Cтарый 4емодан«НЕВЕРОЯТНАЯ СИЛА СОПРОТИВЛЯЕМОСТИ»
В доме предварительного заключения политическим разрешалось читать. Воспользовавшись этим обстоятельством, Михаил Иванович затребовал огромное количество книг. Среди них ♦Обоснование народничества» Волгина, «Геология» Лайеля, курс истории... Здесь, в тюрьме, прочитал он и первый том «Капитала» Маркса. К моменту выхода из тюрьмы — апрель 1900 года — в библиотечном формуляре Калинина числилось 160 книг!
«В тюрьме,— писал он,— человек располагает большим временем: здесь работать не только не заставляли, но политикам даже было запрещено, и поэтому эти десять месяцев были целиком посвящены. если можно так выразиться, на просвещение».
Ни одной минуты времени не пропало у него даром. Отдыхая от чтения, он пробовал писать, набивал себе руку, знал, что со временем и это ему пригодится. Записки под видом писем посылал на волю.
Узнав об аресте Калинина, Юлия Попова помчалась в жандармерию:
— Калинин — рядовой рабочий. А вы его в тюрьме держите!
Разговаривать с ней не стали, тем более что она сама была на подозрении. Только жандарм едко заметил:
— Не беспокойтесь, таких, как вы, он десятерых на ниточку навяжет и поведет за собой...
Весть об аресте Калинина всполошила семью Мордухай-Болтовских. Сразу же по приезде в Петербург из Тетькова Дмитрий Петрович вместе с Марией Ивановной пошел к начальнику жандармско-
го управления. Приняты они были любезно, и разговор был откровенный. Генерал рассказал жандарму, кто такой Михаил Калинин, дал ему самую лестную характеристику (без всякого сомнения, это честный человек и патриот). Больше того, он заявил: «Считаю себя лично морально ответственным за его воспитание, а в политические он мог попасть только по несознательности».
Вот тут-то и поставил себя генерал в неловкое положение. Услышав эти слова, жандармский полковник иронически заулыбался.
— Вот, извольте ознакомиться! — И перед Дмитрием Петровичем лег добросовестно составленный тюремным библиотекарем список книг, прочитанных, а также затребованных Михаилом Калининым.
О несознательности не могло быть и речи...
Ранней весной последнего года XIX века Калинина выпустили из тюрьмы и предложили выбрать себе новое местожительство, любое, кроме столицы. Он выбрал Тифлис.
Так началась первая ссылка Михаила Ивановича Калинина. Забегая вперед, скажем, что менее чем за 20 предреволюционных лет царская охранка 14 раз запирала его в тюрьмы и высылала из столицы. А он, освободившись, снова и снова бросался в бои с самодержавием, словом и собственным примером поднимал рабочих на борьбу за их права...
В Тифлисе Михаил Иванович встретился с довольно крепкой и боеспособной партийной организацией. В Грузни в это время было немало марксистских кружков, работу которых возглавляли опытные революционеры — Иосиф Джугашвили, Владимир Кецховели, Мнха Цхакая, Александр Цулукидзе. В Тифлисе находились в ссылке такие видныедеятели российской социал-демократии, как Сергей Аллилуев, Ипполит Франчески, Зиновий Литвин-Седой. Они быстро вовлекают Калинина в активную революционную работу. Уже на третий день он выступает на нелегальном собрании рабочих с докладом о I съезде РСДРП и о петербургском «Союзе борьбы».
Деятельность Калинина находила подготовленную почву. Главные железнодорожные мастерские, куда он поступил работать, были охвачены волнениями. Назревала забастовка, в организации которой Михаилу Ивановичу принадлежала немалая роль. Забастовка длилась 15 дней и, хотя закончилась поражением, многое дала для организации рабочих, обогатила их опытом борьбы, укрепила чувство солидарности.
Революционную работу Калинина в Тифлисе охарактеризовал прокурор местной судебной палаты. Он сообщал в министерство юстиции: «С июля месяца 1900 г. рабочие Савченко и Калинин, образовав кружок, в состав коего вошли железнодорожные рабочие, стали устраивать сходки, собираясь для этого на квартирах. На сходках этих Савченко и Калинин говорили о тяжести положения рабочих, о необходимости борьбы с правительством, об устройстве демократической кассы для оказания помощи рабочим при забастовках; сверх того они читали разные нелегальные издания и объясняли прочитанное».
Товарищ Калинина по боевым делам М. Д. Савченко рассказывает, как оборвалась их революционная работа в Тифлисе:
♦В конце 1900 года к нам ночью явились жандармы. Тщательно перетряхнули все наши вещи и книги. Закончив свою «работу» на рассвете, они «попросили» нас одеться и «пожаловать» с ними». Оба революционера были брошены в Метехский замок.
Через два месяца, не сумев собрать достаточного количества прямых улик против Калинина, его освободили из тюрьмы с запрещением проживать в университетских городах и промышленных центрах, в том числе и в Тифлисе.
Одновременно ему объявили, что отныне над ним учиняется гласный надзор полиции.
Поскольку тифлисским жандармам было безразлично, куда отправить Калинина — лишь бы с глаз долой беспокойного человека! — они не воспротивились его желанию перебраться в Ревель.
И здесь под бдительным оком жандармов он снова принимается за революционное дело. Сначала устроившись работать по специальности на машиностроительный завод «Вольта», а затем перейдя в железнодорожные мастерские, чтобы легче было держать связь с Петербургом, Калинин создает новые марксистские кружки, ведет боевую пропаганду, организует печатание прокламаций, перевод на эстонский язык и распространение ленинской газеты «Искра». По рекомендации петербургской организации Михаил Калинин устанавливает с «Искрой» постоянную связь, посылает туда корреспонденции, подписываясь псевдонимом «Чужестранец».
За короткий срок дела принимают большой размах, а Калинин становится одним из видных руководителей революционного подполья Ревеля. «Наша группа, — пишет он в своих воспоминаниях, — стала настолько заметна, что я уже был приглашен в новую редакцию эстонской газеты на конспиративные совещания... у нас уже почти на всех заводах были связи, а в вагоностроительном заводе даже целый кружок. Заведены были связи и с типографией...»
В группу входили не только рабочие Каллис, Вески, Рохтма, но и представители интеллигенции — слушатели железнодорожного училища Тирвельт и Калнин, конторщик Дешкин, инженер Бобровский, студент-медик Блюмберг. Всех их поражала неуемная энергия Калинина, его могучая воля, целеустремленность в работе. Казалось, что Михаил Иванович не знает усталости. После работы он выходил с завода быстрой походкой — молодой, ясноглазый, с небольшой русой бородкой, сдвинув шляпу на затылок... Не иначе, на свидание торопится! Но Калинин торопился не на свидание. Сегодня, кажется, друзьям из типографии удалось наконец добыть шрифт и мастику — можно начать печатание прокламаций.
Жил Калинин в это время в двухкомнатной квартире, расположенной в полуподвальном помещении — удобно, в окна никто не заглядывает. Здесь решил и гектограф установить.
Дело оказалось несложным, но кропотливым и... дымным. Для того чтобы начать печатать надо было расплавить мастику. Комнаты заполнились густым дымом. Калинин кашлял и ободрял друзей:
— Это, ребята, еще не самое страшное. Терпите.
В это время произошел эпизод, который лишний
раз показал Калинину и его товарищам, как незначительная случайность может погубить превосходно задуманное дело и организацию.
В дверь постучали — решительно, по-хозяйски. Так стучит обычно полиция.
Михаил быстро сунул все принадлежности под кровать, помощников закрыл в соседней комнате. Славу богу, дым начал немножко рассеиваться...
Интуиция не подвела — пришел жандарм.
— Печка дымит? — поинтересовался он.
— Печка... — охотно поддакнул Калинин.
— Да, печника нынче хорошего найти трудно.
— Нелегко...
— Сочувствую, господин Калинин. Я к вам, собственно, по делу. Повесточка вам — на допрос извольте пожаловать...
«Везет», — радовался Михаил Иванович, когда вежливый жандарм закрыл за собой дверь.
К утру часть прокламаций была готова, а вскоре железнодорожные мастерские забурлили: листовки, появившиеся невесть откуда, звали рабочих к борьбе против каторжных условий труда, указывали истинного виновника всех бедствий народных — царский строй России.
Не так давно в Центральном государственном архиве истории Эстонской ССР были обнаружены документы, свидетельствующие, что Калинин вел агитационно-пропагандистскую работу не только среди рабочих, но и среди учащихся. 7 декабря 1903 года директор ревельской Николаевской гимназии доносил в Эстляндское губернское жандармское управление, что среди учащихся распространяются прокламации антиправительственного содержания, что, лак стало ему известно, учащиеся старших классов «собираются по вечерам вместе и находятся в сношении с неким Калининым, работающим на одном из здешних заводов и находящимся под надзором полиции за пропаганду среди рабочих».
В этих условиях, разумеется, ищейки усилили свой надзор "За Калининым.
...Арестовали Михаила Ивановича прямо на работе, когда он, вернувшись из очередной поездки в Петербург, едва успел припрятать кое-что из привезенной литературы. Повезли домой: обыск полагалось делать в присутствии хозяина квартиры.
«Искали, искали,— рассказывал потом Калинин, — ничего особенного. Завязали книг с полсотни, тенденциозных так называемых. Я уж им и веревку дал, и простыню, и сам вязать помогал, чтобы только поскорее ушли.
Ну, садится полковник за стол протокол писать. Сидит вот так за столом и пишет. Вдруг случайно открывает ящик рукой, а там шифр. А это самое вредное. И брошюры нелегальные.
Полковник доволен:
— Я и забыл сюда посмотреть, а вот они где!
Я тогда обозлился. И простыню отобрал, и веревки. Ну вас к черту! Вяжите сами!»
Очередной номер «Искры» отметил в «Хронике революционной борьбы» : «Ревель. 15 января арестован] раб[очий| Мих. Калинин (в третий раз)».
После кратковременного пребывания в знакомом петербургском доме предварительного заключения Михаила Ивановича перевели в «Кресты»—одну из самых страшных тюрем России.
Здесь как-то вечером Калинин услышал проникающие сквозь тюремные каменные стены нечеловеческие крики истязаемых заключенных.
— Прекратите, гады, палачи проклятые!!!
Барабанил в неподатливую дверь, пока не разбил
кулаки в кровь. Потом взял в руки табуретку. Слышал, как закричала, застучала, вся тюрьма:
— Изверги, кровопийцы! За все нам ответите!
Диким кошмаром долго вспоминался этот вечер
Калинину. Озверевшие тюремщики начали избиение политических с верхнего этажа, потом добрались и до камеры Калинина, находившейся внизу. Ворвались распаленные, пьяные, с покрасневшими глазами. Навалились всей оравой, били кулаками, сапогами. Били зверски, пьянея от азарта, от сознания собственной безнаказанности...
Бесчувственного, окровавленного Калинина оставили в закрытой камере. Думали: сдохнет — черт с ним. Еще спасибо скажут...
Но Михаил Иванович не умер. Могучий молодой организм выдержал, хотя все тело стало черно-си-ним от ударов кованых сапог.
Много позже, в день своего шестидесятилетия, вспоминал Михаил Иванович это время:
«...На второй день после моего перевода (в «Кресты».— А. Т.) нас начали избивать, и начали как раз сверху, с пятого этажа. Некоторые товарищи вскоре померли — через полгода, через год. А меня избивали 41-м, и я уцелел. Вот такая случайность... Если бы первого били, вряд ли я выжил бы».
Из «КресТОв», когда Калинин оправился от побоев, власти выслали его снова в Ревель, но вскоре, сообразив, что оживление подпольной работы в городе явно совпадает с появлением там этого человека, решили упрятать его подальше. В административном порядке ему была назначена четырехлетняя ссылка в Сибирь, замененная затем ввиду начавшейся русско-японской войны ссылкой в Олонецкую губернию.
В тяжелейших условиях преследования и гонений Калинин сохранял присутствие духа, стремился использовать «свободное» время для самообразования. Перед отправкой в ссылку ему пришлось посидеть в ревельской губернской тюрьме. Начальник этой тюрьмы запрашивал — и неоднократно — прокурора окружного суда, можно ли разрешить выдать заключенному Калинину затребованную им литературу: «Капитал» и «Критику политической экономии» К. Маркса, «Исповедь» Руссо, очерки по истории русской литературы, по аграрному вопросу и т. д.
Получив книги, Михаил Иванович про себя ухмылялся: «Теперь я свободный для учебы человек. Теперь почитаю...»
В конце марта ворота тюрьмы открылись для Калинина. Ему предстоял тяжелый каторжный путь в далекий Повенец, про который в народе говорили, что он там, «где свету конец».
Это были трудные годы в жизни Калинина. Чтобы обеспечить себе пропитание, он вынужден был днем работать кузнецом, а вечером допоздна подрабатывать на переписке бумаг.
Но и в этих условиях Калинин не перестает заниматься революционной деятельностью: организует нелегальные собрания ссыльных, страстно дискутирует с эсерами, ведет пропаганду среди местных жителей и, конечно, много читает.
Именно в это время прочел он ленинскую работу «К деревенской бедноте». До этого Михаил Иванович не подозревал, что о сложных политических проблемах можно говорить так просто и ясно, не опускаясь в тоже время до уровня неграмотного человека. Казалось, с крестьянами разговаривает опытный наставник, учитель и в то же время товарищ, отлично знающий нужды и заботы бедноты. Страницу за страницей читал Калинин ленинские слова о царских чиновниках, которые, как темный лес, стоят над безгласным народом, ткут густую паутину, где бьются люди; о жалких крестьянских наделах, куда помещичья земля клином вогнана так, чтобы мужику курицу было некуда выпустить. «Мы хотим,— писал Ленин,— добиться нового, лучшего устройства общества: в этом новом, лучшем обществе не должно быть ни богатых, ни бедных... Это новое, лучшее общество называется социалистическим обществом».
Калинина, соединившего в себе черты тверского крестьянина и питерского рабочего, особенно поразила простота и убедительность гениальной идеи Ленина о союзе рабочего класса с крестьянством. Пропаганду этой идеи, борьбу за ее осуществление Михаил Иванович вел всю свою жизнь...
В начале 1905 года в ответ на прошение, поданное несколько месяцев назад, неожиданно приходит разрешение повидаться с родителями. Однако о свидании с родными Калинин пока не думает. Вместе с товарищем по ссылке И. Правдиным он едет в Петербург.
Столица Российской империи, только что пережившая Кровавое воскресенье, бурлила негодованием. Политические забастовки следовали одна за другой. В разных районах города то и дело вспыхивали митинги. «Долой самодержавие!»—этот лозунг все громче и все настойчивее звучал с импровизированных трибун.
Товарищи из Петербургского комитета РСДРП, куда отправились Калинин с Правдиным, посоветовали им на время скрыться, во избежание нового ареста. Калинин решает уехать в Верхнюю Троицу. Однако прежде он успел побывать на дискуссионном собрании с меньшевиками и сделать для себя твердый вывод. На родину он приехал большевиком.
Это было одно из самых длительных пребываний Калинина в деревне. Он вернулся в Петербург только в сентябре, когда накал революционной борьбы в стране приближался к своему апогею. Большевики Питера, руководствуясь резолюцией III съезда своей партии, готовили рабочий класс к вооруженному восстанию. Повсеместно возникали рабочие советы, на заводах и фабриках создавались боевые дружины, готовилось оружие.
Калинин, или товарищ Никанор, как его стали называть соратники по большевистскому подполью, с головой уходит в революционную работу. Он разъезжает по фабрикам и заводам, создает боевые дружины рабочих, организует с ними занятия по военному делу, проявляя при этом глубокое знание существа вопроса. Его советы были всегда деловиты, продуманны и потому исполнялись с охотой и быстро.
В Петербурге началась стачка протеста против готовящейся расправы с присоединившимися к революции кронштадтскими моряками. Десятки тысяч рабочих не встали к станкам. Остановился гигант Путиловский.
Среди тех, кто игнорировал стачку, оказались рабочие городской конки. На очередном заседании Нарвского райкома партии дружинники с восторгом, перебивая друг друга, рассказывали, как они расправляются со штрейкбрехерами: останавливают конку, выгоняют пассажиров и полицейских, а если те отказываются выйти, опрокидывают вагоны.
Слова Калинина отрезвили многих.
— Полицейских в вагонах кувыркать, конечно, хорошо,— говорил Михаил Иванович.— Но здесь слишком восторгаются этим. Ну, опрокинули конку, перепугали кондукторов, а дальше что? А по-моему, конки конками, но главное внимание надо направить на занятие боевых дружин, на стычки с черной сотней и полицией, на то, чтобы добывать оружие. Надо расширять стачку, делать ее всеобщей.
После манифеста 17 октября последовала амнистия политическим. Михаил Иванович переходит на легальное положение и вновь, как шесть лет назад,
поступает на Путиловский завод. Ему не терпится крепче связаться со столь знакомым ему и родным Нарвским районом.
Большевики Нарвской заставы избирают его членом районного комитета. По поручению райкома Калинин создает в районе легальный рабочий клуб. Здесь он выступал с докладами, беседовал с рабочими, устраивал лекции на различные темы. Излишне говорить, что под легальной вывеской велась большая нелегальная революционная работа.
Клуб рабочих Нарвского района посещал Владимир Ильич Ленин, вернувшийся из эмиграции в начале ноября. Есть основания полагать, что именно здесь Михаил Иванович лично познакомился с человеком, которого он до конца своих дней считал своим учителем, наетавником и другом.
В клубе, размещавшемся на квартире старого приятеля Калинина И. Д. Иванова, хранилось оружие, здесь находился центр сбора дружинников. Большевики Питера готовы были к восстанию.
10 декабря в Москве началось вооруженное восстание. Однако Питер не выступил в поддержку москвичей. Петербургский Совет, возглавляемый Троцким, не поднял знамени восстания. Меньшевики и эсеры своими действиями вносили дезорганизацию в ряды пролетариата.
В ночь с 11 на 12 декабря в небольшом домике на Петергофском шоссе, где жили Иванов и Калинин, группа дружинников тщетно ожидала представителя эсеров, обещавших доставить динамит. Этим динамитом Калинин рассчитывал взорвать мост через Николаевскую дорогу, чтобы не пустить составы с солдатами в Москву.
Представитель не пришел. Днем позже на Пути-ловском начался полицейский разбой. Арестовывали по малейшему подозрению. Вновь Калинина выручает Верхняя Троица... Возвращается он в Петербург в начале февраля 1906 года, но появляться в Нарв-ском районе не рискует. Устроиться на завод даже в другом районе без солидной рекомендации было почти невозможно.
Когда один из василеостровских большевиков попросил начальство Трубочного завода принять токарем «дядю»—Михаила Калинина, его первым делом спросили:
— А где он шатался в 1905 году?
После пробы, убедившись, что имеет дело с квалифицированным токарем, начальник 8-й инструментальной мастерской зачислил Калинина на работу.
Авторитет Михаила Ивановича среди рабочих в это время был уже настолько высок, что его сразу же избирают в Василеостровский райком партии, а вслед за этим и членом Петербургского комитета РСДРП.
Большевики готовились к IV (Объединительному) съезду партии. На ряде собраний, где обсуждались тактические платформы большевиков и меньшевиков, выступал В. И. Ленин. Калинин, во всем поддерживавший точку зрения Ленина, избирается делегатом съезда.
И на съезде он по всем принципиальным вопросам был на стороне Владимира Ильича. В протоколах съезда в случаях поименного голосования после фамилии «Ленин», как правило, стоит: «Никано-ров» (партийная кличка Калинина в это время). Михаил Иванович хорошо понимал, что острая идейная борьба, развернувшаяся между большевиками и меньшевиками, будет иметь огромное значение для воспитания пролетариата, для разоблачения меньшевиков, для укрепления рядов марксистской партии, партии нового типа.
После съезда Калинин по заданию партии ведет большую работу в профсоюзах, участвует в подготовке к выборам II Государственной думы. В самом начале полосы оголтелой реакции (июнь 1907 года) он подвергся новому аресту.
В 1908 году семья Калининых переезжает в Москву. Михаил Иванович надеялся, что здесь его меньше знают, здесь, может быть, удастся некоторое время спокойно поработать.
Поселился он в высоком, добротной кладки, крас-нокирпичном доме, расположенном неподалеку от Миусской трамвайной подстанции. Старожилы навсегда запомнили Калинина. С его появлением будто новая струя влилась в революционное движение района. Петр Смидович, возглавлявший здесь большевистскую организацию, обрел деятельного помощника. Для того чтобы обмануть бдительность жандармов, Калинин предложил открыть клуб «для небогатых слоев населения». Здесь под вывеской легального заведения Калинин и его товарищи на многочисленных диспутах и собраниях громили отзовистов и ликвидаторов, отстаивали в спорах ленинскую линию. Большинство рабочих шли за ними. Активность их изо дня в день возрастала. Этого, разумеется, не могла не заметить полиция. Охранка заводит на Калинина «дело», в котором он именуется условно «Живой». Все чаще среди посетителей клуба появлялись одетые под рабочих шпики, и Калинину приходилось делать вид, что собрание только для того и созвано, чтобы послушать его рассказ о творчестве Максима Горького. Когда тайная слежка ничего не дала, полиция стала действовать открыто. Как-то в клуб вошел полицейский, гаркнул:
— Всем разойтись, окромя господина Калинина!
Козырнул, отчеканил:
— Имею предписание арестовать вас и препроводить в участок.
— Сказали бы хоть, за что...— произнес Михаил Иванович.
— В участке узнаете.
В участке Калинину предъявили смехотворное обвинение: клуб, видите ли, не был официально зарегистрирован.
После недолгого пребывания в сущевском полицейском доме Калинина выпустили, взяв с него подписку о немедленном выезде из Москвы. Надежда на спокойную работу не оправдалась.
Выждав в Верхней Троице, как ему казалось, достаточное время, Михаил опять едет в Питер. Новый арест — новая высылка в деревню. Все повторяется сначала.
Об этой полосе своей жизни, о приездах в Петербург Калинин рассказывает с большой теплотой: ♦ ...приедешь из провинции на Николаевский вокзал, денег, по обыкновению, ни гроша, выходишь на Знаменскую площадь, идет липкий, мокрый снег. Скупой питерский свет скрывает конец проспекта 25 Октября *. Вдыхаешь полной грудью воздух столицы. Ах, как хорошо!
Если есть деньги, на трамвай сядешь, а нет — быстрее трамвая айда на Васильевский, Выборгскую или на Нарвскую заставу, к выходу рабочих из завода. Там встреча с товарищами, выходящими с работ. Кормят обедом. Устраивают с квартирой. Пускаются в ход все пружины для поступления в завод на работу.
Калинин по предложению Владимира Ильича был Введен в состав Центрального Комитета РСДРП. С новой энергией берется он за работу.
Весенним половодьем разливалось по России рабочее движение. Но усиливались и репрессии. Калинину при каждом аресте удавалось избегать суда и отделываться сравнительно короткими сроками тюремных отсидок. Долгие годы революционной борьбы научили его остерегаться провокаторов, проявлять осторожность, чтобы сохранить себя для новых партийных дел.
Хитрости, на которые шли большевики, чтобы обмануть власти, неисчислимы. Вот, например, как было организовано распространение «Правды» на заводе «Айваз». «Это очень трудная работа,— рассказывал М. И. Калинин.— Как правило, с часу ночи надо было быть в типографии и прямо с машины нести газету на завод. Цензура часто конфисковала номера газеты, и наши товарищи должны были захватывать первые оттиски. Это делалось так: первый отпечатанный лист шел в цензуру, машина же продолжала печатать, не дожидаясь разрешения, а пришедшие за газетой люди забирали и уносили ее к себе. Когда приходил приказ о конфискации номера, часть тиража газеты уже была на квартирах у разносчиков. Утром, бывало, читаешь сообщение о конфискации номера и одновременно видишь его в руках рабочих».
Но, несмотря на все предосторожности, тучи над головой Калинина сгущаются. Он избежал тюрьмы, когда арестовали большевистскую фракцию IV Думы, сошла с рук ему маевка 1915 года в Левашов-ском лесу, на которой он выступил с речью... Похоже, что полиция накапливала материал на него. В деле Калинина, хранящемся в жандармерии, появляется документ, содержащий перечень его «преступных» деяний:
«Калинин, Михаил Иванов, по агентурным сведениям,— социал-демократ (большевик), ленинец. Видный и деятельный партийный работник, член Выборгского районного комитета...
В прежние годы состоял членом Петроградского комитета, был на съездах социал-демократов, имеет большой опыт организационной работы, ведет широкое знакомство с интеллигенцией, пользуется большой популярностью среди рабочих, много раз выступал на митингах, призывал к забастовке, хороший оратор и пропагандист. В 1915 году имел партийный псевдоним «Никанор Петров». Вел агитацию за забастовку 1 мая среди рабочих завода «Айваз»».
Гром грянул 8 января 1916 года. В этот день жандармы опять схватили Михаила Калинина. Это было последнее, но, пожалуй, самое мучительное для него тюремное заключение. Страна бурлила. Надвигалась революция. Сидеть в каменном мешке в такое время было особенно тяжело.
В начале 1917 года власти приняли решение выслать Калинина в Сибирь. Решить-то решили, но оплошность допустили — освободили под расписку до высылки. Петербургский комитет большевиков предложил Калинину никуда не ездить, перейти на нелегальное положение. Так он и сделал.
А немногим больше чем через месяц Михаил Иванович сам руководил освобождением революционеров из тюрем.
М. И. Калинин рассказывал, что, когда началась Февральская революция, он работал в небольшой мастерской у Финляндского вокзала. Этот район оказался районом оживленных революционных действий. Уже 26 февраля боевые дружины рабочих начали разоружать полицию и вооружаться сами, а на следующий день толпы восставших захватывали важнейшие узловые пункты города.
Площадь перед Финляндским вокзалом заполнена восставшими. Среди них Калинин. Вдали показалась воинская часть. Кто такие? Будут ли стрелять в рабочих? Нет, не похоже.
Кто-то кричит радостно:
— Солдаты за нас!
И действительно, на шинелях многих солдат красные бантики. Какой-то унтер командует:
— Охрану вокзала арестовать!
В одно мгновение охранники оказываются разоруженными.
Но толпа в нерешительности. Что же дальше?
Солдаты кричат:
— Где вожаки? Ведите нас.
Михаилу Ивановичу ясно — нельзя дать остынуть энтузиазму масс, надо подсказать конкретное дело. Возгласы солдат подхлестнули мысль. Калинин поднялся на площадку вокзала, крикнул что было силы:
— Если хотите иметь вождей, то вон рядом «Кресты». Вождей надо сначала освободить!
Толпа с восторгом принимает предложение. Стихийно создаются отряды. Избираются руководители. Одни направляются к «Крестам», другие — к военной тюрьме. Отряды, в которых перемешались рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, как бы олицетворяют собой тот союз рабочих и крестьян, созданию которого столько внимания уделял В. И. Ленин.
К вечеру победа революции стала очевидным для каждого фактом.
Дни и месяцы, прошедшие с этого момента до победы Октября, справедливо было бы приравнять к годам и десятилетиям. Настолько они напряженны, содержательны, емки.
Калинин в это время в самом центре революционного движения. 2 марта, в день, когда было объявлено о составе Временного правительства, большевики Питера собрались, чтобы выбрать свой, пока временный, партийный комитет. Михаил Иванович стал членом этого комитета, а несколько дней спустя был избран представителем ПК с правом решающего голоса в Бюро ЦК РСДРП(б). Центральный Комитет ввел Калинина в состав редакции «Правды».
Обязанностей, как видим, было предостаточно, но Калинин, захваченный бурным революционным порывом, помолодевший и выпрямившийся, успевал всюду — на заводы, на очередное заседание ПК, обсуждавшее вопрос: приступать на заводах к работе или продолжать забастовку.
Вопрос этот, казавшийся Калинину ясным и очевидным, тем не менее вызывал бурные споры. Многие горячо доказывали, что возобновлять работу, пока революция не закончилась, нельзя. Став к станкам, рабочие-де потеряют интерес к борьбе. Ослабнут и распылятся по заводам и фабрикам революционные силы. Кто поручится, что в этих условиях не будет попытки восстановления монархии?
Михаил Иванович напомнил, что забастовочные дни рабочим не оплачиваются. Каждый такой день оборачивается для забастовщика серьезным материальным ущербом, обрекает на голод его семью. И потом — кто сказал, что заводы распыляют силы рабочих? Напротив, самыми успешными забастовками всегда были те, которые начинались с завода.
Большинство поддержало Калинина. Было решено приступить к работе, но на новой основе — на основе восьмичасового рабочего дня.
3 апреля вернулся в Петроград Ленин. На следующий день он выступил со своими знаменитыми Апрельскими тезисами, в которых определил курс на перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую.
В эти дни, как и прежде, Калинин — один из ближайших и самых верных помощников Ленина. Он полностью разделяет все его взгляды, непримиримо, аргументированно отстаивает их в полемике с меньшевиками и эсерами, с инакомыслящими товарищами по партии.
В апреле — июле «Солдатская правда» регулярно печатает статьи Калинина—«Слухи», «О войне», «Братание», «О большевиках», «Кризис власти» и др. В них он разоблачает лживые высказывания буржуазной прессы, демагогические утверждения меньшевиков и эсеров, разъясняет тактику партии, отстаивает ленинские идеи о революции, о войне, о союзе рабочих и крестьян.
События неотвратимо развивались в сторону социалистической революции. Буржуазное Временное правительство, как убедительно показывали большевики, не было в состоянии решить ни одного насущного вопроса, волновавшего трудящиеся и солдатские массы,— ни вопроса о войне, ни вопроса о земле, ни вопроса о хлебе.
Стремительно, как стрелка барометра перед бурей, падало влияние Временного правительства. Все сильнее возрастали авторитет и фактическая власть подлинно народных органов — Советов, но большинство в Советах составляли меньшевики и эсеры. Нужно было отнять у них это преимущество.
После вхождения меньшевиков и эсеров во Временное правительство стало ясно, что они образовали с буржуазией единый блок, цель которого — не допустить развития революции. 18 июня питерский пролетариат вышел на демонстрацию. Меньшевики и эсеры, господствовавшие на I Всероссийском съезде Советов, рассчитывали на то, что пройдет она под их лозунгом доверия Временному правительству. Они жестоко просчитались. Большинство участников демонстрации выразило свое недоверие буржуазным и меньшевистско-эсеровским правителям. Возглавляемые Калининым рабочие крупнейшего трудового района Питера — Выборгского — также шли под лозунгом «Вся власть Советам!».
«Недалекое будущее покажет,— писал Калинин в одной из своих статей того времени,— какими вождями будут социалистические министры — вождями революции или контрреволюции».
Будущее не замедлило подтвердить прогнозы большевиков. Июльские события, кровавый расстрел мирной рабочей демонстрации положили конец иллюзиям даже тех, кто вчера был уверен в «революционности» Временного правительства. Кончилось двоевластие. Кончился мирный период революции. Партия большевиков, завоевывавшая все большее число рабочего класса и трудового крестьянства под свои знамена, взяла курс на подготовку вооруженного восстания.
***
далее...
