Расул Гамзатов. Четки лет. Лирика. | В ГОРАХ МОЕ СЕРДЦЕ

---

В ГОРАХ МОЕ СЕРДЦЕ

КРОВЬ И СЛЕЗЫ
Из раны кровь стекает струйкой длинной,
Но ни слезинки...
 Есть у нас закон:
Дороже крови
 слезы для мужчины.
А иначе —
 какой мужчина он?


ПЕСНЯ СОЛОВЬЯ
Слышишь песнь соловья?
В ней звучит торжество.
Но о чем он поет?
Неизвестно, увы, никому.
Я уверен:
О родине песня его.
Ведь другая давно б надоела ему!


ПО ГОРНЫМ ДОРОГАМ
Застыли вершины в молчании строгом, 
Ручей устремился к ручью. 
По горным дорогам, по горным дорогам 
Веду я машину свою.

Накинул товарищ мой бурку на плечи 
И скачет на быстром коне. 
Ему просигналить спешу я при встрече, 
И путь уступает он мне.

Храню я путевку в косматой папахе, 
А сердце давно потерял... 
Живет моя милая в горном Хунзахе, 
Живет среди неба и скал.

Спешил я однажды вернуться на базу. 
Да вдруг заблудился в горах, 
И так получилось, что въехал я сразу 
В аул под названьем Хунзах.

Зачем я себя понапрасну тревожу. 
Лишившись покоя и сна? 
Моя дорогая на крепость похожа — 
Совсем неприступна она.

Не хочет со мною кататься в машине,
Спешит проявить свою власть, 
Да все намекает, что девушек ныне 
В горах запрещается красть.

По белому свету, по белому свету 
Я езжу в туман и грозу, 
И слово даю вам, что девушку 
эту Я вскоре, друзья, увезу.

Сама она сядет со мною в кабину. 
Прижмется щекою к плечу. 
И с ней на седую, крутую вершину 
Я соколом быстрым взлечу.

Туда, где сверкают на небе высоком 
Созвездья в орлином краю. 
По горным дорогам, по горным дорогам 
Спешите на свадьбу мою.


• • •
К дальним звездам, в небесную роздымь
Улетали ракеты не раз.
Люди, люди — высокие звезды,
Долететь бы мне только до вас.


В АХВАХЕ
Другу Мусе Магомедову
Чтоб сердце билось учащенно.
Давай отправимся в Ахвах,
Узнаем: молоды ль еще мы
Иль отгуляли в женихах?

Тряхнем-ка юностью в Ахвахе И вновь,
как там заведено, 
Свои забросим мы папахи 
К одной из девушек в окно.

И станет сразу нам понятно, 
В кого девчонка влюблена: 
Чья шапка вылетит обратно, 
К тому девчонка холодна.

...Я вспоминаю месяц тонкии. 
Поры весенней вечера 
И о любви лихие толки,— 
Все это было не вчера.

В тот давний год подростком ставший. 
Не сверстников в ауле я, 
А тех, кто был намного старше, 
Старался залучить в друзья.

Не потому ли очутился 
С парнями во дворе одном. 
Где раньше срока отличился, 
И не раскаиваюсь в том.

Листва шуршала, словно пена, 
Светила тонкая луна. 
Мы долго слушали, как пела 
Горянка, сидя у окна.

Про солнце пела, и про звезды, 
И про того, кто сердцу мил. 
Пусть он спешит, пока не поздно, 
Пока другой не полюбил.

Что стала трепетнее птахи
Моя душа — не мудрено,
А парни скинули папахи
И стали целиться в окно.

Здесь не нужна была сноровка, 
Я словно жребий: да иль нет. 
Как равный шапку бросил ловко 
За их папахами вослед.

Казалось, не дышал я вовсе. 
Когда папахи по одной. 
Как будто из закута овцы. 
Выскакивали под луной.

И кепка с козырьком, похожим 
На перебитое крыло. 
Когда упала наземь тоже, 
Я понял — мне не повезло.

А девушка из состраданья Сказала:
«Мальчик, погоди. 
Пришел ты рано на свиданье, 
Попозже, милый, приходи».

Дрожа от горя, как от страха. 
Ушел я — раненый юнец. 
А кто-то за своей папахой
В окно распахнутое лея.

Промчались годы, словно воды. 
Не раз листвы кружился прах. 
Как через горы, через годы 
Приехал снова я в Ахвах.

Невесты горские...Я пал ли
На поле времени для них?
Со мной другие были парни,
И я был старше остальных.

Все как тогда: и песня та же,
И шелест листьев в тишине.
И вижу,
 показалось даже,
Я ту же девушку в окне.

Когда пошли папахи в дело,
О счастье девушку моля,
В окно раскрытое влетела
И шляпа модная моя.

Вздыхали парни, опечалясь, 
Ах, отрезвляющая быль: 
Папахи наземь возвращались. 
Слегка приподнимая пыль.

И, отлетев почти к воротам, 
Широкополая моя 
Упала шляпа, как ворона. 
Подстреленная из ружья.

И девушка из состраданья 
Сказала, будто бы в укор: 
«Пришел ты поздно на свиданье. 
Где пропадал ты до сих пор?»

Все как тогда, все так похоже. 
И звезды видели с небес: 
Другой, что был меня моложе, 
В окно распахнутое лез.
И так весь век я,
 как ни странно.
Спешу,
 надеждой дорожу,
Но прихожу то слишком рано,
То слишком поздно прихожу.


СТАРЫЕ ГОРЦЫ
Они в горах живут высоко,
С времен пророка ли, бог весть,
И выше всех вершин Востока
Считают собственную честь.

И никому не сбить их с толка. 
Такая зоркость им дана, 
Что на любого глянут только — 
И уж видна его цена.

И перед боем горцам старым 
От века ясно наперед. 
Кто выстоит, подобно скалам, 
Кто на колени упадет.

И ложь почувствуют тотчас же. 
Из чьих бы уст она ни шла. 
Какой бы хитрой, и тончайшей, 
И золоченой ни была.

В горах старик седоголовый, 
Что ходит в шубе круглый год. 
Так подковать умеет слово. 
Что в мир пословица войдет.

О, горцы старые!Не раз им 
Еще народ воздаст хвалу. 
Служил советчиком их разум 
И полководцу, и послу.

Порою всадник не из местных 
Вдали коня пришпорит чуть, 
А старикам уже известно. 
Зачем в аул он держит путь.

Какой обременен задачей. 
Легка она иль нелегка. 
Посватать девушку ли скачет 
Или наведать кунака*.

Был Камалил Башир из Чоха
Ребенком маленьким,
 когда
Старик предрек:
 «Он кончит плохо,
И многих горцев ждет беда.

Их дочерей и женщин скоро
Красавец этот уведет.
Спасая горцев от позора.
Родной отец его убьет...»

Когда над верхнею губою
У Шамиля** белел пушок
И босоногою гурьбою
Шамиль командовать лишь мог.

_____________
* Кунак — гость, друг.
** Шамиль (1799—1871) — третий имам Дагестана и Чечни, 
 руководитель борьбы кавказских горцев против царских
 колонизаторов и местных феодалов.


Сказал о нем еще в ту пору 
Старик гимринский как-то раз: 
«Дымиться он заставит порох, 
И будет гром на весь Кавказ!»

Старик, услышавший в ауле 
Стихи Махмуда* в первый раз.
Сказал:
«Он примет смерть от пули 
Из-за красивых женских глаз...»

Душой робея, жду смущенно. 
Что скажут про мои стихи 
Не критики в статьях ученых, 
А в горских саклях старики.

Они горды не от гордыни,
И знаю: им секрет открыт, 
О чем в обуглившейся сини 
Звезда с звездою говорит.

Они горды не от гордыни. 
Путь уступая их коню, 
Я в гору еду ли, с горы ли. 
Пред ними голову клоню.


ГОРЦАМ, ПЕРЕСЕЛЯЮЩИМСЯ С ГОР
Горцы, вы, с новой свыкаясь судьбою. 
Переходя на равнинный простор, 
Горство свое захватите с собою. 
Мужество, дружество, запахи гор.

____________
* Махмуд (Махмуд из Кахаб-Росо; 1870—1919) — авар-поэт, 
 автор знаменитой поэмы «Мариам» (Послание к Муи).


Перед дорогою, на перепутье. 
Перебирая нехитрый свой груз. 
Говор ущелий в горах не забудьте, 
Горскую песню, двухструнный кумуз*!

Не оставляйте своих колыбелей. 
Старых, в которых баюкалк вас. 
Седел тугих, на которых сидели 
Ваши отцы, объезжая Кавказ.

Земли щедрее на низменном месте.
Больше там света, тепла и красот... 
Чистой вершины отваги и чести 
Не покидайте, спускаясь с высот.

Вы, уходящие в край, напоенный 
Солнечным светом, водой голубой, 
Бедность забудьте на каменных склонах. 
Честность ее заберите с собой!

Вы, оставляя родные нагорья. 
Не переймите изменчивость рек. 
Реки бегут и теряются в море,— 
Сущность свою сохраните навек!

Горцы, покинув родные жилища, 
Горскую честь захватите с собой — 
Или навечно останетесь нищи. 
Даже одаренные судьбой.

Горцы, в каких бы лучах вы ни грелись, 
Горскую стать сохранить вы должны, 
Как сохраняют особую прелесть 
Лани, что в горном краю рождены.

__________
* Кумуз — музыкальный инструмент.


Горцы, кувшины возьмите с собою — 
Вы издалека в них воду несли, 
С отчих могил захватите с собою 
Камня осколок, щепотку земли!

Горцы, внизу вам судьба улыбнется. 
Встретит вас слава на новом пути. 
Горцы, храните достоинство горцев. 
Чтобы и славу достойно вести!


РОДНОЙ ЯЗЫК
Всегда во сне нелепо все и странно.
Приснилась мне сегодня смерть моя.
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижно я.

Звенит река, бежит неукротимо. 
Забытый и не нужный никому, 
Я распластался на земле родимой 
Пред тем, как стать землею самому.

Я умираю, но никто про это 
Не знает и не явится ко мне. 
Лишь в вышине орлы клекочут где-то 
И стонут лани где-то в стороне.

И чтобы плакать над моей могилой 
О том, что я погиб во цвете лет. 
Ни матери, ни друга нет, 
ни милой. Чего уж там — плакальщицы нет.

Так я лежал и умирал в бессилье 
И вдруг услышал, как невдалеке 
Два человека шли и говорили 
На милом мне аварском языке.

В полдневный жар в долине Дагестана 
Я умирал, а люди речь вели 
О хитрости какого-то Гасана, 
О выходках какого-то Али.

И, смутно слыша звук родимой речи, 
Я оживал, и наступил тот миг. 
Когда я понял, что меня излечит 
Не врач, не знахарь, а родной язык.

Кого-то исцеляет от болезней 
Другой язык, но мне на нем не петь, 
А если завтра мой язык-исчезнет. 
То я готов сегодня умереть.

Я за него всегда душой болею. 
Пусть говорят, что беден мой язык.
Пусть не звучит с трибуны Ассамблеи, 
Но, мне родной, он для меня велик.

И чтоб понять Махмуда, мой 
наследник Ужели прочитает перевод? 
Ужели я писатель из последних. 
Кто по-аварски пишет и поет?

Я жизнь люблю, люблю я всю планету, 
В ней каждый, даже малый уголок, 
А более всего Страну Советов, 
О ней я по-аварски пел, как мог.

Мне дорог край цветущий и свободный. 
От Балтики до Сахалина — весь. 
Я за него погибну где угодно. 
Но пусть меня зароют в землю здесь!

Чтоб у плиты могильной близ аула 
Аварцы вспоминали иногда 
Аварским словом земляка Расула —
Преемника Гамзата из Цада*.

И люблю малиновый рассвет я, 
И люблю молитвенный закат, 
И люблю медовый первоцвет я, 
И люблю багровый листопад.

И люблю не дома, а на воле, 
В чистом поле, на хмельной траве. 
Задремать и пролежать, доколе 
Не склонится месяц к голове.

Без зурны могу и без чунгура2 
Наслаждаться музыкою я. 
Иначе так часто ни к чему бы 
Приходить мне на берег ручья.

Я без крова обошелся б даже. 
Мне не надо в жизни ничего. 
Только б горы, скалы их и кряжи 
Были возле сердца моего.

___________
* Цадаса Гамзат (1877—1951) — аварский советский поэт 
 народный поэт Дагестанской АССР, отец Расула Гамзатова.
 Зурна и чунгур — музыкальные инструменты.

* * * * *







<<<--->>>