РАССКАЗЫ И ОЧЕРКИ НА ТЕМЫ ПРИРОДЫ И О ЛЮДЯХ ОЧЕРСКОГО РАЙОНА

КАК Я СТАЛ УЧИТЕЛЕМ

В 1940 году я окончил семилетку. В свидетельстве было всего одно " посредственно" - по черчению, два -" отлично" и семь - " хорошо". Все это и давало мне повод для радужных надежд на счастливое будущее.

Увидел я однажды в газете объявление о наборе в речное училище. Ну, думаю, вот куда надо. Родители настаивали, чтобы я пошел учиться в ФЗУ на токаря или слесаря, но меня прельстила матросская тельняшка и бескозырка, возможность превратиться со временем в бывалого " морского волка".

Взял я документы и на попутном грузовике отправил ся вначале в Верещагине и оттуда поездом до г. Перми. Отыскал училище и бодро вошел в кабинет председателя приемной комиссии.

- Здравствуйте! - четко поздоровался я.

- Здравствуйте, - спокойно ответил хозяин кабинета, -ваши документы?

- Так. . . Так. .. Заявление есть, это хорошо, автобиография и свидетельство тоже есть. А где справка о социальном происхождении?

- Я не знал, что ее тоже надо. А где ее взять? - спросил.

- В сельсовете по месту рождения.

И пришлось мне возвращаться за справкой в деревню Морозово.

Председателя в Совете не было, а на месте секретаря сидела красивая стойная 30- летняя Анна Григорьевна Мишина, давний лютый мой враг. В детстве она не раз драла меня за уши. Один раз я нечаянно разбил у нее горшок со сметаной, потом, перебегая через речку, нечаянно толкнул ее, потоскавшую белье, и сна упала в воду. Аннушка еще больше осатанела, когда я, сидя на черемухе, стрельнул из рогатк i в какой то красный лоскут в траве, который оказался косынкой на голове лежащей девушки. На этот раз Аннушка уже не таскала меня за уши, а нарвала крапивы и насовала мне в штанишки.

После таких " преступлений" я не решился к ней обращаться за справкой: помнит мои проделки. Три раза приходил я в сельсовет, а председателя все не было.

На другой день я снова пришел в сельсовет и опять председателя нет. Тут меня заметала Анна Григорьевна.

- Входи, Сеня, входи! - ласково пригласила она. -Зачем пожаловал?

-Справкумне надо.

- Куда и зачем?

-Да вот в речное училище решил поступить.

- Молодец! Значит'камские просторы, утренние туманы и рассветы завлекли. Ну что ж, дадим справку.

И взяв два чистых листа бумаги, она написала что-то, на обоих расписалась, а на одну из них поставила печать, запечатала в конверт с надписью: " Председателю приемной комиссии". Заметив мой недоуменный взгляд, пояснила:

-Да не хмурся,так положено. Поезжай и будь моряком.

- Спасибо! - крикнул я и как на крыльях вылетел из сельсовета, и снова- в Пермь.

Председатель приемной комиссии встретил снова меня весело, но, прочитав содержимое конверта, нахмурился, взял новый конверт, запечатал в него Аннушкины бумаги и сказал:

- Опоздал, паренек! У нас уже перебор. Иди в другое училище.

И я пошел обивать пороги. Побывал в авиационном, железнодорожном, даже в фармацевтическом и везде, как дело доходило до злополучного конверта, мне говорили, что у них уже приема нет. Наконец мне надоело болтаться по городу» ночами ютиться на вокзале, взвинченный от злости вернулся в Очер. Рассказал все родителям.

- Ну-ка, распечатай конверт! - потребовала матЬ.

Я распечатал. На первой бумажке, что с печатью, все было нормально, а вот на второй было написано, что я хулиган и что если меня примут в училище, то со мной наплачутся. А ведь скромнее меня парня в Очере не было.

Прочитав такую бумажку, мать рассвирепела:

- Случится быть в Морозово, я этой сатане все выскажу, я ей в морду наплюю, мокрохвостой.

Потом мать успокоилась:

- Ладно, сынок, поступай в педучилище. Тут тебя многие учителя знают и примут.

Я последовал совету матери. И меня без сучка и задоринки приняли. Обида на Анну Григорьевну у меня быстро исчезла, я даже благодарен ей, что судьба направила метя по педагогической части. Так я и стал учителем.

ПЕРВЫЙ ПРОКОС

"БЫЛО И ЕСТЬ, ТОЛЬКО БЫЛЬЕМ ПОРОСЛО" из народной сказки.

Довелось мне не так давно проехать на рейсовом автобусе от Токарей до Куликов. В пути нас остановила группа мужчин и женщин.

- Подвези! - Крикнули они шоферу, - Шефы- косцы мы, с утренней разнарядки идем.

- С какой такой разнарядки? - Спросил водитель.

- Да днем - жара, так мы ранним утром да вечером косим, среди дня у речки отдыхаем.

Ввалившись в наш пыльный салон, они возбужденно радостно делились с пассажирами своими сенокосными впечатлениями. Рассказали, как зайчат чуть в траве не зарезали, как ловили да не поймали их, как лося вспугнули, как щавельными петухами да дудками- борщовками лакомились.

- А комары не съели вас там? - засмеялся я.

- На заре, - пожалуй, а как солнце выглянуло- перестали, но другие кровопийцы налетели - пауты.v

Слушая эти реплики, вспомнил я, как в такую же тридцатиградусную июньскую жару 1941 года, будучи студентом педучилища, сделал я неподалеку от этих мест, в Овчатах, первый прокос...

Привезли нас туда всем классом около 10 июня на десятке лощадей, запряженных в телеги. Окружающая местность удивила нас своей непохожестью на очерский гейзаж. Здесь не было большого леса, а вместо него лишь сколки. На угорах стояли действующие ветрянные мельницы и не было, как у нас водяных. Крылатые сооружения всему придавали экзотический колорит. Даже деревня была непохожей на нашу: вместо жердяных огородов - плетни или тыны из сучьев, двускатные, не шатровые крыши, мелкорамчатые окна с раздвижными створками и разноцветными ставнями без зимних рам.

Сенокос начался рано в то лето. Все делалось тогда в ручную, лишь кое- где косили конной косилкой и гребли конными граблями. Дали нам всем по литовке, и пошли мы, 16- летние, на луг. Сначала бригадир показал нам, как надо косить. Потом распределили нас, каждого, попарно с бывалыми косцами. Новичок впереди, опытный работник сзади. За мной пристроился седобородый старичок, который, знай -покрикивал:

- Пятку косы к земле плотней прижимай! Много не захватывай... И жми, иначе ноги подрежу!

Прошел первый прокос. Пять потов сошло. А старик все понукает:

- На новый заходи!

И так до обеда. Потом лишь смекнул я, что отдых себе можно лопачиваньем косы устраивать. Первые дни до того уставал, что спал, как убитый. Потом втянулся.

Начало войны нас в Овчатах застало. До этого седобородый все мне учительствовать в Овчатах пророчествовал. А узнав о немецком нашествии, стал говорить, что Мужиков на фронт отправят, а нас вместо них оставят.

Случилось же иначе. Нас сначала в Очер вызнали, а потом в Зелснята на уборку отправили. Потом мне этот сенокос и особенно первый прокос долго во сне снились. Море травы, море зелени - какое это ьсе- таки вдохновение для души русской, какой подъем бодрого настроения!

И вот через сорок шесть лет снова жаркое лето, снова сенокос.

... Жалею об одном: нет вокруг Огчат прежней экзотики. Хоть бы для красоты пейзажа крылатые мельницы сохранили. Есть, говорят, где-то одна и действует. Узнаю, пешком уйду туда.

СТЕПАНОВНА, ИЛИ ТРЕВОЖНОЕ ЗЕЛЕНЯТСКОЕ ЛЕТО

Был конец июня 1941 года. Нас, шестна,щати- семнадцатилетних парнишек и девчонок, первокурсников Очерс-кого педучилища, всем классом послали на помощь колхозу " Труженик" , который расположен был в деревне Зеленята Дворецкого сельсовета. Туг мы косили, гребли и копнили сено, готовили семена на летне- осенний сев озимых. Несмотря на усталость, вечерами собирались на зеленой лужайке, до полуночи плясали " шесть колен" под балалайку, играли в " телефон л", " третий лишний'1 или, усевшись в два ряда на двух лавочках, пели народные и популярные советские песни. Из всех мне особенно запомнились две: про ветеро-чек, который парус клонит, и" Если завтра война".

А война была в разгаре с самой подлой страной, с фашисткой Германией. И вот первый погибший из Зеленят Шаров Иван. Узнали мы об этом в поле, когда окучивали картофель и пололи турнепс. Весть эту принесла нам наша " кормилица" Па зла Степановна Азанова, в доме которой была столовая. Степановна сама пекла для нас в русской печи хлеб, варила супы и каши. Было ей тогда всего 36 лет. А относились мы к ней, как к матери, потому что в вечных своих заботах о кас вставала она чуть свет, ложилась спать позже всех, ходила все время в платке и фартуке, выглядела женщиной под пятьдесят. Однажды я пришел в столовую раньше обычного и увидел Павлу Степановну в домашнем платье, расчесыввавшей гребнем волосы, и поразился тому, как она молодо выглядела. Она показалась мне даже красивой. Помню, Степановна смутилась, тут же вскочила с лавки и ушла на кухню, а оттуда вернулась во всегдашнем одеянии.

А тогда на поле, прибежав к нам, плача, она крикнула:

- Горе великое пришло к нам. Первая потеря.

Бее точно оцепенели. Потом, словно очнувшись ото сна, побежали к правлению колхоза, где уже собралась большая толпа. Самый старший из нас, искусный гитарист и балалаечник Володя Замысловских, которому уже исполнилось восемнадцать лет, пошел отпрашиваться у председателя домой в Очер, так как думал, что дома уже ждет его повестка. Но председатель не отпустил, сказал, чтобы Володя ждал из райцентра сигнала.

Покатились дни и недели. Мы по- прежнему работали в поле и ходили вечерами на лужайку. Но уже не было прежнего веселья, хоть мы плясали и пели все так же. Был грустен наш заводила Володя, была грустна его подружка Миля, которая часто запевала теперь грустные песни про расставания и разлуки. А туг еще фронтовые сводки, что мы слушали по радио, наводили тоску от того, что враг пер в глубь страны все дальше и дальше. В деревню приходила повестка за повесткой. Все мы чувствовали, что на фронт придется идти вскоре и нам.

В начале августа получил я записку из дому о том, что мобилизовали отца. "Отпросись у бригадира, - писала мама,- мо.хет, отпустят проститься с родителем". Показал записку председателю, тот отпустил на два дня. Перед уходом зашел к Степановне позавтракать. Узнав, что я отправляюсь к отцу сердобольная женщина взмахнула руками и сказала мне:

- Дам я тебе в дорогу пять яр ушников, покорми солда-тушек и скажи им, чтобы не пускали дальше окоянного Гитлера.

Пятьдесят четыре года прошло с той поры. Многое повидал я в жизни, а до сей поры не забыл то тревожное зеле-нятское лето, ту добрую, простую русскую женщину Павлу Степановну. Оказавшись недавно в Зеленятах, спросил у жителей о ней и узнал, что всю жизнь свою она добросовестно проработала дояркой, телятницей, разнорабочей и скончалась прошлым летом на восьмидесятом году. А дочь ее Васса Павловна пошла по стопам матери, работает дояркой, живет в Зеленятах, готовится выйти на пенсию.

ОНИ ЗАЩИЩАЛИ РОДИНУ

В мае 1995 года исполнилось 50 лет после окончания Великой Отечественной войны советского народа против фашисткой Германии. Эта война, длившаяся почти 4 года, принесла нашим людям не только много славных побед, но и множество неисчислимых страданий - испытаний, горя, бед и несчастий. У каждого советского человека были и есть родственники, друзья, товарищи, которыми он гордится, с которых берет пример. Есть и такие, о которых горько скорбит.

Эти испытания не обошли стороной и нашу семью, наших родных и близких. В октябре 1941 года погиб под Ельней мой отец Путин Артемий Клементьевич, не провоевав и трех недель. Тяжелые ранения получили мои двоюродные братья Марк и Втггалий- пехотный офицер и летчик,-пройдя до логова врага. Было у меня девять дядей: шестеро по отцу и трое по матери. Только двое из них не были на фронте, один из- за преклонного возраста, другой - по болезни. Славный боевой и трудовой путь прошел мой дядя Путин Иосиф Пименович, который до войны служил офицером подводником, и всю Отечественную - комиссаром одного из крупных подразделений морской пехоты, получил много боевых наград. Несмотря на то, что он был неоднократно ран», потерял на фронте ногу, многие годы работал потом нормировщиком, освобожденным секретарем парторганизации, секретарем Краснокамского горсовета, вел другую общественную работу.

В моей памяти навсегда сохранится образ и другого дяди - Мокрушина Мартемьяна Григорьевича, всю свою жизнь прослужившего старшиной, а позднее младшим офицером^ на Балтфлоте, перенесшего немецкую блокаду в Кронштадте, не запятнавшего ничем чести. Живя последние годы на пенсии в Ленинграде, он много трудился на различных рабочих должностях, вел большую общественную работу. Он и умер как моряк- коммунист на посту- погиб трагически, спасая другого человека.

Помнет в нашей семье славную жизнь моего дяди Бур-дина Савелия Яковлевича, бывшего бухгалтера Павловского машзавода, позднее главбуха артели " Жестянщик", во время войны сержанта зенитной артиллерии. Он был добрым, очень тактичным, интеллигентным человеком, прекрасным собеседником, веселым, интересным рассказчиком, любителем- песенником, отличным семьянином, очень любящим своих семерых детей. С фронта вернулся безнадежно больным и умер в феврале победного 1945 года.

Лихим кузнецом слыл в колхозеп Маяк" Морозовсхого Совета дядя Путин Ермил Пименович. Ездили к нему ковать лошадей и чинить сельхозинвентарь. Трудолюбивый был, выше всего на свете ценил свою рабочую честь и совесть. Умел и весело отдохнуть. Всегда защищал слабого в драках, которые до войны часто случались с сынками кулаков и подкулачников. Никогда не уступал никому. Враги боялись его. А поцав на фронт летом сорок первого, погиб в первые же дни, не успев совершить подвига. Через всю гражданскую войну и борьбу с бандитами на Кавказе прошел невредимым дедя Дурегин Анурий Иванович, а в Отечественную 1941- 1945 гг. не доехав до фронта, попал под бомбежку и погиб. Трагически сложилась судьба дяди Мок-рушина Василия Григорьевича, бывшего кузнеца Очерского машзавода. Он был тяжело ранен под городом Лида в Белоруссии в первый день войны, попал в плен, перенес муки фашисткого ада, в 1944 году бежал к партизанам, в составе Войска Польского дошел до Берлина, погиб там, не дожив семь дней до победы.

Из черырнадцати парней, моих одноклассников, вы-пус-кников семилетки, невредимыми пришли с войны только двое. Из девяти сверстников, моих соседей по заречной стороне и приборья Очера, ушедших на фронт в первые месяцы войны добровольцами, не вернулось домой семеро. Вот их имена: Герман Бурдин, Федор Половников, Евгений Ватолин, Валентин Вшивков, Валерий Соромотин, Юрий Солодников, Леонид Ипанов. Все они приняли геройское участие в перемалывании людской силы и техники врага, когда во что бы то ни стало надо было остановить его стремительный всесокрушающий напор. Разве они не были героями, когда поджигали танки бутылками с горючей смесью, когда непрерывным атакам вражеских самолетов могли противопоставить только безграничное терпение. Таких героев были тысячи и миллионы. Все они ковали победу над врагом.

Не менее геройским был труд работников тыла. Сам я с августа 1942 по 1949 год был в армии, но по письмам и рассказам родных знаю, какие они перенесли лишения, как работали для фронта, недоедая, недосыпая. Без отца, без меня нелегко досталось моей матери, имеющей на руках шестерых детей от 7 до 16 лет. Все она выдержала с моими сестрами: и голод, и холод, и тяжелую неженскую работу. Да еще и стахановкой была. Это тоже подвиг- скромный, незаметный. А сколько их было матерей, сестер, братьев', дедушек и бабушек! Разве страна выдержала бы, если б не было такой самоотверженности людей тыла! Так спасибо им за их труд, за их любовь к Родине, поддержавшим и вдохновивших нас, мужчин, на ратные подвиги!

ТАМ , В СИНЕЙ ДЫМКЕ, ОРЛЫ

В мечтах незнаемое всегда фантастично, всегда прекрасно. Оно зовет к себе и привлекает, его хочется познать. Таким незнаемым, неведомым для меня всегда была деревня Орлы, расположенная на северо- западной границе Очерско-го района.

Живя в детстве в деревне Морозово, я часто ходил летом в 1930- 36 годы в соседнюю деревню Соломатку погостить у теней Хионии Дурегиной. Муж ее Андрей вечно не был дома, все время где- нибудь работал. Старший сын Петька, на два года старше меня, был очень серьезный и молчаливый. И тоже, несмотря на малый еще возраст, постоянно был при деле: то строгал что- нибудь под сараем, то ловил кротов, то собирал травы и ягоды, брал меня с собой в лесные походы.

Много интересного я узнал от него о повадках зверей, насекомых, о свойствах (народных) лекарственных растений. Очень любил я расставлять с ним капканчики на подъемных зверушек, подолгу любоваться красотами лесных пейзажей. На все он обращал мое внимание. О любом предмете умел говорить загадочно, таинственно, чем еще больше разжигал мое любопытство.

Сидим с ним, бывало, вечером, перед закатом солнца, на их высоком крылечке, молча и долго смотрим вдоль по логу на восток. Петя вдруг, словно проснувшись от сладкого сна, тихо, задумчиво говорит мне:

- Вон, видишь, там за синей дымкой тополя. Это деревня Орлы. Красивая, длинная, вся в стройных высоких липах и черемухах. Зазеленеют, зацветут в мае - рай небесный. Есть там речка и пруд

С краю деревни ветхая избушка. Живет в ней с бабушкой славная шестилетняя сиротка Надя. Мать умерла у ней, отец исчез неювестно куда. Вот вырасту - женюсь на ней.

Проговорив это, Петя снова надолго замолкал. Очарованный рассказом только в такие минуты более разговорчивого мальчика, я сидел неподвижно и смотрел на ту синюю дымку, на те тополя, на еле видневшиеся очертания крыш домов с расстояния в полтора километра, и у меня появлялось нетерпимое желание побывать в этой деревне, все увидеть самому.

- Давай, - прошу я Петю, - сходим завтра туда?

- Сходим, - соглашается он. Но на следующее утро находились другие дела, и поход откладывался. Так повторялось несколько раз в 1934, 1935 и в последующие годы. Деревня была будто заколдованной, манила к себе, а попасть я туда не мог.

Б 1939- 40 годах Петя учился где- то в ФЗУ. В сороковом* сорок первом его отправили на фронт, и он погиб. Война и служба на дальневосточной границе отвлекли меня от родины почти на десяток лет. Только летом тысяча девятьсот пятидесятого привела меня судьба на Соломатку к тете Хионии.

Дядя Андрей, как и Петя, погиб на фронте. Тетя Хина жила с дочерью Полей и младшим сыном Семеном, который собирался тогда в армию, и мы приехали его проводить. И вот уже не с Петей, а с его братом сидел я вечером на высоком крыльце, смотрел на синюю дымку на востоке, на все те же тополя и спрашивал тезку о деревне Орлы.

- Как она, все такая же длинная и красивая, или нет ?

- Все такая же, - ответил Семен.

-А избушка с краю деревни целая?

-Целая.

- А Надя живет в ней?

- Живет. Завтра позвали ее на застолье в честь моих проводин. Очень переживает она из- за Петра. До сей поры не верит,-что неживой он.

Я смотрел на ту синюю дымку и мне грезилось, что завтра напрошусь проводить Надю домой к ней и, наконец, побываю в той загадочной деревне Орлы. Получилось же совсем иначе. Надя, действительно, оказалась очень стройной, красивой девушкой. После знакомства она очень приветливо разговаривала со мной обо всем, но стоило напроситься проводить ее, решительно отказывалась. Не помогли уговоры родных о том, что я мог бы быть ей хорошей парой, жениться на ней. Она не забыла Петю, она ему даже мертвому была верна.

Потом я занялся заочной учебой в институте, женился.

Школьные ч семейные дела надолго отвлекли меня от тех мест. Да и тетя Хина жила уже со своим семейством в Верещагине. А когда хватился- исчезли Соломатка, Орлы и ближайшие к ним Мешалки, Костылево, Макарята, Тере-хино. Теперь только во сне или в нахлынувших порой вос-поминэиях может пригрезиться та далекая синяя дымка, те тополя, те очертания крыш невиданной деревни Орлы. Схожу нынче в те края на лыжах и хоть этим утолю то, когда-то непреодолимое желание...

ЧАРОДЕЙ

В пятнадцати километрах от нашего города была когда- то древня Макарята, и жил в ней мальчик Степка. С малых лет любил он домашних животных, ухаживал за буренкой Краснухой, за телятами. Сено им подбрасывал, каждый день давал по вкусному ломтю хлеба с солью. Дружил он также с котом Васькой, с козой Зойкой и ее козлятами, с драчливым петухом Петькой.

Степка всегда удивлялся, глядя на свою сестру Варьку, которая во двор всегда выходила только с хворостиной. Однако и это ей не помогало: задиристые Зойка и Петька все время нападали на нее, и она истошно кричала:

- Ой, спасите, помогите! Зойка забодала! Петька заклевал меня!

Вот и приходилось Степке всегда выручать ее. Дело дошло до того, что отцу из- за этого даже пришлось перенести в другое место туалет, а к погребу сделать отдельный огороженный проход. При Степке эта же самые забияки вели себя удивительно спокойно, ласкались к нему и терлись о его ноги.

Прошли годы. Колхоз в деревне Макарята укрупнился, а затем был преобразован в совхоз. Соседи по деревне постепенно стали перевозить свои дома в центральную совхозную усадьбу. Отец Степана сначала перебрался в Очер, а потом - в Верещагино. Здесь он продал свою Краснуху, заколол Белолобого, козу Зойку и всех кур. Вот и остался двенадцатилетний Степка без своих друзей. Поскучал он без них и стал заводить знакомства среди диких птиц и зверей. Подобрал как- то в поле подбйтого галченка, выходил его и выпустил на волю. Затем купил черепашку, целую зиму ухаживал за ней, а потом подарил ее своему однокласснику.

Однажды в лесу набрел он на место бывшего покоса, отводимого раньше отцу за очистку лесных посадок. Здесь маленький Степка когда- то резвился, пока родители работали, он собирал тут землянику, срезал в логу прутья и делал из них отличные свистульки.

Счастливое это было время! Здесь происходили самые неожиданные встречи: то с белкой, то с зайчонком или полевым сусликом. Это было время радостных находок незнакомого красивого цветка или кустика петушков сочного щавеля, а то и настоящих зарослей красной смородины. Надеялся он встретиться здесь с чем- нибудь необычным и в этот раз. И предчувствие его оправдалось.

Поднимаясь из лога в гору, Степка увидел большую сухостойную ель, с середины разделившуюся на два ствола. На месте разветвления было дупло. Что- то толкнуло его подойти поближе. Оказалось , что из гнезда, которое было з дупле, выпали четыре совенка. Подумал тут Степан:

- Возьму-ка одного из них и унесу домой .У совы ведь еще трое останется.

Так и сделал. Посадил он совенка в кепку и унес в свой дом. Назвал его Фомкой, построил ему деревянную клетку и стал его воспитывать. Он кормил птенца пшеничной и пшенной кашей, кусочками мяса, поил молоком.

Узнав, что совы могут научиться говорить, как попугаи, что по ночам осенью они кричат. " Дай шу-бу" ! - он стал учить Фомку говорить. Набросает на стол кусочки мяса, крошки хлеба, поставит перед совенком зеркало и, спрятавшись за него, говорит по складам:

- Фомка, Фомка! Ешь мясо!

Или:

-Дай ка-ши!Дай ка-ши!

Совенок же клюнет раз, другой и молчит. Клюнет еще раз и снова молчит. Не хочет говорить и только. Долго парнишка дрессировал своего Фомку, но все безуспешно.

Шло время, совенок рос и стал превращаться в боль- * шую сову. Он так привык к Степке, что на его зов стремглав бежал к нему. Однако это происходило только вечером или ночью. А днем ему и клетки не надо было. Он часами сидел где- нибудь на приступке печи или на краю полатей и дремал. Видимо, сказывалось то, что сова- все же ночная птица. Тогда Степка стал учить его говорить по ночам, при свечке. И дело постепенно пошло на лад. Сначала Фомка только фыркал в ответ на слова, раздававшиеся из- за зеркала, потом стал обращать внимание на своего зеркального " собрата" и отвечать:

-Дай фу-бу,дай фу-бу!

Однако дальше этого обучение не продвинулось. Сколько Степка не учил птицу, та без конца повторяла лишь только эту единственную фразу.

Однажды майским вечером Степан вышел с Фомкой во двор и отпустил его. Тот побежал по земле, полетел в огород и исчез. Парнишка всю ночь не сомкул глаз, боялся, что Фомка улетел в лес. Однажды угром тот вернулся, залетел на сеновал, уселся там поудобнее на жерди и задремал. Так и повелось потом: ночью Фомка был на охоте, а днем- отдыхал. Когда стало потеплее, спать на сеновал переселился и Степка. Так и встречались они там по вечерам. А в конце лета Фомка, как обычно, ночью улетел, но уже не вернулся. Степан искал его повсюду, был даже у той двухрогой ели, но там осталось только пустое гнездо.

Шли годы. Степан Афанасьевич стал взрослым человеком. .Но он по- прежнему дружил со своими лесными собратьями. А в народе его прозвали чародеем, так как лесные жители совсем не боялись его. Я сам был этому свидетелем.

Как- то раз были мы вместе с ним в лесу. Он вдруг спрашивает меня:

- Хочешь, я сейчас " поцокаю" языком, и вон та белка будет бегать у меня по руке? Только ты стой тут в сторонке и не двигайся с места.

- Хочу, - ответил я.

И чудо, действительно, свершилось: белка побегала у него по руке, посидела на плече, что- то взяла в рот из его уха. А потом тоже19 поцокала" и вновь прыгнула на дерево.

В другой раз он свистом позвал к себе ворону, которая тоже посидела у него на плече и что- то пошептала в ухо.

Чародей да и только! А все объяснялось очень просто: и эта птица, и этот зверек были его домашними воспитанниками.

В Очере я знал раньше и другого такого же " чародея" по фамилии Грахов. Он, как и Степан Афанасьевич Артемьев, беззаветно любил и понимал природу, зверей и птиц, а те были с ним по- настоящему взаимны.

самого Верещагинского тракта , как на кр^шьях. И радовался: возьмут силу ельнички, снова дремучий лес стеною встанет. И поляночки останутся, и рыжички будут, и земляничка, и малинка. Только вот черники не будет в низовьях этого леса, так как болото исчезло. Да бог с ним. . . Главное, ель нашу Уральскую не везде задушат березнички да осин-нички.

СНЫ ДЕТСТВА

Чем старше становлюсь, тем чаще снятся мне сны из детства. Вот и недавно, в первую ночь солнцеворота сплю я и вижу: стою будто на вершине Макарятской горы с санками- кованками в руках и жду очереди, когда освободится место, чтобы залезть на голован катушки и оттуда ринуться вниз по терешинской дороге. Мне будто бы 10 лет. И как бывало раньше, подбегает ко мне огневолосая шестнадцатилетняя Дуня Прохорова и кричит:

- Прокати, кавалер!

Зардев от гордости, что так назвала меня самая красивая в Макарятах девушка, бодро отвечаю:

- Садись, быстрей вороных провезу!..

И вот мы мчимся через всю деревню по сильно укатанной горе, потом метров 500 по санной дороге. Ветер свистит в ушах песню счастья.

Раскатились так, что приходится притормаживать обеими руками, в которых специальные бороздульки. Останавливаемся почти перед самой следующей деревней Терехино. А там- другая гора. Скатываемся и с нее. Дуня легко отрыгивает с кованок, наклоняется ко мне и целует в левую щеку.

- Молодец! Ты не Ванька Ипатов, не заедешь в сторону и не свалишь в сугроб...

Оба беремся за двойной поводок санок(я- слева, она-справа), идем обратно и тащим кованки за собой, перешучиваемся, переговариваемся, о чем попадя. Ничего, что много надо идти пешком. Любишь кататься, люби и саночки возить.

Возвращаемся на Макарятскую гору, снова лезем на голован и катимся, кричим от восторга, ветер снова свистит и румянит наши лица...

Просыпаюсь и про себя констатирую: " Едва ли было что веселее и задорнее тех разудалых катаний! О, детство, детство! Много было в том возрасте забав и радостей, но катанья с Макарятской горы через пять с лишком десятков лет помнятся больше всего.

И захотелось мне, непреодолимо захотелось побывать в тех местах, хотя там нет теперь ни Макарят, ни Терехино. Но гора, окружающий лес остались.

Взял лыжи, сел в автобус и поехал. Сошел на пянковс-ком отвороте, ноги- в крепления лыж, палки- в руки и пошагал прямо по целине.

Через километр- на охотничью лыжню вышел. Она вывела к тому месту, где когда- то в Пьянково дом тети Маши стоял. Ох, и любил я в детстве к ней заходить. Такими собственноручными калачиками с чаем- настоем из трав угостит, что чуть язык не проглотишь. Постоял, повспоминал. ..

Глянул в сторону: что- то кряснеет через закуржевев-шие кусты. Подошел поближе: рябина. Как убереглись ягоды, как никто не склевал, диву дался. А вон снегири. Посидят на снегу или на ветках деревьев, как комочки краснобурой ваты, потом прыг- скок, чирикнули и были таковы. Жилья нет, а по традиции вьются около того места, где когда- то стояли дома. Ах, вы верные, неподверженные измене, пташки!..

Прошел по охотничьей лыжне дальше метров триста и замер от удивления. Ветер насьщал на валежины, на сучья снегу, который при оттепели оттаял и получились сказочные фигуры. На что же похожи они? Вот гигантский комар с укороченными крыльями. Застыл в позе, готовый взлететь.

А там заячьи уши торчат из- за хуста, одно чуть меньше второго. Вон лисий хвост торчит из- за бугра. Уж не на зайца ли охотится Патрикеевна?

А вот огромная гусеница- короед, складки тела гармошкой. Надо же, что может сотворить природа!

Кругом царила такая тишина, что невольно вспомнились лермонтовские слова:" Выхожу один я на дорогу, предо мной кремнистый путь блестит, ночь тиха, пустыня внемлет богу. . . " . И сразу же подумал: " Какая пустыня, когда тут всюду жизнь, даже в этих застывших фигурах, не говоря уж о том, что я видел живых снегирей". И сразу же, как об этом подумал, услышал с детства знакомые лесные зимние звуки: " Тук- тук! ". Увидел и виновника их, серого дятла, уцепившегося когтями в среднего размера ель- сушину и деловито долбившего древисину так, что вниз, на снег падали целые древесные щепочки и куски коры.

Постоял, поглядел на этого нарушителя тишины. Видал я раньше дятлов таких же серых, черных, зеленых в крапинку. Все они санитары леса очень полезные. Черныйдятел нынче редок, увидеть его- счастье.

На выходе на большие макарятские поля, лыжня привела меня к жердяному настилу, на котором валялись клочки сена, объеденные березовые веники. Ясно, что хороший друг сохатых " организовал" эту подкормку. Вон следы. . . Изучив их, понял, что совсем недавно до моего прихода кормились тут лосиха и лосенок. Может, почуяли человека и ушли на всякий случай. Среди людей не только друзья, но и браконьеры есть.

Пошел дальше. Поднялся на гору, на место бывшей деревни Макарят. Постоял, отдав дань воспоминаниям. Потом скатился по предполагаемой улице деревни, по месту бывшей санной дороги. Прошел по лесным полянам, где мы раньше летом собирали землянику. Снова попал на лыжню.

Начало темнеть. Когда вышел на поле, что находится вблизи деревни Новосел, на небе показались звезды. Это снова навело мои мысли на лермонтовские строки: " В небесах торжественно и чудно, спит земля в сияньи голубом..." Как подошли они к переживаемому моменту! Но дальше у Лермонтова грусть, невообразимая тоска. А у меня новая радость от встречи с родной уральской природой. Как прекрасна она не только летом, но и зимой для человека, который не слеп глазами и душой!

БЫЛА ДЕРЕВНЯ МАКАРЯТА ...

В одиннадцати километрах севернее Очера не более полутора десятков лет назад была деревня Макарята. Во все времена года было в ней оживленно и весело, потому что расположена она была на удобном месте, в палисадах и огородах было много черемухи, рябины, калины, смородины и малинников. Жили в деревне трудолюбивые, талантливые люди, которые умели и хорошо потрудиться, и весело отдохнуть.

Стояла деревня на высокой горе. И весной, когда расцветали черемухи, любо было посмотреть на это белоцветное раздолье. А какие праздники бывали тут после посевной, какие водились хороводы, какие песни разудалые пели! Какой радостный бывал праздник последнего снопа. Не менее весело встречалась в Макарятах зима. Катались с мака-рятской горы на лыжах, катились с колометр- до самого Терехина. Катались все: взрослые и дети.

Доброй славой пользовался многие годы макарятский колхоз "Маяк". В районе ходил он лидером, получал неплохие урожаи, выращивал немало скота и ни от кого помощи не просил. Даже от вшефства МТС долгое время отказывался. И не только потому, что на макарятских глинистых угорах техника застревала, но и цотому, что сами со всеми работами справлялись.

А какие люди жили в Макарятах! Мой дед Пимен Федорович Путин прожил здесь 84 года и до последнего дня трудился. Лучше его никто не мог сделать телегу, вилы, грабли, топорище, свить веревки, боронить и пахать на лошади. Никогда не забуду трудягу- бригадира Игнатия Ивановича Колчанова. Сколько он сил положил для создания колхоза, для его благополучия. Добрым словом хотелось бы помянуть Ипата Колчанова, Селиверста Афанасьевича Путина, кузнеца Боронникова, бессменного конюха Андрея Фотеевича Путина, бывшего председателя колхоза Зала-заева Ивана Кирилловича.

Была хорошая деревня, и вот ее не стало. Захирели луга, запустились пастбища, заросли мелколесьем когда- то прекрасные покосы. Сыграли свою роль непродуманные укрупнения. Не стало в деревне правления, магазина, детсада, фермы- все переселились в Морозово. Побежали с насиженных мест и люди. Сейчас бы снова возродиться, да как тех людей вернуть? Где те постройки найти? Сколько леса, кирпича и шифера надо, чтобы новые дома построить.

Узнал я, что на месте прежних Макарят остались всего три постройки, один дом, сарай, да полуразрушенный колодезь. А на бывших огородах и на холмах вокруг широкого лога и ключа уродилось нынче великое сножество боровых рыжиков. Ведрами грибники носили. Не поверил:

-Откуда они там взялись?

-Наверное,грибницу из леса торфом завезли,-ответила мама.

Вот так макарятский феномен! На месте некоторых исчезнувших неперспективных деревень лес и кусты разрослись, звери развелись разные, а на месте Макарят рыжики расти стали.

читать далее>>>