Cтарый 4емоданВЛАДИМИР АЛЕКСЕЕВИЧ ГИЛЯРОВСКИЙ
4
Великая Октябрьская социалистическая революция в корне изменила жизнь России, вызвала из недр народа гигантские творческие силы. К власти пришли те, кто был лишен всяких прав при старом строе,— люди труда. Многие из друзей Гиляровского не приняли этих перемен, оказались по ту сторону баррикад. Не будем сейчас осуждать их: времени прошло много, сама жизнь, сама судьба покарала тех, кто пошел против народа. Те, у кого оставалась честь и совесть, вернулись на родину; те, кто сжег все корабли, кончили свою жизнь на чужбине, и горек был их конец.
Владимир Алексеевич Гиляровский был в числе тех представителей честной старой интеллигенции, которые приняли Советскую власть и стали работать рука об руку с ней, выполняя тем самым свой долг перед родиной и народом.
Своим близким Владимир Алексеевич говорил:
— Октябрь развязал мне язык.
Шестьдесят четыре года исполнилось Гиляровскому в 1917 году, возраст немалый, но он почувствовал, что у него выросли крылья и что он может полным голосом петь свою песню. Позади была большая жизнь, накоплены были огромные наблюдения, впечатления, и все это требовало выхода.
В 1922 году он выпустил отдельным изданием своего любимого «Степана Разина», на этот раз без всяких цензурных купюр, которые были ему так ненавистны. Вскоре он принялся за свою знаменитую книгу «Москва и москвичи», и в 1926 году она вышла в свет. В 1928 году вышла книга «Мои скитания», а в 1931 году — «Записки москвича». В 1934 году автор закончил свой новый труд, «Москва газетная», явившийся ярким документом описанного в нем времени. Вышли, разумеется, и «Трущобные люди», которые в свое время были беспощадно зарезаны царской цензурой. Перед самой своей смертью он закончил работу над книгой «Люди театра», которую назвал повестью актерской жизни...
А уже наступила старость, глубокая старость, от которой никуда не денешься.
Очень хорошо об этом периоде его жизни написал В. Г. Лидин: «Весь московский, с московским говорком, с табакеркой, в которой нюхательный табак изготовлен по его рецепту... Гиляровский в нашей современности казался выходцем из прошлого, навсегда ушедшего мира. Но, не сдаваясь старости, он не хотел жить одними воспоминаниями,
18
прошлым. В своей бекешке и папахе, если дело было зимой, в старомодном подобии казакина и сапогах, если шло к теплу, все еще лихой, бравый, гордый своей неподдающейся времени выправкой, с суковатой палкой в руке, он тянулся к молодым, он не хотел отставать. Но, как могучий дуб, постепенно теряющий листья, а там и суки, так с годами облетал и обламывался Гиляровский, и все же он не сдавался: он шел туда, где были люди, он еще шумел, похохатьтал, рассказывал случаи из долголетней своей жизни, «одалживал» табачок, иногда сгибал руку, чтобы пощупали мускулы,— весь в сегодняшнем дне и меньше всего в прошлом.
Жизнь Гиляровского могла бы служить примером несгибаемости человеческой воли»'.
Книги Владимира Алексеевича, которые были итогом всей его бурной и кипучей, деятельной жизни, имели крупный, вполне заслуженный успех. Большие тиражи расходились немедленно. Ни одна из его книг не залеживалась. Старые люди находили в них отзвуки известных им далеких лет, молодежь узнавала, как жили их отцы и деды. «Племя младое, незнакомое» с жадностью набрасывалось на воспоминания Гиляровского, написанные колоритнейшим языком, сочным, вкусным — от каждой страницы пахло исконной Россией, Москвой.
В книге «Москва и москвичи», в авторском предисловии, Гиляровский написал: «Я — москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я — москвич!
...Минувшее проходит предо мною...
Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал...
И вот «на старости я сызнова живу» двумя жизнями: «старой» и «новой». Старая — фон новой, который должен отразить величие второй. И моя работа делает меня молодым и счастливым — меня, прожившего и живущего.
На грани двух столетий, На переломе двух миров».
' Вл. Лидии «Люди и встречи», М., «Советский писатель», 1957. стр. 57 — 58.
19
Истинный богатырь, 82-летний Гиляровский, страдая жестокими недугами, глухой и полуслепой, упорно боролся со смертью. Как свидетельствует Николай Иванович Морозов, воспитанник и друг писателя, незадолго до своей кончины, лежа на смертном одре, Владимир Алексеевич сказал ему:
«— Никто от нас с тобой в жизни не плакал. Никому мы не сделали никакого зла. Душа моя чиста... Чиста совесть... Как у новорожденного. Чувствую, как мне легко будет на рбсстанях. Об этом мне хотелось тебе сказать»
В ночь на 1 октября 1935 года Владимира Алексеевича Гиляровского не стало.
Он ушел из жизни, но книги его остались с нами. Их не уберешь с полки, они продолжают жить и долго еще будут жить. Он не писал толстых романов и повестей, но многие из его современников, которые в свое время были популярны, купались в призрачной славе, ушли из памяти людской, забыты, а он остался. Такого богатыря нельзя забыть. Нельзя забыть Владимира Алексеевича Гиляровского — талантливого в каждой своей строке журналиста и писателя, «защитника угнетенных и обиженных», как назвала его М. Н. Ермолова.
Чистое сердце и добрый талант были у этого во всех отношениях Большого Человека.
Ник. Кружков
<<<---
