Cтарый 4емодан
РАССКАЗЫ О НРАВАХ ДОМОРОЩЕННЫХ И ЗАРУБЕЖНЫХ
Степями таврическими
(Путешествие)
Повысить продуктивность труда
Умные люди говорят (и надо вам знать, что говорят небезосновательно), что мы повысим продуктивность нашего труда только с помощью научной организации этого труда...
С помощью НОТ!
Ибо, само собой разумеется, работать теперь для своего государства не то, что когда-то работать на хозяина...
Теперь (когда мы работаем на себя!) для того, чтобы человек пришел на работу в десять часов, и заведены и НОТ, и Лига времени, и в каждом учреждении на каждой стене начальник этого учреждения истерически умоляет:
— Товарищи! Да товарищи! Да побойтесь вы НОТа!
И товарищи приходят ровно в одиннадцать часов и
работу начинают в двенадцать!
Раньше, когда работа начиналась в десять, служащий, запыхавшись, прибегал полдесятого и спрашивал на лестнице у швейцара:
— Не опоздал, Стратон Калистратович?
Почему это так, понятно...
Теперь у нас служащий — общественно сознательный человек, который своей энергичной работой изо всех сил старается положить и свой кирпич на строительство светлого будущего.
А раньше служащий смотрел на работу у хозяина так: лишь бы день до вечера!
И приходил с утра и сидел до вечера...
И до того он был безразличен к работе на хозяина, что никогда не вспоминал о нагрузке, о процентах, о сверхурочных...
Недаром сказано: несознательность!
Революция раскрепостила, освободила, просветила, ну и:
— Я сегодня на пять минут больше печатала! Я не лошадь! Я не могу! Давайте сверхурочные!
И доработались мы до того, что уже летит крик по всему Союзу:
— Повысить продуктивность труда!
Обижаться нам на этот крик, товарищи, не следует. Это значит: еще повысить!
То есть продуктивность труда у нас очень высокая, но ее надо еще повысить.
Зачем?
По-моему, каприз!
* * *
Раз требуют — надо повысить.
Как?
Увеличить конторский труд с шести часов до восьми?
Ерунда!
И шесть часов не знаем, куда девать, что же будем делать еще с двумя часами?
Это практически.
А теория, так она на основании научных исследований говорит, что правильно использованные шесть часов продуктивнее восьми...
Да это и понятно: человек за восемь часов утомляется так, что его энергия за последние часы очень падает. И продуктивности никакой...
И вы сами это замечали даже при шестичасовом рабочем дне...
После двух часов дня вы уже нервничаете... Вы бегаете, вас часто нет за столом...
Начальство спрашивает:
— Зоя Петровна, где вы, что вас не видно?
А вы нервно:
— Что, мне уже и «туда» нельзя пойти?
— Что-то очень часто!
— Ну, я не виновата, что я хоть и регистраторша, но у меня своя физиология! Если у Клавдии Ивановны брат — член правления, так ей можно по часу сидеть, а я так и полчаса не могу! Я, Николай Иванович, не утка!
...Нет, восемь часов — это много!
Да и за очередь будем драться!
Организуем свои шесть часов! Только правильно организуем!
Надо эти шесть часов так распределить, чтобы работа ручейком лилась.
Приходите вы ровно в десять!
Первые полчаса вы снимаете шляпку перед зеркалом, поправляете виски, пудрите нос, приглаживаете юбку, затыкаете блузку, подтягиваете немножко лифчик, чтобы кончик мережки не выглядывал из выреза, и идете «туда» готовиться к продуктивному труду!
Через час вы уже за столом...
Кладете руки на стол, глядите на ногти, вынимаете ножнички и подстригаете немножко их (ногти) со всех сторон. Потом натираете, чтобы блестели-
Развертываете затем книжки и идете к Наталочке в другую комнату поболтать, что вчера было в кино или где-нибудь!
Еще час!
Потом приходит начальство. Если оно женатое и строгое и требует работы, вы сидите за столом и кусаете губы...
Если оно неженатое, вы... Не знаю, я не девушка.
Знаю только, что часа два, а то и три пролетит, как счастье!
Побольше только инициативы и самодеятельности... А еще лучше, если оно и женатое и не строгое... Работа тогда будет продуктивная...
..................
Только таким, думаю, способом можно повысить продуктивность труда!
А ежели возьмутся за учет труда, за разный контроль и т. п. — придется бросать службу... И, цридя домой, сказать:
— Кто же у этих большевиков будет работать? Это звери!.. Вот раньше было!
1924
Качество продукции
Ехал я как-то по железной дороге. На одной из станций вынул я из чемоданчика стакан, выскочил, принес в вагон воды и поставил в купе на столик.
Пожилой мужчина, сидевший рядом со мной, попросил дать ему напиться.
— Берите, пожалуйста.
Мужчина выпил воду, поблагодарил и, показывая мне стакан, произнес:
— Посмотрите на этот стакан.
— А что такое? — спросил я.
— Посмотрите, как он сделан. Края-то какие-то неровные, корявые, боишься просто в рот взять, чтобы не поцарапаться.
— Да,— ответил я.— Или не умеют, или не хотят, а делают плохо. Можно было бы уже и лучшую посуду выпускать.
Разговорились мы.
— Я сам,— рассказал мой спутник,— рабочий стекольного завода. Давно уже работаю на производстве, и скажу я вам, что это просто производственная расхлябанность. Нет надзора иа заводе, нет глаза. Работаем, лишь бы сбыть с рук. Директор или управляющий заботится, очевидно, о том, чтобы программу выполнить, а сознательности среди рабочих тоже не много... Вот и получаем такое, что противно в руки взять...
— А правда ведь,— перебил я его,— можно уже делать как следует?
— Да, конечно, можно. Я не знаю, какого завода этот стакан, а знаю, чго у нас такой не выпустили бы. Никогда бы не выпустили. Наш директор этого бы не допустил.
— Наладили, значит, уже производство?
— Наладили. А знаете, как наладили?
— Как?
— Желудок помог.
— Какой желудок?
— А такой, обыкновенный желудок... Изготовляем мы, как вы знаете, всевозможные стеклянные изделия: бутылки, стаканы, ламповое стекло, аптечную посуду. Изготовляем мы, между прочим, и наконечники для клизм. Изготовляли мы раньше черт знает что, как вот этот стакан. Лишь бы изготовлять. Все равно сойдет, лучшего же нет. И вот однажды заболел желудком наш директор. Нужно было поставить клизму. Прибежала директорша на склад за наконечником. Дали ей... Она и засунула. Директор как подскочит, как вскрикнет:
— Что гы мне ежа суешь?
Перепугалась директорша страшно.
— Что ты, Ваня) (Его Иваном Федоровичем зовут.) Какого ежа? Это с вашего завода наконечник.
— С нашего?
Да как схватит тот наконечник да как швырнет его на землю!..
А на другой день созывает общее собрание. А потом производственные совещания.
Как взялся, как взялся, так теперь наш стекольный завод на первом месте. Посуда у нас, как хрусталь. И все довольны.
«Что бог посылает, все к лучшему»,— подумал я.
1927
«Половая проблема»
Что это с нашим Харьковом стряслось, так прямо никакого ладу с ним нет!
Идешь по улице, а тебе со всех заборов, со всех афишных столбов в глаза так и прыгает:
«Половая проблема».
«Тайны любви».
«Свободная любовь».
«Гигиена половой жизни».
«Свет и тени половой проблемы».
«Гигиена брака».
И московские, и ленинградские, и местные, и профессора, и доктора медицины, и просто себе «известные» лекторы захватили Харьков «половой проблемой», что ни проехать тебе, ни пройти...
Прямо так, что хоть бросай все, садись и смотри на половую проблему, выискивай там в ней и «свет» и «тени»...
И это почти ежедневно...
То в драме, то в книгосборнике, то в «Миссури».
Неужели это такое злободневное и острое, что каждому гражданину обязательно нужно там побывать?
Ну, есть эта «половая проблема», есть в ней законы всякие, но помилуйте же мою душу: зачем же до бесчувствия?..
И хотя бы тебе один «известный» лектор приехал да о посевной кампании прочитал!..
Не интересно?
Так можно же совместить...
Можно взять такую, к примеру, тему:
«Половая проблема и посевная кампания».
И любопытно и полезно.
Впрочем, говорил мне когда-то Дмитро Федорович, селянин из Пасек,— дай ему боже здоровья,— «вот как попотянешь, говорит, косу с четырех часов утра до девяти часов вечера, так так спишь, будто твою половую проблему мыши отъели... Ни «света» на ней, ни «тени»...»
Вот я и думаю, а что если бы лекторов и слушателей припаять дня по два за сеялкой побегать, или снопы на арбу покидать, или в котельном цехе часов по восемь поклепать, знали бы они тогда, что за штука «Тайны любви» и «Гигиена половой жизни».
1924
...
Берлинские музеи
Знаете, что самое главное? Музеи! Быть в Берлине и не побывать в музеях — это, конечно, преступление! Берлинские музеи — это квинтэссенция всех музеев... Вы же знаете, что такое немецкая культура? А в музеях у них собрано буквально все. Причем с первобытных времен! Еще, можно сказать, с того древнейшего периода, когда немец обезьяну придумал, и до самых наших дней!
Завтра утром, как только позавтракаем, сразу же — в музеи!..
— Только в музеи! Как встанем, так и в музеи. Зачем же тогда ехать сюда, если не побывать в музеях?
Торопливо заканчиваем завтрак — и в музеи! Быстрее! Быстрее!
— Сейчас, сейчас! Вот только это «кезе»* проглочу и бежим.
— Пошли, пошли, музеи ведь только до трех открыты.
— Айда!
Идем.
— Скорее, скорее, товарищи! Музеи большие, а времени мало!
— А ну-ка посмотрите. Вот сюда! Ты глянь, чемода-нище! Вот это да! А витрина!
______________
* - «К е з е»— по-вашему, сыр.—О. В.
— Нет, чемоданище какой! Черт его знает! Смотрите! Не чемодан, а целый гардероб. И на каждую вещь — свое отделение. Там для пиджаков, там для штанов, а там — для белья! И не помнется ничего в таком чемодане. Надо будет купить.
— Сколько же он стоит?..
— А вон несессер. Видите?
— Вижу. Несессер.
— Надо будет купить! А вон видите — из крокодиловой кожи?
— Где?
— Вон там. Надо будет купить.
— А смотрите, женский ридикюль. Красный. Вот черт! Надо будет купить.
— Ну, идем, идем, а то опоздаем!
— Пошли!
— Тссс!.. Смотрите, какие бананы! Ну и бананы!
— Что там бананы, посмотри — ананасы!
— А это что за ягоды красные?
— Это? А черт его знает, что это такое! А вон — арбуз, что ли?
— Да нет, вроде не арбуз.
— А что же тогда?
— Кто его знает! А вон черешни. Как помидоры!
— Так это же и есть помидоры!
— Да нет, черешни это!
— Вот черт, надо будет купить!
— Ну идем, идем!
— Качай!
— Слушайте, а что это за чудище? Крокодил, никак?
— Это резиновый. Надувной.
— На черта?
— Плавают на нем. когда купаются. А вон там жа-бища... видите?!
— Чго ж это — игрушка гакая?
— Ну да. А вот это — резиновые миски.
— А там — резиновые туфли.
— Тоже для купания?
— Надо будет купить...
— Ну, пошли!
— Пошли, пошли!
— А это что? Живой манекен вроде?
— Ну да. Новые фасоны показывают. Есть такие специальные барышни, они одеваются, становятся в окнах витрин и рекламируют модели!
— А ничего манекен! Надо будет купить!
— Ну, побежали!
— Иду, иду!
— Вот драгоценности... искуственные. О них мне жена и говорила.
— Ага, ага, это самое оно и есть!..
— Ты посмотри, какие красивые вещички!
— А здесь еще лучше!
— Нет, вы только поглядите... Змея! Из чего ж она сделана?
— Скорее всего терракотовая!
— Надо будет зайти сюда! А вон видите — ожерелье!
— Ого!
— Надо будет купить!
— Идем!
— Идем!
— Смотрите, какие электрические лампочки!
— Синие, розовые, красные! И сколько их!
— А вот лампочки, что мигают, когда горят!
— Ну?
— Ей-богу! А вон фонари какие!
— А вот это, видите, оборудование на целую электрическую станцию!
— О-о, надо будет купить!
— Ну идемте, а то уже двенадцать.
— Пошли!
— Ага-ага-ага! В этот магазин мне обязательно надо зайти. Видите пальто с такой подкладкой?
— Да и мне ведь нужно! Вот оно — то, что я давно уже ищу!
— Нет, здесь давайте получше рассмотрим. Вот пальто за сто двадцать марок!
— Ничего себе! А вон то еще лучше за сто пятьдесят марок!
— Вот бы мне такой костюм для работы!
— Да тут и обувь!
— Это ведь спортмагаэин!
— А-а, спорт! Жаль, что я в футбол не играю, а то купил бы эти бутсы. Ох, и бутсы! Хорошие, видать!
— Ну, не будем задерживаться, а то уже половина первого!
— Идем!
— Вот они, ручки автоматические. Вы только посмотрите: новая какая-то конструкция! Таких еще я не видел!
— Вот эти зелененькие? Это американские.
— А мне, понимаете, порядочно их надо! И Микола просил, и Федор, и Сидор, и Иван, и Виктор, и еще кто-то, и еще, и еще... Я уже запамятовал, со счета сбился. Штук девяносто — не меньше... Может быть, как оптовому покупателю, скидку сделают? Как вы думаете?
— Надо будет спросить.
— И блокноты здесь есть. И карандаши! Надо запомнить этот магазин. Как он называется, записать бы, чтоб не забыть!
— Скорее только записывайте, а то опоздаем.
— Уже! Бежим!
— Что это такое, смотрите, коня живого в авто повезли?
— Ага... Верно, на бега. Чтоб не уморился дорогой, вот его и везут.
— Скажи пожалуйста! Уже и лошади в автомобилях ездят! Вот чудеса! И стоит же, чертова образина, спокойно. Привыкшая, что ли!
— Ну, идем, идем!
— А это что за чучело такое в белом?
— Так это же повар из ресторации. Для рекламы. Вон у него на пузе надпись, из какого он ресторана!
— Что же это он так целый день и стоит?
— Так и стоит!
— Ишь ты... Надо будет купить!
— О, часы!..
— О, бритвы!
— О!' ОГ О! О!..............
— Ну, идем, идем же! Вот уже и музей.
— Смотрите, закрыто!
— Который же час?
— Половина четвертого!
— Ах, черт побери, опоздали! А ведь, казалось, быстро шли!
— Ну, завтра уже непременно: пораньше встанем и побежим!
— Да, да. Обязательно!
Завтра
— Скорее, скорее!
— Сейчас, сейчас!
— О, смотри, белье!
— О! О! О! О!..............
— Который час?
— Четверть четвертого!
• • • • • •
А немецкая культура — солидная культура. Немецкие музеи — мировые музеи! Не побывать в берлинских музеях — это просто преступление!
— Завтра уж непременно!
1928
Как проехать таможню
Когда едешь за границу, тогда, понятно, незачем тревожиться о том, как проехать таможню.
А вог когда оттуда...
Ой, бог ты мой, чего эта таможня стоит!
За добрых три недели до отъезда из Германии только и слышишь:
— Все, в общем-то, хорошо, а вот как Шепетовка...
— Были в Тиргартене?
— Был.
— Ну как? Ведь правда, прекрасный парк?
— Парк чудесный... Да вот не знаю, проверяют на таможне карманы или не проверяют?
— Вы из Потсдама?
— Да.
— Не дурак был Вильгельм, избрав себе там резиденцию. Вот парк! А палаты! А водопады! А чистота! А порядок!
— Даа-а... Диву даешься, и только. Что верно, то верно А вот интересно, таможня только одну пару обуви разрешает провозить?
. . . . . ......
— Вы что. из музея?
— Да вот только что пришел.
— Сильное впечатление, правда?
— Великолепно! А пудру мужчинам провозить можно?
Ох, эта таможня!
Страшно мало вещей разрешается провезти из-за границы.
Ну до чего ж маленькая норма! Прямо плакать хочется!
Подумать только: всего три костюма.
Всего лишь два пальто!
Шесть пар белья!
Один золотой крестик и одну золотую иконку.
Всего только одну нитку жемчуга и одну пару часов.
Ну и власть!
В инструкции сказано, что вещи разрешается провозить те, которые необходимы в дороге и для проживания во время двух-трехмесячной командировки.
Ну неужели же Советской власти не известно, что обойтись в дороге одной парой часов — это просто смехотворно?!
Нужно по крайней мере штуки три, не меньше!
Ну как же может какой-нибудь научный работник, или литератор, или деятель искусства, или индустриальный рабочий пробыть месяц в командировке, имея на руках только три костюма?
А разве обойдется он в дороге одной ниткой жемчужного ожерелья?
Разве сможет он осматривать немецкие заводы, если ему разрешается нюхать только (всего лишь) пятьсот граммов (пол-литра!)
духов Coti, да и то непременно распечатанных, к тому же взвешенных вместе с флаконом!
Просто не понимаешь в данном случае Советскую власть.
Как же это все-таки так?
Выходит, если я еду такую даль, как из Берлина в Харьков, то не имею права провезти с собой медведя?
Да ведь это нужнейшая в дороге вещь!
Как же это мне ехать просто так, без всяких развлечений?
Да что ж это за поездка такая?
А Шепетовка медведей не пропускает.
Говорит, «не положено».
Вся трагедия — в карманах.
У немцев почему-то очень маленькие карманы в костюмах.
Сунешь медведя ногами — голова торчит.
Сунешь головой — «оги торчат...
Сядешь, как-нибудь неловко повернешься, а он, чертова перечница, в кармане как заревет...
А вокруг — хохот.
Ну, а что тут смешного, скажите?
Никогда командировочный не бывает более взволнован и взбудоражен, чем перед возвращением из командировки домой.
Это естественно. Чего, собственно, волноваться, отправляясь в Германию или во Францию?
Что может вас взбудоражить: новые незнакомые города, новые люди, новая жизнь, достижения культуры и всякие такие вещи?
С этими новшествами вы очень быстро осваиваетесь...
Настоящие волнения начинаются перед отъездом «нах хаузе».
— Послушайте, вы, никак, женские панталоны надели?
— Неужели заметно? Я ведь резинки вытащил. Да и потом — лето теперь, а летом мужчины такие же коротенькие штанишки носят, как и женщины.
— Да, но не носят мужчины штанишек с этакими хризантемами впереди... И потом, насколько мне помнится, у мужчин такие вещи обычно с ширинкой...
Неужели Шепетовка и ширинки проверяет? И в конце концов что вы мне все с этой Шепетовкой? Что хочу, то и ношу и не желаю считаться с тем, что угодно шепетовским чиновникам. Где, в каких правилах написано, чтобы я носил кальсоны обязательно без хризантем?!
Сколько мук, сколько страданий доставляет наука нашим людям! Сколько забот и волнений приносит заграничная командировка нашим молодым ученым!
Только здесь начинаешь понимать пословицу:
«Корень учения горек»...
Шепетовка. Лето. Жара.
И вот видишь, как из вагонов выползают краснощекие молодые граждане, одетые в котиковые манто, в меховые шапки, с плюшевыми на шее или на руках пледами, в теплых перчатках, в двух-трех парах теплого белья...
— Что это вы так утеплились, словно Амундсена разыскивать собрались?
— Простудиться боюсь. В вагонах, знаете, сквозняки... А у моей матери такой лютый был ревматизм... мучилась невероятно!
Шепетовские таможенные чиновники — веселый народ!
Когда такой вот полярного вида субъект появляется в таможне, у них на лице смеется каждый мускул.
Они кусают себе губы, чтобы не фыркнуть.
Результаты их веселого нрава я видел после того, как они «проинтервьюировали» одну такую «котиковую мадам»...
На столе лежали: длинная, сажени в три, нитка жемчуга, флакон духов (в бутыли на добрых полведра), всяческие кружева и множество подобных вещей.
Мне неудобно было спрашивать, как все это уместилось на ней и что было обмотано этими жемчугами.
«Котиковая мадам» в течение какого-нибудь получаса заметно похудела и побледнела.
Больших мучителей с веселыми на лице улыбками, чем шепетовские таможенные служащие, я не видывал...
Просто какие-то изверги!..
Не берут их ни слезы, ни кокетство, ни убедительные доводы о том, например, что женская шелковая комбинация — это прозодежда для молодого инженера, прокладывающего в Донбассе новую шахту.
Любимейшая у них фраза: «Не положено».
Убийственная фраза.
И все из-за этих проклятых двух букв «н е».
Ну, а как же все-таки проехать таможню?
Не скажу! Это очень большой секрет.
Я, например, проехал ее блестяще.
И даже служащих обвел вокруг пальца: незаметно провез резинового верблюда в натуральную величину.
— Как?
— Я его в подошву засунул.
Подошву у меня не отрывали — я и провез.
А теперь не знаю, что с ним, дьяволом, делать: в комнату не лезет, дети боятся, жена ругается.
— Ты бы лучше,— говорит она,— вместо верблюда котиковое манто в ботинки засунул.
Ну что ж: ошибся. Бывает)
1928
....
<<<---
