Cтарый 4емоданКТО СЕЕТ ХЛЕБ — ТОТ СЕЕТ ПРАВДУ
Мальчику в подарок тебе земля, не возделана вовсе.
Вергилий
«Джентльмен обыкновенно живет в деревне» — так начинается, говорят, одно из самых известных в Англии руководств для «настоящих мужчин». Почему для британских верхов, столетиями неторопливо отбиравших нормы в кодекс поведения и жизни и показавших исключительную классовую выживаемость и гибкость, деревня и аристократизм оказались сопряжены и неразрывны до сегодняшнего дня? И сейчас загреби хоть миллионы, но, если ты не ковыряешься на своем клочке земли и у тебя нет дома и живности, никакие деньги не смоют с тебя облика выскочки и разбогатевшего деклассированного чужака.
Когда это началось?
Облагораживание земли было главным, что внесли в историю молодые народы Европы, пришедшие на смену античности.
Владение землей стало главным признаком знатности.
Что общего между много раз осмеянным деревенским увальнем и джентльменом?
Прежде всего деревня с ее укладом, сезонами, рассветами, работой, требующей долгого дыхания, нечто генетически чуждое выскочке — земля проверяет на подлинность человека.
Английское дворянство не зря лучше континентального приспособилось к буржуазности, оно знало всегда цену деньгам и обладало, значит, незамутненным инстинктом власти. О том, что земля — основа богатства и достоинства, именно богатства и достоинства (у буржуа деньги и честь ходят врозь), английское дворянство знало всегда. Даже «леди» в своем первом и точном звучании означало на заре истории германских племен «женщина, пекущая хлеб».
Великого Либнха1 они не привели бы в отчаяние своей непутевостью, как русские помещики, о которых он писал в письме профессору Петровской сельскохозяйственной академии П. А. Ильенкову: «Русское земледельческое дворянство должно же понять, что ему необходимо запастись сельскохозяйственными знаниями, если оно не хочет идти навстречу верной гибели».
Неуважение к земле гибельно для любого господствующего класса.
Нам, унизившим высокое понятие «деревня» в своем обыденном сознании (а оно имеет решающее значение) и принявшим эстраду за культуру, трудно вновь повернуться лицом к земле и основам, но придется — предостережение Либиха не теряет силы.
Островная психология англичан, закаленная беспощадным отбором на острове, видимо, способствовала тому, что в складках их сильной памяти была запрятана не только эксцентричность, до которой падки составители журнальных смесей на континенте, но и отпечатки глубоких и длительных народных переживаний. Там же укоренилась и стала частью психики идея о том, что сила и благородство не во внешних знаках иерархического ранга, а, что важнее, в знании своего места на общественной ступени; иными словами, верный признак благородства — это сознание, что достоинству есть место на любой ступени, а недовольство своим социальным местом вместе с завистью и раздражительностью — признак низменной натуры.
Благородство в сознании уникальности любого социального места.
Не станем ни иронизировать, ни шарахаться от знаменитого кодекса правил чести только потому, что он выработан не в наших обстоятельствах или принадлежит
1 Л и б и х Юстус — немецкий ученый, один из создателей агрохимии.
высшему классу. Попади нам в руководство строка «джентльмен никогда не лжет», не воспримем же мы эту мораль враждебной нам. Сейчас будет речь идти о земле, а деревня не переносит одномерности, схемы и волюнтаризма, как мы убедились на горьком опыте.
В основе сельской жизни — здравый смысл, ибо там от стебля травинки и до коровы всюду человек имеет дело с живым.
Но, спросите вы, к чему эдесь Альбион, кодекс чести, деревня и Либих?
И в самом деле, записки эти пишутся в ставропольской станице, куда я приехал вновь с промежутком в восемь лет. Первый вариант записок не был опубликован, но станица Григорополисская с ее ученической бригадой не давала покоя. А что до кодекса благородства и коровников, то взаимосвязь прямая. Вся культура наша вышла из деревни. Мы все ее дети и часто неблагодарные, как бывает с блудными детьми, забывшими истоки. «Буржуа» — по-русски «мещанин». А «мещанин» — от слова «место», то есть «город» по-старинному, по-укра-ински и сейчас город — «мисто», польское «място». Последуем призыву известного поэта Жемчужникова: «По-' русски говорите ради бога! Введите в моду эту новизну».
Так давайте же вернем горожанину его первоначаль-* ное имя «мещанина», хотя бы тому горожанину, который стал плевать на деревню, то есть на свою колыбель, на истоки, на прошлое.
Наша культура, как и европейская, вся деревенская.
Все песни, все былины, вся музыка, все нравы и устои родились на сельских просторах и хранились по усадьбам, дворам, теремам и избам. Рыцарский кодекс, и сегодня составляющий основу всей нравственности, отлился в деревенских усадьбах и крепче всего держался не в роскошных палатах и замках, а в среде бедного дворянства, тому порукой отважный и бедный мечтатель с плоскогорий Манчи по имени Дон Кихот.
Русская культура не деревенская, строго говоря, и- не городская, у нее есть точное и собирательное имя — это культура усадебная.
Для кого пишутся эти строки? Для станичных ребят с русского юга, для членов ученической бригады. Это ради них я приехал сюда вторично и из-за них не опубликовал первый, говоря по-старому, извод записок. Когда я увидел их неутомимость на поле, их мозолистые детские руки, мне стало неловко отписываться даже одой в их адрес. Надо бы попробовать дать им самое главное, чего они, как мне тогда показалось, лишены, а именно: доказательства благородства их социального выбора. Чтобы они навсегда осознали, что город сближается с деревней, потому что это падо городу. Деревня проживет худо или бедно без города. А город без деревни не проживет. Это на уровне физической выживаемости. Но есть еще у деревни одна ипостась.
Чем больше в городе деревни, тем город прекрасней.
Деревня живет в городе прудами, парками, цветами, лужайками, водой, травой, пением птиц. Без деревни города становятся тем, как воспринял их Бунин с его строгой нелицеприятностью. А в его пору русские города были еще полны усадеб на две трети. Но именно он увидел то, к чему мы успели, увы, привыкнуть. Бунин же сопоставлял новые кварталы с укладом городских усадеб: «Отвратные в своем даже внешнем безобразии и в своей тесноте города, стоящие на гигантских клоаках и непрестанном грохоте». Те «отвратные» кварталы, которые в 1913 году вызывали ярость Бунина, теперь, увы, являются украшением всех городов. Что бы он сказал, увидев слепые и голые типовые жилмассивы «спальных районов». Иван Бунин знал деревню, как никто в России. Он любил ее строгой любовью без фальши и нынешней всхлипывающей чувствительности.
Каждый вечер в пойме Кубани в колхозном особняке-гостинице пробую перенести на бумагу неостывшие впечатления дня, которые перемежаются невольно с воспоминаниями о прошлом края, взятыми из книг станичной библиотеки и из бесед со старожилами.
Ставропольский край сам размером с Францию. Путь от Петербурга в Тифлис проходил когда-то через Москву, Тулу, Воронеж, Ставрополь, далее по пути Александровское, Георгиевск, Минводы, и затем Военно-Грузинской дорогой в Тифлис. Здесь проезжали Пушкин, Лермонтов, JI. Толстой, А. Бестужев, А. Одоевский. Начальником штаба Кавказской линии был генерал П. И. Петров — родственник М. Лермонтова. У него и останавливался поэт в 1837 году. Сюда шли офицеры для службы в Кавказском корпусе, самом тогда боеспособном, независимом и образованном в русской армии. Их нарекли кавказцами. Названия этих мест западают нам в сердце с детства. Мы носим их в себе, часть нашего духовного склада, не думаем об этом, а побывав здесь9 вдруг чувствуешь, как всплывают в памяти дорогие имена и строки.
Вот отрывок из «Путешествия в Арзрум» с пушкинской магией слов, простых и вечных: «В Ставрополе увидел я на краю неба облака, поразившие мне взоры тому ровно за девять лет. Они были все те же, все на том же месте. Это — снежные вершины Кавказской цепи».
В хорошую погоду на горизонте можно различить вдали двуглавую вершину Эльбруса. Показал мне ее главный агроном колхоза «Россия» Соловьев Михаил Гаврилович. Подите по его имени, фамилии догадайтесь, что Соловьев природный болгарин и прирожденный агроном, У него, как у доброго болгарина, эти два начала неразрывны. Он показал на Эльбрус и, как о чем-то естественном, заметил, что его родной брат недавно спустился с вершины Эльбруса в долину на дельтаплане. Я было хотел узнать подробности, но Соловьев перевел беседу на любимую им тему земледелия. Михаил Гаврилович дельный агроном, с лирико-философским отношением к земледелию, то есть отношением наиболее редким и самым продуктивным в мире, ибо он вносит в сельский труд главную составляющую земледелия — красоту, а последняя немыслима без трудолюбия и духовной дисциплины.
В станице по традиции главные специалисты колхоза закрепляются за классами в качестве шефов. Соловьев в таких случаях выбирает первый класс, но зато ведет его уже до выпуска из школы. Он любит ходить по полям с малышами. Как истинный философ, он легко великие нормы земледелия переводит на язык, доступный первоклассникам. В таких случаях обе стороны в восторге друг от друг. По проселкам между посевами шагает высокого роста мужчина, окруженный радостно-пытливой гурьбой ребят. Соловьев говорит по-русски свободно с легким балканским акцентом. Он показывает на поле и спрашивает, нет ли в посевах огрехов, прямы ли рядки. Дети дружно подтверждают. Отделены ли края полей от дороги?.. Ведь школьные тетради тоже делаются с полями, не правда ли? Вы же уже кончаете первый класс. Дети, найдите этикетки на краю поля и прочтите фамилию бригадира или звеньевого. Нет ли среди вас тех, кто энает их? Может, они чьи-то родственники или соседи? Нет ли на поле сорняков?.. Дети, вы любите розы?.. Хор голосов отвечает: да!..
Соловьев говорит обо всем чуть загадочно и доверительно. Ребята вслушиваются в его интонации.
— А если посреди хлебного поля растет роза, падо ли ее вырвать?
Дети переглядываются. Думают.
— Вам жалко розу, не правда ли? — угадывает Соловьев. — Но вы должны научиться порядку и культуре. Знаете, что такое культура? Это когда каждый знает свое место. Роза пусть растет в цветнике, а не в пшенице. Когда не знаешь своего места, то и роза может стать сорняком.
Волнистое поле перед вами или оно хорошо выравнен но? Мастера пропашных ряды как струну вытягивают. Если вы посмотрите на наши поля с высоты птичьего полета, то не сможете оторваться. Вы в первом классе, значит, вы тоже наши всходы, как подснежники. Помогаете маме в огороде?
Малыш серьезно отвечает:
— Я с мамой сажаю картошку. Мама луночки роет, а я клубни бросаю.
— Сколько ты бросаешь клубней в лунку? — спрашивает агроном.
— Если маленькие клубни, то две бросаю в лунку. А большую так и одну.
— Молодец! Это называется нормой высева. Любишь печенную в золе картошку? Я тоже в детстве любил.
— Как выглядит пшеница, ребята?
Она усатая, — говорят первоклассники.
— Правильно теперь вы будете говорить не усатая, а остистая. А та, что без усов, — безостая. Поле, ребята, должно быть таким же красивым, как красиво в хорошем доме: подойдешь к крыльцу и невольно чтоб захотелось ноги вытереть.
— Я, — говорит мне Соловьев, — проповедую детям любовь к живому. В земледелии все должно быть целесообразно и красиво, а если еще и сделано просто, то это уже просто гениально. Малышам я даю образ родного поля. Пусть им в душу западает красота. Мы-то с вами знаем, что в прямых рядах можно посеять не те семена, верно? Поле-то может быть ровным, но это вовсе не значит, что оно вспахано вовремя и на должную глубину, так?.. Красивая этикетка не скажет нам, умен ли севооборот, разумно ли чередуются культуры. Понятие культуры включает и ум, и совесть. Последнее, пожалуй, важней. Поле должно быть красивым, но не все то золото, что блестит, — так поговорка звучит русская. Это диалектика... Об этом я расскажу детям позже. Сейчас главное — воспитание души через образ родного села и поля. Воспитание красотой, и обязательно через родной дом, через опыт ребенка в семье с папой и мамой, с братьями. Все должно пройти через сердце.
Я сказал Соловьеву, что его воззрения на воспитание очень близки с мыслями нашего замечательного поэта Василия Жуковского, быть может, самого великого педагога в истории нашего Отечества. Он был учителем не одних только Пушкина и Гоголя, хотя и этого достаточно для величия. Жуковский был прирожденным наставником, мало сказать, он был как бы воплощенной душой дед агогики — этот учитель царей и поэтов. Жуковский любил детей и всю жизнь подвижнически им служил. Я пообещал Соловьеву на другой день принести два знаменитых перевода Жуковского из Хебеля без которых не обходилась когда-то в России ни одна детская хрестоматия. На этих стихах выросло несколько поколений россиян. Михаил Гаврилович, прочитав, онемел от восторга и удивления. Он сказал:
— Каждый ребенок и каждый агроном должен знать их. Мой отец в Болгарии не знал о Жуковском, но учил нас тому же самому. Отсюда наша любовь к земле и верность.
Первое стихотворение называется "Овсяный кисель", привожу его целиком как составную часть этих записок и одну из глав.
Дети, овсяный кисель на столе; читайте молитву;
Смирно сидеть, не марать рукавов и к горшку не соваться;
Кушайте: всякий нам дар совершен и даяние благо;
Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй!
В поле отец посеял овес и весной заскородил.
Вот господь бог сказал: поди домой, не заботься;
Я не засну; без тебя он взойдет, расцветет и созреет.
Слушайте ж, дети: в каждом зернышке тихо и смирно
Спит невидимкой малютка-зародыш. Долго он, долго
Спит, как в люльке, не ест, и не пьет, и не пикнет, доколе
В рыхлую землю его не положат и в ней не согреют.
Вот он лежит в борозде, и малютке тепло под землею;
Вот тихомолком проснулся, взглянул и сосет, как младенец,
Сок из родного зерна, и растет, и невидимо зреет;
Вот уполз из пелен, молодой корешок пробуравил;
Роется вглубь, и корма ищет в земле, и находит.
Что же?.. Вдруг скучно и тесно в потемках... «Как бы проведать,
Что там, на белом свете, творится?..» Тайком боязливо
Выглянул он из земли... Ах! царь мой небесный, как любо1
Смотришь — господь бог ангела шлет к нему с неба:
«Дай росинку ему и скажи от Создателя: здравствуй».
Пьет он... ах! как же малюточке сладко, свежо и свободно.
Рядится красное солнышко; вот нарядилось, умылось9
1 Хебель Иоганн Петр (1760—1826) — немецкий писатель.
На горы вышло с своим рукодельем; идет по небесной
Светлой дороге; прилежно работая, смотрит на землю,
Словно как мать на дитя, и малютке с небес улыбнулось,
Так улыбнулось, что все корешки молодые взыграли.
«Доброе солнышко, даром вельможа, а всякому ласка!»
В чем же его рукоделье? Точйт облачко дождевое.
Смотришь: посмеркло; вдруг каплет; вдруг полилось, зашумело.
Жадно зародышей пьет; но подул ветерок — он обсохнул.
«Нет (говорит он), теперь уж под землю меня не заманят.
Что мне в потемках? здесь я останусь; пусть будет что будет».
Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй.
Ждет и малюточку тяжкое время: темные тучи
День и ночь на небе стоят, и прячется солнце;
Снег и метель на горах, и град с гололедицей в поле.
Ах! мой бедный зародышек, как же он зябнет! как ноет!
Что с ним будет? земля заперлась, и негде взять пищи.
«Где ж (он думает) красное солнышко? Что не выходит?
Или боится замерзнуть? Иль и его нет на свете?
Ах! зачем покидал я родимое зернышко? дома
Было мне лучше; сидеть бы в приютном тепле под землею».
Детушки, так-то бывает на свете; и вам доведется
Вчуже, меж злыми, чужими людьми, с трудом добывая
Хлеб свой насущный, сквозь слезы сказать в одинокой печали:
«Худо мне; лучше бы дома сидеть у родимой за печкой...»
Бог вас утешит, друзья; всему есть конец; веселее
Будет и вам, как былиночке. Слушайте: в ясный день майский
Свежесть повеяла... солнышко яркое на горы вышло,
Смотрит: где наш зародышек? что с ним? и крошку целует.
Вот он ожил опять и себя от веселья не помнит.
Мало-помалу оделись поля муравой и цветами;
Вишня в саду зацвела, зеленеет и слива, и в поле
Гуще становится рожь, и ячмень, и пшеница, и просо;
Наша былиночка думает: «Я назади не останусь!»
Кстати ль! листки распустила... кто так прекрасно соткал их?
Вот стебелек показался... кто из жилочки в жилку
Чистую влагу провел от корня до маковки сочной?
Вот проглянул, палился и качается в воздухе колос...
Добрые люди, скажите: кто так искусно развесил
Почки по гибкому стеблю на тоненьких шелковых нитях?
Ангелы! кто же другой? Они от былинки к былинке
По полю взад и вперед с благодатью небесной летают.
Вот уж и цветом нежный, зыбучий колосок осыпан:
Наша былинка стоит, как невеста в уборе венчальном.
Вот налилось и верно и тихохонько зреет; былинка
Шепчет, качая в раздумье головкой: я знаю, что будет.
Смотришь: слетаются мошки, жучки молодую поздравить,
Пляшут, толкутся кругом, припевают ей: многие лета;
В сумерки ж, только что мошки, жучки позаснут и замолкнут,
Тащится в травке светляк с фонарем посветить ей в потемках.
Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй.
Вот уж и Троицын день миновался, и сено скосили;
Собраны вишни; в саду ни одной не осталося сливки;
Вот уж пожали и рожь, и ячмень, и пшеницу, и просо;
Уж и на жниво сбирать босиком ребятишки сходились
Колос оброшенный; им помогла тихомолком и мышка,
Что-то былиночка делает? 01 уж давно пополнела;
Много, много в ней 8ернышек; гнется и думает: «Полно;
Время мое миновалось; зачем мне одной оставаться
В поле пустом меж картофелем, пухлою репой и свеклой?»
Вот с серпами пришли и Иван, и Лука, и Дуняша;
Уж и мороз покусал им утром и вечером пальцы;
Вот и снопы уж сушили в овине; уж их молотили
С трех часов поутру до пяти пополудни на риге;
Вот и Гнедко потащился на мельницу с возом тяжелым;
Начал жернов молоть; и зернышки стали мукою;
Вот молочка надоила от пестрой коровки родная
Полный горшочек; сварила кисель, чтобы детушкам кушать:
Детушки скушали, ложки обтерли, сказали: «спасибо».
Что помогло Жуковскому сделать перевод Хебеля глубоко народной, поэтической песней, одухотворившей сельскую жизнь? Это и есть наставничество в его наиболее высоком проявлении, та незамутненная любовь к детям, которая рождает песню без единого книжного слова и приводит в волнение опытного агронома из казачьей станицы. Пушкин и здесь нам советчик и приоткроет тайну имени поэта. Он говорил с непосредственностью и глубиной ребенка: «У Жуковского небесная душа! Всякий раз как мне придет дурная мысль, я вспоминаю, что сказал бы Жуковский, и это возвращает меня на прямой путь».
Может, и нам он пособит и выведет к нашей деревне, нашей колыбели, поможет выйти на «прямой путь». Дорога столбовая нами утеряна, а отыскать ее для нас, как быть или не быть, ибо она теряется, как сказал бы Пушкин, в «дыму столетий», в росистом утре русской жизни. Мы вновь выйдем на большак, будем неуязвимы, коли облагородим, как наши предки, земледельческий труд и придадим ему высочайший социальный ранг. Конвейер, электроника и автоматика приведут со временем, и оно, это время, близится, к тому, что физический труд, а особенно труд на земле, станет привилегией. Людей становится все больше, а земли возделанной — все меньше и меньше. Не придется ли переосмыслить изречение рыцарских времен: «Нет сеньора без земли»?
Как знать? Не дожидаясь этого часа, мы уже сегодня можем сделать многое, чтобы причастность к земле воспринималась юношами как высокий жребий, заменить который не могут никакие соблазны городов. Это понимали и Пушкин, и Жуковский, и Ломоносов, и Менделеев. Последний получал у себя в Боблове урожай ржи в 60 центнеров с гектара. Такого урожая ни до него, пи после никто в мире не получал. Вот такого «сеньора» и ждет земля. Студенты Петровской сельскохозяйственной академии практиковались в Боблове каждое лето. Дмитрий Иванович Менделеев был великим деревенщиком. Такие люди — редкие светочи и удача в любом народе. Теперь вспомните, сколько раз вы читали стенания о том, что пора восстановить дом Блока по соседству в Шахматове? И припомните хотя бы раз, чтобы кто-то призывал восстановить Боблово и его великое поле. Это все оттого, что в «области балета мы впереди планеты всей», как поется в популярной песне. Годы красные пропели, оглянуться не успели...
Раньше говорили: делу время, потехе час. Сейчас мы перепутали культуру с развлечением. Отделы культуры в районах стали отделами зрелищ, то есть все той же потехи. И здесь, в гостинице, вечером включишь телевизор — пляшут или на гитарах наяривают, утром включишь — опять гитары, днем — то же самое. Перекрутишь на другую программу — и там дергаются или завывают, по-заморски вещают чревами. На селе смотрят эти программы особенно впечатлительные девушки, и безысходная тоска их охватывает, и злоба на коровник, и на поле с табличками, и на деревню родную. Они фанатично начинают стремиться вон отсюда куда глаза глядят, только вон.
Ведь посмотрите, в столицах поют и пляшут. Сбегают в чистую контору, переберут бумажки и снова за гитару, а более всего обидно, что поют по-чужому, манерней, потому втройне привлекательней. Куда ни кинь — одни гитары. Камень бросишь — в гитариста угодишь. И чему они радуются? Что празднуют? Невдомек крестьянину. Он же не знает, что ансамблей расплодилось столько, что впору менять поговорку — один с сошкой, семеро с гитарой. Ему кажется: так живут все, кроме него, брошенного и забытого в сельской глуши. Спустился вниз, на кузню, а там буфетчица, растревоженная дрыгающим телевизором, с невыразимой ненавистью к селу говорит мне: «Умру, но не позволю, чтобы моя дочь жила в станице. Пусть едет в город».
При въезде в станицу вас встречает щит с надписью: «Колхоз «Россия» — родина ученических бригад». На Ставрополыцине их 360.
В этих полевых школах проходит выучку девяносто тысяч школьников. За тридцать три года, с тех пор как существует движение, через бригады края прошло пятьсот тысяч ребят. Четыре бригады Ставрополья стали лауреатами премии Ленинского комсомола.
Сейчас по стране у григорополисской ученической бригады уже три миллиона последователей.
Станица— родина великого почина, ибо те три миллиона — это будущее нашего отечественного земледелия, потому так важно все, что происходит у родоначальников, у правофланговых движения.
Две трети механизаторов Ставрополья прошли школу ученических бригад. В будущем влияние бригад на жизнь села будет возрастать. Колхоз «Россия» лидирует среди четырехсот хозяйств земледельческого края. Здесь же возникла первая в стране комплексная бригада. В армии умнее поступили, когда понадобилось выделить одно соединениет — его назвали или «Отдельным», или «Ударным», или «Особым». Все слова ясные, коренные и русские. С шестидесятых годов вдруг все стало «комплексным»- до убожества. Обед в столовой «комплексный», бригада «комплексная», программа воспитания «комплексная», не совокупная, животноводческий тоже «комплекс», вплоть до «территориально-производственного комплекса».
Это умственное обеднение речи — следствие, видимо, более серьезных причин. Но засорение языка достигло уже предела, и пора объявить общенародную войну загрязнению духовной сферы. Колхоз здесь вовсе не при чем — это часть загрязнения, которое несет город. Извините за отступление, но это в теме нашей беседы. Детям нужны чистые истоки. В колхозе «Россия» возникли и первая в стране птицефабрика, и первый промышленный механизированный ток, и первый свинокомплекс. Вы же видите: нет спасу от комплексов. Так недолго и заком-плексовать. Раньше других здесь внедрено беспривязное содержание коров. Привязать корову к кормушке на всю ее жизнь, кормить и доить — эта идейка не могла родиться в деревне. В ней есть что-то асфальтобездушное, что-то от плантации или от конвейера и машинного сознания. Отказались, правда, не из жалости к живому, а потому что подсчитали, что свобода продуктивней — природу не перехитришь. Одомашнивание тоже имеет пределы. Есть своя историческая закономерность в том, что первая бригада возникла на русском юге, здесь, в казачьем краю, каждая пядь которого полита потом и кровью русской вольницы, заслонившей собой «русские украины». Первыми почувствовали, как слабеет связь с землей у молодежи именно здесь, и не ударились в стенания, а начали действовать. Сейчас в бригаде дети первых членов бригады.
Еще год, другой, и школа Григорополисской станицы отметит 90-летний юбилей. Это хороший возраст. Но самый бурный день своей жизни школа, пожалуй, пережила в 1979 году, когда скромная сельская школа вдруг осознала свой вклад в педагогику страны.
На правом берегу быстрой Кубани раскинулась людная и богатая станица Григорополисская. Много перевидела станица за двести лет, с тех пор как возник на Азо-во-Моздокской линии передовой казачий редут Григоро-полис, но радостней и многолюдней праздника, чем летом того года, не припомнит никто. Станица праздновала четвертьвековой юбилей своей ученической бригады. В пойме Кубани, на старых полях этой бригады и на склонах старицы, собралось тогда десять тысяч ста* ничников и гостей со всех концов страны.
В 1954 году сто десять учеников местной средней школы, назвав себя девятой бригадой (в колхозе «Россия» было восемь бригад), вышли на отведенные им колхозные поля. Никто тогда не предполагал, что эти ребята станут родоначальниками общесоюзного движения и что четверть века спустя у них будет три миллиона последователей. Поэтому юбилей бригады был не только праздником станицы и даже не праздником Ставропольского края, а, по существу, всей страны. В Грпгоропо-лисскую съехались академики, министры, педагоги, общественные деятели и, разумеется, ученики из производственных бригад со всей страны. Много было гостей именитых, но одно имя передавалось из уст в уста. Выступления его ждали. С волнением выспрашивали друг у друга: правда ^ли, что он здесь? будет ли говорить? А когда он вышел, говорить ему не дали. Овации было невозможно остановить. Он постоял среди грома рукоплесканий и молча отступил.
Это был первый председатель колхоза «Россия» Лыс-кин Николай Фадеевич. Колхоз «Россия» не намного старше ученической бригады. Оп возник после объединения восьми колхозов станицы — отсюда и восемь бригад. Под стать станице да колхозу «Россия» оказался председатель Лыскин Николай Фадеевич — выдающийся хозяин, человек смелый, с размахом и характером подвижника. И сейчас станичники в трудную минуту приговаривают: «Эх! Вот Лыскин бывало...» Николай Фадеевич—любимая легенда григорополисцев. Здесь Лыскин стал Героем Социалистического Труда. Отсюда уехал поднимать другое хозяйство — в Калужскую область. Не раз, бывало, роптали станичники на крутой нрав Лыскина, зато теперь они даже его прежние промахи с любовью превращают в достоинства, как это бывает только с кумирами.
Так или иначе колхоз «Россия» поднял Лыскин. Он же стоял у истоков ученической бригады. Каждый день в пять утра Лыскин был уже на школьном поле в пойме Кубани. Там ребятам отвели двадцать два гектара. На десяти гектарах школьники засеяли полевые культуры и закрутили десятипольный севооборот — по культуре на гектар. Остальные двадцать пошли под овощи, по два гектара на поле. Здесь ученики ввели шестипольный севооборот. Выделили им четыре трактора да две дождевальные установки. Вырыли мальчики вдоль канала колодцы, утопили в них заборные шланги дождевалок и пошли орошать свою кукурузу, пшеницу, ячмень, тыкву, свеклу да подсолнух...
Урожай уродился на диво. Да вот беда — места мало. Технике негде развернуться. Только ребята на комбайнах войдут в ряд, а поле, глядишь, кончилось. Много ли надо комбайну, чтобы убрать десять гектаров зерновых на школьном поле? Пожаловались Лыскину. Он засмеялся и говорит: «Я вам нарежу десять полей по десяти гектаров, чтобы не скучали!» И нарезал. А перед тем премировал ребят инструментами для духового оркестра да грузовой машиной. Любил Лыскин людей, к работе охочих.
Сегодня средняя школа № 2 награждена орденом Трудового Красного Знамени, она лауреат премии Ленинского комсомола. Все эти награды, и звания, и слава заслужены и добыты в буквальном смысле учениками и педагогами в поте лица своего. Однако справедливость требует отметить, что с первого дня бригаде в школе повезло с председателем, повезло с колхозниками, повезло вообще со станицей. Говорят: каков настоятель, такова и братия. Каков колхоз, такова и ученическая бригада. И соавтором этих везений был все тот же Лыскин. Лыскин сажал сады, закладывал виноградники, построил техникум, училище производственно-техническое, запускал новые производства, воодушевлял станичников, торопил их, подстегивал. Ни себя не щадиЛ, ни других. На волне общего подъема зародилась идея ученической бригады.
Это он приучал станичников смотреть на вещи широко (не скупиться на воспитание), мыслить государственно. Колхоз вложил уже без Лыскина два миллиона рублей в строительство новой школы.
Вот с этих пор григорополисцы уверены, что колхоз непросто носит имя «Россия», и осознают себя не только частью России, но, как говорил тогдашний секретарь парткома колхоза В. Мирошниченко: «Мы та же Россия, только в малом масштабе». А Виктор Григорьевич Мирошниченко знает свой колхоз. Он наитипичнейший гри-горополисец. Отец его погиб на фронте. С 16 лет он в колхозе работает, если не считать четырех с половиной лет службы на подводной лодке. За руководство первой бригадой получил в свое время орден Ленина.
Я намеренно уделил внимание и колхозу, и председателю, и парторгу. Добавлю, что нынешний председатель Врана Вольдемар Францевич из старой лыскинской гвардии. Николай Фадеевич приметил Врану, когда еще на практике здесь был студентом. Глаз у Лыскина пронзительный на людей, и он не позволил, чтобы Врана после защиты диплома распределился не в «Россию».
Главная идея ученической бригады — в ее содружестве, согласии, связи с колхозом; в неразрывности интересов хозяйства и школы — залог успехов. Это магистральный путь для всех ученических бригад. Сейчас много говорят и пишут о их будущем. Одни ратуют за автономию школьного поля, другие предлагают идти по пути экономической самостоятельности, выделения бригады в некую хозяйственную единицу, приводят в подкрепление своей идеи экономические выгоды. Однако нередко то, что прибыльно экономически, убыточно нравствен-но. Задача школы не изучать конъюнктуру рынка для ловкого сбыта продукции, ее задача — формирование личности, расширение духовных горизонтов человека. Нет-нет да и появляются теперь сообщения об удачливых директорах школ, ученические бригады которых работают рентабельно и своими доходами укрепляют экономическую базу родной школы. На деньги, заработанные детьми, покупают оборудование для школьных кабинетов, кинопередвижки, а то и собственные телеустановки.
Сбывают продукцию порой далеко за пределами школы. Одни выращивают на продажу цветы, другие — саженцы тополей, третьи — гранаты. Может ли такой специализированный школьный участок быть прибыльным.
Достаточно спросить любого оборотистого частника, и он с воодушевлением даст утвердительный ответ. Но может ли перейти на хозрасчет настоящее школьное поле? Гри-горополисцы считают это нереальным, а направление такое вредным. Есть десятки серьезных полевых работ, на которых категорически запрещено использовать труд школьников. Значит, школьное поле, если будет прибыльно, то опять же за счет колхоза. Кто будет платить агроному, шоферу, трактористу, кто выплатит за амортизацию оборудования, за горючее и запчасти и многое другое? Зачем противопоставлять труд школьников труду колхозников — отцов и матерей? Ведь если школьники могут девять месяцев хорошо учиться, а за три летних месяца получать такую же прибыль на своем ноле, как их родители за двенадцать месяцев на своих нолях, то это абсурдная ситуация. Или родители бездельничают, или школа ведет прямо-таки фантастическую бухгалтерию. Говорят, если перевести ученическую бригаду на хозрасчет, она станет для детей школой деловитости и приучит их к реализму и рачительности. Во-первых, это направление находится в стороне от магистральных задач школы, а во-вторых, коли полный хозрасчет немыслим (и любой объективный специалист это подтвердит), то такой хозрасчет научит ребят только извлекать прибыль за чужой счет и, что еще хуже, за счет родного колхоза.
В нашей стране крестьянский труд никогда не воспринимался народом как способ извлечения прибыли. Земледелие у нас в стране издревле было способом бытия с целостным воззрением на мир. Отношение к земле не денежно-товарное, а сыновнее. Земледелие — наиблагороднейшее из человеческих занятий, идея которого вылилась еще за тысячелетия до христианства в емкую и всеобщую заповедь наших предков: «Кто сеет хлеб — тот сеет правду».
Сегодня сеют хлеб и те, кто варит металл, конструирует машины, создает химию, сидит в лабораториях, запускает станки, учит детей, поднимается на кафедры. Потому-то он «всему голова», что рождается хлеб как совокупный продукт общества. Значит, всякий, кто честно трудится сегодня, «сеет хлеб».
А коли речь зашла о прибыли, то григорополисцы не обходят этой проблемы, считая прибыль неразрывной с качеством труда, а значит, с добросовестностью. Видите, опять нравственная категория — добрая совесть.
<<<--->>>
