Cтарый 4емодан

ХОЛОДОВО

Много любопытного иногда можно узнать, побеседовав со стариками. Стою я на днях у верещагинского вокзала в ожидании автобуса на Павловск и вижу смотрит на меня седой, сгорбленный человек с дубинкой в руке. Спрашиваю его:

- Не признать ли хотите?

- Хочу. Откуда вы родом?

- Из Морозово.

- Из какой его часта?

- Через дом от поворота тракта на Дворец.

-Тогда вы из Холодово, а я из Морозово.

- Как так?

- А вот как. Я по фамилии Морозов и жил раньше на первой заречной улице, где проживали лишь одни мои однофамильцы. Несколько семей Морозовых жили в конце деревни на второй заречной улице. Остальные поселились позднее. Тогда и главная трактовая улица организовалась.

Другие приращения к деревне носили первоначально свои названия. Верхний конец, например, до Ереминского лога, назывался Ключевинкой или Ларионовкой ( ввиду близости самого большого в округе ключа, дающего начало реке Морозовке и ввиду живущих там жителей Ларионовых ).

Налево от Ереминского лога было небольшое болотце. Среди него находились три маленьких родничка. С этого места под углом к основной улице в напрвлении на северо-восток была еще одна, именуемая Родниковой. Нижний конец деревни прозывался Носковыми ( опять же по фамилии жителей ), или запрудой, так как все они проживали за прудом Ильи Политова.

В многочисленные ответвления в заречные улицы можно было пройти по проулкам и заулкам по мостам через реку, которые тоже носили свои имена по направлению в другие деревни, по фамилиям односельчан, по рельефу местности, по какому- нибудь событию: Нагорный, Песьянский, Игровой и даже Гришетанинский.

Беседа со стариком продолжалась и в автобусе, пока мы ехали до Очера. Он не назвал своего имени, а только сказал, что ему уже 87 лет. Когда я рассказал об этом матери, тоже доживающий уже восмой десяток, она высказала несколько предположений о том, кто это мог быть и подтвердила, что действительно среднюю часть Морозово называли иногда в шутку "Холодово".

Если ко всему сказаннному добавить, что любой лог, овраг, сколок, лес. урочище тоже имели имя ( хотя и неофициальное) только в народе, то всякий мой односельчанин всегда мог точно сказать, откуда он пришел и куда снова направляется. Если, к примеру, отец говорил матери, что он сегодня будет пахать полосу под Якорем ( так называлось одно из полей) , то сразу становилось ясно, где его искать.

Из деревни Морозово увезли меня в город девяти лет, но моя детская память запечатлела десятки на всю жизнь запомнившихся мест, которые я много раз посещал и потом, когда мы жита в Очере. Каждое из этих мест имело в нашей жизни определенное значение. В Спору, например, все селяне пасли скот и заготовляли дрова, в Оняновском косили сено, заготовляли березовые веники и собирали землянику, в Под-зелененское делали походы за малиной, в Покосах косили сено и брали рыжики, в Березовом логу- белые грибы и красноголовики, в Хмельнике- черную и красную смородину, дикий хмель и кисти рябины. Всему было свое время. Каждый вид сельхозработ и заготовок подножного корма имел свою прелесть и присущий ему аромат.

Особенно запомнились мне осенние праздники по первому заморозку, когда все женщины, девушки и мы, дети, устремлялись в Хмельник собирать рябину. К каждому дереву приставлялись лестницы, кисти срезали осторожно, ножницами, чтобы не повредить ветви. Работа велась дружно, весело, с песнями, с киданием снежков, а то и с кучей малой на снегу. Первый небольшой морозец убивал горечь ягод, и мы с удовольствием ели рябину. Лакомились ею и потом зимой, почта каждый день забегая в летнюю избу, где ягоды кистями лежали на окнах. Порой мать пекла из рябины пироги.

По словам старика, с которым ехал я в автобусе, ту часть Морозово, где я жил в детстве, называли Холодово, потому что тут были два больших лога - Широкий и Мокру-шинский, где летом утрами тянуло прохладой от реки и зимой свободно гуляли свирепые ветры. Но с полным основанием можно было назвать Путано или Путинская, так как тут, кроме четырех семей ( Вшивковых, Мокр ушиных и Кайгородовых), жило много Путиных. Значит, Холодово лучше привилось.

Если спросить об этом обо всем теперешних жителей Морозово, то они вряд ли знают из этого даже половину, так как прежних морозовцев там осталось раз- два и обчелся, а остальные сселились сюда из неперспективных деревень Костылево, Мешалки, Макарята, Терехино, Суботино, Носково и некоторых других. Кроме того, давно уже нет ни одного дома на месте Ключевинки- Ларионовки, Родники и Запруды, по одному - по два дома осталось на обеих зареч -ных улицах, во всех проулках и заулках . По- прежнему непоколебимо стоит только главная улица, у которой нет ни верхнего, ни нижнего конца. По существу, осталось только бывшее Холодово.

ПЕТР МАКАРОВИЧ

Жил в двадцатые- тридцатые годы в деревне Морозово мальчик Петя. Трудная была у него жизнь. Отца рано лишился, мать не здорова была, воспитывая троих детей, еле концы с концами сводила. Петя с восьми лет все по дому умел делать: и дрова пилить, и печь топить, и скотину кормить, и за огородом ухаживать. А как исполнилось десять, кроме этого стал успевать с соседскими малыми детьми поводиться. Любил он их очень , подход к ним знал, игры всякие для них устраивал. Женщины знали, что если с ребятами Петя остался, так все будет в порядке, ничего плохого с ними не случится. За это очень ценили и уважали мальчика, лас-кого в шутку называли его полным именем и по отчеству.

Узнал про такие способности мальчика многосемейный односельчанин Артемий Клеменьтьевич Путан и попросил его:

- Петр Макарович! Иди ко мне на лето, поводись , пожалуйста, с моими ребятками. Сам знаешь, работы в поле невпроворот. Мы с Вассой с расвета до темна в поле торчим, а углашки одни дома, как бы не случилось чего...

Петя посоветовался с мамой и согластился. До него у Путиных несколько вожаток было: и Агапия (очень добрая старушка), и восемнадцатилетняя красавица Валя, пятнадцатилетняя Женя Вакулова , но ребятам больше всего по душе пришелся Петр Макарович. Он умел жить интересами малышей, хорошо понимал их маленькие души. Мог вразумительно растолковать непонятное, сделать свистульку, устроить в огороде качель из веревок, сводить ребят на речку и половить ивовыми вилками пескарей, организовать веселую игру, перед сном рассказать интересную сказку. Дети, особенно пятилетний Сеня и четырехлетняя Тасюшка, так привязались к Петру Макаровичу, что даже когда он уходил к себе домой, бежали за ним. Сколько чудес он находил для них в своем огороде, где росли стройные березы, осины и липы, где в жаркое время июльского дня бесконечно пел свои песни ключ-родник, которой манил к себе живительной прохладой. В его огороде было все вкуснее: и сочная репка, и черная смородина, и даже сахарный горох.

Договорился Петр Макарович на лето, а потрудился три подряд. Четырнадцати лет он у матери уже за хозяина был. Шестнадцати в ФЗУ подался, затем слесарем автоконтрольного пункта в Верещагино, потом осмотрщиком вагонов на Перми второй работал. Отсюда в 1940 году был призван на Тихоокеанский флот.

Длительное время служил мотористом на эсминце "Решительный" . Качество- быстро сходиться с людьми, общительность помогли ему и здесь. Благодаря большому трудолюбию и исполнительности, он быстро стал своим человеком среди матросов, завоевал авторитет у командного состава. Сорок три благодарности за отличную службу в течение полугора лет- говорят сами за себя. Будь у него грамоты побольше, мог бы далеко пойти. Это только и мешало.

С началом Великой Отечественной войны начались для Петра Макаровича Морозова трудные, полные испытаний будни. Его эсминцу совместно с другими часто приходилось встречаться в океане и сопровождать до наших портов американские Транспортные суда. Мешали штормы, постоянные обледенения. Бывало, буря так расшвыряет корабли по океану, что далеко не каждый из них приходил к месту назначе ния. Бывало, и японцы топили их, воспользовавшись непогодой, на которую все можно было свалить. За годы войны самурай так надоели своими провокациями, что моряки только и ждали, когда наступит час расплаты для этих врагов. И этот час наступил в ночь с 8 на 9 августа 1945 года. " Решительный " за два дня до этого был поставлен в док для очис-¹ тки дна от ракушек. Обычно эту работу делали за полтора месяца, а тут дали всего двое суток. Поняли, что не зря получили такой приказ и выполнили его в срок. Только вышли из дока и сразу же приняли на борт десант 500 человек. Под плотным огнем японцев высадили его вместе с другими боевыми кораблями в порту Сейсин в Северной Корее. Потом другой десант- под Расиным. На третий день помчались к Курильским островам. И там высаживали десанты, захватывали плацдармы.

С большой теплотой вспоминает Петр Макарович командира своего корабля капитана 3 ранга В. И. Рассоху, старшину А. И. Пилипенко, старшину 2 статьи, командира мотористов М. В. Волынкина. старшего матроса Б. Б. Перева-лова, которые обладали большой выдержкой, беззаветной храбростью, всем показывали в бою личный пример. Навек запомнились ему и старшие флотские командиры: командующий флотом адмирал Г. М. Юмашев, начальник штаба А. Карпусенко, зам. по политчасти Андрющенко, начальник политотдела Почипайло. Все они часто бывали на его корабле, проводили беседы с моряками, вдохновляли их на ратные подвиги.

Петр Макарович Морозов за безупречную службу на флоте имеет Почетную грамоту за подписью адмирала Юмашева и члена военсовета Захарова, письменную благо-дар ность контрадмирала Святова. Награжден многими медалями.

Демобилизовавшись из флота в мае 1947 года, П. М. Морозов до выхода на пенсию в 1980 году безупречно проработал бригадиром- приемщиком по автотормозам в Верещагинском вагонном депо. Имеет немало поощрений и за трудовые дела. Живет он в Верещагине, где через 55 лет произошла его встреча с одним из его бывших "подопечных детей", Семеном. Разговоров было через край. А сейчас и его. Петра,нет в живых.

ЗАЯДЛЫЙ ГРИБНИК

Степан Арсентьевич Лабутин- заядлый грибник. Он как охотник и рыболов, знает в своем деле осбый вкус, не сравнимое с другими занятиями удовольствие. Как свои пять пальцев изучил Лабутин окружающие очерские леса и никогда не прочесывает их подряд, а сразу идет туда, откуда есть все возможности вернуться домой не пустым.

Собравшись в очередной поход, Степан берет с собой полутораведерную корзину, в нее ставит литровую стеклянную банку. Попадут грибы- их берет, не попадут- на малину или землянику набросится, а чаще всего от того, другого и третьего не отказывается.

Ходит он в лес один, так как считает сбор грибов серьезным делом,и не хочет тратить зря времени на ауканье и поиски заблудившихся товарищей. Грибы срезает ножом, любовно и осторожно, чтобы не повредить грибницу. Страшно не навидит браконьеров, с корнем вырывающих дары леса.

Степану Арсентьевичу за пятьдесят. Однако за ним молодой не угонится. Привыкший к большим пешим переходам, он может в день сорок верст исходить.

Есть у Лабутина на примете одна заветная лесная полянка. С одной стороны ее густой лес, с другой- непроходимый бурелом и валежник. Это пугает одних грибников, а иные просто не догадываются о том, что там природа приготовила человеку сюрприз. А Степан, как только появляются грибы, посещает эту полянку по давно сложившемуся неписаному расписанию. День- два- три поноровит, даст грибам подрасти, и снова туда.

Полянка представляет из себя пологий склон, поросший островками мелкого ельника и вереска. Растут тут самые " деликатные" грибы: белые и рыжики. Много бывает земляники.

Нельзя сказать, что Лабутин скрывает от всех местонахождение этой заветной полянки. Он не раз водил туда соседей, родственников. Когда они ходили туда вместе с " хозяином" , то быстро находили ее. Но стоило им пойти одним, как они обязательно уходили не туда. Объясняется это тем, что с основной дороги идет в сторону полянки несколько троп. Все они похожи друг на друга, особенно в начале, и проходят через ложок, но уводят в разные места. Достаточно пройти по одной- двум тропам и не изгодить на место, как (разу же пропадает охота искать истинную тропу. Мог бы _% спутаться и сам Степан, да он имеет потайную метку на одной из елей.

Однажды какой- то шутник наделал такие же метки в четырех местах, что сбило с толку и самого Лабутина.И случилось это в самый неудобный момент, когда Степан повел за грибами тещу. Три раза заходили они с главной дороги по разным дорожкам, но заветную полянку так и не нашли. Суеверная старушка долго ругалась на весь лес, честила почем зря Степана, а потом отнесла это на проделки лешего. Только сосед, бывший тогда с ними, подумал, что Лабутин нарочно отбивал охоту к грибообильному месту.

Несколько раз успел побывать на своей заветной полянке Степан и нынче. Вдоволь набрался земляники, порадовал родных и сбором рыжиков.

ГЛИНЯНАЯ ЧАШКА

В небольшой сельской школе заканчивается последний урок. Учительница объявляет ребятам:

- Завтра, дети, принесите из дома по чашке и ложке. Колхоз дал школе продукты, будут бесплатные обеды.

<На другой день повар тетя Нюра принимала у ребят посуду. Какие только они не принесли чашки: деревянные, алюминиевые, эмалированные. Красивее всех была чашка у Яшки Маякина, глиняная, покрытая лаком, а на дне ее нарисована серебряная рыбка, точно живая. У ребят глаза разгорелись от зависти. Каждому хотелось посмотреть на чашку, потрогать. Больше всех яшке завидовал Степка Ортин. Он предложил за нее старый перочинный ножик и банку из-под чая с китайскими картинками, но Маякин менять чудо-чашечку не согласился.

Прошло несколько дней. Ребята привыкли и перестали обращать внимание на Яшкину чашку. Один Степка Ортин все смотрел на нее завороженными глазами. Он почти каждую перемену подходим к шкафу с посудой и подолгу разглядывал на дне серебряную рыбку. Однажды не вытерпел, взял чашку в руки и вдруг нечаянно уронил ее на пол. Чудо- чашечка разбилась вдребезги. Яшка заревел так громко, будто разбили не чашку, а его самого. На шум прибежала учительница. Виновника она пожурила, а когда тот после уроков уходил домой, наказала ему, чтобы он принес из дому чашку взамен сломанной.

Ортин выполнил наказ. Принес Маякину почти такую же чашку, только без серебряной рыбки на дне. Чтобы Яшка не сердился, Степка отдал ему перочинный ножик и банку из- под чая с китайскими картинками. Мир был заключен.

Прошло еще несколько дней. В перемены Степка и Яшка дружно играли и , наверное, забыли бы об этом случае совсем, если бы не Степкина сестра - Танюшка.

- А я что- то знаю, - заявила она подружкам. - А в чашке- то , которую Степка принес, Мурка молоко лакала.

- Какая Мурка?

- Да кошка наша. Когда Степка стал у мамы просить, мама ему хотела дать настоящую, из которой дедушка ел. Но Киюша сказала, что Маякиным можно из муркиной чере -пени есть. Вымыла и отдала Степке. Он эту черепеню в школу и принес.

- Почему же Маякины должны из кошачьей посуды есть? - спросила учительница, услышавшая этот разговор.

- Да потому, - ответила Танюшка, - что Маякины староверы -раскольники.

- А что, они разве не люди?

- Люди. Да Киюшка говорит, что басурманы они, не нашей веры.

Пришлось учительнице идти к Ортиным. Киюшка заявила прямо:

- Маякины отступники от единственно правильной православной веры и им не то, что в кошкиной посуде, но и со свиньями жрать не заказано. Это было в 1932 году.

Яшка Маякин на всю жизнь запомнил случай с глиняной чашкой. Через много лег он всегда приводил этот пример человеческой нечестности, подчеркивая в своих рассказах, на какую вражду толкает иногда людей разделение на кланы.

О НАШЕЙ РОДОСЛОВНОЙ

Дед Климентий очень любил нас, своих внуков. В 1929 году мне было всего пять лет, но я отчетливо помню, как мы в долгие зимние вечера, лежа на палатях, с большим интересом слушали его сказки, рассказы о нашем Уральском крае, о его лесах и поселениях, о различных случаях происшедших с ним и с его односельчанами.

Однажды Васька Теткин спросил его, откуда мы все взялись? Дед ответил:

- Кроме своего отца Архипа, я хорошо знал деда Епи-фана, который в возрасте 40 лет сгорел в дегтярной топке. Он был по отчеству Иванович. У прадеда Ивана отца звали Данилой, который первым из нашего рода обосновался в Морозово, где уже были жители, беженцы откуда- то с Запада.

Если предположить, что смена пяти поколений проходила в течение трехсот лет, то самый ранний наш морозов-ский предок появился здесь в период 1553 - 1600 годов. Именно в это время графы Строгановы начали колонизацию побережий рек Камы, Чусовой, Лысьвы, Сылвы, Очера, и Ныт-вы. Начали строить туг острожки, крепости, заводы, на которые привозили крепостных из других своих владений, оттесняя на Север аборигенов коми- пермяков и на Юг- удмуртов.

Одновременно и ранее стали возникать здесь в лесах деревни, починки, в которые селились беженцы- крепостные, не принявшие никоновские нововедения. Они стали называться старообрядцами. Строганов закрывал на это глаза. Ему было выгоднее с их помощью русифицировать огромные уральские просторы, закрепить их за Россией. Крепостных ему и других хватало.

Чуть позднее к этим беженцам присоединились бывшие воины Ермака Тимофеевича, завоевателя Сибири. Есть предположение, что деревню Морозово основали бывшие крепостные боярыни Морозовой, не принявшей новизну в религии.

Бежали сюда и стрельцы опальной царицы Софьи. Которое из предположений вернее, трудно судить. Один факт бесспорен, что все они были староверы.

Не может быть случайностью и то, что наш предок Иван служил пять лет рядовым в казацкой кавалерии. Был унтер- офицером и Климентий, воевал с турками в составе уральской казацкой дивизии. И я после фронта долго служил в пограничной кавалерии, общался с Забайкальскими казаками. Не по велению ли духов наших предков?

Казаками могут быть любые жители Макарят, Терехино, Пьянково, Урванцев, Поличей, Соломатки , Костылева, Веселково, Россомагино и других деревень.

ЛЕГЕНДА О ПОТЕРЯННОЙ ДЕРЕВНЕ

От одного жестокого помещика в одной из западных губерний сбежала целая деревня с 25 семьями. Ее следы затерялись где- то в Прикамских владениях графа Строганова. Произошло это будто бы в конце шестнадцатого века. Исчезнувших крепостных долго искали, но не нашли. Обнаружили их только в середине девятнадцатого века. Они преспокойно жили во вновь построенной деревне в уральских лесах около Очера, совсем почти рядом, окруженные несколькими холмами, непроходимым лесом, валежником, зарослями крапивы в человеческий рост и болотом. Этой деревней дед называл Пьянково, что было в близи Макарят. В бли-жайщих деревнях о Пьянково знали, но не выдавали. Выдал потерянных предатель. Наехали стражники, посадили своего управителя с охраной, обложили податью и стали пьянков-чане государственными крестьянами.

- А где же непроходимые холмы, буреломы- валежни-ки, крапива и болото? Я бывал в Пьянково у тети Маши, ничего этого не видел. Задал этот вопрос деду, а тот ответил:

- Холмы дождями смылись, валежины на дрова испи- лили, крапиву повывели, болото осушили. Не веришь, так ведь это легенда, Ав ней все насочинять можно. Может другая какая деревня была, а этой потерю для знаменитости приписали.

ТАИНСТВЕННЫЙ И ВОЛШЕБНЫЙ МАССИВ

Так называл дед Климентий лес " Спор". С ним там все время случалось что- нибудь неожиданное и необъяснимое. Пошел он как- то туда утром за конем " Воронком ", спутанным и спущенным накануне вечером попастись там. А конь словно сквозь землю провалился:" Иду, -говорит дед,-и вдруг слышу, бренчит, дребезжит что- то. Огибаю малинник и вижу стоит огромный медведь на пне от сваленной бурей ели и расщепины- лучины натягивает, и отпускает. Они дребезжат, а он слушает, наклонив ухо. Что делать? Назад шагнуть, а вдруг наступлю на что и оно треснет, косолапый тогда разорвет меня. У стариков слыхал, что если этого музыканта напугать внезапно, то он испугается и убежит. Подкрался я , да как хлестану его уздечкой, у того душа в пятки... Перевернулся через голову и задал драпака. А я про шел шагов двадцать и коня нашел.

В другой поиск Воронка увидел ревущего за загородкой теленка. Пожалел его. Вместо того, чтобы затворину вынуть и выпустить животного, я начал его через огород переваливать. Семь потов спустил, пока освободил. Пот ом услышал, что в лесу кто- то громко захлопал в ладоши и громогласно захохотал.Это, видимо, леший был. Таких таинственных случаев дед рассказывал мне не менее четырнадцати. Естественно, что после этого Спор становился, для нас, ребят, еще волшебнее и загадочнее и запомнился навсегда.

ХУТОР ОСИННИКИ

За восточной окраиной Спора был сплошной осиновый лес. Росли осины высокие - высокие и прямые. Когда там приходилось проходить или проезжать, то создавалось впечатление, будто ты попал в другую чудесную страну, в осиновое царство.

На растоянии трех- четырех километров от Морозово в этом лесу располагался хутор под таким же осиновым названием. Дед когда- то рассказывал о том, что была там очень большая усадьба богатых- пребогатых, бездетных мула и жены. К началу 30- х годов хозяин умер, осталась только хозяйка- Домника со слугами. Доживала богачка девяносто девятый год. Была щедрой на дары бедным.

Особое расположение Домника испытывала к деду Климента© и к моему отцу Артемию. Постоянно зазывала их в гости. Меня не раз возили к старушке, чтобы заготовить там березовые дрова, березовый сок и веники. Каждый раз хозяйка наряду с другими угощениями обязательно угощала нас сладкими рассыпчатыми кренделюшками и черемуховым киселем с медом.

Отец перед поездкой к Домнике шутил всегда: "Ну поехал в зайчье и лисье царство!" Уж кому, кому, а зайцам было там что погрызть и зимой и летом. Домнику считали колдуньей. Все женщины наши к ней не ездили, боялись. А дед с oтцом перед поездкой молитву сотворят и махнут рукой:

-Молчите бабы, ничего не будет.

Мне же, пацану, всегда жутко было ездить в этот хутор Осинники. И с другой стороны интересно. Я ведь " храбрость " проявлял.

ТАРАБОРСКИЙ ЯЗЫК

Я рано научился читать. Восьми лет >же бубнил по слогам. В поисках, что бы почитать, нашел в отцовской папке тараборский алфавит и показал его Ваське Теткину. Он был старше меня на три года и сразу уразумел, что это такое. Мы заучили алфавит и стали разговаривать по-тарабор-ски, удивляя сверстников секретным лексионом. Теперь мы стали понимать отца, деда Климентия. дядьев Ермила и Са-в-.хлия, когда они, думали, что мы их не понимаем, секретничавших между собой.

Отец с дядей Ермилом"разоб/u ч лл>меня голью *'да, когда мне сгукнуло двенадцать лет. Пришлось во веем признаться и попроcить отца рассказать, откуда он, язык тараборский , поп лам. Отец объяснил, что он был средством общения беженцев- старообрядцев, скрывающихся от властей и никоновских сподвижников. Суть его заключалась в том, что русские звонкие согласные звуки- буквы заменялись на глухие, а гласные не менялись.

Я часто пел тогда популярную песню " А ну-ка песню нам пропой веселый ветер, веселый ветер. . . словами : " А пута нелпю пар нмоной шелесый шекем, шелесый шекем, шелесый шекем". И так всю песню. Взрослые дивились, как это я складно навыдумывал.

Этим наречием успешно пользовались одесские и хабаровские блатные. Служа на дальневосточной границе, я попал однажды в историю, спасло знание тараборского языка, об этом пойдет речь позднее.

ИЮНЬСКОЕ ЗАГОВЕНЬЕ

Престольным праздником в Морозово было июнь' лое заговенье. Оно обычно приходилось между окончание л посевной и началом сенокоса. Прекрасное это было время, ко да все кругом оживало, покрывалось зеленью, цветом жизнь и деревья , и вся земля травой, как огромным бархатным одеялом. Во всю цвела черемуха, начинала цвести сирень.

В этот день в старообрядческой церкви ежегодно устраивались торжественные моленья, а после них на площади перед поворотом главной дороги-улицы на Дворец- народные гуляния. Приезжали купцы, устанавливали перед домом священика свои палатки и торговали всякой всячиной. НЭП торжествовал. Народу скапливалось видимо- невидимо. Ватаги красиво разодетых ребят и девчат вместе со взрослыми, степенными людьми водили хороводы, сопровождаемые песнями. Проводились конкурсы на победителя в игре Шар-бабы" , в городки, в лапту, в третий лишний, в" лапти воро-

Я5 вать". Бывали и драки подвыпивших морозовцев, верховцев ( из Макарят, Терехино, Урванцев, Поличей - вся горная часть деревень) - с низовцами ( из Веселково, Торсуноро, Россомаги-но, Носкойо, Субботино и даже Озерной). Подружек делили.

Я думаю, что и бог в этот расцвет природы был радостен вдвойне. Слава создателю, что создал такой чедесный пре • красный рай на земле.

ШИРОКИЙ ЛОГ

Более 50 - ти лет назад я покинул деревню, но ярко живут в памяти картины" босоногого" детства. Нередко мыслью возвращаюсь к ним и как- то светлее и радостнее становится на душе.

К 1931 году в нашей семье насчитывалось восемь человек. Взрослых- только отец и мать, а дальше- шестеро ребятишек, из которых самому старшему- мне- восемь лет, младшему- полтора года.

Хозяйство отца считалось справным, середняцким, хотя всей живности в нем было- корова Пеструшка, старый конь Воронко, несколько кур да два улья пчел. На усадьбе- конюшня, огород с небольшим садом и обычный крестьянский деревянный домик. На две комнаты в доме- единственный стол, один стул, две длинные, через всю избу, лавки. Имелась " парадная кровать", на которую никто не смел ложиться. Спали на полатях, подстилали войлоки, а под голову клали старую одежду.

Трудно приходилось отцу с матерью. Они еле- еле сводили концы с концами. Все лето работали, не разгибая спин, от зари до зари на своих полосках посева Земельный надел на семью равнялся восьми десятинам, но полосы находились в разных местах, ьа плохих, неудобренных землях. Зимой отцу приходилось подрабатывать в городе или на лесоразработках.

Врезалось в память одно засушливое лето, когда хлеба собрали мало. До следующего урожая его не хватило, и всю весну и лето до августа семья питалась чем пришлось: собирали листву липы, крапиву, хвощ, даже внутреннюю мякоть репейника. Все это рубили в корыте, сушили, толкли, смешивали, чуть- чуть сдабривали мукой и пекли из месива толстые сочни, так называемые "табани".

Единственным спасением было молоко, оно ценилось на вес золота. Но маленький Ванюшка просил хлеба. Дашь ему " табань" , а он пожует- пожует, да и выплюнет. Заплачет, и ты с ним вместе заревешь.

Кто того не испытал, тому трудно понять, как мы ожили, когда земля, наконец, дала обильный урожай и хлеба, и травы, и ягод, и грибов. Как мы радовались первому выпеченному из настоящей муки ярушнику, пшеничнику, луковому пирогу!

Зимой мать водилась со всеми нами сама, а летом нанимала помощницу, " вожатку" - какую- нибудь старушку или девушку. Разные они были. Очень хорошо помню бабку Агапию, добрую, ласковую, рассказчицу сказок. Но настоящий переворот в нашей жизни произвела Женя Викулова.

Было ей лет пятнадцать. Стройная, красивая, с двумя косичками, веселая, как ясный день. Мы сразу подружились с ней. Целыми днями водила она нас на луга, на речку. Покормит днем, и опять туда же, до самого вечера. Спали мы где сон сморит. Тогда Женя подложит под сонного сноп ржаной или льняной, а то сена, прикроет платком или фартуком, и спит ребенок, видит радостные сны. Спали то под сараем, то в предбаннике, то под стогом соломы, и никогда не простывали.

Был между нашим и соседским огородами лог. В шутку отец назвал его " Широким", по подобию настоящего Широкого лога, что находится на пути из нашей деревни Морозово в Очд>.

Удивительно хорошая росла трава в нашем логу- высокая, сочная. Бегаем мы по логу, и из травы только наши детские головки видно. Чего только не было в "Широком логу": одуванчики, васильки, колокольчики, щавель, мать- и- мачеха.

Водила нас Женя в "Широкий лог" чаще всего. Сколько природных тайн рапсрыла нам здесь девушка! Поймает кузнечика и говорит. "Это зеленый усач. Он не опасен, хотя для защиты пустую желтую жидкость пускает. Не против она человека- другой у него враг имеется". А поймает кузнечика коричневого с черными крапинками и сразу бросит: "Этого нельзя трогать, кусается". А сколько там летало еще стрекоз, бабочек и других насекомых. Про каждого она зчала что- нибудь особое, ему присущее. Мы подолгу наблюдали ~а полетом майских жукоз и шмелей. В небе парила некрупная птица канюк и просила:" Пи- и- тъ, пи- и- ть! ".И про канюка Женя знала интересные подробности. Так постепенно расширялось наше понятие об окружающем ютре.

Из ярких красивых колокольчиков Женя плела венки. Наденет один кому- нибудь из нас на шею, погладит по головке и всплеснет руками:" Ай, какой ты красивый!". Потом озорно схватит кого- то за руки: побежим на речку! Там мы свивали из прутьев ивы венки и ловили ими юрких красноперых пескарей, маришек и вьюнов.

Бегали мы с Женей около речки, по "Широкому логу", и целый день хрустели зубами: жевали то щавель, то заячью кислицу, то борьщевую дудочку, то землянные орехи, то черемуховую смолу. Ближе к осени грызли морковь, репу, брюкву, ели гсрох и бобы. Женя похваливала: "Зубки болеть не будут! ". И правда, лет до тридцати я не знал зубной боли.

Вге мы так привязалась к Жене, что ревниво относились к тому, с кем она заговорит помимо нас. Особенно ненавидели Вальку Мокрушича, который спил ухаживать за ней и мешал нашим беззаботным гуляниям с Женей. С нетерпением ожидали мы, когда, наконец, он уйдет, когда его черт унесет"

Мы очень полюбили Женю, но осень наступила и пришлось с ней расстаться. На прощанье она ласково привлекла меня к себе, погладила по головке и поцеловала в Щечку. Я заплакал, очень не хотелось с ней прощаться.

Разлуку с Женей мы сильно переживали. Девушка жила в другом конце нашей большой деревни. Когда меня посылали в магазин за покупками, я подолгу ходил около жениного дома, надеясь, что она заметит меня в окно и выйдет поговорить. Но Женя куда- то уехала вместе с родителями и больше не возвращалась.

Даже уехав из деревни и отслужив в армии около семи лет, я во время побывки в Морозово прошелся до ее бывшего дома. Так глубоко запал в душу образ нашей милой, доброй, ласковой" вожатки".

И до сих пор живет в памяти наш бывший " Широкий лог" , наши прогулки по буйному разноцветью трав, живет огромная радость знакомства с миром и наша красивая, стройная, все знающая Женя. Евгения Викулова, где ты теперь?!!

Читать далее>>

Мои сайты