НЕМНОГО ПРИРОДОВЕДЕНИЯ, ГЕОГРАФИИ, ЭТНОГРАФИИ И КУРОРТОЛОГИИ. ДОРОЖНЫЕ ОЧЕРКИ И «КРЫМСКИЕ УСМЕШКИ»


Степями таврическими
(Путешествие)
Таврические степи...
Кто из люда нашего не знает их?..
Степями этими безмежными когда-то запорожские казаки-всадники скакали, потом чумацкие возы степными шляхами скрипели, за солью да за таранью гей-кая, а потом...
Потом залились степи пшеницей буйною, расцвели селами да хуторами, табунами коней, отарами овец, стадами скота рогатого...
И не скачут уже теперь по ним казаки запорожские, не скрипят возы чумацкие...
Трактор тарахтит в степях в таврических, электричество мигает, пробегают авто, сусликов да орлов степных распугнвая...

МЕЛИТОПОЛЬЩИНА
Ровно... Так ровно, как на ладони... Так ровно, что не обо что взгляду вашему удариться, и летит этот взгляд на десятки верст — и вперед, и назад, и вправо, и влево — и только изредка наткнется в голубой мгле на крест церковный и задержится там... Там-там, где тот крест торчит...
— А сколько же верст вон до того креста? До церкви?
— Да верст, вероятно, двадцать!..
На двадцать верст взор ваш степные просторы охватывает... Ровно...
Стол перед вами, зеленый пшеничной скатертью застланный...
Тарахтит арба-мажара, рысцой качаются кони, рассыпает битое стекло песни жаворонок, плавает в голубизне орел-степовик, шарахаются в норы суслики перепуганные...
Ищешь где-то над дорогой хотя бы кустик спорыша нашего... Нет...
Вдоль шляха не спорыш, а синец степной бледненькой синькой с листа брызжет...
А вокруг пшеница зеленеет-
Растет труд крестьянский, хозяйское око радуя...
И нет деревца тебе нигде, нигде ни кустика...
Степь...

* * *

Село Покровка... Ново-Троицкий район на Мелито-польщине...
Как всюду в степных селах, глина да изредка только черепица...
Как везде и всюду, голо: нет деревьев...
Хаты, а за хатами — стога из соломы огромные...
Сельский клуб... А на нем афиша... И на сельском Совете афиша... А на афише той кто-то кого-то на кресте распинает.
ВЫСТУПЛЕНИЕ ИЗВЕСТНОГО ГИПНОТИЗЕРА
ГНЕЗДИЛОВА
Будет демонстрироваться Распятие на кресте
Это Покровка развлекается.
«Распятием» политико-воспитательную работу в сельском клубе проводят.
Кого тот «известный» Гнездилов будет распинать, неведомо...
Было бы хорошо, если бы в самом деле распять заведующего тем клубом, а вместе с ним и культурно-просветительную комиссию... Испытали бы они, каково это на кресте висеть, возможно, тогда и отыскали бы развлечения поумнее для «уверенного им населения»...
А то получилось, как раз на пасху...
Очевидно, так и приспособлено это «распятие» к такому подходящему дню.
Только что миновала «страстная неделя», когда господа нашего Иисуса Христа, сына божьего, Анно-Кайя-фа распял, а теперь, мол, полюбуйтесь, как это в натуре выглядит...
Очень хотелось посмотреть, как вот оно там, в Покровке, распинают, но некогда было... Ехать дальше нужно...

* * *

На Чурюк!
И катится мажара дальше степью, тарахтит по шляху синцом расцвеченным...
Чурюк — остров на юге Мелигопольщины... Там, за Чурюком. через небольшую протоку, уже советский Крым вытыкается...
Сиваш, Гнилое море, тот остров охватывает...
А Гнилым морем называется северная часть Черного моря, заливы, что в Мелитопольщину соленой водой врезаются...
И гнилое оно потому, что соленое без предела, и нет в нем ни рыбы, ничего... Ничто не выживает в этой воде, кроме рачков крошечных каких-то, которые мириадами кишат в зеленоватой воде...
Чайки скулят над морем, свистят кулики, да поблескивают на солнце над водой тучи снежно-белых мартынов...
Село Чурюк прижалось над заливом... Небольшое, дворов, может, с полсотни, а может, и в сотню... Такое село, как все степные села.
Дальше плотина через залив из глины да из соломы...
А за плотиной за той село Петровка... Последнее уже село... Дальше остров, частично распаханный, частично под целиной...
А дальше проток и Крым...

* * *

— Тр-р-р! Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Как живете-можете?
— Помаленьку!
Останавливаюсь у хозяина... Середняком называется...
Большое подворье. Большая хата с пристроенной к ней конюшней. Пара коней... Четыре коровы...
— Ну, как живете?
— Да ничего...
— Растет? Родит?
— Да понемногу...
В сенях сепаратор. Во дворе жнейка.
— А сколько земельки?
— Да слабовато... По три десятины на душу... Маловато земельки...
— А «душ» сколько?
— Батько старый да мать... Да я, да жена... Да брат... Да деточек трое... Вот и все...
— Слава тебе, господи...
— Да так... Да только стеснение насчет земли. Своей маловато, приходится из фонда подарендовы-вать....
— А сколько же из госфонда подарендовываете?
— Да сколько поднять можем...
«Ничего себе,— думаю,— стеснение...»
Народ румяный, ветрами обвеянный, соленой водой оплесканный. Соленый народ... Степной...
— Больше за скотом ходим... Масло продаем... Скот... За лето выпестуем на выпасах, а осенью продаем... Потом снова покупаем запущенный, выпасем и продаем... Народ мы бедный...
— Дай, господи, всем такими бедными быть...
— Да оно так...
— Да так уж... Так...

* * *

Подымается на ноги земля степная, советская... Пшеницей звенит, травами степными шелестит, молоком пахнет...
Засека украинская — Мелитопольщина...

* * *

Эх, степи таврические!
Степи советские!
Цветите цветом буйным, крестьян и рабочих радуя!
1926


...

A вот у камня старичок, усы торчком. Он бесстрастен и невозмутим. Пришел исключительно с лечебной целью. Рядом с ним бинокль. И когда никто не видит, он поскорее за бинокль и... на женскую сторону...
«Лечится» старичок.
А на стороне на той, на женской, как раз вытаскивает из моря свои телеса какая-то Венера, пудов этак на девять с половиной.
Под ее «гибким» станом галька скрипит, а волны о нее разбиваются, как о скалу Деву...
У нее, очевидно, чахотка «восемнадцатой стадии»...
Вытащила и расплылась студнем на берегу. Тяжело дышит, две подушки на груди подкидывая...
Заслонила горизонт...
Так и хочется сказать словами Саши Черного:
Мадам! Вы задом затмили солнце... А солнце прекраснее вас!
1927