Cтарый 4емодан
СТИХОТВОРЕНИЯ
НУРА Нура, вот я, хозяин прежний твой, Пришел, томясь разлукою с тобой. Но почему не слышишь ты теперь Народный стон, проникнутый тоской? Ты родиной была нам в дни невзгод, Здесь кочевал казахский мой народ. Теперь он стал посмешищем судьбы И, потеряв тебя, в тоске живет. Каких фазанов летнею порой Встречали здесь мы в заросли густой, Какой был шум людской и топот стад, Как юрты ветер колыхал степной! Средь райских здесь гуляли мы цветов, А на ветвях твоих густых кустов, Бывало, разливался птичий хор, Звеня с утра на тысячу ладов. Долины эти радовали взгляд, Паслись кобылы возле жеребят, Шли богачи сюда и бедняки, Вдыхая трав весенних аромат. В твоей воде, средь струек ледяных, Купались девушки, а мы на них Глядели, притаясь среди листвы, Любуясь ими в блеске брызг живых. И как звенел чудесно птичий хор! Как дружно порывался на простор! А мы, подростки, тут же на лугу, Кто всех сильней, борьбой решали спор. Джайляу предков! Весело к тебе Мы добирались по крутой тропе, Ведя с собой кобыл и жеребят. Скажи теперь мне правду о себе. Сам знаю то, о чем, струей звеня, Не хочешь ты оповестить меня. Свое ты горе не желаешь мне Доверить, про себя его храня. Прощай, Нура! Увидимся ль, как знать? Дай бог тебе дни счастья испытать. Тебя любивший станет слезы лить. Пока с тобой не встретится опять. Здесь птицы плачут, не поют о том, Что радость приносило им в былом. Так чем же я могу тебе помочь? Отчаянье бурлит во мне огнем. 1910—1913 ПЕРЕКОЧЕВКА НА ДЖАЙЛЯУ Когда аулы спешат откочевать на джайляу, В ранний рассветный час, когда небосклон поблек, Все засуетится, работа пойдет на славу, И вот уже понемногу розовеет восток. Согнанные табуны злобно храпят и топочут. Ловить коней с уздечками ринулся стар и млад. Кто-то вскочит в седло, а кто-то бурдюк приторочит, А кто-то уже и скачет, миновав перевал. Кобылица необъезженная и молодая Встает на дыбы. У наездника много забот. И девушек верховых молниеносная стая Съехалась и разлетелась, резко рванулась вперед. Иные джигиты испытывают иноходцев, Стремительных юношей радостно мчится отряд. За возгласом — возглас, просторов ликующий отзыв... И перья тюрбанов, и шарфы по ветру летят. Аксакалы в пути. На лошадях годовалых Подростки гонят стада к месту привала и сна. В зеленых просторах, в закатах малиново-алых Сольются небесная синь и шатров белизна. Черными тучами с табунным рокочущим гулом Задвнжутся к водопою полчища тучных стад. Желтые самовары растоплены саксаулом. Напряжены арканы, стерегущие жеребят. Только назавтра съезжаются аулы к аулам. Празднуют лето, раздолье, пиршествуют, гостят. 1910—1913 ПЬЮТ КУМЫС НА ДЖАИЛЯУ И вот настал тот день, когда кумыс взыграл, Когда столпились в байской юрте стар и мал, С веселым звоном в бурдюках бурлит напиток, Всех батраков сегодня бай к себе позвал. Хозяйкой щедрой байбише не зря слывет, Она в большие пиалы кумыс нальет, И аромат степей вокруг распространится, Но медлит байбише: спешить ей не в расчет. О бог! На пиалах такой узор цветной, Что бедняку коснуться боязно рукой! А байбише добра: знай угощает вволю, И никому идти не хочется домой. Все обувь скинули и, радости полны, Сидят, как будто отдыхать приглашены. Но бай о деле начинает разговоры — Мол, выводить пора на выпас табуны. Забудьте, бедняки, об этом сытом дне. За все с вас завтра спросится вдвойне. 1910—1913 ТОСКА Я измучен тоской, изнурен, обессилен тоской, О тебе, о тебе сны и мысли мои и мечты. И, придавлен тоской, я бреду в толчее городской, Неужели меня в этот миг не припомнила ты? Может быть, ты в печали и так же грустишь обо мне Иль, быть может, печаль незнакома тебе и чужда? С кем-нибудь ты играешь, а я погибаю в огне, Веселишься, шалишь и не вспомнишь меня никогда. Ты вдали от меня, но усталому сердцу близка, Ты вдали от меня — ближе нет никого на земле! Вот я вижу тебя, и в груди шевельнулась тоска, И костер запылал, пробудился в притихшей золе. Пусть неведом конец, уготованный нашей судьбой, Разлучивший нас в юности, снящийся и золотой, Даль окутана тьмой, я вдали, я в разлуке с тобой, Но до смертного часа ты будешь моею мечтой. ТАМ, ГДЕ МЫ ПРОСТИЛИСЬ Мой нежный друг, забуду ли разлуку, Которой я обрек тебя на муку. Забуду ли, как ты была бледна, Когда, прощаясь, протянул я руку? Душа моя сгорала от страдания, Когда я услыхал твои рыдания, Сам чуть не плакал, руку взяв твою, Преодолеть не в силах мук прощания. Я говорил: «Прощай, о друг мой нежный!» Ты отвечала: «Час вернется прежний!» Все спуталось, я разум потерял, «Прощай, прощай!» — твердил я безнадежно. Я говорил: «Не позабудь, что было». Ты, сдвинув брови, взор в меня вперила, И вдруг, едва коснулись губы губ, Твоя слеза мне сердце опалила. Не знаю, как мне устоять случилось, Но сердце бешено заколотилось, А ты сквозь слезы говорила мне: «Да будет век с тобой господня милость!» Забуду ль взгляд я влажный и печальный, Когда тебя я обнял в час прощальный, Забуду ли, как, утерев глаза, Глядела скорбно ты на путь мой дальний? (1913) СОН Мне снилось, что в пустыне я брожу, В чужой заброшенный вхожу я сад, И жаль мне, что деревья в том саду Жестоким зноем скручены стоят. Они засохли, свежесть потеряв. Нет зелени, листочки все желты. От жажды ли весь этот сад поблек Иль божий гнев он принял с высоты? Уж нет в нем буйного цветенья трав. Их иссушил бесславно жгучий зной. Где голубые, алые цветы, Что некогда гордились красотой? Везде деревьев слезы видел я. Но что случилось, я хотел понять. Согнулись лозы, словно и они Всю тяжесть горя не могли поднять. И я тогда спросил одну из лоз, Но, бедная, к земле прильнув, она Лишь шепотом могла мне отвечать, Росою горьких слез отягчена. И вот какой услышал я рассказ: «Мы были садом, полным красоты. Здесь все цвело, и люди, приходя, От изумленья раскрывали рты. Хозяева забросили свой сад, Великий начался меж них разлад. Мы черные тогда узнали дни, От нас и небо отвратило взгляд». Проснулся я, былые вспомнил дни. Иль только снилось мне, что сад цветет? Неужто он на гибель обречен И навсегда бурьяном зарастет? А нужно, чтобы лозы в нем росли, День ото дня цвели бы без тоски. Аллах, дай молодости в счастье жить! Молюсь за неокрепшие ростки. <1915> БРАТУ Не довольно ль без дела валандаться, брат? Пусть ученье и знанье твой дух озарят, Не давай обмануть себя детским забавам, Приобщайся к наукам: в них — истинный клад. Лишь тому, кто учен, открывается свет. Не гадали об этом твой прадед и дед. Лишь аллаху молились они да хвалились, Что гостям подавали богатый обед. Беззаботность и вялость их ввергли во тьму, И просвета давно не видать никому. Никому их не жаль, их никто не утешит. Что за доля досталась отцу твоему! Мы сидим в темноте, нам не видно ни зги. А при свете живут и друзья и враги. Вот и нам бы при свете пожить, как другие, Свет мой, брат мой, свой факел поярче зажги! 1913 или 1914 ПОЭТ Поэт, собеседник мой, друг и собрат, С народом делишься всем, чем богат. Ты делишься мудростью, опытом зрелым. Труды твои наших детей одарят. Ведь в слово прозренье твое внесено, Заблудших из мрака выводит оно, Оно, твое слово, всесильно, всевластно, Живешь ты сегодня — иль умер давно. Пускай ты скончался столетья назад, Словам твоим тленье и ржа не грозят, Могучи они: выпрямляют горбатых И даже упрямого уговорят. Для тех, кто умен, твое слово оплот, Невежда зато его в толк не берет. Глупца не исправишь, как ветку кривую, Лишь пятится рак — но ни шагу вперед. Слова твои все драгоценнее, друг, Не зря молодежь повторяет их вслух, Я тех разумею, в ком пламень дерзанья, А вовсе не тех, кто от лени опух. Слова твои — злато для тех, кто умен, А кто не гадал о судьбе испокон — И слушать не слушает слов твоих дивных, О счастье казахов не думает он. ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ Край казахский, родной! Мне тебя позабыть не дано, И разлука с тобой, словно камень на сердце, тяжка. Я вздохну о тебе — вот и сердце мое сожжено, Тело сохнет в жару, а в душе поселилась тоска! Край казахский, родной, снова слышу я шум камышей Над озерной волной. В них приют отдыхающих птиц. И мальчишки плывут, ухватясь за хвосты лошадей, И тростник шевелят, шарят в поисках птичьих яиц. Что за радость была на зеленых весенних лугах, Где тюльпаны цветут у подножья высоких шатров, Что за птицы поют на изогнутых гибких ветвях, Что за песни звучат у пастушеских шумных костров! Край родимый, степной, мне тебя позабыть не дано. От безмерной печали пылая и кровоточа, Задохнется душа, вот и сердце мое сожжено, И от горечи сердца кипящая кровь горяча. Если даже засну, ты приснишься мне, край мой родной. А проснусь, о тебе мне напомнит и утренний свет. Никогда, никогда не искал я разлуки с тобой, Но исполнить не смог самый давний и крепкий обет. 1913 или 1914 Омск МЕЧТА О мечта! На крылатом коне, Вихревые взметая метели, Позабыв о покое и сне, Ты летишь к неизведанной цели. Занесла надо мной свою плеть И меня обрекла на блужданья. «Что ты ищешь? — спросил я.—Ответь!» Говорит: «Исполненье желанья!» Над хребтами заснеженных гор, Где колышутся горные тучи, Ветер в грудь ударяет в упор, Поднимаясь все выше, могучий, Как орел, вызывающий страх У лисиц, что бегут врассыпную,— О мечта, ты паришь в небесах, Только время теряя впустую. Устремляясь в бескрайнюю даль, Распахнувши могучие крылья, Там добычу найдешь ты едва ль,— Тщетны все твои будут усилья. Вот бы сбыться желаньям твоим: Пусть обнимутся люди, как братья! Нестерпимою жаждой томим, Бег мечты не могу удержать я. Как у лошади плавная рысь Вдруг сменяется топотом дробным,— Уплывает мечта моя ввысь. Облакам белопенным подобна. А заветная цель не видна. Да ее не найдешь ты, наверно! О мечта, возбужденья полна, Вдаль бежишь, словно дикая серна. То, как призрачный, легкий мираж, Ты безмолвным виденьем мелькаешь, То, впадая в неистовый раж, Вспять речные потоки бросаешь. Половодьем весенним звеня, Неустанно колотишься в берег. О мечта, ты послушай меня — Не пора ль тебе ярость умерить? Но, волнуясь, вольна и крепка, Будто плещет волна на просторе,— Ты, как море само, широка И бездонна, безмерна, как море. Нет конца и предела тебе Всеобъемлюща, вечна, тревожна, О мечта, в настоящей борьбе Ищешь то, что найти невозможно. Вихрь, поток, иноходец, стрела, Птица, ветер и даже комета — С чем сравниться б, мечта, ты могла. В мире более быстрого — нету! 6 июня 1915 ЛЮБИМОЙ В реку страсти я волью Речи звонкую струю, Ведь обязанность святая — Славить милую свою. Шея белая и грудь, Хоть на миг бы к ним прильнуть, Губы раз поцеловать бы, А потом навек заснуть! В красоте слились твоей Черyобархатность бровей С белым жемчугом улыбки, С ясной звездностью очей. Весь горю я, как в огне, Весь живу я, как во сне,— Если веришь этой правде, Подари хоть слово мне. Обойди весь белый свет — В целом мире краше нет, Лучше нет тебя, родная, Светишь ты, как самоцвет. Ты слилась красой земной С неземною красотой, Дажи гурии из рая — Где сравниться им с тобой? Лучезарный взгляд и вид Пусть меня развеселит, А певец тебя тотчас же Песней отблагодарит. Сердца сладостную дрожь Все услышат... Ну и что ж, Про любовь мою большую Пусть узнает молодежь. Как светла твоя краса, Как ясны твои глаза, Щеки яблокам подобны, Стан — как гибкая лоза. Среди розовых ветвей Я твой вечный соловей,— Хоть пять тысяч лет минует, Нет конца любви моей. В реку страсти я волью Речи звонкую струю; Соловей, влюбляясь в розу, Славит милую свою. Июнь 1915 Наш аул <Есен>
<<<---
