Cтарый 4емодан
В ГОРАХ МОЕ СЕРДЦЕ
КРОВЬ И СЛЕЗЫ Из раны кровь стекает струйкой длинной, Но ни слезинки... Есть у нас закон: Дороже крови слезы для мужчины. А иначе — какой мужчина он? ПЕСНЯ СОЛОВЬЯ Слышишь песнь соловья? В ней звучит торжество. Но о чем он поет? Неизвестно, увы, никому. Я уверен: О родине песня его. Ведь другая давно б надоела ему! ПО ГОРНЫМ ДОРОГАМ Застыли вершины в молчании строгом, Ручей устремился к ручью. По горным дорогам, по горным дорогам Веду я машину свою. Накинул товарищ мой бурку на плечи И скачет на быстром коне. Ему просигналить спешу я при встрече, И путь уступает он мне. Храню я путевку в косматой папахе, А сердце давно потерял... Живет моя милая в горном Хунзахе, Живет среди неба и скал. Спешил я однажды вернуться на базу. Да вдруг заблудился в горах, И так получилось, что въехал я сразу В аул под названьем Хунзах. Зачем я себя понапрасну тревожу. Лишившись покоя и сна? Моя дорогая на крепость похожа — Совсем неприступна она. Не хочет со мною кататься в машине, Спешит проявить свою власть, Да все намекает, что девушек ныне В горах запрещается красть. По белому свету, по белому свету Я езжу в туман и грозу, И слово даю вам, что девушку эту Я вскоре, друзья, увезу. Сама она сядет со мною в кабину. Прижмется щекою к плечу. И с ней на седую, крутую вершину Я соколом быстрым взлечу. Туда, где сверкают на небе высоком Созвездья в орлином краю. По горным дорогам, по горным дорогам Спешите на свадьбу мою. • • • К дальним звездам, в небесную роздымь Улетали ракеты не раз. Люди, люди — высокие звезды, Долететь бы мне только до вас. В АХВАХЕ Другу Мусе Магомедову Чтоб сердце билось учащенно. Давай отправимся в Ахвах, Узнаем: молоды ль еще мы Иль отгуляли в женихах? Тряхнем-ка юностью в Ахвахе И вновь, как там заведено, Свои забросим мы папахи К одной из девушек в окно. И станет сразу нам понятно, В кого девчонка влюблена: Чья шапка вылетит обратно, К тому девчонка холодна. ...Я вспоминаю месяц тонкии. Поры весенней вечера И о любви лихие толки,— Все это было не вчера. В тот давний год подростком ставший. Не сверстников в ауле я, А тех, кто был намного старше, Старался залучить в друзья. Не потому ли очутился С парнями во дворе одном. Где раньше срока отличился, И не раскаиваюсь в том. Листва шуршала, словно пена, Светила тонкая луна. Мы долго слушали, как пела Горянка, сидя у окна. Про солнце пела, и про звезды, И про того, кто сердцу мил. Пусть он спешит, пока не поздно, Пока другой не полюбил. Что стала трепетнее птахи Моя душа — не мудрено, А парни скинули папахи И стали целиться в окно. Здесь не нужна была сноровка, Я словно жребий: да иль нет. Как равный шапку бросил ловко За их папахами вослед. Казалось, не дышал я вовсе. Когда папахи по одной. Как будто из закута овцы. Выскакивали под луной. И кепка с козырьком, похожим На перебитое крыло. Когда упала наземь тоже, Я понял — мне не повезло. А девушка из состраданья Сказала: «Мальчик, погоди. Пришел ты рано на свиданье, Попозже, милый, приходи». Дрожа от горя, как от страха. Ушел я — раненый юнец. А кто-то за своей папахой В окно распахнутое лея. Промчались годы, словно воды. Не раз листвы кружился прах. Как через горы, через годы Приехал снова я в Ахвах. Невесты горские...Я пал ли На поле времени для них? Со мной другие были парни, И я был старше остальных. Все как тогда: и песня та же, И шелест листьев в тишине. И вижу, показалось даже, Я ту же девушку в окне. Когда пошли папахи в дело, О счастье девушку моля, В окно раскрытое влетела И шляпа модная моя. Вздыхали парни, опечалясь, Ах, отрезвляющая быль: Папахи наземь возвращались. Слегка приподнимая пыль. И, отлетев почти к воротам, Широкополая моя Упала шляпа, как ворона. Подстреленная из ружья. И девушка из состраданья Сказала, будто бы в укор: «Пришел ты поздно на свиданье. Где пропадал ты до сих пор?» Все как тогда, все так похоже. И звезды видели с небес: Другой, что был меня моложе, В окно распахнутое лез. И так весь век я, как ни странно. Спешу, надеждой дорожу, Но прихожу то слишком рано, То слишком поздно прихожу. СТАРЫЕ ГОРЦЫ Они в горах живут высоко, С времен пророка ли, бог весть, И выше всех вершин Востока Считают собственную честь. И никому не сбить их с толка. Такая зоркость им дана, Что на любого глянут только — И уж видна его цена. И перед боем горцам старым От века ясно наперед. Кто выстоит, подобно скалам, Кто на колени упадет. И ложь почувствуют тотчас же. Из чьих бы уст она ни шла. Какой бы хитрой, и тончайшей, И золоченой ни была. В горах старик седоголовый, Что ходит в шубе круглый год. Так подковать умеет слово. Что в мир пословица войдет. О, горцы старые!Не раз им Еще народ воздаст хвалу. Служил советчиком их разум И полководцу, и послу. Порою всадник не из местных Вдали коня пришпорит чуть, А старикам уже известно. Зачем в аул он держит путь. Какой обременен задачей. Легка она иль нелегка. Посватать девушку ли скачет Или наведать кунака*. Был Камалил Башир из Чоха Ребенком маленьким, когда Старик предрек: «Он кончит плохо, И многих горцев ждет беда. Их дочерей и женщин скоро Красавец этот уведет. Спасая горцев от позора. Родной отец его убьет...» Когда над верхнею губою У Шамиля** белел пушок И босоногою гурьбою Шамиль командовать лишь мог. _____________ * Кунак — гость, друг. ** Шамиль (1799—1871) — третий имам Дагестана и Чечни, руководитель борьбы кавказских горцев против царских колонизаторов и местных феодалов. Сказал о нем еще в ту пору Старик гимринский как-то раз: «Дымиться он заставит порох, И будет гром на весь Кавказ!» Старик, услышавший в ауле Стихи Махмуда* в первый раз. Сказал: «Он примет смерть от пули Из-за красивых женских глаз...» Душой робея, жду смущенно. Что скажут про мои стихи Не критики в статьях ученых, А в горских саклях старики. Они горды не от гордыни, И знаю: им секрет открыт, О чем в обуглившейся сини Звезда с звездою говорит. Они горды не от гордыни. Путь уступая их коню, Я в гору еду ли, с горы ли. Пред ними голову клоню. ГОРЦАМ, ПЕРЕСЕЛЯЮЩИМСЯ С ГОР Горцы, вы, с новой свыкаясь судьбою. Переходя на равнинный простор, Горство свое захватите с собою. Мужество, дружество, запахи гор. ____________ * Махмуд (Махмуд из Кахаб-Росо; 1870—1919) — авар-поэт, автор знаменитой поэмы «Мариам» (Послание к Муи). Перед дорогою, на перепутье. Перебирая нехитрый свой груз. Говор ущелий в горах не забудьте, Горскую песню, двухструнный кумуз*! Не оставляйте своих колыбелей. Старых, в которых баюкалк вас. Седел тугих, на которых сидели Ваши отцы, объезжая Кавказ. Земли щедрее на низменном месте. Больше там света, тепла и красот... Чистой вершины отваги и чести Не покидайте, спускаясь с высот. Вы, уходящие в край, напоенный Солнечным светом, водой голубой, Бедность забудьте на каменных склонах. Честность ее заберите с собой! Вы, оставляя родные нагорья. Не переймите изменчивость рек. Реки бегут и теряются в море,— Сущность свою сохраните навек! Горцы, покинув родные жилища, Горскую честь захватите с собой — Или навечно останетесь нищи. Даже одаренные судьбой. Горцы, в каких бы лучах вы ни грелись, Горскую стать сохранить вы должны, Как сохраняют особую прелесть Лани, что в горном краю рождены. __________ * Кумуз — музыкальный инструмент. Горцы, кувшины возьмите с собою — Вы издалека в них воду несли, С отчих могил захватите с собою Камня осколок, щепотку земли! Горцы, внизу вам судьба улыбнется. Встретит вас слава на новом пути. Горцы, храните достоинство горцев. Чтобы и славу достойно вести! РОДНОЙ ЯЗЫК Всегда во сне нелепо все и странно. Приснилась мне сегодня смерть моя. В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижно я. Звенит река, бежит неукротимо. Забытый и не нужный никому, Я распластался на земле родимой Пред тем, как стать землею самому. Я умираю, но никто про это Не знает и не явится ко мне. Лишь в вышине орлы клекочут где-то И стонут лани где-то в стороне. И чтобы плакать над моей могилой О том, что я погиб во цвете лет. Ни матери, ни друга нет, ни милой. Чего уж там — плакальщицы нет. Так я лежал и умирал в бессилье И вдруг услышал, как невдалеке Два человека шли и говорили На милом мне аварском языке. В полдневный жар в долине Дагестана Я умирал, а люди речь вели О хитрости какого-то Гасана, О выходках какого-то Али. И, смутно слыша звук родимой речи, Я оживал, и наступил тот миг. Когда я понял, что меня излечит Не врач, не знахарь, а родной язык. Кого-то исцеляет от болезней Другой язык, но мне на нем не петь, А если завтра мой язык-исчезнет. То я готов сегодня умереть. Я за него всегда душой болею. Пусть говорят, что беден мой язык. Пусть не звучит с трибуны Ассамблеи, Но, мне родной, он для меня велик. И чтоб понять Махмуда, мой наследник Ужели прочитает перевод? Ужели я писатель из последних. Кто по-аварски пишет и поет? Я жизнь люблю, люблю я всю планету, В ней каждый, даже малый уголок, А более всего Страну Советов, О ней я по-аварски пел, как мог. Мне дорог край цветущий и свободный. От Балтики до Сахалина — весь. Я за него погибну где угодно. Но пусть меня зароют в землю здесь! Чтоб у плиты могильной близ аула Аварцы вспоминали иногда Аварским словом земляка Расула — Преемника Гамзата из Цада*. И люблю малиновый рассвет я, И люблю молитвенный закат, И люблю медовый первоцвет я, И люблю багровый листопад. И люблю не дома, а на воле, В чистом поле, на хмельной траве. Задремать и пролежать, доколе Не склонится месяц к голове. Без зурны могу и без чунгура2 Наслаждаться музыкою я. Иначе так часто ни к чему бы Приходить мне на берег ручья. Я без крова обошелся б даже. Мне не надо в жизни ничего. Только б горы, скалы их и кряжи Были возле сердца моего. ___________ * Цадаса Гамзат (1877—1951) — аварский советский поэт народный поэт Дагестанской АССР, отец Расула Гамзатова. Зурна и чунгур — музыкальные инструменты. * * * * *
<<<--->>>
