Cтарый 4емоданВОСПОМИНАНИЯ
ЧЕЛОВЕК И ТОВАРИЩ
Из воспоминаний С. М. Кирова
Скажу несколько слов о Ленине как о человеке. Более сердечного человека никто из нас не встречал. Он был многогранен. Он находил ключи к сердцу каждого из нас. Был ли такой член партии, который не знал бы его сердечности!
В кругу товарищей он видел всех насквозь, но этого не показывал. Он всегда был доступен и общителен. С рабочими и крестьянами он подолгу мог говорить о мелочах. Даже наши враги были очарованы Йльичем.
Никто не знал так человечество, как он, и только этим можно объяснить его революционную смелость.
ЛЕНИНСКАЯ ЗАБОТА О ЧЕЛОВЕКЕ
Из воспоминаний Н. А. Семашко
Должность наркома здравоохранения, которую я исполнял, сталкивала меня со страданиями товарищей, их личными потребностями и нуждами. Поэтому мне часто случалось служить объектом обращения Владимира Ильича, когда он просил удовлетворить нужду того или иного товарища, а иногда и частного лица. Большей частью эти обращения Владимир Ильич делал по телефону или при личном свидании, но часто и путем записок. К сожалению, я был настолько непредусмотрителен, что не сохранил всех этих записок, которые могли бы служить лучшей иллюстрацией прекрасных душевных качеств Владимира Ильича, его способности входить в самые интимные нужды человека и его постоянно участливого отношения ко всем, кто с ним сталкивался.
...Не проходило дня, чтобы он не подметил чьей-нибудь нужды и не обратился с просьбой о ее удовлетворении. И часто по телефону или при свидании я открыто высказывал ему свое изумление, как он, поглощенный государственными и мировыми делами, ухитряется еще входить в такие частности, и тщетно просил его освободить себя от таких мелочей.
Вот фельдшерица Г., с которой он случайно встретился в больнице, когда ему делали операцию. Он уже узнал, что у нее имеется девочка-сиротка, что помочь ей можно только в «изъятие из правил», и он просит меня «быть любезным» сообщить, могу ли я это сделать.
...И дальше следует ряд подобных же просьб: устроить в Крым сестру милосердия, помочь выезду за границу, подыскать комнату старой революционерке и т. д. и т. д. Нечего и говорить, что ближайшие сотрудники Владимира Ильича пользовались его постоянным вниманием. В записках и просьбах его постоянно встречаются имена товарищей, нуждавшихся в лечении и пользовавшихся им.
Обычно Владимир Ильич требовал от меня точного заключения, проводил его через ЦК, и тогда уже товарищи не могли отговориться «невозможностью» или «занятостью».
Вот одно из таких типичных постановлений ЦК по предложению товарища Ленина: «Ввиду указаний на опасное переутомление Чичерина признать безусловно необходимым дать ему отпуск и затребовать через т. Семашко отзыва». (5/XII 1921 г.)
Характерно здесь, что товарищ Ленин умел заботиться о товарищах не только, когда они уже заболели, но и «профилактически» предупреждать их заболевания: он все знал, во все вникал. Он пишет мне: «т. Семашко! Мне сообщают, что Аванесов насилует себя, будучи совсем плох... Прошу Вас назначить вполне надежных профессоров и поручить им дать письменный отзыв (и диагноз и лечение). С ком. пр. Ленин».
...Владимир Ильич умел настаивать на выполнении. И нет сомнения, что участливость и настойчивость Владимира Ильича спасли жизнь не одному из «старой гвардии», а здоровье— очень и очень многим.
Было бы ошибочно думать, что Владимир Ильич развертывал такую помощь, лишь когда стал в состоянии оказывать ее, будучи председателем Совета Народных Комиссаров.
Я знал его шестнадцать лет. Хорошо помню его по загранице. И там он был такой же. Вечное желание помочь, способность чутко вникнуть в положение, подметить нужду отличали его и тогда. Я сам адски бедствовал с семьей за границей. И постоянно мы удивлялись, как чутко подмечал Владимир Ильич нужду, которую старались скрыть от него. «Намотает себе на ус» и непременно найдет возможность помочь. В 1918 году у меня умерла дочь восемнадцати лет, с которой когда-то за границей Владимир Ильич любил заниматься. Помимо горя об утрате, меня затрудняла и материальная сторона, ибо требовались расходы для меня непосильные. Случилось все это быстро. Владимиру Ильичу я ничего не говорил, и, однако, он обо всем проведал. Я неожиданно получаю конверт: «По распоряжению председателя Совнаркома Вам препровождается столько-то на похороны дочери».
Много, много встает у меня в памяти сейчас картин, которые рисуют эту глубокую, многогранную душу.
Относясь с поразительной чуткостью к нуждам товарищей, стремясь всеми мерами улучшить условия их труда и жизни, Владимир Ильич в то же время был исключительно нетребователен и скромен к условиям своей жизни. Надежда Константиновна Крупская пишет в своих воспоминаниях, как скромна была их жизненная обстановка в годы эмиграции: маленькая комнатка, железная простая кровать, деревянный простой стол, заваленный книгами, пара стульев и табурет — вот и все. Таким же скромным и нетребовательным остался Владимир Ильич и тогда, когда стал управлять самым большим в Европе государством. Когда правительство переезжало в Москву из Ленинграда, ему предлагали удобную, просторную квартиру. Он поселился в маленькой квартирке с крошечными комнатками — почти равными бывшим эмигрантским комнатушкам. Когда его перевезли по требованию врачей в Горки и хотели поместить в бывший барский особняк, он отказался жить в особняке и поселился в небольшой комнате во флигеле. Когда один из заведующих подмосковными совхозами вздумал в дни болезни Ленина, после покушения на него эсерки Каплан, преподнести ему фрукты, он в пух разнес этого директора совхоза, а фрукты приказал немедленно отправить в детский санаторий...
Во Владимире Ильиче сочеталась исключительная забота о трудящихся, поразительная отзывчивость к их нуждам с лютой, непримиримой ненавистью к врагам рабочего класса, к врагам революции. Всю свою жизнь он в точности оправдывал то определение коммунистической морали, которое дал на III съезде комсомола: «Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата». Владимир Ильич никогда не останавливался перед тем, чтобы резко порвать с теми, с кем он работал раньше, раз они стали поперек дороги социальной революции, и не только порывал с ними, но и бил их беспощадным боем.
У Владимира Ильича слово никогда не расходилось с делом. Это была на редкость целостная личность. Весь он без остатка был предан делу социализма.
ЛЕНИН И ДЕТИ
Особое внимание и особую любовь проявлял Ленин к детям.
В биографиях великих людей очень часто встречаешь одну общую черту — любовь к детям. Пишут, что Маркс любил отдыхать в обществе своих детей и внуков и с увлечением изображал кавалерийского коня, когда малыши влезали ему на плечи; говорят, что Толстой лучше всего чувствовал себя в детской среде.
Таким же другом детей являлся и Владимир Ильич. Всем известна его фотография среди детей в одной подмосковной деревне. Сидит он среди них спокойный, улыбающийся, и морщины забот как будто разгладились на его лице. Когда я жил под Парижем, он часто заезжал позабавиться с моими детьми. И удивляешься бывало его врожденным педагогическим способностям: дети его боготворили и ждали с нетерпением, он умел с каждым ребенком говорить серьезным и интересным для него языком и придумывать какое-нибудь развлечение. Помню, в 1911 году мы поехали с ним на прогулку на велосипедах в одно место верстах в двенадцати от Парижа. Со слезами на глазах упрашивала нас взять с собою моя дочка, тогда одиннадцатилетняя девочка. Владимир Ильич, конечно, настоял, чтобы ехала и она. Дорога была трудная, гористая. И надо было видеть, с какою нежностью ухаживал он за уставшей девочкой. Каждую гору он оставлял ее на велосипеде и тащил в гору и свой, и ее велосипед; на каждой трудной дороге он ехал рядом и помогал ей. Я просил его не делать этого: ну какая беда, что здоровая, крепкая девочка немного устанет на двенадцати верстах! Он ругательски ругал меня за «безобразное отношение к дочери»: «Отбирать надо от таких родителей детей».
Став во главе государства, занимающего шестую часть земного шара, товарищ Ленин неустанно проявлял заботу о положении детей в Советском государстве. Вскоре после Великой Октябрьской революции по инициативе Владимира Ильича был создан при Наркомпросе «Совет охраны детства» с участием представителей всех ведомств, имеющих отношение к детям,— Наркомздрава, Наркомпрода, Наркомсобеса, Нар-комвнудела и т. д. Увидев позже, что Совет при Наркомпросе не пользуется достаточным авторитетом у других наркоматов и решения его часто не выполняются, Владимир Ильич подал мысль об организации Комиссии по улучшению жизни детей при верховном органе — Президиуме ВЦИК; во главе ее был незабвенный друг детей Ф. Э. Дзержинский.
Особенно горячую заботу о детях проявлял Владимир Ильич в тяжелые годы голода, разрухи. Замечательные декреты за подписью товарища Ленина, изданные тогда Совнаркомом, навсегда останутся историческими памятниками заботы советской власти и товарища Ленина о детях. По поводу образования детской комиссии ЦК ВКП(б) и Президиум ВЦИК обратились к местным организациям с письмом. «Дети в советской пролетарской стране должны быть вполне обеспечены, и они будут обеспечены, несмотря на тяжелые хозяйственные и продовольственные затруднения, какие испытывает страна»,— заканчивалось так письмо.
Декрет 1919 года, подписанный товарищем Лениным, гласил: «Все предметы питания, выдаваемые местными продовольственными органами детям в возрасте до 14 лет включительно, впредь выдавать бесплатно за счет государства... Продукты детского питания отпускать в первую очередь... Право на бесплатное питание предоставляется всем детям указанного выше возраста...» Лучшие дачи и помещения в совхозах были отведены для детских учреждений согласно распоряжению товарища Ленина. Один из его декретов гласил: «Поставить перевозку грузов для детских колоний наравне с военными грузами».
Владимир Ильич заботился не только об охране жизни и здоровья детского населения. Он заботился также об образовании, воспитании подрастающего поколения. Всем известны его указания о подготовке школьного образования, его заботы о введении всеобщего обучения...
ЗАБОТА О ТОВАРИЩАХ
Из воспоминаний Е. Д. Стасовой
...Владимир Ильич умел объединять заботу о товарищах и самые серьезные политические вопросы. Несмотря на то, что он был занят огромной политической работой, у него всегда находилось время для товарищей.
...Когда В. И. Ленин узнал, что Ф. Э. Дзержинский доработался до кровохарканья, он позвонил мне и предложил записать решение ЦК о том, что Дзержинскому предписывается поехать на две недели в отпуск в Нарофоминск. Тогда в На-рофоминске был лучший под Москвой совхоз и Дзержинский мог получить там хорошее питание. Владимир Ильич, продумывавший все до мелочей, учитывал и то, что в совхозе отсутствовал телефон, следовательно, Дзержинский не будет звонить в Москву и поэтому лучше сможет отдохнуть.
В. И. Ленин заботился о том, чтобы такому-то товарищу была выдана обувь или шапка, чтобы во всех помещениях Совнаркома были поставлены графины с водою и стаканы для посетителей. Владимир Ильич через секретаря обязательно проверял выполнение такого рода указаний.
ВНИМАТЕЛЬНОСТЬ К НУЖДАМ ЛЮДЕЙ
Из воспоминаний Л. А. Фотиевой, секретаря Совнаркома и СТО
...Широко известно, какую непрестанную заботу о людях проявлял Владимир Ильич. Но эта забота была не только большой, она была тонкой, нежной и необыкновенно внимательной ко всем нуждам данного лица. Владимир Ильич писал письма и записки в различные учреждения о необходимом содействии тому или другому лицу, но никогда не предписывал, а просил помочь товарищу: обеспечить питание, дрова, одежду, лечение, необходимый отдых и т. д. и т. п.
Он пишет записку заведующему хозяйственной частью Московского отдела народного образования: «Ивану Ивановичу Скворцову (Степанову) прошу устроить под Москвой летний отдых, по возможности с огородом» 1.
1 «Ленинский сборник» XX, стр. 354.
Заметив, что заместитель управляющего Центрального статистического управления А. И. Хрящева постоянно присутствует на заседаниях Совнаркома, которые кончались в то время в 1—2 часа ночи, Владимир Ильич пишет во время заседания записку секретарю: «Если Хрящева далеко живет и пешком ходит, то ее жалко.
Объясните ей, что в дни, когда нет вопросов статистики, можно раньше уходить и даже не ходить». И по-видимому, опасаясь, что это может обидеть Хрящеву, прибавляет: «При случае и тактично»
Такие записки обычно писал Владимир Ильич на маленьких листочках блокнота, их было множество, но, пожалуй, еще больше было устных указаний Владимира Ильича секретарю: позвонить такому-то работнику, выяснить возможность помощи, конкретно договориться и известить нуждающегося товарища.
Однажды на одном из заседаний Совета Труда и Обороны управляющий ЦСУ т. Попов внес вопрос о том, чтобы в его распоряжение дали легковую машину. Решили машину ему дать. Но после заседания Владимир Ильич сказал мне: «Конечно, машину ему дать надо, но такие вопросы на заседании СТО ставить не надо. Товарищи часто бывают беспомощны в вопросах устройства своего быта, им надо помочь, они перегружены, им не до того, а вы должны об этом заботиться. Вы должны быть матерью, сестрой, нянькой каждого наркома».
И действительно, частенько он мне поручал такую заботу и собственноручно написал даже формальный приказ о том, что я должна заботиться о здоровье народного комиссара продовольствия А. Д. Цюрупы, следить за его питанием, отдыхом, чтобы он вовремя уехал в санаторий и слушался предписания врача.
...Настаивая на длительном лечении кого-либо из товарищей, Владимир Ильич говорил, что надо его направить на капитальный ремонт. Посылая на лечение в Уфу одного из работников своего аппарата, Владимир Ильич послал одновременно руководящему товарищу письмо, в котором писал: «...нам сие «казенное имущество»... необходимо выправить».
По инициативе Владимира Ильича была создана столовая Совнаркома. В стране был голод. Руководящие работники питались разве что немногим лучше, чем прочие. Однажды случилось, что во время заседания Совнаркома один из членов
1 «Ленинский сборник» XXIV, стр. 287.
Совнаркома упал в обморок. Вызванный врач констатировал, что основной причиной обморока является голод. Вскоре после этого Владимир Ильич сказал мне: «Присмотритесь к товарищам. Некоторые так отощали, что имеют просто невозможный вид. Организуйте столовую первоначально человек на 30 и включите туда наиболее отощавших, наиболее изголодавшихся». Столовую организовали в Кремле, в помещении так называемого «Кавалерийского корпуса» и включили в нее сначала 30 человек «наиболее отощавших». Постепенно столовая расширялась. Впоследствии она была выведена из Кремля и перешла в ведение Лечсанупра Кремля.
Лечебная комиссия ЦК также была создана по инициативе Владимира Ильича. Частенько бывало, что тот или другой товарищ переработается так, что врачи потребуют немедленного отдыха и лечения. Владимир Ильич в таких случаях требовал неуклонного исполнения предписания врача. Но заработавшемуся товарищу казалось, что он незаменим, уйдет в отпуск — работа встанет, революция погибнет. Врачей не слушались, растрачивали силы и здоровье. Владимир Ильич проводил решением Политбюро отпуск больному товарищу и поручал секретарю ЦК добиваться исполнения, т. е. отъезда в отпуск и лечения больного товарища. Добиться этого по большей части бывало трудно — с таким увлечением, так беззаветно работали люди. Забота об этом отнимала время и обременяла секретариат ЦК. Тогда Владимиром Ильичем и была создана лечебная комиссия ЦК-
СКРОМНОСТЬ, ИДУЩАЯ ОТ СЕРДЦА
Из воспоминаний С. Н. Аликина
Период гражданской войны и интервенции и восстановительный период были трудными годами. Случалось, если что-нибудь и присылали дополнительно к пайку для семьи Ленина в подарок от рабочих или крестьян, то Ильич обычно никогда этих подарков не брал, а отсылал их в детский сад или ясли.
Однажды Сергей Миронович Киров, работавший на юге России, в Астрахани, послал нарочного с секретным пакетом к Ленину, в котором сообщал о том, что рабочие Баку доставили бензин в Астрахань, обойдя белогвардейскую стражу. Зная о трудном положении с продовольствием в Москве, Сергей Миронович одновременно выслал посылку Ильичу — немного масла и икры.
Нарочный приехал в Москву, явился к Ильичу и передал ему пакет и посылку. Ильич распечатал письмо и прочитал его. Потом вызвал секретаря Л. А. Фотиеву и попросил эту посылку с маслом и икрой передать в детский сад или ясли.
Нарочный был в недоумении и даже несколько растерялся.
— Эта посылка прислана лично вам, Владимир Ильич,— сказал он,— а вы передаете ее в детский сад. Как же я сообщу об этом Сергею Мироновичу?
— Если вы, товарищ, сомневаетесь в передаче этой посылки мне,—ответил ему Ильич,— то я могу вам дать расписку в том, что я посылку с маслом и икрой получил.
В последние годы жизни Ленина на его имя часто прибывали продуктовые посылки из разных городов и деревень. Домашняя работница Владимира Ильича Саня Сысоева обычно докладывала:
— Владимир Ильич, опять посылка с продуктами на ваше имя. Принять?
— Принять,— отвечал Ильич,— и немедленно отправить в ясли или в детскую больницу.
И на следующий день по обыкновению справлялся у Сани:
— Ну как, Санечка, отправили посылку?
Однажды рыбаки с Волги привезли Ильичу осетра. Саня обрадовалась, принялась разделывать рыбу.
— Вот хорошо! — говорила она.— На несколько дней этой рыбы хватит. А то впроголодь живет наш Ильич.
Вдруг на кухню пришел Ленин.
— Какая прекрасная рыба! — сказал он.— Откуда это она?
И когда узнал, что рыбаки прислали ему подарок, он
строго сказал Сане:
— Вы забыли, должно быть, мою просьбу — никаких подарков не принимать. Эту рыбу заверните и немедленно отправьте в детский дом.
Саня было возразила:
— Владимир Ильич, но ведь и вам есть надо. Работаете сколько, а питаетесь — хуже некуда!
— Ну вот еще,— отвечал Ильич,— дети кругом голодают, а вы меня осетриной потчевать вздумали! Сегодня же, сию же минуту отправьте в детский дом!
Скромность Ильича была не напускной, не искусственной, а природной, идущей от сердца...
РАССКАЗ О ЗАДЕРЖАННОЙ ЗАРПЛАТЕ
Воспоминании П. П. Александрова, члена завкома завода «Анчар»
В самом начале империалистической войны в Нарвском районе возник завод бронебойных пуль «Анчар». Еще до Октябрьской революции большевики этого завода начали осуществлять через завком рабочий контроль над производством. В ответ администрация, следуя лозунгу Рябушинского «задушить революцию костлявой рукой голода», стала задерживать выдачу заработной платы.
После Октябрьской революции заводской комитет почти полностью взял управление предприятием в свои руки. В первую очередь возник вопрос о выплате заработной платы рабочим, не получавшим ее с октября 1917 года. С этой целью двум членам завкома — мне и т. Васильеву — было поручено достать деньги.
Ежедневно с утра до вечера ходили мы из одного учреждения в другое. Были и в Петроградском и в Главном артиллерийском управлении, ходили к владельцам завода, обивали пороги так называемого «заводского совещания», в котором заседали заводчики, но везде безрезультатно. Советская власть еще не успела сменить старых чиновников, и они всячески саботировали. То обнаруживалось, что у нас не хватало нужных справок или бухгалтерского баланса, то обещали обсудить наш вопрос на каком-то совещании — и обязательно через неделю-две.
Прошли октябрь, ноябрь и большая часть декабря. Денег все нет и нет. Рабочие изголодались, на заводе — возбуждение. Ругают не только администрацию, но и «бездельников» из завкома, особенно нас, «ходатаев». Наконец вечером 30 декабря мы получили в Главном артиллерийском управлении ассигновку в Государственный банк на 800 тысяч рублей. Сообщили сразу в завком, и там решили 31 декабря к 2—3 часам вызвать на завод рабочих ночных смен для получения заработной платы.
Утром 31 декабря мы на заводской машине подъехали к Государственному банку. Подходим к окошку, суем кассиру нашу ассигновку и слышим ответ:
— Приходите второго января. Сегодня в банке неприсутственный день.
Идем к комиссару банка — тот разводит руками: ничем помочь не в состоянии.
И вдруг у нас возникла счастливая мысль: а что если поехать к Ленину?
За несколько дней до этого Совнарком взял из банка на неотложные нужды революции пять миллионов рублей. Об этом мы узнали из выходивших еще тогда буржуазных газет, которые подняли вой насчет того, что «большевики грабят Россию».
Отправляемся в Смольный, проходим в левое крыло, где тогда были кабинет и приемная товарища Ленина. Подходим к Горбунову, говорим:
— Нам бы с товарищем Лениным нужно поговорить.
— Его еще нет, посидите,— отвечает он.
Минут через пять в приемную входит Владимир Ильич. Поздоровавшись с нами за руку, он сразу же начинает расспрашивать: откуда мы, много ли на заводе рабочих, есть ли организация большевиков? Выяснив все, Ильич спрашивает:
— Ну, а зачем ко мне приехали?
Мы рассказали о задержке заработной платы, обо всех своих мытарствах и о том, что, имея на руках ассигновку в банк, денег все-таки не получили.
— Ну так что же? — спрашивает Владимир Ильич.— Чем могу вам помочь?
Мы замялись...
— Да вот,— говорим,— мы слышали, что Совнарком получил недавно из банка пять миллионов рублей... Нельзя ли из этих средств получить в обмен на ассигновку нужные нам деньги?
— Это можно,— отвечает Владимир Ильич.— Ищите Бонч-Бруевича и Свердлова, пусть зайдут ко мне.
Быстро находим тт. Свердлова и Бонч-Бруевича, и вот уже минут через двадцать нам вручают протокол комиссии, в котором записано решение — выдать нам требуемую сумму.
Дело оставалось за кассиром. Проходя в ожидании его по коридору, мы увидели на одной двери надпись карандашом: «Столовая». Оказалось, что столовая — совнаркомовская. Время было голодное. Продукты в городе выдавались только по карточкам и очень скудно, а тут уже и час обеденный подошел, есть хочется. Мы переглянулись: нельзя ли в этой столовой пообедать?
Тов. Горбунов, к которому мы обратились с такой просьбой, без промедления выдал нам два талончика. Идем с ними в столовую, предвкушая хороший совнаркомовский обед.
И вот столовая — несколько длинных столов, покрытых клеенкой. На одном из них — небольшая горка нарезанного хлеба, стопа алюминиевых чашек, ложки. В обмен на талоны и деньги нам вручают два куска хлеба, наливают две чашки щей.
Садимся, пробуем, и у нас глаза на лоб полезли: оказывается, щи кислые, да еще с селедкой. В таких же чашках подают нам второе — гречйевую кашу-размазню. Съедаем все с аппетитом, но нам кажется, что т. Горбунов дал талоны не в совнаркомовскую, а в какую-то обычную столовую.
Сказали об этом Горбунову, а тот отвечает, что в Смольном только одна столовая.
— Так что же, и наркомы в ней обедают?
— И наркомы.
— И Ленин тоже?
— Тоже.
После таких ответов съеденный обед показался нам очень приятным...
Получив вскоре деньги, мы отправились на завод. Все рабочие были уже на месте. Но прежде чем начать выдачу денег, мы влезли на возвышение и рассказали, как нас приняли в банке и как принял Владимир Ильич, сумевший в течение двадцати минут решить дело, из-за которого все так долго мучились. Не забыли мы упомянуть и о том, как обедали в совнаркомовской столовой.
Все рабочие были в восхищении от простоты и отзывчивости Владимира Ильича Ленина.
СТАРШОЙ
Воспоминания Ю. Алеева, бывшего адъютанта. коменданта Таврического дворца
В один из ноябрьских дней 1917 года, поднимаясь на третий этаж Смольного, я увидел впереди себя с трудом пробиравшихся сквозь густую толпу четырех крестьян. Все они были одеты в полушубки, в лаптях, в шапках-ушанках, с котомками за плечами. С любопытством оглядывали они каждую дверь, каждого встречного.
Навстречу быстро шел Владимир Ильич.
Когда Ленин поравнялся с крестьянами, один из них, бородатый старик, запинаясь, спросил его:
— А скажи, милок, где здесь старшой, что заместо царя Расеей правит? Мы, костромские, от мира. Нужда есть к нему.
Бегло взглянув на старика, Владимир. Ильич сказал: «А старшой там»,— и, указав рукой на дверь, быстро двинулся дальше.
Крестьяне, подойдя к указанной двери — а это был кабинет Владимира Ильича,— нерешительно вошли в пустую комнату, сбросили с себя котомки и сняли шапки.
Я вошел вслед за ними.
Через несколько минут к себе в кабинет вернулся Ленин.
Завязалась оживленная беседа. Владимир Ильич подвинулся к своим гостям и стал подробно и обо всем расспрашивать— не только об общественных нуждах, но и о семейных делах, об изменениях, которые произошли в деревне после революции.
Просто и понятно говорил Ленин о задачах новой, народной власти, о необходимости покончить с войной, наделить крестьян землей, в первую очередь бедняков.
Более часа длилась беседа с костромичами. В кабинет входили сотрудники Смольного с неотложными делами, но Ленин просил их не прерывать беседы .и терпеливо отвечал на вопросы крестьян.
Когда все вопросы были исчерпаны, Ильич сердечно распрощался с ходоками, пожав каждому руку, и попросил меня отвести их в столовую, а затем зайти к коменданту т. Малькову и передать от его имени, чтобы он отправил крестьян на автомашине на вокзал и помог им достать билеты.
По дороге в столовую крестьяне спросили меня:
— Сынок, а правда ли, что мы с самим Лениным толковали?
— Конечно, правда,— ответил я им.
— Эх! А мы его не таким представляли. Мы думали, что это барин или губернатор. А этот не таков. Совсем простой.
Их лица радостно сияли.
...
.................
<<<---
