомышленниками-учеными на топонимических конференциях в Киеве, Ленинграде, Одессе, Горьком, Софии и других городах.

Автор, конечно, хорошо понимает несовершенство своего труда. Ему еще многого не хватает для равномерной подачи материала, чему причиной разная степень изученности ряда общих вопросов топонимики и региональных топонимических систем. Нужно ли развивать мысль о том, что любой другой автор акцентировал бы иные аспекты, а не те, которые подчеркнуты здесь, и привел бы другие примеры, иллюстрирующие те или иные положения, закономерности и ареалы географических имен. Следует учитывать, что писавший эту книгу — географ, что не могло не сказаться на ее структуре, материале и аппарате. В топонимике пока много неясного. Но еще В. Гёте говорил: «Человек должен верить, что непонятное можно понять; иначе он не стал бы размышлять о нем».

* * *

В книге приняты некоторые сокращения названий языков в такой форме, которая не требует специального объяснительного списка. Сокращения же названий литературных источников (заглавий журналов, сборников, многотомных изданий) раскрыты в самом начале списка литературы.
По техническим причинам при написании нерусских географических названий или народных терминов пришлось ограничиваться только графикой русского и латинского алфавитов. К сожалению, оказалось очень сложным привлечение тех знаков в национальных алфавитах народов СССР, основанных на кириллице, которые отсутствуют в русском алфавите. То же касается и многочисленных диакритических знаков, применяемых в специальных работах и у некоторых латинопишущих народов.

ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ТОПОНИМИКИ
Место топонимики. Терминология
Географические названия, т. е. собственные имена океанов, материков, мор ей, рек, озер, болот, плёсов, родников, колодцев, гор, холмов, лесов, городов, селений, хуторов, земельных угодий, урочищ и других географических объектов, — всегда разноязычные и всегда разновозрастные образования, которые совокупно слагаются в топонимическую систему в любом районе земного шара. Такое положение хорошо иллюстрируется топонимией Советского Союза. А в самое последнее время па примере формирования топонимической системы Арктики и Антарктиды, в результате искусственного, а не спонтанного процесса, ясно видна справедливость этого тезиса. В самом деле, в этих полярных странах наблюдается соседство следующих разноязычных образований: в Арктике — рус.: Новая Земля, о. Комсомолец, хр. Ломоносова, мыс Дежнева; англ.: о. Виктория, море Баффина; норвеж.: Нордкап —«северный мыс»; немец.: архипелаг Шпицберген— «остроконечные горы», то же сканд.: Сваль-бард — «холодный край»; датск.: Гренландия — «зеленая страна». В Антарктиде — рус.: ст. Мирный, Восток, Советская, п-ов Вернадского, залив Лена; англ.: станции Литл-Америка — «Малая Америка», Мак-Мердо, Земля Мэри Бэрд; японск.: ст. Сёва; польск.: ст. Добровольский; сканд.: Берег Ларса Крнстенсеиа. Такие примеры можно увеличить во много раз. *
Каково место учения о географических названиях в системе наук? На этот вопрос ученые отвечают противоречиво. Так, в последних классификациях географических наук, предложенных географами (Рябчиков, 1959; Калесник, 1961), находит место и топонимика. О топонимике как географической науке специально писал А. В. Маракуев (1949, 1954).

Однако такая точка зрения вызывает протест некоторых лингвистов, которые считают, что любое географическое название — элемент лексики, слово в языке,— вне языка оно не существует, а потому топонимика — наука исключительно лингвистическая. Географы же должны ограничиваться потребительской стороной, используя достижения топонимики для своих целей.

Между тем многие топонимисты не согласны с таким односторонним подходом. Кажется, подобная точка зрения о месте топонимики страдает субъективностью, которая определяется главным образом научными интересами и специальностью авторов. Правильнее считать топонимику самостоятельной наукой, которая использует методы и лингвистического, и исторического, и географического анализа. Таким образом, топонимика как стыковая наука может добиться больших успехов при учете достижений языкознания, истории и географии. Другими словами, и лингвист, и географ, и историк могут считать себя топонимистами, если они овладеют необходимыми знаниями из указанных дисциплин и применят их для конкретного топонимического анализа. Известно, что всякое явление или предмет могут быть изучены с каких-то определенных позиций; такое изучение будет односторонним. И только исследование с разных сторон и использование разных методов позволяют выяснить их сущность до конца. Покажем правомочность такого утверждения. Конечно, географическое название прежде всего элемент лексики, категория лингвистическая и поэтому подчиняется законам языка. Топонимы активно или пассивно входят в состав языка, потому должны изучаться лингвистами. В то же время в большинстве случаев географические названия — особый, отличный от других языковых слоев элемент. Часто, почти всегда, мы употребляем в нашей речи топонимы только как имена собственные, как будто не имеющие никакого смыслового значения и обладающие лишь номинативной (назывательной) функцией. Нельзя поставить знака равенства между обычными словами, которыми мы пользуемся для передачи мысли, и топонимами, как правило не несущими смысловой нагрузки и отвечающими только служебной задаче — обозначению данного географического объекта, формированию его адреса. Профессор А. А. Реформатский (1964) видит отличие нарицательных слов от собственных имен в максимальной понятий-ности первых и максимальной номинативности вторых.

Отмечу, что громадное большинство географических названии, живущих столетия, вовсе неизвестны населению даже в пределах небольшой одноязычной страны, как, например, в Дании, Норвегии, Австрии. Более того, жители крупных городов вряд ли знают 3—5% названий улиц, площадей, переулков, топонимия которых реально существует, но остается неизвестной. В Москве, например, насчитывается более 5000 названий проспектов, улиц, переулков (см. «Имена московских улиц». М., 1972, стр. 4) *. А сколько из них известно каждому, отдельно взятому, москвичу? Сто — двести и вряд ли больше, если только знание географии столицы не является его профессиональной обязанностью. А за пределами своего города или района процент освоения топонимической лексики оказывается просто ничтожным.

______________
* В действительности количество топонимов Москвы значительно превышает эту цифру.так как в книге не приводятся названия физико-географических объектов (рек, ручьев, холмов, оврагов), а также микрорайонов и многих деревень, вошедших в состав Москвы после расширения ее границ в 1960 г.

Лингвистика — важнейший инструмент изучения географических названий. При исследовании современных топонимических ареалов невозможно обойтись без помощи сравнительной фонетики, которая помогает осмыслить единые ряды топонимических образований, как, например, даг, таг, тау, тоо, туу для тюркских языков от Балкан до Таймыра в значении «гора, хребет». Без методов языкознания нельзя понять и роль суффиксов в формировании географических названий, играющих первостепенную роль при выявлении закономерностей современной топонимии (В. А. Никонов, 1959) и существовавших в далеком прошлом, как это хорошо показал Гр. Капанцян (1948, 1956). Так, при чтении многих географических названий Средней Азии и Ближнего Востока встречается громадное количество наименований мест, областей, стран, городов с формантом -ан. Приведем некоторые из них: Иран, Тураи, Хотан, Шугнан, Бадах-шан, Исфахан, Хорасан, Хамадан, Мугань, Ленкорань, Маргилан, Маргиана и т. д. Только историческое языкознание может рассказать о продуктивности суффикса -ан, употреблявшегося в прошлом при образовании географических названий. Этимологические исследования топонимов должны опираться на всю сумму накопленных лингвистических данных и достижений. Знание законов языковедения обязательно для топонимиста, если он только хочет выйти из стадии собирательства и любительства.Лингвистика — важнейший инструмент изучения географических названий.

Однако это не значит, что лингвистика обладает монополией на изучение топонимики. Ее нельзя считать лишь частью лингвистики, как это делают некоторые видные ее представители, стремясь оградить топонимику от влияния других наук. В этом отношении показательна статья польского топонимиста В. Ташицкого «Место ономастики среди других гуманитарных наук» (1961). Ее автор стоит на позиции безраздельной принадлежности топонимики к лингвистике, отвергая возможность какого-либо участия в изучении географических названий со стороны исторических или географических наук. В этом случае топонимика не имеет перспектив стать самостоятельной научной дисциплиной. Тут кроется противоречие: ведь многие науки со временем делаются самостоятельными, первоначально будучи дочерними.Лингвистика — важнейший инструмент изучения географических названий.
Опыт показывает, что и историки, и географы нередко давали интересные и содержательные топонимические работы, может быть, недостаточно аргументированные, с точки зрения лингвистов. О том, что изучение географических названии осуществлялось с разных позиций, свидетельствует опыт России — СССР; вероятно, аналогичная картина наблюдалась и в других странах, где топонимикой занимались для нужд исторической географии и истории. Сошлюсь на свидетельство венгерского языковеда Г. Барци. Он писал: «В начале XX века... историческая точка зрения постепенно делается как бы единственно господствующей; исследования географических названий становятся такой вспомогательной отраслью истории (истории населения и населенных мест), в которой сотрудничество языковеда необходимо, но в которой его точка зрения отходит на задний план... исследование языковедами географических названий (помимо использования в области общей истории венгерского языка) стало почти целиком исторической целью, а собственно лингвистические аспекты сильно оттеснены назад» (Barczi Geza, 1958, стр. 144 и 145). Легко понять, почему историки столь заинтересованы в топонимических исследованиях. Топонимы возникали в определенные исторические эпохи, менялись во времени по форме, а часто и по содержанию, распространялись в зависимости от конкретных исторических событий — миграции населения, войн, культурного, экономического и языкового общения. И в этом плане топонимика — часть истории, вернее, исторической географии. И не случайно именно историки, пользуясь анализом географических названий, обогатили историческую географию и одновременно топонимику.
Известный чешский топоиимист В. Шмиллауэр утверждает, что «сущность топономастики составляет соединение лингвистического и исторического подхода; следовательно, она не принадлежит ни к языкознанию, ни к историческим наукам, а является самостоятельной научной областью» (Smilauer, 1958). Взгляды, близкие к этим, развивал академик С. Б. Веселовский (1945), показавший, сколь продуктивен топонимический метод в исторических исследованиях. С другой стороны, без учета исторической географии нельзя ждать плодотворных результатов в топонимике, о которой, как об исторической науке, неоднократно писал профессор А. И. Попов (1957, 1964 и др.). Следует помнить, что формальный лингвистический анализ основ, или формантов географических названий может порою привести к совершенно превратным выводам. Первое, с чем ириходится сталкиваться, — это несовершенство записи и передачи древнего названия средствами современной графики, что особенно заметно при передаче иноязычного имени. Громадное большинство топонимов попадает на карты и в литературу в искаженном виде. Причин тому несколько: невозможно передать фонетику средствами какого-либо одного национального алфавита; запись, производимая топографом, путешественником, лицами, не знающими местного языка и не имеющими специальной подготовки в области фонетики, всегда будет несовершенна; местные жители часто не знают смысла географического названия, унаследованные ими форма и звучание также бывают далеки от исходного оригинала. К тому же названия поселений в отличие от гидронимов крайне подвижны: они часто меняются и зависят от социально-политических условий, что ярко показал П. А. Баранников (1960) на примере городов Индии.
И конечно, в таких случаях на помощь могут прийти исторические и географические материалы. Если ими пренебречь, то нередко получаются такие этимологии, которые не имеют, помимо формально-лингвистических, никаких других оснований. Приведу примеры из географии Средней и Центральной Азии: название р. Кун-гес осмысливается как «тихий». Но ведь рядом течет р. Текес. Такая пара рек названа по ориентировке течения: текущая на солнце (на юг) и противоположная (на север), Кулаб, Гулаб — «розовая (цветочная) вода», между тем здесь, конечно, куль+аб=«озеро+вода». Иркештам переводится как «мужчина проходит мимо стены», хотя каш и теш=«камень» (и нефрит) + «жилище, дом».
Не случайно в ряде топонимических исследований, выполненных лингвистами, нередко привлечены данные археологии и исторической географии, что можно только приветствовать. Сошлюсь в качестве примера на работу Б. А. Серебренникова (1959). Особенно же мне хочется подчеркнуть значение исследований Гр. Капанцяна (1956), где собран обильный топонимический материал по древней Малой Азии, объясняемый с позиций как исторических, так и лингвистических наук, при хорошем знании географии. Вспомним также работы, где используется топонимика для выяснения темных вопросов древней истории: по Малой Азии и Кавказу — труды В. В. Струве (1947) и Л. М. Меликсет-Бека (I960), но Средней Азии — С. Г. Кляшториого (1951), по Сибири — А. П. Дульзона (1961) и по Поволжью — В. А. Никонова (19606). "
Географические названия — важнейший элемент карты. Они имеют пространственную привязку и нередко отражают природу ландшафта, говорят о характере заселения человеком новой территории, о природных богатствах и других географических особенностях территории. Географическая номенклатура, большей частью определяющая объект и метко характеризующая его, изучается и географами, которые ввели в научный обиход немало местных народных топонимических терминов. Именно географы лучше других специалистов могут разобраться в семантических нюансах местной географической терминологии и географических названий на широких пространствах. Часто название обусловлено сущностью самого географического объекта. И в этом утверждении нет ни «географического натурализма», ни противоречия тезису об историзме топонимики и топонимов. Все яснее становится закономерность образования географических названий от слов нарицательных. Генетическая связь между топонимами (гидронимами, оронимами) и местными географическими терминами очевидна. Именно последние лежат в основе многих топонимов и определяют их смысл. Эта связь может быть названа позитивностью географических названий. Большинство постоянно повторяющихся формантов современных топонимов, которые не имеют ощутимой смысловой нагрузки, в прошлом имели ее, представляя тот же простой географический термин (вода, холм, река, гора, родник, лес).

Лингвистический анализ одинокого топонима, вырванного из всей совокупности географических названий того или иного района, без привлечения сравнительного материала из топонимии других районов,—ненадежный метод, что можно подтвердить многочисленными примерами. Как известно, выяснение этимологии многих географических названий — в ряде случаев задача очень трудная. Географические характеристики могут быть использованы для доказательств, исходя из семантических категорий, особенно если топонимы одной модели повторяются в однотипных географических объектах, даже если они находятся далеко друг от друга, на территориях, связанных ныне или в прошлом какой-то исторической или языковой общностью.

Существует весьма важный аспект изучения географических названий, который до последнего времени не привлекал внимания исследователей в той мере, в какой изучались структура топонимов, их этимология. 'Географы давно подметили особенности наименования географических объектов в разных странах, — особенности, позволяющие говорить о специфике топонимических систем, их неповторяемое™. Так, в славянских странах реки, как правило, от истоков до устья имеют одно и то же название: Днепр, Дунай, Висла, Морава. В областях с пестрым этническим населением, говорящим на разных языках, может быть местная синонимическая номенклатура: р. Волга в мордовском — Ра, в тюркском — Итиль, в марийском — Йул; р. Белая -Акитиль у татар и башкир (где ак — «белый») и т. д. На громадных пространствах Переднего Востока, Средней и Центральной Азии гидронимика оказывается весьма усложненной: реки часто меняют свои названия после слияния с крупными притоками либо после резкого изменения течения, выхода из гор на равнины и т. д. Таковы реки Раскем — Яркенддарья — Тарим; Вахд-жир — Пяндж — Амударья; Матча — Зеравшан — Кара-кул ьдарья и т. д.
В России города и селения часто получают имена рек, на берегу которых они расположены: Оскол, Воронеж, Уфа, Миас, Омск, Томск и новейшие образования типа Волжский, Волгоград, Днепропетровск, Нефтеюганск. Во многих областях Внутренней Азии видим обратную зависимость: реки получают имена городов, которые орошают, — Амударья (по г. Амуль), Яркенддарья, Керия, Ния и т. д.
Интересные топонимические закономерности возникают при изучении географической ориентировки, принятой у разных народов. У тюркских народов передней стороной считается восток, у халха-монголов и китайцев — юг, у западных монголов — восток, а также юго-восток. При южной ориентировке происходит синонимичность понятий: южный и передний (овор у халха-монголов), северный и задний (ар), восточный и левый (дзун), западный и правый (барун), что и получает отражение в системе географических названий. У туркмен юкары одновременно означает «верх» и «восток» (там, где солнце поднимается), ашаг — одновременно «нижний, низ» и «запад» (там, где солнце опускается).

Аналогичные понятия встречаем у средневекового туркестанского ученого Махмуда Кашгари, который различает три Чина: Верхний Чин, или Тавгач,—на востоке, Средний Чин — Китай и Нижний Чин — Бархан, или Кашгар. Тавгач называется также Мачин. X. Хаса-нов (1961), анализируя эти данные, справедливо отмечает, что слова верхний и нижний употреблялись автором в смысле «восток» и «запад». «Ведь Верхний Чин,— пишет Хасанов, — вовсе не гористая страна, а широкая равнина. Наоборот, Нижний Чин — высокогорная часть Китая». В азербайджанском языке наблюдаются другие соотношения, крайне интересные для топонимиста: «Надо отметить, что прилагательный аг (ак — «белый») и гара (кара — «черный») в названиях ветров означают страны света: восток и запад» (Р. М. Юзбашев, 1966). Ср. ассирийское ереб — «мрак», одновременно «запад», откуда, как считают, произошло и название Европейской части света.
Конечно, эти особенности систем ориентировки лучше всего выявляются с помощью географических методов исследования.

Повторяю, географические названия развивались исторически, их происхождение тесно связано с общественной жизнью и языками народов, населявших те или иные местности. В течение тысячелетий менялись исторические условия, языки и народы; поэтому ни в одной стране нет единообразной географической номенклатуры. Она создавалась постепенно и является многослойным образованием, всегда состоящим из разновозрастных и разноязычных элементов, искаженных временем, измененных в результате воздействия новых языков, новых насельников.
Правильное понимание^ географических названий дает географу богатейший материал для познания особенностей природных условий и хозяйственной деятельности человека, его расселения, для исторической географии, а правильное написание позволяет выяснить наиболее близкую к оригиналу транскрипцию, что очень важно для картографии. Между тем в топонимике еще плохо обстоит дело с установлением общих и частных закономерностей в образовании, эволюции и распространении географических названий, что приводит к обилию фантастических домыслов, примитивных объяснений, базирующихся на легендах, на народной этимологии, весьма обычной в толкованиях генезиса топонимов, их семантики.

В итоге сказанного сформулируем следующее положение: топонимика — пограничная научная дисциплина, развивающаяся на стыке трех наук: языкознания, истории и географии — и комплексно пользующаяся их методами, преследует одну цель — всестороннее изучение географических названий. При этом необходимо подчеркнуть, что объект изучения — географические названия — показан во множественном числе. Это не случайно. Выше было сказано, что анализ одинокого названия редко приводит к положительным результатам. Нужна сравнительная основа, которая предполагает массовость названий, что позволит получить аргументированное объяснение как со стороны морфологии, так и со стороны семантики. А сравнительный метод всегда был и останется важнейшим и в географии и в языкознании. Развитие науки в недавнее время было связано с чрезвычайной специализацией и дифференциацией. Этот процесс неизбежно приводит к зарождению пограничных и новых комплексных наук. Такова и топонимика, где смыкаются интересы лингвистики, истории и географии. От согласованных усилий представителей этих наук в значительной мере зависит и будущее топонимики — их детища.

Следует согласиться с известным лингвистом проф. Б. В. Горнунгом, который отметил комплексный характер топонимики как науки: «Право лингвистов на изучение топонимов как одной из категорий языка не снимает специфики развития топонимов, их смены, специфики географического распространения типов и т. д. Все это настолько зависит от виеязыковых факторов, что заставляет топонимиста быть не только лингвистом. Вместе с тем это дает право и историку, и географу, и этнографу заниматься топонимикой, но только при условии полного владения лингвистическими методами» (1964).
Плодотворные топонимические исследования могут развиваться при применении методов и достижений лингвистических, исторических и географических наук.

В этом случае топонимика, опираясь на них, может достичь больших высот и породить специалистов-топоними-стов. Мы находимся у истоков такой специализиции, и если ее еще нет, то сам ход развития науки неизбежно приведет к становлению топонимики как науки и появлению топонимистов, обладающих знаниями тех методов лингвистического, исторического и географического анализа, которые в первую очередь необходимы для топонимики. Другими словами, лингвисту, если он хочет плодотворно работать в области топонимики, нужно знать историю и географию; историк должен обладать лингвистическими и географическими познаниями, а географу, чтобы не ограничиваться пассивной ролью, необходимо усвоить данные и методы лингвистических и исторических наук или во всяком случае тех их разделов, которые более всего необходимы для топонимического анализа.
Нужно сказать, что такая точка зрения была изложена автором в докладе 15 мая 1962 г. в Москве на совещании, посвященном принципиальным вопросам топонимики (Мурзаев, 1964), и получила поддержку в ряде опубликованных работ. А. А. Реформатский свою статью «Топономастика как лингвистический факт» начинает следующими словами: «Заглавие этой статьи отнюдь не отрицает и таких положений, как «Топонимика как географический факт» или «Ономастика как исторический факт», но тем не менее претендует на первоочередность именно так сформулировать тему» (1964). По мнению автора статьи, разделение труда в этой области можно представить в виде такой схемы: географический метод — поиск, географ поставляет и комментирует географически; лингвистический метод — анализ и интерпретация, лингвист анализирует и объясняет лингвистически; исторический метод — применение, историк интерпретирует и применяет для истории.
Из приведенной схемы видно качественно далеко не равномерное распределение обязанностей между специалистами, но такой тезис не получил дальнейшего развития в топонимических дискуссиях. Споры на эти темы — пройденный этап, они потеряли остроту. В предисловии к сборнику «Географические названия» (1962), подписанном В. А. Никоновым и мною, было сформулировано: «Топонимист не должен быть лингвистом, или географом, или историком, он обязан быть топонимистом...

Различие методов не только неизбежно, но и плодотворно для нашей складывающейся науки». Как будто напрашивается вопрос: кем же должен быть топонимист? Все, что сказано в этой главе, позволяет ответить просто, хотя и чуть-чуть повторяясь: и лингвистом, и географом, и историком. То же говорит и Е. М. Поспелов в последнем по времени обзоре о состоянии топонимики в СССР: «Необходимо подчеркнуть обязательность комплексного применения этих методов. Использование при топонимическом анализе данных и методов только одной какой-либо науки, без сочетания со смежными, неизбежно приводит к одностороннему изучению и не позволяет до конца выявить сущность вопроса» (1966).
В. А. Никонов, который своими трудами много сделал для развития топонимики в СССР, справедливо считает, что «споры о том, «кому принадлежит топонимика», возвращают ко вчерашнему дню споры «кому служит топонимика». В сотрудничестве с другими отраслями знания топонимика выступает как самостоятельная наука» (1965). И все же первенствующее значение в становлении топонимики как науки отдает лингвистике, что видно из следующей дефиниции: «Топонимика — особый раздел языкознания... неразрывно связанный с историей, географией и этнографией».
Наконец, несколько слов о «потребительском» аспекте топонимики. Происхождение географических названий интересует если не всех, то почти всех, кто не безразличен к вопросу: почему родной поселок или город носит имя Вырица, Боромля, Балаклея, Псков, Нежин, Коростень? И отмахнуться от таких вопросов нельзя: мы обязаны по мере возможности удовлетворить их. А правильно ответить можно (конечно, далеко не всегда) при помощи достижений многих наук. Однако потребителями топонимики оказываются и сами науки — языкознание, история, география. И их представители могут с успехом использовать для своих целей топонимику, одновременно обогащая ее новыми исследованиями.
Очень плодотворно привлечение топонимических данных для показа изменения географии нашей страны за последние полвека. В этом отношении некоторые новые топонимы служат как бы вехами исторического развития Советского Союза, указателями его экономического развития и политического роста. Разве мало говорят такие названия, как Магнитогорск, Целиноград, Гули-стан (место цветов, роз), Электросталь, Пахт!*-Арал (хлопковый остров), или мемориальные, тесно связанные с историей России — СССР: Петрозаводск, Пугачев, Пушкин, Чехов, Ульяновск, Киров, Горький, Ленинград. Каждое такое название — тема для интересного рассказа.
Отсюда уже просто сделать вывод о необходимости внедрения топонимики в учебные программы но географии, истории, языкознанию в средней и высшей школе. По своему опыту автор знает, насколько полезным оказалось привлечение топонимической) материала в учебный процесс при чтении курсов географии Центральной и Восточной Азии в Московском институте востоковедения (1945—1948). Было замечено, что усвоение студентами географической карты и других учебных материалов значительно повысилось при рассказе о происхождении и семантике географических названий Японии, Китая, Монголии и прозрачных топонимических параллелях, наблюдаемых в других странах Азиатского материка.
О роли топонимики и картографии писал Е. М. Поспелов (1962, 1971), показавший практическую связь между ними и ту большую роль, которую топонимика играет в поисках правильного выбора из двух-трех названий для одного объекта наиболее правильного и уста-- новлеиии транскрипции в форме, ближе всего соответствующей оригинальному звучанию на месте.
Мы еще верпемся к некоторым закономерностям топонимики. Особое внимание будет уделено значению местной географической терминологии — этом почти универсальном ключе к этимологии многих, если не большинства, географических названий.
Если читатель заинтересуется тем или иным вопросом, ему на помощь придет литература, упомянутая в библиографии. Она, конечно, далеко не исчерпывает всех источников. А они указаны в специальных работах по библиографии топонимики («Иностранная литература»... 1965; Кукушкина и др., 1962; Никонов, 1958, 1960; «Топонимический минимум», 1964; Корепанова, Симонова, 1968).
Научная терминология в топонимике еще недостаточно устоялась. Иногда, применяя одни и те же термины, авторы вкладывают в них несколько различающееся содержание. Так, например, не всегда отличают по смыслу топонимику и топонимию; некоторые авторы вместо «народная этимология» предпочитают сочетание слов «ложная этимология»; разные объяснения можно встретить в определении системы географических названий и т. д.
Ниже приводятся или общепринятые определения избранных терминов, или те дефиниции, которых придерживается автор в настоящей работе. Топонимическая научная терминология в последние годы привлекает внимание ученых, она разрабатывается в Топонимической комиссии Московского филиала Географического общества СССР, в Ономастической комиссии АН Украинской ССР, а также в международном плане — через комиссии, выделяемые всемирными ономастическими конгрессами. (О работе по развитию отечественной топонимической терминологии см.: Подольская, 1967; Подольская и Суперанская, 1969.) Здесь в алфавитном порядке даны определения терминов только в необходимом минимуме.

Аббревиация географических названий — принятая сокращенная форма: Донбасс, Кузбасс, АРЕ — Арабская Республика Египет, ETC — Европейская территория Союза (СССР).
Антоним — названия с противоположным содержанием: Малая Вишера, Большая Вишера; Кунгей-Алатау, Терскей-Алатау, т. е. горы, обращенные на солнце, на юг и в противоположную сторону, на север; реки Белая и Черная; Верхний Ломов и Нижний Ломов; Новая Ляля и Старая Ляля.
Антропоним — имя, фамилия, прозвище, людей. Отантропонимические географические названия, или ан-тротопонимы, — названия, в основе которых лежат такие имена. Эта топонимическая категория многочисленна, особенно для обозначения населенных мест: Ивановка, Николаев, Серафимович, Байрам-Али, Фрунзе, Туманян, Искандеркуль (озеро Александра), Вашингтон, Сухэ-Батор.
Ареал в топонимике — область распространения тех или иных топонимических фактов, повторяющихся моделей, географических названий, однотипных местных географических терминов и т. д. Например, ареал названий с окончанием на -ичи (Барановичи, Сухииичи), на -иха (Плющиха, Карабиха), ареал терминов шор, сор — для солончаков, болот, мелководий и т. д.

Вторичный топоним — см. Первичный топоним.
Гибридные названия — сложные топонимы, разные части которых образованы разноязычными словами. См. Калька. Гидроним — собственное название реки, озера, ручья, болота, источника, колодца. Иногда ограничивают понимание термина только названиями рек. Но можно различать: пелагонимы — названия морей, лимнони-мы — озер, потамонимы — рек, гелонимы — болот.

Глагольные названия — см. топоним полного предположения. Детопонимизация — превращение собственного географического названия в нарицательное, процесс перехода от номииативности к понятийности: город Бостон — ткань бостон; государство Панама и шляпа панама, и крупное мошенничество — панама ; Ломбардия и ломбард; река Иордан и прорубь в русском иордань; город Тюль во Франции и легкая ткань для занавесей — тюль.
Диахроническое изучение географических названий предполагает их анализ во времени, во все исторические эпохи прошлого, как бы во временном срезе. См. синхроническое изучение.
Изоглосса — линия, ограничивающая ареал, или сам ареал того или иного языкового явления (фонетического, морфологического, лексического). В топонимии топоизоглосса — граница области распространения одинаковых формантов географических названий, этимологий из каких-то определенных языков, фиксированных моделей. Индикатор — см. Местные географические термины.
Калька — переводная копия названия, меняющая форму названия, но не его содержание, и сохраняющая этимологию (Белгород — турец. Аккерман, молдав. Четатя-Альба; кит. Хуанхэ — Желтая река; киргиз, и казах. Джетысу — Семиречье; тюрк. Бештау — Пятигорск и т. д.).
В географических названиях встречается и полукалька, когда одна часть сложного топонима переводится, другая остается в оригинале: Секиз-Мурэн—Восьмиречье, где первое слово тюркское, второе — монгольское. Так возникают гибридные названия (см.).
Макротопонимия — названия обширных территорий, часто не имеющих четко очерченных границ, а также акваторий. Предлагается ограничить макротопо-номию именами материков, частей света, океанов и таких протяженных географических объектов, как Восточно-Европейская (Русская) равнина, Сибирь, Западно-Сибирская равнина, Тураи, Казахстан, Тянь-Шань, Кавказ и т. д.
Никто еще никогда не составлял списка макротопонимов для всего мира или для СССР, поэтому неясно, какие названия считать макротоионимическими и какие нет. См. Микротопонимия.
Мемориальные (коммеморативные) имена— возникшие в память выдающихся людей или событий: Ленинакан, Свердловск, Докучаевск, Шевченко, Пушкино, Кутузовская изба, Вашингтон, Александрия, Маккензи.
Местные географические термины — то же народные, то же номенклатурные, нарицательные, топонимические, то же индикаторы — указывают на род или вид географического объекта. Активно участвуют в образовании собственных географических названий: клин — «островной лес, участок болота, граница, каменная мель» в разных местах СССР; коврига — «массивный холм»; молд. кодру — «лес, лесистые горы»; якут. алас — «луговые равнины в плоских озерных котловинах, на широких террасах больших рек»; фин. lahti — «залив» и т. д.
Метафорические названия — образные, иносказательные, употребляемые в переносном значении, обычные в топонимии многих стран и языков: гора Венец, Чатырдаг, т. е. Шатер-гора, скала Чертов Палец; сужение реки в ущелье Железные Ворота; источник Чешме, т. е. «глаз», из Иран, чешм — «глаз».
Meтафорические местные географические термины создаются в языке, когда его носители обычно иносказательно используют названия частей тела человека и животных, названия посуды, строительных деталей и т. п. для обозначения элементов рельефа, гидрографии и других географических объектов: горло, гирло, тюрк, богаз — «пролив», «проход»; нос — «мыс»; подошва — «низ горы, нижняя часть склона, переходящая в равнину»; немец. Horn — «рог» (острая вершина); монг. ам — «рот», «пасть» (долина, падь, проход в горах) или ар — «спина», «зад» (север, северная, задняя сторона).
Микротопонимия — совокупность географических названий, известных только ограниченному кругу людей, живущих рядом с называемыми небольшими объектами — выгонами, пожнями, угодьями, болотами, балками, урочищами, оврагами, курганами, колодцами, излучинами небольших рек. Неправильно в одном ряду перечисление: гидронимия, оронимия, мнкротопонимия. Последняя может включать имена самых разнообразных географических объектов, в том числе зимовье, одинокий охотничий домик, ручей и т. д.
Модель географического названия — его форма, построенная при помощи грамматических способов и закономерностей: при помощи суффиксации (Смоленск), префиксации (Загора), при суффиксации* префиксации (Замостье), словосложением (Красно-уральск), словосочетанием (Старый Оскол) — либо при помощи других грамматических категорий: падежей (площадь Маяковского, пик Коммунизма, залив Посье-та), числа (Красноярские Столбы, с. Кресты, г. Крестцы), императива или повелительного наклонения (скала Пронеси Господи) и т. д.
Народная этимология—объяснение по внешнему созвучию, по случайному фонетическому сходству, без учета законов языкознания и исторических условий, что приводит к полному переосмыслению географического названия и вызывает новые ассоциации. Широко распространена в топонимике. Общеизвестен пример: р. Сарысу (тюрк, «желтая вода») в Волгограде на русской почве получила форму Царица; имя алтайской р. Катуиь объясняют из современных тюрко-монголь-ских языков — «река-госпожа, река-жеищина, жена», между тем в древнетюркском минусинском отмечено просто — «река».
Нарицательные термины — см. Местные географические термины.
Народные географические термины — см. Местные географические термины.
Номенклатура географическая — а) сумма географических названий, то же топонимия; б) местные географические термины (см.).
23 О й к о н и м — название населенных пунктов: хутора, деревни, села, поселки, города и т. д.
Ономастика — раздел языкознания, изучающий собственные имена: личные имена и фамилии, прозвища людей, клички животных, географические названия, этнонимы.
О рои им — собственное географическое название гор, холмов, гряд, бугров, межгорных котловин, ущелий и других орографических объектов. Нередко в литературе суживают содержание только названиями гор и хребтов. Патронимическое название — топоним, в своем происхождении связанный с именами отцов и вообще предков: Барановичи, Милославичи, Пуховичи — (все в Белоруссии).
Отантропонимический топоним — см. Антропоним.
Первичный топоним — тоже исходное, наиболее древнее географическое название, которое со временем порождает идентичные, уже вторичные, для других объектов. Имя Москвы-реки дало много вторичных: г. Москва, Замоскворечье, Московская область, Московская улица, колхоз «Москва», кишлак Московский в Таджикистане, г. Москва в США.
Посессивные названия возникли из фамилий феодалов, помещиков, владетелей: Каховка — по фамилии помещиков Каховских; Голицыпо или Шереметьево под Москвой.
Семантика топонима — его значение, смысл географического названия.
Синхроническое изучение географических названий — изучение в одну определенную эпоху, анализ какого-либо стратиграфического горизонта в стратиграфической колонке топонимов, даже разноязычных, но сосуществующих друг с другом в пределах топонимической системы — настоящей или прошлых лет. Топонимический срез для какого-то заданного времени.
Система географических названий— совокупность специфических особенностей и признаков, закономерно повторяющихся в процессе формирования топонимии и в их современной стабильности, конечно относительной. То же топонимическая система. Определение не общепринятое.
Спелеоним — собственное название пещер.
Субстантивация географических названий — их изменение обычно из прилагательных в существительное: Черновцы из Черновский Торг; Уссурийск из Николаевск-Уссурийский; Брест из Берестов (вязовый). Субстрат — дословно подкладка. Из латин. substratum — «подкладывать, подстилать». Тот топонимический (языковый, этнический) слой, который не объясняется из современных языков, а принадлежит языкам предшествующих народов, отдельные элементы этого слоя сохранились в языке последующих поколений и более четко в географических названиях, не поддающихся этимологиям без специальных научных изысканий. Топоизоглосса — см. Изоглосса.
Топоним — всякое собственное географическое название.
Топонимика — учение о географических названиях.
Топонимическая система — см. Система географических названий.
Топонимическая стратиграфия — совокупность исторически разновременных и разноязычных горизонтов географических названий, выявляемых при исследованиях топонимии того или иного района и обязательно воздействующих друг на друга взаимным проникновением вниз и вверх по топонимической колонке в результате исторических и этнических процессов и языковых влияний.
Топонимический класс — сумма названий географических однотипных объектов: рек, озер, гор, морей, болот, населенных мест (селений, городов и т. д.). Это, как и некоторые другие определения, не общепринято.
Топонимический спектр какой-то территории, образуется географическими названиями, по своему происхождению относящимися к разным языкам. Так, на Урале такой спектр состоит из финно-угорских, самодийских, тюркских, славянских и иранских элементов. Спектр названий населенных мест, как правило, отличается от спектра гидронимов. М. В. Сергиевский (1946) составил топонимический спектр гидронимов Молдавской ССР, где славянские составляют 59%, молдавские — 20, венгерские — 16, тюркские — 5%.
«Весь комплекс названий данной территории составляет топонимический спектр, наибольший сектор в нем за-нимают названия топонимического фона» (Жучкевич, 1968). Топонимический тип — см. Модель. В нашей литературе вкладывается в эту классификационную единицу разное содержание.
Топонимический фон — слагается преобладающими однородными в языковом отношении географическими названиями, среди которых всегда присутствуют иноязычные, вкрапленные в поде господствующих. Так, в Казахстане, особенно в восточном н центральном, на фоне тюркских топонимов выделяются русские: Петропавловск, Усть-Каменогорск, Целиноград, неэтимоло-гизированные Иргиз, Иртыш и т. д.
Топонимия — совокупность собственных географических названий какого-то района, области, края и других региональных единиц.
Топоним полного предложения — такое географическое название, в котором присутствует глагол. Не характерен для славянской топонимии (Гуляй-поле), но не редок в тюркской: Барсаксльмес (пойдешь — не вернешься). Топономастика — часть ономастики (см.), изучающая собственные географические названия. То же топонимика. Урбоним — название города. См. ойконим.
Формант — словообразующий элемент, самостоятельно не употребляющийся в языке. Это могут быть аффиксы, грамматические показатели. Широко распространен в топонимике: Иркут-ск, При-волж-ск-ое; Бий-Хем, Улуг-Хем, Ка-Хем и другие реки в Туве. В топонимике также топоформант.
Хороним — название больших областей, стран, обширных пространств.
Эллипс, эллипсис — эллиптические топонимы — усеченные, потерявшие первоначальную форму; Лрхангелогородск — ныне Архангельск, р. Кафирнин-гандарья — Кафирнинган.
Этимология географических названий — их происхождение, выяснение содержания и отношений с другими подобными (рус. Новгород, ит. Неаполь, семит. Карфаген, англ. Ньюсити и Ньюкасл, тадж. Новабад, тюрк. Джанги-Шаар — «новый город»).
Этиология географических названий — изучение исторических и географических условии их рождения и эволюции.
Этнонимические географические названия (этнонимы в топонимии)—названия, которые возникли из наименований народов, племен, родов: Ханты-Мансийск, Черкесск, Якутск, Братск из более правильной формы Бурятск. То же э т н о т о п о н и м.

<<<--->>>