С. МОКРОУСОВ

СПАСАЯ
СВЯТЫНЮ ПОЛКА
Казанбаев Шарифзян Габдурахманович родился в 1916 году в деревне Сараши Бардымского района Пермской области. После окончания семилетки и курсов в Свердловске работал дорожным мастером. Затем был избран председателем сельпо. В сентябре 1938 года был призван в армию. Службу проходил в 14-й воздушнодесантной бригаде. В составе 14-го полка 6-й гвардейской воздушнодесантной дивизии участвовал в боях на Северо-Западном фронте, на Курской дуге, в освобождении Белгорода, Харькова, Полтавы, Кременчуга, Знаменки, Кировограда, в Корсунь-Шевченковской операции. На фронте вступил в КПСС.
При освобождении Молдавии,
оказавшись в окружении в составе штаба полка в селе Чоколтени 1 апреля 1944 года, ценою своей жизни спас святыню полка—гвардейское знамя.
Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии старши-не Шарифзяну Казанбаеву 13 сентября 1944 года посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Ш. Г. Казанбаев похоронен в селе Чоколтени Молдавской ССР. На месте его гибели установлен памятник.

Южная ночь наступила внезапно. Как-то быстро исчезли сумерки и наступила темнота. Зато небо сразу же засветилось тысячами звезд, которые горели значительно ярче, чем на Урале. Это сразу приметил Шарифзян Казанбаев, когда стал выстраивать своих солдат.
— Ну как, отдохнули? — спросил он своих подчиненных.
— А как же! — ответил за всех рядовой Иван Терентьев, бывший колхозник из Калининской области.
— А теперь, ребята, снова в поход. Наш гвардейский полк получил приказ: выйти в тыл к немцам, на рассвете захватить село Чоколтени и перерезать шоссе. Немецкие части должны попасть в окружение. Дальнейшая наша задача — не выпускать их из «котла». Не дать им возможности прорваться из окружения. Выступаем сейчас. Сначала пойдем по балке. Там стык двух немецких полков. Оба не прикрыты. Дальше — через буковый лес и виноградники. Предупреждаю: не курить, двигаться бесшумно.
Шарифзян Казанбаев привел свой комендантский взвод в Чоколтени, когда там с противником было покончено. Разведчики и солдаты первого батальона перерезали телефонные провода, которые тянулись от тыловых подразделений немецких полков, расположенных в селе Чоколтени, без шума убрали часовых и в короткой схватке овладели населенным пунктом.
Фашисты опомнились лишь к полудню, когда поняли, что шоссе перерезано и село Чоколтени находится в наших руках. Немцы бросили против гвардейского полка танки, бронетранспортеры, автоматчиков. Начался упорный бой.
На восточной окраине, возле крайней хаты, залег гвардии старшина Шарифзян Казанбаев со своими солдатами. На поле боя горели уже три вражеских танка, два бронетранспортера, валялись десятки трупов фашистских солдат. Немецкая пехота не выдержала такого отпора и откатилась.
Вскоре с востока показалась новая колонна фашистов. И вновь противник двинулся на деревню. Гвардейцы отбили и эту атаку.
Потом к фашистам подошло еще подкрепление. На позиции гвардейцев обрушился сильный артиллерийский огонь. Одно за другим вышли из строя четыре противотанковых орудия. У гвардейцев остались лишь противотанковые гранаты.
20
А немцы начали очередную, четвертую по счету, атаку. С востока подходили все новые и новые части противника. Гвардейский полк нес большие потери. Всего пятьсот человек насчитывал он, когда двинулся в тыл немцев. А здесь атаки следовали одна за другой. И все же гвардейцы мужественно удерживали захваченный рубеж.
Когда противнику удалось подойти к северной окраине села и захватить несколько домиков, Шарифзяна Казанбаева вызвали в штаб. Его встретили командир полка гвардии майор Би-кеев и начальник штаба гвардии майор Фарберов.
— Гвардии старшина Казанбаев, — начал командир полка.— Нам нужно продержаться самое большее час-полтора. В пяти километрах отсюда находится наша кавалерийская дивизия. Она спешит к нам на помощь. Положение наше не из легких. Фашистов в десять раз больше, чем нас. Но мы будем сражаться до последнего солдата. Это — наш долг. Долг гвардейцев. На тебя возлагаю очень ответственную задачу — спасти гвардейское знамя. Я верю в тебя. Ты — коммунист и все сделаешь, чтобы спасти святыню нашего полка.
— Умру, но не отдам знамя врагу, — ответил старшина Казанбаев.
Фарберов снял с древка гвардейское знамя полка и вручил его Казанбаеву. Тот сразу же спрятал его под гимнастерку.
— С тобой пойдут пять солдат. Будет надежнее, — сказал Бикеев.
Через несколько минут гвардейцы выбрались на южную окраину села. Они благополучно миновали виноградники, небольшой яблоневый сад, затем вошли в буковый лесок, который тянулся вдоль шоссе.
И здесь, километрах в двух от деревни, их заметили немцы. Начался жестокий неравный бой. Гвардейцы бережно расходовали каждый патрон. Стреляли только наверняка. Они не давали противнику приблизиться ни на один метр. Разъяренные неудачей, немцы бросили против советских воинов бронетранспортер и роту автоматчиков. Очередью из пулемета Шарифзян перебил скаты бронетранспортера, и машина остановилась. Выпрыгивающие из нее фашистские солдаты тут же были скошены пулеметной очередью.
Но в неравной схватке таяли силы гвардейцев. В живых оставались только двое — Казанбаев и рядовой Терентьев. Отражая натиск врага, Шарифзян все время думал о том, как спасти знамя.
— Иван! — крикнул он Терентьеву. — Прикрой меня огнем.
21
Я закопаю знамя в землю. Если погибнем — наши найдут нас и догадаются, где искать знамя.
Казанбаев начал руками разгребать около себя землю. Сделав небольшое углубление, он положил туда свернутое знамя. И вдруг вскрикнул Иван Терентьев, сраженный вражеской пулей. Автомат выпал у него из рук.
Шарифзян Казанбаев остался с врагом один на один. От ран слабели руки, кружилась голова. Но он продолжал вести бой.
Вот от его меткого выстрела свалился вражеский автоматчик, за ним еще несколько человек. А фашисты все приближались и падали, сраженные меткими пулями уральца. Но гвардеец слабел с каждой минутой. Кровь из ран на руке и груди сочилась на землю, где лежало спрятанное знамя, и некогда было сделать перевязку.
Когда от меткого выстрела на землю свалился четырнадцатый гитлеровский автоматчик, Шарифзян получил третье ранение— в голову —и потерял сознание.
Он очнулся под вечер. Услышав шум автомашин и цокот копыт, Шарифзян поднял голову. По дороге двигался отряд казаков в кубанках, с алыми лампасами на шароварах. Он крикнул им, замахал правой рукой — подняться уже не было сил. К нему подъехали несколько кавалеристов во главе с офицером.
Шарифзян слабеющим голосом произнес:
— Тут, подо... мной... знамя нашего полка.
Он слегка подвинулся, сдвинул холмик земли и обнажил алое полотнище. Он пытался вынуть его из углубления, но смог только приподнять угол знамени. Потом пальцы его разжались, и гвардеец снова приник к земле.
В тот же день кавалеристы доставили знамя в гвардейский полк. Омытое кровью гвардии старшины Шарифзяна Казанбаева, спасенное ценою жизни его и товарищей, гвардейское знамя вновь развевалось над полком.
В селе Чоколтени свято чтут память героя с Урала. Его имя носит пионерская дружина местной школы. На могиле Шарифзяна Казанбаева жители деревни установили бюст.
★ ★ ★

О. СЕЛЯНКИН
ОДИН ИЗ ДВЕНАДЦАТИ

Маркелов Владимир Андреевич родился в 1925 году в деревне Новая Подбаска Мелекесского района Ульяновской области. К началу Великой Отечественной войны окончил девять классов и поступил в школу ФЗО в Ульяновске. После окончания школы, с 1942 года, работал на Ульяновском автомобильном заводе. В январе 1943 года добровольцем ушел в Советскую Армию, где был зачислен в воздушнодесантные войска. Звание Героя Советского Союза присвоено 21 июля 1944 года. На груди коммуниста Владимира Андреевича Маркело-ва, кроме боевых наград, есть и орден «Знак Почета».
В настоящее время офицер В. А. Маркелов продолжает службу в Советской Армии.

В июне 1944 года войска Карельского фронта готовились форсировать многоводную Свирь, на правом берегу которой, на участке Ошта — Свирьстрой, фашистские войска занимали крупный плацдарм. Форсирование любой водной преграды — дело сложное, требующее большой подготовки и точного расчета. А здесь все усложнялось тем, что фронт на этом участке стабилизировался три года назад. Враг глубоко зарылся в землю, успел создать три линии укреплений.
Советское командование понимало, что форсирование реки в таких условиях — задача очень сложная, и к операции войска готовились хотя и быстро, но очень тщательно, план ее разрабатывали во всех деталях. Операции должна была предшествовать артиллерийская подготовка в течение трех с половиной часов. Цель ее — подавить огневые точки врага, сделать бреши в проволочных заграждениях, уничтожить хотя бы часть главных оборонительных сооружений. Знали, что враг имеет батареи и огневые точки, которые затаились и обнаружат себя только в самый решающий момент нашего наступления. А сколько их, этих точек? Какова их огневая мощь? Нужно заставить их открыть огонь, потом — засечь и подавить. Но как заставить врага пойти с главного козыря?
Наконец решение было найдено: когда огонь нашей артиллерии будет перенесен в глубь обороны противника, начать ложное форсирование Свири.
На воду спустили двенадцать плотиков, на которых были размещены чучела людей и макеты боевой техники. К каждому из плотиков нужен был смельчак, который вел бы плотик в заданном направлении и стрелял по врагу, создавая картину общего наступления.
Над тем, где взять двенадцать смельчаков, долго не думали: в любой части найдутся. Но выбор пал на бойцов 300-го гвардейского полка воздушных десантников.
Только объявили, что надо добровольцев на опасное дело,— десятки солдат вышли из строя на два шага вперед. Из них и выбрали двенадцать. Самых лучших. Таких, что в любой переделке не дрогнут. Среди них оказался и ефрейтор Владимир Маркелов.
Каждому из двенадцати объяснили общую и его личную за-
24
дачи. Потренировались в форсировании водного рубежа и в штурме укрепленной полосы.
А потом настала ночь на 21 июня 1944 года. Белая ночь. Отчетливо видны не только редкие пряди белого тумана, лениво плывущего над Свирью, но и деревья на том берегу, где затаился враг. Было удивительно тихо. Казалось, и нет никакой войны. И вдруг разом ударили многие пушки. По нежно-голубому небу заметались багровые сполохи, а на правом берегу Свири разорвались первые наши снаряды, круша доты и дзоты, выворачивая из земли колья с колючей проволокой. Сначала враг попытался вести ответный огонь, но скоро умолк.
Ровно за сорок минут до конца нашей артиллерийской подготовки был отдан приказ:
— Двенадцать плотов на воду!
И еще немного погодя:
— Начать движение!
В этот момент, словно намереваясь помочь врагу, подул легкий ветерок и поднял над рекой клочья тумана, которые хоть как-то маскировали плотики.
Наша артиллерия продолжала крушить укрепления врага. Ее огонь стал еще яростнее, и все равно только двенадцать плотиков, за каждым из которых прятался смельчак, были мишенью для всех уцелевших огневых точек. На них обрушился весь вражеский огонь. Сначала — пулеметный и автоматный, а потом — минометный и орудийный. С плотиков зло ответили автоматным огнем.
Вражеские пули, осколки мин и снарядов впивались в бревна плотика, прошивали насквозь лежащие на них макеты, пузырили воду около головы Маркелова, но он упрямо продолжал продвигаться вперед, толкая перед собой плотик и короткими очередями отвечая на выстрелы.
Временами водяные столбы от разорвавшихся вражеских снарядов подымались так близко от плотика, что его швыряло, как щепку, и тогда казалось, что руки вот-вот выпустят скользкие бревна. Частокол водяных столбов совсем скрывал правый берег, но ефрейтор Маркелов все равно посылал туда короткие очереди. Он напоминал о себе, давал знать врагу, что еще жив, что движется вперед. Он вызывал огонь на себя.
Владимир не заметил, как наша артиллерия начала подавлять обнаружившие себя огневые точки врага. Он просто вдруг почувствовал, что вокруг плотика стало меньше рваться снарядов, что вроде бы не так густо летят вражеские пули. Он не оглядывался назад, смотрел только на правый берег, до ко-
25
торого оставались уже считанные метры. Ефрейтор Маркелов твердо знал, что он обязан добраться до берега и броситься вперед, на врага, уничтожая его огнем автомата, ударами приклада или десантного ножа. Так гласил боевой приказ.
А если бы он оглянулся в это время назад, то увидел бы десятки плотов, плотиков, лодок и понтонов. Уже не двенадцать смельчаков, а тысячи рвались к вражеским укреплениям. Владимир Маркелов одним из первых ворвался во вражескую траншею.
Родина высоко оценила его подвиг, и Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1944 года ему, как и всем остальным одиннадцати смельчакам, было присвоено звание Героя Советского Союза.
А потом были День Победы и Парад Победы в Москве. И по Красной площади мимо Мавзолея В. И. Ленина прошагал старшина Владимир Маркелов. Он был одним из тех, кому выпала высокая честь представлять на этом параде нашу Армию, армию-победительницу.
После войны Владимир Андреевич Маркелов, уже будучи отцом семейства, продолжил учебу в школе, затем окончил военное училище и Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. И всюду он пользовался авторитетом и уважением. В академии товарищи неоднократно избирали его секретарем своей партийной организации.
★ ★ ★

В. СВАЛОВ
НА ПРАВОМ БЕРЕГУ ДНЕПРА

Суслов Василий Афанасьевич родился в 1921 году в деревне Орловка Чердынского района Пермской области. В 1939 году по призыву комсомола поехал работать на Дальний Восток. Вскоре был призван в армию. В конце 1942 года младший сержант Суслов прибыл на Северо-Западный фронт и был направлен в 5-й полк 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии. В ее составе В. А. Суслов участвовал в боях под Старой Руссой, в освобождении левобережной Украины, в битве за Днепр. Здесь он стал коммунистом. Здесь совершил подвиг. Звание Героя Советского Союза присвоено 20 декабря 1943 года.
В настоящее время В. А. Суслов живет и работает в Соликамске.

К переправе через Днепр подошли ночью 1 октября 1943 года. Темно — хоть глаз выколи. Отцепив свою 75-миллиметровую пушку от «виллиса», расчет покатил ее по понтонному мосту на руках. Рядом сплошным потоком шли пехотинцы. Разбившись по двое, они волокли снарядные ящики. Некоторые несли снаряды под мышками.
Река шумела под понтонами глухо и тревожно. Этот мощный шум не могли заглушить довольно частые разрывы снарядов и мин — немцы держали переправу под постоянным обстрелом. Иногда снаряд попадал в мост, и к месту разрыва устремлялись молчаливые саперы, стоявшие под огнем по краям моста, оберегая всех переправляющихся на ту сторону от неверного шага. А в этой кромешной тьме шагнуть с моста в реку совсем недолго. Направление движения угадывалось слабым заревом над высоким берегом — там шли упорные, не замолкавшие даже ночью бои. И надо было спешить туда...
Вот такой запомнилась переправа Василию Суслову. Много позднее военный историк так описал эту обстановку:
«Крупного успеха при форсировании Днепра достиг Степной фронт. Первыми вступили на правый берег северо-западнее Верхне-Днепровска войска 7-й гвардейской армии. В ночь на 25 сентября передовые подразделения, широко используя подручные переправочные средства, преодолели реку и захватили небольшие плацдармы. К утру сюда переправились основные силы стрелковых полков и часть артиллерии. Отражая ожесточенные контратаки, войска армии за пять дней соединили занятые плацдармы в один общий, расширив его до 25 километров по фронту и до 15 километров в глубину. К 30 сентября форсировали Днепр и остальные армии».
С помощью пехотинцев расчет Василия Суслова тащил свою пушку на высокий берег. Сзади подпирали пушки других расчетов.
— Давай!.. Вперед!.. Чего там? — Командир батареи карабкался по склону рядом и тоже впрягался, помогал провернуть тугие колеса вверх по склону. Когда одолели крутизну берега, стало полегче. Но еще несколько километров навстречу бою пришлось тянуть пушку все вверх и вверх.
Вся ночь прошла в тяжелом физическом напряжении. Выка-
28
тили пушку на огневую позицию, взялись за лопаты — рыть укрытие для пушки, окоп для склада снарядов, щели для себя. А утром начался бой. Да так и не кончался этот бой почти двенадцать суток. Отбивая яростные контратаки немцев, «расчет уничтожил три танка, двенадцать огневых точек противника и до роты живой силы», — так писал в донесении командир батареи.
Потом бои затихли. Немцы перегруппировались для новых попыток столкнуть наши войска в Днепр. Не дремали и наши. Прибывали новые силы, укреплялась оборона плацдарма. Пушку Василия Суслова выдвинули прямо на передовую — на прямую наводку, сразу за небольшой деревушкой со странным названием Мичурин Рог. От края кукурузного поля в сторону немцев уходил покатый широкий лог. В дальнем его конце виднелись белые мазанки другого села.
— Танкоопасное направление, — сказал комбат. Но Суслов и сам понимал, какой участок достался его расчету.
За ночь оборудовали позицию, приготовили боеприпасы, замаскировали пушку сухими кукурузными стеблями. Оставив охранение, расчет устроился отдыхать. Только заряжающий Григорий Жуков все еще рылся в окопе.
— Углубить еще немного надо и нишу вырыть...
Глубина щели, если ее рыл Жуков, всегда была почти два метра. А внизу еще и в сторону сделает углубление, чтобы спать не под открытым небом. Жуков был самым старшим по возрасту, хозяйственным и расчетливым солдатом. Он спокойно сносил насмешки острого на язык наводчика Саши Друзенко и прозвище Крот принял от него равнодушно. Как-то так получилось, что именно Жуков всегда готовил укрытие и для командира. А потом это укрытие стало общим для обоих.
Перед рассветом, укутавшись шинелью, Суслов прилег возле орудия. Но спать не пришлось. Только задремал, как наблюдатель тронул за плечо.
— Смотрите. — Он протянул бинокль и показал рукой в сторону дальнего конца лога. На фоне белых стен мазанок уже можно было различить движение.
«Танки!» — мелькнула догадка.
Одна за другой машины поворачивали в лог. Суслов лихорадочно закрутил рукоятку полевого телефона.
— В логу сосредоточиваются танки, — доложил он.
— Сколько?
Не знаю... Есть продолжать наблюдение и не стрелять без приказа!
Светало быстро. Вот уже за Днепром начало разливаться за-
29
рево восхода. Лучи солнца позолотили далекие сады и левады. Танки все прибывали в лог и медленно приближались к выходу из лощины. Ясно были видны обрамленные белым черные кресты на броне. Стал слышен лязг гусениц.
«Расстояние пятьсот метров», — мысленно определил Суслов.
Он огляделся. Все ли готово к отражению танковой атаки? Саша Друзенко с побледневшим лицом приник к окуляру прицела. Иван Шумов и другие подносчики снарядов тянулись через бруствер, стараясь разглядеть врага. Они возбужденно обменивались короткими замечаниями. В голосах чувствовались тревога и решимость.
— Откуда их столько?..
— Ну, держись, братцы!..
Только заряжающий Григорий Жуков, кажется, совсем не интересовался тем, что происходит впереди. Он деловито раскладывал поудобнее ящики с бронебойными и подкалиберными снарядами, сложил у бруствера щели кучку гранат Ф-1. Отдельно от них положил три противотанковые гранаты и стал сосредоточенно вставлять в них запалы.
Ожидание становилось тягостным, и Суслов скомандовал:
— Всем с бруствера!.. Проверить личное оружие, запалы в гранаты ввернуть... Приготовиться к отражению танковой атаки противника...
Суслов внимательно наблюдал в бинокль за тем, что происходит в логу. Танков становилось все больше. Докладывая об этом по телефону, он оглянулся и посмотрел в сторону НП, расположенного на самом гребне прибрежных холмов. Где-то там и остальные орудия, но разглядеть их невозможно.
Из-за Днепра, со стороны солнца, нарастал гул самолетов.
— Штурмовики идут, — обрадовался Суслов. — Ну, держись, фрицы!..
А из лога уже выползали первые танки. Карабкаясь на пологие распаханные склоны, они расходились веером для атаки. Прямо на орудие ползла тесная группа танков. Тяжелый головной танк был уже меньше чем в трехстах метрах, когда последовала команда открыть огонь. Началась отчаянная дуэль пушки и танков.
Первым же снарядом головной танк был подбит. На его броне заплясали языки пламени. Еще два выстрела, и второй танк, обошедший подбитую машину слева, тоже встал. Вот загорелась еще одна машина, вставшая правее остальных. Вот и четвертый танк остановлен...
30
Но и пушка оказалась под обстрелом. Сразу восемь или десять танковых пушек вели прицельный огонь с близкого расстояния по огневой позиции сусловского расчета. Снаряды взрывали бруствер, рвались впереди, справа, слева. Фонтаны земли закрывали обзор, свистели осколки, сверху непрерывно сыпались комья глины. Но через равные промежутки времени пушка посылала снаряд за снарядом навстречу врагу.
И вдруг выстрела не последовало. Суслов хотел крикнуть Друзенко, но не увидел его у прицела. Саша был убит наповал. Бережно уложив безжизненное тело наводчика, Суслов сам встал к панораме.
Потеряно было совсем немного времени, а цели в перекрестии прицела казались уже огромными. Вот еще один танк запылал и еще... Разворачивая ствол то вправо, то влево, сержант Суслов посылал снаряд за снарядом в бронированные чудовища, меченные паучьими крестами. Было что-то невероятное в самом факте, что пушка еще жила. Счет подбитых ею танков уже перешел десяток. От расчета осталось только четверо-трое. А пушка чудом продолжала огонь.
Наконец они остались вдвоем: заряжающий и командир орудия. Ничего не замечая вокруг, Суслов стрелял и стрелял. Он обернулся от прицела к Жукову только когда тот не успел быстро перезарядить орудие. Заряжающий бежал со снарядным ящиком прямо по куче стреляных гильз, и они звенели под его ногами.
— Скорее!.. Заряжай!
Вся огневая позиция, так тщательно сделанная расчетом, сейчас была сплошь изрыта воронками и представляла месиво глины, металла и крови.
Последние выстрелы пришлось делать уже не вперед, вдоль лощины, а вправо, вдоль линии своих окопов. Несколько танков подошли вплотную к ним.
— Смотри! — Жуков оттолкнул Суслова от прицела и показал рукой ему за спину. Вдоль окопа прямо на орудие шел танк. До него не более двадцати метров. Пушку не развернуть...
— В укрытие!..
Фашисты не стреляли, уверенные, что теперь-то они просто раздавят этих смельчаков вместе с их проклятой пушкой. Мгновение— и выдернута чека предохранителя с противотанковой гранаты. Чуть выждав, когда танк приблизится, Суслов швырнул под гусеницу гранату.
— Есть еще один!
31
Вслед за подбитым танком к пушке двигались еще два. Навстречу им тоже полетели гранаты.
Все же силы оказались неравными. Фашистских танков было много, а за ними шли автоматчики. В окоп смельчаков плюхнулась граната. Жуков успел схватить ее за длинную деревянную рукоятку и выбросить. Потом окоп закрыла тень танка. Они едва успели заползти в нишу. И снова в окоп угодила граната... А потом стены окопа завалились, поползли.
Очнулся Суслов быстро. Жуков, прижавшись лицом к его шее, глухо стонал. В полуразваленном окопе они были засыпаны землей. Только в глубине ниши был воздух и можно было дышать. Звуки боя глухо доходили сквозь завал.
— Потерпи, Гриша, темноты дождаться надо... Потерпи...
Но темнота не принесла тишины. Бой не прекращался. А рядом всю ночь гудели моторы. Немцы тягачами уводили в балку подбитые танки. Слышалась лающая речь фашистов.
На рассвете бой начал разгораться снова. Земля часто и гулко вздрагивала, и после каждого такого толчка на полузасыпанные лица бойцов валилась новая порция земли. В окоп спрыгнули двое немцев. То ли они сами были перепуганы насмерть, то ли шум боя мешал, но они не почувствовали присутствия двух русских солдат. А те всеми силами старались не выдать себя. Из окопа немцы вскоре убрались, но бубнили где-то рядом.
Днем шум боя стих. Немцы сидели на бруствере, гремели котелками, вызывая у Суслова чувство мучительного голода. А еще хотелось курить.
Временами говор немцев удалялся, и Жуков с Сусловым успевали перекинуться несколькими словами.
— Не могу больше, ноги... Давай попробуем выбраться, а?
— Нет, Гриша, это наверняка — плен. Если не сможешь терпеть, я взорву гранату... Лучше уж так...
И еще ночь прошла. А к полудню снова яростно задрожала от взрывов земля. Атаковали наши танки. Их моторы слышались рядом. Немцы поспешно отходили.
— Ну, дождались, Гриша. Давай выбираться...
Только откопав товарища, Суслов понял, каких сил стоило тому сдерживать стоны. Жуков был тяжело ранен в обе ноги. В обычных условиях он истек бы кровью. Но завалившая их земля сослужила добрую службу, сыграв роль тугой повязки, остановила кровотечение. Взвалив товарища на спину, Суслов пополз по полю в сторону своих.
...Санитары встретили их уже на вершине холма, где был
32

раньше наблюдательный пункт артдивизиона. На госпитальном эвакопункте они попрощались. Жуков ослабел. Прижимая к груди голову товарища, расплакался.
— Спас ты меня, командир... Спасибо тебе... А то бы плен...
— Это ты спас обоих. Твоя ниша в окопе...
Уже после войны Суслов разыскал своего товарища. Жуков еще в госпитале получил награду — орден Красного Знамени.
В поисках своего дивизиона Суслов обошел все известные ему места. Но за двое суток боев прошла не одна перегруппировка. Нашел он лишь остатки артсклада. Охранял его солдат из расчета второго орудия Ленков.
— Вот те на! А ваш расчет весь считают погибшим.
Суслов устало махнул рукой, давая понять, что сил нет рассказывать.
— Где штаб? — Он опустился на снарядный ящик и снял каску. Лицо Ленкова побледнело.
— Ты смотри, поседел ведь, — испуганно проговорил он и засуетился: — Не веришь? Глянь в зеркало. — И протянул осколок стекла.
Суслов как-то равнодушно посмотрел в зеркало. Черная щетина покрывала щеки. Тяжелые складки легли между бровей и на лбу. «Грязи-то...» В слежавшихся волосах широкой полосой на левой стороне легли белоснежные пряди.
— Видели, все видели, как вы дрались, — сказал, обнимая Суслова, командир дивизиона. — Молодцы!.. Да, из мертвых встали вы с Жуковым... Старшину ко мне! — приказал он вестовому, а затем снова обратился к Суслову: — Как бы не отослал похоронную на тебя... Ну, рассказывай подробнее...
★ ★ ★