Расул Гамзатов. Четки лет. Лирика. | АВТОГРАФЫ

---

АВТОГРАФЫ

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПРЕПОДНЕС ДРУГУ МОЕГО ОТЦА СТАРОМУ АЛИ ИЗ АУЛА ЦАДА

В Нада не ты ли старший из аварцев
На годека не коротаешь дни?
Прошу тебя, почтеннейший из старцев,
В мои стихи однажды загляни.

И если моего отца при этом
Увидишь вдруг
 ты в окруженье скал,
То это для меня по всем приметам
Дороже будет всяческих похвал.


АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ АЛЕКСАНДРУ ТРИФОНОВИЧУ ТВАРДОВСКОМУ
Тебе я книгу поднося свою.
Как будто на распутии стою
И думаю:
 о желать мне след.
Чтоб прочитал ее ты или нет?


АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ ИРАКЛИЮ АБАШИДЗЕ
Три пожеланья шлю тебе, мой друг,
Я с первыми рассветными лучами:
Стократ пусть обойдет тебя недуг.
Красивого, с оленьими очами.

А если заболеешь — не тужи,
К себе твое приблизив изголовье,
Возьмут недуг твой горские мужи
И отдадут взамен свое здоровье.

То строже озаряясь, то добрей,
Твой взор глядит, как с фрески пред свечами.
Еще тебе желаю: не старей
Ты, витязь мой с оленьими очами.
А если годы станут наступать,
То с гор тридцатилетние мужчины
Прискачут, чтобы молодость отдать
Тебе, мой брат, и взять твои седины.
А третье пожеланье,
 чтоб и впредь
Ты, ощущая крылья зa плечами.
В который раз мог Грузию воспеть,
Ее поэт с оленьими очами.


АВТОГРАФ НА КНИГЕ СТИХОВ, ПОДАРЕННОЙ МНОЮ ЭДУАРД АСУ МЕЖЕЛАЙТИСУ
Вдали пределов выси нелюдимой
Приличествует нам в родном краю
Пред матерью,
 отцом лишь и любимой
Клонить покорно голову свою.

А на плечах
 давай нести, отважась.
Луну и солнце, выкатив из тьмы,
Мужских забот пожизненную тяжесть
И павших, пока сами живы мы.

И перейдут к потомкам нашим нравы.
Чтоб на колени,
 как завет велит,
Вставать им лишь
 пред знаменем державы,
И родником, и у могильных плит.
Отчизну петь
 и впредь нам, как поэтам,
Не поминая собственных заслуг.
И пленниками женщин быть при этом,
И данниками времени, мой друг.


АВТОГРАФ НА КНИГЕ, ПОДАРЕННОЙ МНОЮ ИРАКЛИЮ АНДРОНИКОВУ
Мои стихи, коль выпадет досуг.
Прочти, Ираклий, в долгий шкаф не спрятав.
Но утаи от Лермонтова, друг.
Что эту книгу написал Гамзатов.

Ему другое имя назови;
Теперь поэты, лишь в Союз их примут.
Тщеславью предаваясь, как любви.
Пред Пушкиным самим стыда не имут.


АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ МАМЕ
Все то, что мной написано доселе,
Сегодня до строки готов отдать
За песню ту, что мне у колыбели
Вблизи вершин ты напевала, мать.

Там, где вознесся небу сопредельный
Кавказ, достойный славы и любви.
Не из твоей ли песни колыбельной
Берут начало все стихи мои?


АВТОГРАФЫ НА КНИГАХ, ПОДАРЕННЫХ МНОЮ ПАТИМАТ

1

Написан стих,
 но я спешить не стану,
И прежде чем, произнеся «аминь!».
Его прочесть решусь я Дагестану,
Прочту тебе: одобри иль отринь.

И если Дагестана одобренье 
Я получу в небесной вышине. 
То всей стране явлю стихотворенье, 
И за него не будет страшно мне.

2

Ты знаешь, Патимат, над тем смеюсь я ныне.
Что на заре непрозорливых лет
Писал стихи, где отдал дань гордыне
И мнил себя бог знает кем, мой свет.

Ты знаешь, Патимат, о том грущу я ныне.
Что скуден хлеб посева моего.
Что я порой,
 так легок на помине.
Стучался в дом, где нету никого.

3

Рожденное в бессоннице ночей
Творение мое нерукотворное
Прими скорее, свет моих очей,
Когда тебе... прописано снотворное.


НАДПИСЬ. СДЕЛАННАЯ МНОЮ НА КНИГЕ ОТЦА
Тобой, отец, гордился я немало 
И лишь тебя боялся одного. 
А кем теперь гордиться, как бывало? 
По-прежнему бояться мне косо?

И вдруг над материнскою могилой 
Раздался голос, излучая свет: 
«Отцом и впредь гордись, сыночек милый, 
Его лишь бойся до скончанья лет!»


НАДПИСЬ НА КНИГЕ СТИХОВ АЛИ-ГАДЖИ ИЗ ИНХО
Али-Гаджи из Инхо,
 ты
Молитву правил строго
И на коленях всякий раз
Привычно славил бога.

Зато порою по ночам,
Что тайною повиты,
В ауле Инхо сочинял
Любовные стихи ты.

И ныне, страсть познав в горах.
На жизненной арене.
Склоняет горец, как в мольбе.
Пред женщиной колени.

Твои стихи,
 Али-Гаджи,
Призвал он на подмогу:
Они к возлюбленной ему
Должны открыть дорогу.


НАДПИСЬ НА КНИГЕ МАГОМЕД ТАГИРА АЛЬ КАРАХИ, СЕКРЕТАРЯ ШАМИЛЯ
Пить вино и женщин петь
 когда-то
Запретил Шамиль в родных горах.
Но сегодня эти два адата
Стихотворцам не внушают страх.

Но когла б имам рыжебородый
Вдруг воскрес, у прошлого в чести,
Он мою, плененную свободой,
Повелел бы голову снести.

И она скатилась бы в ущелье...
«Можешь там, — послышалось бы вслед, —
Дьявола ты слушать наущенья.
Женщин петь и пить вино, поэт!»


АВТОГРАФ НА КНИГЕ СТИХОВ, ПОДАРЕННЫХ ВРАЧУ М. П. ТАРАСОВОЙ
Вас, милый доктор, я благодарю,
И вы за грех, надеюсь, не сочтете,
Что собственной болезни вам дарю
Историю в нестрогом переплете.

От вас не утаил я ничего:
Кардиограмма, пульс и пламень крови —
Все налицо.
 Молю: не хмурьте брови
Над вымыслом безумства моего.

НАДПИСЬ НА ПИСЬМЕ ЭФФЕНДИ КАПИЕВА К ЛИТЕРАТОРУ Н.Н.
Ах, Эффенди, тебе прощенья нет.
Для нас ты создал страшную угрозу.
Когда Н. Н.
 писать еще и прозу
Неосторожный подавал совет.

Слагал бы твой усердный адресат
Стихи, как встарь, про соловья и розу.
Так вот, поди,
 он стал писать и прозу,
И в этом ты пред нами виноват.


НАДПИСЬ НА КНИГЕ ГОРСКОГО ПОЭТА, КОТОРЫЙ СТАЛ ПИСАТЬ ПО-РУССКИ
—Аллах милосердный, ты вправду велик. —
Вздохнул с облегченьем аварский язык, —
Меня этот пишущий горец оставил.

Печально откликнулся русский язык:
—Был счет и без этого горца велик
Всем тем, кто не чтил моей чести и правил.


НАДПИСЬ НА КНИГЕ ОДНОГО ПОЭТА
В твоих стихах,
 пришедший в изумленье.
Нашел я строки золоту сродни.
Да вот беда: до твоего рожденья
Поэтами написаны они.


НАДПИСЬ НА РУКОПИСИ СОБСТВЕННОГО СЦЕНАРИЯ «ХАДЖИ-МУРАТА»
Лихой наиб, в отчаянном бою
Давно срубили голову твою
Покоится близ отчего предела
В могиле обезглавленное тело.

Но почему, хоть ты погиб давно.
Тебя еще боится Госкино?
ПОЭТУ, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ БЫЛ ЧАБАНОМ
Ты пел овечек на плато.
Они тебя ценили,
И ныне пишешь,
 но никто
Понять тебя не в силе.


НАДПИСЬ НА КНИГЕ ПОЭТА, КОТОРЫЙ ВЕЧНО ЖАЛУЕТСЯ НА ГОЛОВНУЮ БОЛЬ
Не от тебя ль, судить охочего.
Мы все в черед узнали свой.
Что ты во время дня рабочего
Страдаешь болью головной.

Твои стихи прочли мы новые
И к мысли вдруг пришли одной.
Что их на головы здоровые
Свалил ты с головы больной.


НАДПИСЬ НА КНИГЕ ПОЭТА, КОТОРЫЙ В ДЕТСТВЕ БЫЛ БАРАБАНЩИКОМ
Вспоминаешь о том. как ты был
Барабанщиком в детстве и рьяно
В белокожую грудь барабана.
Бодрый мальчик, без устали бил.

Над ущельем клубится туман,
Я открыл твою книгу и снова
Слышу: праздно гремит барабан.
Заглушая и чувство, и слово.


НАДПИСЬ НА СОБСТВЕННОЙ КНИГЕ
Есть примета, какую века
Сохранили вдоль горных дорог:
Сможет конь пережить ездока.
Если этот скакун белоног.

И на лоб лошадиный ладонь
Я кладу, не скрывая любви,
Ты меня, белоногий мой конь.
Как наездника переживи.

Лег на горы клубящийся снег.
Смотрят звезды сквозь щели бойниц,
Пусть и впредь продолжается бег
Мной подкованных белых страниц.


АВТОГРАФ НА КНИГЕ, ПОДАРЕННОЙ МНОЮ ЯКОВУ КОЗЛОВСКОМУ
Когда стихи Гамзата и Чанка1
Переводил ты,
 сам слывя поэтом,
Я сожалел при том, что ты при этом
Аварского не ведал языка.

Теперь ты переводишь молодых.
Каких у нас в Аварии немало,
А то, что с языком оригинала
Ты незнаком, лишь ободряет их.


НАДПИСЬ НА ИЗДАТЕЛЬСКОМ ДОГОВОРЕ ДВУХ СОАВТОРОВ, РАЗОШЕДШИХСЯ В НАЧАЛЕ РАБОТЫ
Расстались вы,
 но горевать не надо,
И впору небо нам благодарить.
Что свет не увидало ваше чадо
И алименты не за что платить.


_____________________
1 Чанка (Тажутдин) (1867—1909) — аварский поэт, многие стихотворения которого стали народными песнями.



НАДПИСЬ НА ПРЕДИСЛОВИИ К КНИГЕ СТИХОВ
В застолье с полными бокалами
Мы ждем, поднявшись в полный рост, 
Когда толкать губами вялыми 
Окончит тамада свой тост.

Я с нетерпеньем в горском дворике 
Открыл стихи, но, как назло, 
Вдруг предисловье — дань риторики — 
Мне к ним дорогу перешло.

И в ярости насупил брови я, 
Невольный соблюдая пост, 
Ах, сочинитель предисловия. 
Когда же кончится твой тост?!
...

---

<<<--->>>