Cтарый 4емоданПРОЛОГ
Внуку моему Алеше и сверстникам его посвящаю эту книгу,
в которой они найдут достойные подражания примеры
беззаветной любви к Отечеству, мужества и благородства.
Автор
Кончался март 1856 года. Лондон был окутан густым и липким туманом. В квартире доктора философии Карла Маркса на Динстрит, 28, огонь в камине поддерживался весь день, но уголь в такую погоду горел плохо, камин чадил и в полутемных тесных комнатах было холодно и неуютно.
Женни Маркс, зная, что мужу необходимо как можно CKsppee закончить правку переписанной ею статьи, нарочно уложила детей спать пораньше, а сама с вязаньем в руках перебралась в комнату, где за большим письменным столом работал Карл.
Женни любила, сидя в старинном глубоком кресле у камина, наблюдать за ним со стороны, и, кроме того, ей хотелось поддержать немножко его настроение: он не раз говорил, что, когда она здорова и близ него, ему работается лучше и радостней.
Сегодня, однако, Марксу поработать не удалось. В передней раздался звонок. Пришел Эрнест Джонс, один из видных вождей чартистов, адвокат и поэт, редактор «Народной газеты».
Эрнест Джонс происходил из старого дворянского рода, получил хорошее образование в Германии, где отец служил адъютантом у герцога Кум-берлендского. Безудержная жажда свободы заставила Джонса отказаться от блестящей карьеры, порвать со своим классом, вступить в ряды чартистов, и ни полицейские угрозы, ни тюрьма не сломили его. Никогда не унывающий, остроумный Джонс нравился Карлу и Женни, и они принимали его у себя с неизменным радушием.
9
Войдя в комнату, Джонс со светской любезностью поцеловал руку Женни, дружески обнял Маркса, произнес, улыбаясь:
— Вижу, что опять помешал вам, Карл, но вас, черт возьми, совершенно невозможно застать отдыхающим! — И тут же, бегло взглянув на письменный стол, воскликнул: — А! Синяя книга! Так и полагал, что вы сидите над дипломатическими документами, опубликованными нашим немудрым правительством!
— Немудрое — это слишком мягкая характеристика правительства Пальмерстона, Джонс,— отозвался Маркс.— Документы, относящиеся к осаде Карса и к сдаче этой крепости генералу Муравьеву, раскрывают не только непроходимую тупость правительственных чиновников, бездарность английских генералов, но и вероломную предательскую деятельность их по отношению к союзникам-тур-кам...— И Маркс, взяв со стола рукопись, протянул ее гостю: — Вот, можете ознакомиться.
—- Как, статья уже написана?—удивился Джонс.— И я могу на нее рассчитывать?
— При условии, что в сокращенном виде я отправлю статью также Чарльзу Дана для «New-York Daily Tribune»...
— Разумеется, я возражать не буду. А под каким названием думаете ее публиковать?
— Кажется, остановлюсь на самом простом и ясном: «Падение Карса». Английская печать полна невыносимого бахвальства, превознося до небес мнимые успехи британского оружия и в то же время сваливая неудачи на турецких союзников,— просто необходимо раскрыть перед народом правдивую историю карской трагедии. И потом,— закурив папироску и расхаживая по комнате, продолжал Маркс,— падение Карса является поворотным пунктом в истории мнимой войны против России. Я так статью и начинаю. Без падения Карса не было бы пяти пунктов, не было бы ни конференций, ни Парижского мирного договора...
— Энгельс считает, что падение Карса — самое позорное событие, которое только могло произойти с союзниками,— вставила Женни.
Маркс, отыскав на столе какую-то газету, задумчиво сказал:
— Кстати, раз уж ты вспомнила Энгельса... Он лучше
10
нас разбирается в военных делах и вот как оценивает действия генерала Муравьева... — Раскрыв газету, Маркс прочитал: — «...Заканчивается третья удачная кампания русских в Азии: Каре и его пашалык завоеваны; Мингрелия освобождена от неприятеля; последний остаток турецкой действующей армии — армия Омер-паши — значительно ослаблен как в численном, так и в моральном отношении. Это немаловажные результаты в таком районе, как юго-западный Кавказ, где все операции неизбежно замедляются из-за характера местности и недостатка дорог. И если сопоставить эти успехи и действительные завоевания с тем фактом, что союзники заняли Южную сторону Севастополя, Керчь, Кинбурн, Евпаторию и несколько фортов на Кавказском побережье, то станет ясно, что достижения союзников фактически не так уж велики, чтобы оправдать бахвальство английской печати» 2.
— Трудно с этим не согласиться,— заметил Джонс.-— Генерал Муравьев на Кавказе и в Малой Азии с лихвою отыграл все, что царское самодержавие потеряло в Крыму. Но скажите, Карл,— продолжал он после небольшой паузы,— почему ни в какой степени не оправдались надежды союзников на помощь со стороны грозных черкесов и вольнолюбивых горцев? Ведь Шамиль, признанный их вождь, получивший от Порты звание генералиссимуса черкесских и грузинских войск, обещал Омер-паше самое широкое содействие в покорении Мингрелии?
— Не понимаю, почему вас вдруг заинтересовал такой вопрос? — спросил Маркс.
— Я встретился недавно с английским военным советником при Омер-паше мистером Олифантом, только что возвратившимся с Кавказа, и он рассказал очень много любопытного... Мюриды Шамиля, оказывается, не сделали ни одной вылазки против ослабленных русских гарнизонов. В Мингрелии с войсками Омер-паши сражались не русские, стоявшие под Карсом, а вооруженные генералом Муравьевым грузины и мингрельцы. Местные жители, как уверяет Олифант, находятся в полной дружбе с русскими... 3
— Ну, что касается отношения кавказских горцев к турецким войскам,— ответил Маркс,— то мы с Энгельсом еще в прошлом году писали, что, по-видимому, перспектива присоединения к Турции отнюдь не приводит горцев в восторг.— Он достал трубку, прикурил от уголька в камине,
11
потом закончил:—А о том, каким образом генералу Муравьеву удалось привлечь на свою сторону жестоко угнетаемые варварским самодержавием народности, и вообще об этом генерале судить без достаточно точной информации никак нельзя... Подождем достоверных сведений, дружище Джонс!
<<<---
