Cтарый 4емоданПОСТИЖЕНИЕ МАСТЕРСТВА
В августе 1914 года разразилась война. Началась мобилизация в армию. Работавший в городе старший брат Павел сообщил, что его забирают в солдаты. В письме к Сергею он наказывал: «Сам понимаешь, какие доходы у солдата. Я больше денег высылать не смогу. Коль так получилось, то тебе теперь одному помогать родителям растить сестренок и младшего братишку...» Павла угнали на фронт.
Еще более тяжелым бременем легли на плечи Сергея заботы о семье. Раньше казалось: отцу износа не будет. А тут только въедет во двор поздним вечером после работы, бросит поводья — и нет уж у него больше силенок. Шатаясь от усталости, войдет в Дом, ляжет прямо одетым на лавку и лежит, тяжело дыша, пока Сергей распряжет лошадь, задаст ей корм. Сергею до слез было жалко отца, и он, как мог, старался его освободить от всего, что тот обычно делал в вечерние часы: чинил сбрую, точил инструмент.
А тут новое несчастье свалилось на дом Симоновых. Однажды к ним в избу зашел отпущенный подчистую солдат-калека, про- I биравшийся через Федотово в свою деревню. Он рассказал, что служил с Павлом в одной роте. В том же кровавом бою, в котором солдат был изувечен, Павел погиб. Сраженный горем отец совсем занемог.
Затеянное империалистами кровавое побоище требовало все больше пушечного мяса. Одна мобилизация следовала за другой. Забрали в солдаты и уже далеко не молодого кузнеца Антоныча.
Все эти события сплелись в тугой узел и подтолкнули Сергея к решительным действиям. С одной стороны, он не мог бросить семью — без его рук она бы совсем пропала. С другой — надо было найти такую работу, которая позволяла хотя бы сводить концы с концами: в Федотове такой не было. К тому же нестерпимым стало сознание, что за год он к осуществлению своей мечты нисколько не приблизился. Нет, время слишком дорого, нельзя медлить! С таким настроением он отправился в город Ковров, что в 12 верстах от Федотова. Здесь ему приглянулся чугунолитейный механический завод.
Выслушав Сергея и узнав о его прежней работе, мастер никак не мог взять в толк, зачем парень пришел именно к ним: ведь о литейном производстве он, по существу, не имел никакого представления. Невдомек было мастеру, что как раз это Симонова сюда и привело. Сначала он ему даже категорически отказал, посоветовал пойти на другие заводы, где мог бы пригодиться его прежний опыт.
— Пришлось проявить настырность,— вспоминал Сергей Гаврилович.— Стал умолять поставить меня к тискам и дать любое за- ! дание. Мастер вроде бы сдался, но чувствую, что готовит подвох. И действительно, он долго копался в каком-то ящике, пока не выбрал самую сложную деталь. «Изготовь такую же,— сказал он, протягивая ее мне.— Да чтобы размеры совпадали. Заготовку найдешь вон там». Сказал и ушел куда-то.
В углу, куда указал мастер, заготовок никаких не оказалось. Были лишь самой разной формы куски железа, брошенные туда за ненадобностью. И все же среди этого хлама Симонову удалось найти обрубок подходящего размера. В инструменте недостатка не было, и он энергично взялся за дело.
Не прошло и часа, как деталь была готова. Но мастер все не возвращался. Тогда Сергей принялся еще шлифовать поверхность детали (хотя этого и не требовалось), придавая ей зеркальный блеск: пусть знают, на что он способен!
Когда наконец пришел мастер и увидел поделку Сергея, от изумления он словно лишился речи: перед ним была работа самого высокого класса. Мастер долго придирчиво проверял размеры детали штангенциркулем, убедился в их полном соответствии оригиналу: ни миллиметра больше или меньше. Вырвав из блокнота листок, он что-то написал на нем карандашом и протянул Сергею:
-Иди в контору, оформляйся.
Так Симонов стал слесарем завода, изготовлявшего станины другие массивные детали для ткацких, сверлильных и прочих станков.
...Здесь, в родном отцовском доме, где Сергей Гаврилович одну 33 другой воскрешал в памяти страницы далекой юности, все новые попадавшие на глаза предметы напоминали ему о прошлом.
На заднем дворе, где начинался огород, он вдруг узрел приделанную кем-то к заборному столбу причудливо изогнутую металлическую трубку с облупившейся никелировкой. Конец ее был задран вверх наподобие вешалки. То ли козу к ней привязывали, то ли веревку для сушки белья — теперь сказать трудно.
Сергей Гаврилович узнал в этой трубке руль велосипеда, на котором в 1915 году ездил из Федотова на работу в Ковров.
— Каждый день ходить по 12 верст в оба конца пешком не шутка,— вспоминал Сергей Гаврилович.— Так не надолго меня хватило бы. И вот узнаю, что у соседа есть давно проржавевший велосипед. Иду к хозяину, прошу продать. Он отдал его по дешевке. Помню, как ругался отец, когда я принес эту рухлядь в избу,— не поверилось ему, что все это можно восстановить. Я и сам сомневался, хотя вида не подавал. Каждый вечер после работы возился с велосипедом, пока не довел до ума...
Работа слесаря по ремонту оборудования дайала Симонову возможность свободно ходить из цеха в цех. Это было как раз то, о чем он мечтал. Устраняя неисправности то в одном, то в другом месте, Сергей за год изучил до тонкостей не только все имевшиеся на заводе станки и машины, но и само литейное производство. Он был доволен: сделан новый шаг к Большому Мастеру.
И тут, как два года назад на фабрике Куваева, он стал все отчетливее чувствовать, что, продолжая работать на литейно-ме-ханическом, квалификацию уже никак не повысишь.
Начальство ценило его расторопность, умение быстро обнаружить и устранить неполадки, словом, было им довольно. Любили его и рабочие за покладистость, готовность в нужный момент прийти на помощь. И все же в душе его все отчетливей пробуждалось беспокойство, что напрасно теряется время, не приближающее его теперь уже ни на шаг к поставленной цели.
Мастер уговаривал Симонова остаться и даже обещал повысить оклад, но он не отступил, хотя и знал, что на новом месте будет зарабатывать меньше. Увлеченность идеей отстраняла материальные соображения на второй план.
В том же Коврове Сергей устроился на фабрику по ремонту ткацких станков. Если в Иваново-Вознесенске ему довелось ознакомиться со всеми машинами, используемыми на текстильной фабрике в отделочном производстве, то о ткацких станках он не имел никакого представления. Пришлось еще раз начинать все сначала. Ну что ж, он к этому стремился.
Не беда, что на первых порах вновь пришлось быть в роли ученика: солидный запас знаний, уже приобретенные профессиональные навыки вместе с природной смекалкой позволяли за считанные дни разобраться что к чему, прочувствовать специфику прежде незнакомого ему оборудования. Ну а потом начался процесс более глубокого познания самых сложных узлов машин. Уже на этой стадии Симонов нередко удивлял мастеров своими предложениями, упрощающими и улучшающими работу механизмов. По существу, на новом месте ему нужна была лишь неделя-две, чтобы полностью освоиться и стать вровень со своими товарищами, проработавшими тут несколько лет. А через месяц он уже слыл мастером на все руки.
Теперь, когда любому парню открыты двери всех учебных заведений — только учись! — пожалуй, может показаться, что Симонов был «летуном». И в самом деле' тогда он ни на одном предприятии не работал более одного-двух лет. Сергей Гаврилович вспоминал, как трудно было расставаться с привычным укладом, с хорошими людьми, с которыми успевал подружиться. И все же, встречаясь за воротами завода с рабочими других предприятий, он всегда дотошно их расспрашивал, подбирал место, куда бы стоило перейти. При этом заработком он интересовался меньше всего. Важнее для него было, чтобы там обязательно присутствовало что-то новое, дотоле ему неведомое, чтобы было чему научиться.
Как-то, а шел тогда уже 1916 год, в разговоре с мастеровыми Симонов услышал, что на станцию Растяпино Нижегородской губернии навезли много техники, приступили к строительству механического завода. Требовались там рабочие всех специальностей и, конечно же, металлисты, слесари самых высоких разрядов. К такому сообщению Симонов не мог отнестись равнодушно, ведь строительную технику он не только не знал, но и не видел. А тут еще мастер, не ведая того, подлил масла в огонь: исчерпав свое красноречие в уговорах Сергея остаться, как последний, по его расчетам, неотразимый аргумент выпалил:
— Куда ты идешь?! Ведь там машины, которые ты и не нюхал! Охота ли тебе, уже не мальчишке, ходить в учениках?
И тут Симонов неожиданно для мастера широко улыбнулся. Не будет же он объяснять, что тот попал в самую точку. Ошарашенный такой реакцией на свои слова мастер, видимо, счел, что парень лишился рассудка, и с досады только махнул рукой: «Ну, валяй, поступай как знаешь!»
Стройка на станции Растяпино не обманула надежд Симонова: его охотно приняли и направили в инструментальный цех механической мастерской. Тут работа была более тонкой, чем та, к которой он привык, требовались повышенная внимательность и немалое мастерство. Симонов жадно постигал новое для него дело.
Рабочие инструментального цеха были для начальства на заводе палочкой-выручалочкой. Чуть где не заладится, бежали за ними. Знали, что тут собраны самые квалифицированные слесари, способные быстро устранить любую неисправность. Пожилые инструментальщики, как правило, не очень охотно бросали свои рабочие места, долго собирались, а если удавалось, то и отлынивали от аварийных работ и вызовов — им это было ни к чему. Симонова же не приходилось в таких случаях уговаривать. Он вмиг собирал в сундучок инструмент и шел куда звали. Нередко и сам напрашивался, хотя от выдаваемых мастером ежедневных заданий его никто не освобождал. Потом наверстывал за счет обеденного перерыва, задерживался после окончания рабочего дня. И все это — без дополнительной оплаты, за тот же оклад.
Такое рвение к работе и бескорыстие Симонова плохо укладывались в сознании товарищей по цеху. Они ценили в нем способность быстро разбираться в незнакомых механизмах, умение с безукоризненной точностью изготовлять любую деталь, что далеко не каждому было по силам. И все же считали его чудаком. Сергей это чувствовал, но даже не пытался их разубеждать. «Пусть считают меня кем хотят,— думал Симонов,— это избавит от необходимости объяснять свои поступки, какими бы нелепыми они им ни казались...»
За помощью к инструментальщикам нередко обращались и из других цехов. Сергей и им не отказывал. На удивление товарищей, он даже как-то согласился в морозы покинуть теплое помещение инструментального цеха и несколько недель дежурить на лесозаводе. Там аварии случались нечасто. И все же Симонов работу себе находил. Одну за другой он по своей инициативе разбирал строгальные, вальцовочные и другие машины, когда они из-за отсутствия заказов простаивали, вновь собирал, заменяя изношенные детали, смазывал трущиеся части,— словом, производил полный профилактический ремонт.
Мастер лесозавода сначала наблюдал за действиями нового дежурного слесаря настороженно: уж слишком непривычным и даже подозрительным казалось его рвение. Но потом, приглядевшись и убедившись в бескорыстии Симонова, видя, что благодаря ему оборудование лесозавода приводится в образцовое состояние, он был им очень доволен.
Симонов не терял время попусту. Он считал, что понять устройство и принцип взаимодействия узлов и деталей машины — это только полдела. Нужно еще докопаться до тонкостей, прочувствовать назначение каждого выступа и углублений, каждой шайбы и винтика. А это давалось только при полной разборке и сборке механизмов. И Сергей не ленился. Словно губка, впитывал в себя практические знания, которые в будущем обязательно пригодятся. Он в этом был уверен.
Вместе с тем Сергей все острее ощущал необходимость пополнить свой теоретический багаж: хотелось свободно читать чертежи и не только знать, но и понимать физико-химические процессы, происходящие в металле, скажем, при нагреве. Почему, например, в одном случае железо становится мягким, вязким, в другом — хрупким, в третьем — «твердокаменным»? О загадочных изменениях железа под действием тепла он знал еще со времени работы в родной деревне у кузнеца Швецова. Мог, если надо, закалить или отпустить любую деталь на углях кузнечного горна и даже с помощью паяльной лампы. Помогали накопленный к тому времени уже немалый опыт и интуиция. И все же Симонов сознавал, что на одном опыте далеко не уедешь. Чтобы быть с металлом, как говорится, на «ты», нужно еще проникнуть в тайну его структуры, в механизм внутренних превращений под воздействием термической и других обработок.
Старые мастеровые в ответ на его расспросы обычно растерянно пожимали плечами. Они бы охотно просветили любознательного парня, но и сами о вещах, которыми интересовался Сергей, имели приблизительное представление. Конечно, можно было многое узнать от начальства, но оно, как правило, держалось свысока, относилось к рабочим с пренебрежением. Значительная часть технической интеллигенции, щедро подкармливаемая предпринимателями, бдительно охраняла свои привилегии. Так, не давая возможности талантливым рабочим подняться выше определенной черты, они сохраняли.существовавший водораздел.
Сергей тяжело переживал это. Неужели он уперся в стену, которую не пробить, не обойти? Неужели его восхождение приостановилось и он теперь не достигнет желаемой вершины? «Не хотите помогать, так обойдусь и без вас! — думал он упрямо.— Надо только найти способ подковаться теоретически, и я еще покажу, на что способен рабочий человек!»
Вскоре произошли события, которые помогли осуществить его заветную мечту.
Бесславная империалистическая война уносила все новые и новые человеческие жертвы." Россия изнемогала от бесчисленных мобилизаций. Каторжный труд и бесконечные поборы, связанные с войной, поставили рабочий класс в невыносимые условия, способствовали росту его политического самосознания и стремлению к революционным преобразованиям. В Петрограде и многих других городах и губерниях страны проходили забастовки й стачки.
Со всей полнотой обнажилась бездарность царского правительства, показавшего свою несостоятельность в военных вопросах. #же в начале 1915 года в действующей армии ощущалась острая нехватка оружия и боеприпасов. Достаточно сказать, что для вооружения мобилизованных резервистов, призванных защищать «веру, царя и отечество», не хватало почти миллиона винтовок. Чудовищная непредусмотрительность в организации производства и снабжения фронта оружием и боеприпасами поставила русскую армию на грань катастрофы. Выход виделся царским сановникам только один: идти на поклон к иностранным капиталистам — производителям оружия.
Внимание царских военных специалистов привлекло ускоренное оснащение пехотных дивизий воюющих стран ручными пулеметами. Будучи значительно легче станковых, ручные пулеметы обладали хорошей маневренностью и мощностью огня, столь необходимыми в наступательных операциях. К тому же, отличаясь от автоматических винтовок наличием сошки для упора и увеличенной емкостью магазина, они обеспечивали высокую меткость стрельбы и скорострельность.
Из многих стран Европы и из Америки съехались тогда в Петроград представители фирм и компаний в надежде получить выгодные заказы. Ловчее других оказался датский промышленный делец и конструктор оружия Мадсен. Он предложил наладить в России производство ручных пулеметов своей системы и с этой Целью высказал готовность перевезти сюда из Дании свой завод с полным комплектом оборудования и даже с персоналом.
Царское военное ведомство ухватилось за это предложение. Ведь Мадсен предлагал оружие, к которому подходил русский трехлинейный патрон. Это обстоятельство оказалось решающим. Но тут всполошились петроградские финансовые воротилы и крупные промышленники. -Им не было никакого дела до того, что русский солдат оказался практически безоружным перед неприятелем, что напрасно лилась людская кровь. Их больше беспокоили многомиллионные суммы, достававшиеся не им. Нет, промышленники ничего конкретного не предлагали, чтобы облегчить участь соотечественников, одетых в солдатские шинели. Наоборот, пользуясь своими связями и влиянием в военных и правительственных кругах, они делали все возможное, чтобы притормозить заключение контракта с датчанами.
В конфиденциальных беседах с Мадсеном они давали понять, что сделка состоится только в случае, если он согласится на их участие и, следовательно, поделится жирным пирогом сверхприбылей. Деваться датчанину было некуда. Боясь получить от ворот поворот, Мадсен согласился на участие в созданном в Петрограде Первом русском акционерном обществе ружейных и пулеметных заводов. Акционеры заключили договор с военным министерством на строительство в России датского завода и поставку русской армии до ноября 1918 года 15 тысяч трехлинейных ручных пулеметов Мадсена. Стоимость этого оружия определялась баснословной по тем временам суммой — 26 миллионов рублей.
Строить завод было решено в Коврове. В выборе места оказалось решающим расположение города сравнительно близко от промышленной Москвы, с которой он был' связан железной дорогой. К тому же леса, обступающие город со всех сторон, давали возможность обеспечить стройку необходимыми материалами и топливом, а протекающая рядом река Клязьма в случае необходимости могла быть использована для сплава. Важным было и то, что в Коврове к тому времени уже имелись предприятия, занимавшиеся металлообработкой, и, следовательно, рабочие кадры. Наиболее квалифицированных рабочих датчане намеревались переманить к себе.
И вот в августе 1916 года в лесу близ города состоялась торжественная закладка первого в России пулеметного завода. В ближней церкви трезвонили колокола. В заблаговременно вырытом квадратном котловане одетые в пожалованные хозяевами чистые рубахи и новые фартуки по приказу урядника неловко крестились каменщики. Подрядчик передал им окропленный «святой» водой камень, и они с подобающей случаю торжественностью уложили его на заранее приготовленное место. Так зарождался завод.
Строительство пошло споро, хотя датчане с самого начала изменили проект. Чтобы не сорвать предусмотренные договором сроки поставки первых пулеметов (это грозило им большим штрафом), они решили параллельно с основным зданием строить другое, временное, которое быстро можно было пустить в ход. И действительно, не прошло и двух с половиной месяцев со дня закладки, как уже начался монтаж оборудования.
Под бревенчатым сводом пролета временного корпуса установили более 200 различных станков, слесарные верстаки, создали участок сборки. В одном из углов корпуса поставили два дизеля, динамо-машины.
С приближением пуска завода датчане принялись энергично комплектовать управленческий аппарат и рабочие смены цехов, ^послышав об интересной работе, свои услуги им предлагали русские спецы с Тульского и Сестрорецкого оружейных заводов, стремившиеся познакомиться с передовыми по тем временам западной техникой и технологией. С этой же целью Главное артиллерийское управление военного ведомства направило на завод несколько своих квалифицированных специалистов. Но датчане были непреклонны: под разными предлогами они каждому русскому инженеру давали отказ.
Такая же тенденция — насыщать командные посты производства своими соотечественниками — наблюдалась у датчан и при подборе рабочих. Прибывшие из Копенгагена слесари, кузнецы, машинисты были, как правило, мастерами высокого класса. Но имелись работники и чрезвычайно низкой квалификации, которых, несмотря на это, ставили на должность старших только потому, что они были датчанами. В подчинении у них оказывались умелые, знающие дело русские станочники и рабочие других профессий. Связано это было не с какими-то производственными секретами, которые акционеры стремились сохранить в тайне. Все объяснялось гораздо проще.
В договоре был пункт, согласно которому по исполнении заводом заказа на поставку армии оговоренного количества пулеметов русскому военному ведомству предоставлялось право приобрести построенный акционерным обществом завод со всем оборудованием и строениями. Но Мадсену хотелось во что бы то ни стало и после истечения договора сохранить за собой концессию, продолжать получать огромные прибыли. Вот он и делал все так, чтобы в будущем русские не могли без него обойтись. Ловкий делец, разумеется, не мог предвидеть, что вскоре русский народ сметет в революционном порыве вместе с собственными эксплуататорами и его самого. Но это произошло позднее.
В конце декабря 1916 года пришли в движение ременные приводы токарных, фрезерных и сверлильных станков. Запускались в производство детали трехлинейных ручных пулеметов для пробной партии. Акционеры довольно потирали руки, предвкушая получение больших барышей.
О закулисных интригах вокруг строительства пулеметного завода в Коврове Симонов тогда не знал. Однако до него, продолжавшего трудиться на заводе в Растяпино, доходили слухи о невиданной стройке, о том, что завезено современное зарубежное оборудование, налаживается оружейное производство, казавшееся ему таинственным и заманчивым.
Нет, он тогда еще не предполагал, что именно создание оружия станет главным содержанием всей его жизни. Его тянула новизна дела, возможность познать диковинную технику, наивная надежда, что концессионеры помогут ему набраться теоретических знаний.
В конце февраля 1917 года пришла в Растяпино весть: царь низложен, власть перешла к Временному правительству. Начальство завода было в полной растерянности. Рабочие же, согнанные на строительство с разных мест, были неоргани-зованы.
Воспользовавшись неопределенностью и неразберихой, Симонов легко уговорил мастера отпустить его на несколько дней домой.
В Коврове на вокзальной площади Сергей увидел возбужденные толпы людей. Многие обнимались, жали друг другу руки. Такого оживления не бывало даже в большие престольные праздники. За Павловским мостом шла колонна демонстрантов. Впереди несли кумачовое знамя. Шествие направлялось к солдатским казармам 250-го запасного стрелкового полка, расквартированного в городе. Рабочие волновались: как встретят их солдаты? Но двери казарм оказались распахнутыми. Солдаты вышли на улицу и примкнули к демонстрантам.
Тут и там стихийно возникали митинги. Трепетали алые знамена, звучали восторженные речи. Один за другим сменялись ораторы. То и дело слышались слова: «свобода», «равенство», «братство»— и возгласы: «Долой войну!» Но были и ораторы, провозглашавшие: «Война до победного конца!» От наплыва мыслёй и чувств Сергей был ошеломлен, растерян.
В конторе пулеметного завода его встретили, словно он явился с другой планеты.
— Что? Работы? Какой еще работы? Не видишь, что делается кругом?!
Датчане пребывали в панике. Хотя в Петрограде министерские портфели и захватили крупные финансовые, промышленные и земельные воротилы — вроде бы люди, с которыми они раньше всегда находили общий язык, но само правительство называлось-то Временным. А каким оно будет, когда станет постоянным?
Симонов завернул из Коврова в деревню, побыл всего несколько часов дома и был вынужден ни с чем уехать обратно на] растяпинский завод. Но от намерения перейти на пулеметный! он не отказался. Надо было только повременить, дождаться] более благоприятной поры.
Вскоре она настала. В апреле от приехавшего с побывки зем-1 ляка Сергей узнал, что акционеры получили подтверждение от ноТ вого правительства,' что прежние контракты остаются в силе, и ускоренными темпами продолжают воздвигать завод, набирают] рабочих. И вот Симонов снова в Коврове. В конторе пулемеН ного его узнал служащий, отказавший ему в приеме два ме4 сяца назад.
— Опять пришел? Ну что ж, посмотрим, на что ты способен-На слесарном верстаке, специально отведенном для проверку принимаемых на работу новичков, были привернуты тиски. В мнгочисленных выдвижных ящиках верстака и на установленной рядом вращающейся стойке имелось великое множество слесарного инструмента, удобного в работе и самого высокого качества. Это Симонов определил сразу.
— Полегче или трудный дать тебе заданий? — спросил на ломаном русском языке датчанин. Он был одет в ладный белый комбинезон. Видимо, мастер.
Нy — Давайте самое сложное,— неожиданно для самого себя уверенно выпалил Сергей. И сам испугался своей смелости. Датчанин глянул на него недоверчиво: уж не много ли берет на себя парень, ведь совсем еще молод. Но все же дал ему на пробу изготовить деталь на высший разряд. Мастер чуть помешкал, пока Симонов как бы примерялся к заготовке, и тут же, к счастью, куда-то ушел. Уж очень Сергей не любил, когда кто-то стоит над душой. Он споро взялся за инструмент, и работа закипела.
Когда датчанин вернулся, деталь была в основном готова и Сергей заканчивал чистовую обработку. Мастер невольно залюбовался сноровкой парня, его точными, уверенными движениями, в которых угадывался опытный работник. Он дождался, пока деталь была окончательно отработана и Симонов, разжав тиски, протянул ее. Датчанин повертел ее в руках, разглядывая со всех сторон. Потом вытащил из нагрудного кармана штангенциркуль и придирчиво проверил заданные размеры. Все было точь-в-точь. На лице его еле заметно промелькнула улыбка удовлетворения. Уловив ее, Сергей облегченно вздохнул — вроде пронесло.
— Корошо, корошо,— одобрительно сказал датчанин.— Будешь работать лекальни мастерская по высший разряд...
Сергей по-настоящему был счастлив. Каким-то чутьем он почувствовал, что наконец-то будет заниматься делом не побочным. Все, что было до этого, свою работу на других заводах и фабриках он оценивал лишь как подготовку к тому, к чему пришел сейчас.
Конечно же, приятна была высокая оценка его умения, данная датчанином. И все же он не тешил себя мыслью, что в своем восхождении к профессиональному мастерству достиг совершенства. Наоборот, именно здесь, столкнувшись с самым современным оборудованием и требующим скрупулезной точности производством, Сергей понял, что еще далеко не все умеет и знает. Еще обостренней стало желание учиться, постигнуть теоретические основы металлообработки, без чего его рост как специалиста мог остановиться.
Симонов, как и прежде на каждом новом для него производстве, жадно знакомился с устройством оборудования. Датчане только поражались: вроде бы парень недавно впервые увидел Фрезерный, строгальный станки, и вот уже он управляется с ними не хуже заправского станочника.
Существенный сдвиг происходил в сознании Сергея под влиянием происходивших на предприятии событий. На пулеметном с каждым днем усиливалась борьба большевистской группы за влияние среди рабочих. Однако меньшевики и подпевавшие им я эсеры тоже не дремали. На заводском дворе проходили митинги, разгорались ожесточенные словесные баталии.
Весть об исторических решениях Всероссийской (Апрельской) конференции РСДРП (б) и знаменитых Апрельских тезисах В. И. Ленина принес на пулеметный завод солдат 250-го запасного полка Нейбах, представлявший на конференции ковровских большевиков. Члены большевистской секции стали энергично разъяснять рабочим линию РСДРП (б), ставившую на повестку дня задачу перехода государственной власти к Советам рабочих, л солдатских и крестьянских депутатов. Только так можно было разрешить животрепещущие проблемы войны, мира, земли и хлеба.
Сергей Гаврилович хорошо запомнил один из митингов, который шел на заводском дворе в начале мая. Рабочие распо ложились на ящиках из-под станков, на штабелях досок, на бревнах. Поводом для сбора явилась нота министра иностранных дел Временного правительства Милюкова. В ней союзным державам давалась гарантия, что остаются в силе все договоры царского правительства и Россия будет продолжать борьбу «до победного конца».
С трибуны выступили большевики: чернорабочий Борисов и вахтер Левин. Они гневно клеймили предательскую политику министров-капиталистов, ратовавших за продолжение кровавой бойни. Слово взял заводской инженер меньшевик Кауфман. Он обвинял большевиков в «разжигании смуты», в пораженчестве, что было, дескать, на руку врагам русского народа, немецким милитаристам. Не жалели громких слов, чтобы очернить линию большевиков, и краснобаи-меньшевики инженер Дверин, мастер Лютов. Им подпевал, как обычно, эсер механик Родзянко. Рабочие были сбиты с толку, заколебались.
Но вот на трибуну поднялся один из вожаков заводской большевистской организации Николай Самуилович Абельман, избранный незадолго до этого в Ковровский городской комитет РСДРП (б). Симонов и прежде видел его в цехах завода среди рабочих, у которых он пользовался непререкаемым авторитетом. Зачесанные вверх черные как смоль волосы оттеняли большой красивый лоб. Аккуратно подстриженные усы. За легкой оправой оч-ков светились глаза, в которых угадывалась решительность и одновременно необыкновенная доброта.
— Мы, большевики, заявляем протест против политики войны и голода! — прозвучали на заводском дворе его слова, лишенными витиеватости, понятные каждому рабочему.— Меньшевики и эсеры сыплют красивые фразы, а на деле угодничают перед капита-1 листами и буржуазией. Мы, большевики,— с пролетариатом!! Долой войну! Всю власть — Советам рабочих и крестьян!
Кауфман вновь забрался на трибуну, но его слова заглушил!
Пронзительный свист рабочих. Не дали говорить и другим с0Глашателям. Меньшевистские краснобаи потерпели поражение. Bp Не искушенному еще в политической борьбе Симонову трудно луло сразу освоить обилие разноречивых лозунгов и идей. И все же всем нутром он чувствовал, что правда за большевиками.
Ковровский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, возглавляемый большевиками, все больше заявлял о себе как сила, выступающая за насущные интересы рабочих. Уже в апреле на всех предприятиях города был установлен 8-часовой рабочий день. Усилился нажим на датскую администрацию пулеметного завода. В частности, был поставлен вопрос о выплате пособий семьям рабочих в случае призыва их кормильцев в действующую армию.
Не ограничиваясь решением текущих вопросов, большевики сумели заглянуть и в завтрашний день. Предчувствуя, что власти датчан на пулеметном заводе скоро придет конец, они проявили заботу о том, чтобы подготовить им смену. С этой целью администрацию принудили создать специальные курсы, на которых группу русских рабочих после трудового дня обучали обслуживанию датского оборудования. По настоянию большевиков в программу ввели занятия по теории металлообработки.
Прослышав об этом, Сергей одним из первых подал заявление с просьбой принять его на курсы. Наконец-то осуществлялась его давняя мечта.
Конечно же нелегко было после напряженного рабочего дня, кое-как перекусив, еще 2—3 часа слушать лекции, а затем на своем «верном коньке» — велосипеде ехать ночевать за 12 верст в Федотове. Домой Симонов приезжал незадолго до полуночи. А утром, с первыми петухами, снова мчался в Ковров, чтобы поспеть к заводскому гудку. И так — каждый день.
Порой от физической усталости'и постоянного недосыпания предательски слипались на лекциях веки. Огромным напряжением воли Сергей заставлял себя не пропустить ни слова. Бывало и так, что, приезжая ночью после курсов домой, он от усталости уже не мог есть и, не притронувшись к оставленному матерью ужину, как сноп, валился на полати.
Мать, жалеючи, причитала: , — Да что ж ты, сынок, так себя истязаешь? Вон другие без курсов обходятся. И ты без них не помрешь...
Но Сергей упрямо продолжал учебу, не пропускал ни одного занятия.
Впоследствии Симонов не раз с благодарностью вспоминал преподавателей курсов — русских инженеров, научивших его многому такому, что очень пригодилось в дальнейшей работе. Он стал безошибочно ориентироваться в сложных чертежах и сам научился чертить, получил ответы на мучившие его вопросы из самых различных областей металловедения.
Преподаватели приметили трудолюбие, прилежность парняI его любознательность, которую стремились всячески удовлетвоЯ рить. Так он основательно подкрепил теоретически свои практиЛ ческие знания, накопленные в течение ряда лет на разных произЯ водствах. Симонов чувствовал, что делает большой скачок к CBoeй заветной цели.
Время шло, копенгагенские хозяева пулеметного завода настороженно следили за событиями в России. Уже был выстроец! малый корпус завода, продолжалось сооружение большого. Но производство пулеметов так и не начиналось. Датчане не тороЛ пились завозить необходимый материал, калибры, часть спе-Я циального инструмента, без которых завод не мог быть пущен.! В сейфы зарубежных банков было перекачено более 15 миллионов] рублей аванса, но дело двигалось медленно.
В дни октябрьских баррикадных боев в Москве рабочие Коврова создали боевой отряд под командованием большевика! Жирякова и отправили его на помощь своим братьям по классу, По дороге он влился в двухтысячный отряд Владимирской губернии во главе с М. В. Фрунзе.
Как только в Коврове стало известно, что социалистическая! революция свершилась и Временное правительство низложено,! немедленно был создан Революционный комитет во главе с| большевиком Н. С. Абельманом. К комитету перешла вся власть! в городе и уезде.
Датская администрация, напуганная социалистической peволюцией, с согласия акционеров решила закрыть завод, демонтировать и увезти в Данию все его оборудование. Но народная власть решила иначе. Осуществление рабочего контроля! над деятельностью администрации промышленных, торговых и транспортных предприятий страны, узаконенное Советским правительством в конце ноября, возлагалось на фабрично-заводские профсоюзные комитеты.
Между тем завком пулеметного, в котором имели влияние меньшевики, выступил против введения рабочего контроля над дат-1 чанами, отстаивая их сомнительные права на завод, выстроенный! руками русских рабочих, и оборудование, за которое- датчане! уже успели получить аванс. Такая двурушническая, а по существу предательская линия меньшевиков на некоторое время задержала национализацию предприятия.
В декабре в помещении строящегося корпуса большого завода состоялось общее собрание рабочих. Заслушивали отчет о работе завкома и его председателя меньшевика Лютова. Понятно! что он, как только мог, расписывал свою деятельность «во имя интересов рабочих». Но тут с места раздалось сразу несколько голосов:
— А почему завком не поддержал наши забастовки в защиту увольняемых датчанами рабочих?
— Где вы прятались, когда акционеры допускали произвол?!
Слово взял пользовавшийся огромным уважением в коллек-^ре за свою прямоту и честность слесарь-большевик Андрей Михайлович Бурухин. Под сводами корпуса раздались его страст-йЬ1е, гневные слова. Он обратил внимание присутствующих на недопустимость срыва решений Советского правительства, метавших осуществлять шаги к налаживанию хозяйства под рабочИМ контролем.
Выступило еще несколько ораторов. Все они поддержали рурухина, ставшего, после избрания Абельмана в Совет и уездный комитет РСДРП (б), большевистским вожаком на пулеметном.
После шумных дебатов был избран новый состав заводского комитета профсоюза, во главе которого был поставлен Андрей Бурухин. Однако меньшевикам все же удалось тогда ввести в завком несколько своих сторонников.
Хотя позиции завкома значительно усилились, фактическими хозяевами завода продолжали оставаться датчане. Всеми доступными средствами они упорно сопротивлялись вмешательству завкома в дела администрации и продолжали гнуть свою линию. Чувствуя, что их господству скоро придет конец, они потихоньку увольняли наиболее квалифицированных рабочих, старались сделать так, чтобы предприятие не могло наладить выпуск оружия. Так за воротами оказался на короткое время и Сергей Симонов.
--->>>
