Cтарый 4емоданИЗЯЩНЫЕ МАСТЕРА
ЛЕБЯЖЬЯ РЕКА
Есть у Студеного моря Лебяжья река. На веках только гуси да лебеди прилетали сюда по весне, вили гнезда. Потом пришли
люди, наставились хоромами-домами. На одном берегу деревня Лебяжья Гора, на другом — деревня Гусиная Гора. Земля
здесь нехлебородная. Того ради народ промышляет деревянным и живописным делом. На продажу работают сундуки, ларцы,
шкатулки и подписывают красками. Мастерство переходило от отца к детям. Вывали настоящие художники. И все они жили
скудно. Все зависело от скупщика. Все глядели в рот хозяину. Скупщики платили не цену, не деньги — злосчастные
гроши-копейки. Мастера гонялись за случайным покупателем. Из-за этого была рознь, зависть и вражда. Самолучшие
живописцы Иван Губа да Иван Щека усилились однажды, сколотили артель. Артель рассыпалась. Сами учредители, Губа да
Щека, до старости меж собой слова гладкого сказать не умели. Проезжающий в царскую ссылку человек выговорил им
однажды :
— Не в ту сторону воюете, друзья!
— Против кого же воевать?
— Против тех, кому рознь ваша на руку.
— Золотое твое слово,— отвечали Губа и Щека.— Мы таких, как ты, согласны уважать. Садись в нашу лодку, берись
за кормило.
Но разумного человека утонили дальше, к Мерзлому морю. Оставленные царской властью без призора, самобытные
деревенские художники зачастую бросали свое художество.
Но пришла пора, ударил и час: царский амбар развалился от подмою живой воды. Как трава из-под снегов, потянулись к
жизни художники-сундучники, живописцы-красильщики. Говорливая Лебяжья пуще всякой сказки расскажет о комсомольцах
Гуле Большом и Васе Меньшом, которые помогли деревенским мастерам собраться в складчину-братчину.
Гурий Большаков и Василий Меньшенин были комсомольцы из первых в то время и по той далекой реке. Гуля
председательствовал в сельсовете. Деревенские хвастались:
— Настоящий председатель. Худых людей словом одергивает, добрых людей словом поддерживает.
Гуля Большой собрал в артель остаточных мастеров Лебяжьей Горы. Вася Меньшой и столяр Федот Деревянный связали в одну
семью мастеров Горы Гусиной.
Артельное дело пошло бы ходко, да не хватало хитромудрых живописцев Губы и Щеки. Освободившись от хозяйской кабалы,
оба Ивана ушли на дальние морские берега, на промыслы.
В красные дни на песках у Лебяжьей реки сходились обе артели. Гуля председательствовал, Вася секретарствовал. Люди
говорили:
— Всякий художный запас, краски, и масло, и клей, мы добудем. Кисти и прочую художную снасть сами доспеем. А
как ремесленную порядню вести, чтобы наше поделье в домовых обиходах было прочно и вечно? Это мы порастеряли, в этом
мы поослабли. Вид дадим, а не красовито. Цвет покажем — полиняет. И вторая статья: как художество строить? Без Губы
да без Щеки мы письмо переврем и пошиб-манеру запутаем. Живем соседственно, но в чертеже и в раскраске каждая деревня
соблюдает свою добродетель. На Лебяжьей колер обожают самый нежный, «тьмо-лимонный» да «светло-осиновый», голубой да
лазоревый. Человечков писали тоненьких. На Гусиной красили пестро. Цвет пущали сильный. Мужиков писали
головастеньких, а женочек коротеньких. Нам свое лицо терять не надобно. У всякой ягоды свой скус.
Старуха Губина докладывала:
— Письма от мужа были, адрес не пишет, для того что на месте не сидит. И я спрошу тебя, товарищ ^Председатель:
ужели по теперешней науке нельзя догнать местоположенье хоть бы нашего Губы? Узнать бы да стребовать письмом.
Гуля рассмеялся:
— Вы, честной народ, рассудите: вправе ли старший мастер отказываться от пая?
И весь деревенский люд вымолвил ясно, громогласно:
— Приговариваем тебя, государь мастер каменных дел, принять этот пай беззвучно. Возьми твою долю непрекословно.
Старый мастер постоял молча, потом большим обычаем поклонился двум своим каменщикам, потом тем же обычаем всему
народу...
Ваня спросил:
— А ты, бабушка, умываться побежала?
Бабушка рассмеялась:
— Конечно, меня старухи сутки в корыте отмачивали, потом сутки в корыте стирали, потом в речке полоскали, потом
сушили и утюгом гладили... Нет, Иванушка, я с мастерами простилась, клей обдумывать побежала. Без клею побелка не
живет.
Тут опять помогла наша речка-матушка. Наказала я мальчишкам ловить рыбу мелкую и крупную сетками и бреднем.
Напромышляли они рыбы вдоволь. Стала я эту рыбу в котлах варить, а уху сливать в ведра. Это и есть клей, крепкий,
терпкий. Тогда я стала в эти ведра мел сыпать по пропорции. Сыплю и лопаточкой разбалтываю. Эти ведра снесли в школу.
И принялись белить потолки, стены, печки, сени. Теперь белят — из брызгалок фукают, а я кистей мочальных навязала и
кистями побелку делала, да во всю мочь.
Печи топятся, окна и двери настежь для просухи. И заблестели потолки, и стены, и печи, и сени — как из белого
мрамора. Школа наша светом налилась.
<<<----
