Творчество и чудотворство

«Я узнал, что половина жизни моей перейдет в мой портрет, если только он будет cделан искусным живописцем».
Так говорит один из героев повести Гоголя «Портрет»— таинственный ростовщик-азиатец, старик с темным, цвета старой бронзы лицом и пылающими, как раскаленные угли, глазами.
Гоголь напечатал повесть в сборнике «Арабески», но несколько лет спустя снова взялся за нее и многое в ней изменил. Слова о половине жизни, которая перейдет в портрет, остались в первой редакции; во второй, которую мы обычно читаем, старик высказывает ту же мысль несколько иначе и, пожалуй, еще уверенней: он убежден, что «жизнь его сверхъестественною силою удержится в портрете».
Некогда считалось, что душа может покинуть тело человека и переселиться в его изображение. Старый ростовщик верил, должно быть, в волшебство, способное даровать ему вечную жизнь.
Но такое волшебство в самом деле существует.
Это — искусство.
Несколько тысячелетий назад скульптор-египтянин изваял лик царицы Нефертити, почти пятьсот лет назад Леонардо да Винчи написал загадочную
Мону Лизу, триста лет назад Рембрандт исполнил портрет старушки в красном платке,— сила искусства удержала людей, запечатленных художниками, от исчезновения, от забвения, они остаются с нами и останутся с теми, кто будет жить на земле после нас.
Часто о людях, изображенных на лучших портретах, которыми одарило нас искусство разных времен и народов, мы ничего или почти ничего не знаем.
Мы не в силах даже судить, насколько «похож» человек на свое изображение.
Да и что это такое — «похож»?
Павел Петрович Чистяков, учитель многих замечательных русских художников, любил повторять: если делать портрет «точь-в-точь», выйдет непохож.
Чернышевский писал о портретах, «сходных до отвратительности»: портрет должен передавать существенные черты натуры, а не мелочные подробности, иначе лицо выйдет «обезображенным, бессмысленным, мертвым».
Да и возможно ли закрепить в портрете лицо человека «точь-в-точь»?
Кроме черт лица — овала, длины носа, формы глаз, разреза рта, есть еще его выражение: оно легко меняется в зависимости от настроения человека, от охватившего его чувства, от его размышлений, обстоятельств его жизни.
Французский писатель и философ-просветитель XVIII столетия Дидро говорил, что в течение дня имеет сто разных физиономий: «Я бывал ясен, грустен, задумчив, нежен, резок, страстен... У меня лицо, которое обманывает художника». Русского художника Левицкого не обмануло это переменчивое лицо. Ему не понадобилось писать сто портретов Дидро. Он написал один — и схватил, передал натуру французского просветителя, то главное, что побуждало
6
Дидро быть задумчивым или страстным, нежным или резким...
Высказывают предположение, что само слово «портрет» берет начало от латинского глагола, означающего «извлекать на поверхность», «обнаруживать», «выявлять». Как бы там ни было, но в том и притягательность хорошего портрета, что он извлекает наружу, делает явной самую суть натуры изображенного человека, его помыслы, чувства, его место в мире и отношения с другими людьми. Хороший портрет знакомит нас с одним человеком и вместе вообще углубляет наши представления о человеческой личности.
Мы никогда не видели ни женщину по имени Мона Аиза, ни молодого человека, тоже почти пять столетий назад написанного Альбрехтом Дюрером. Но чем дольше, чем пристальнее мы всматриваемся в их портреты, тем сильнее в нас ощущение, что мы хорошо знаем этих людей; возле их портретов мы думаем также о себе, о других людях, знакомых и незнакомых, о мире, в котором жили люди с портретов, и о мире, в котором мы живем.
Поэт Валерий Брюсов писал:
Есть тонкие властительные связи Меж контуром и запахом цветка. Так бриллиант невидим нам, пока Под гранями не оживет в алмазе...
Настоящий портретист («искусный живописец») обнаруживает связи между внешним и внутренним в человеке, между «контуром» его — чертами лица, отличиями фигуры, позы, движений — и тончайшими, порой трудноуловимыми приметами его души, в куске минерала угадывает грани, которые и придают ему великую красоту и ценность.
7
Про скульптора говорят, что он отсекает от камня лишнее и оставляет нужное. Лев Николаевич Толстой, наблюдая работу живописца, пишущего портрет, заметил, что и он с каждым штрихом или положенным на холст мазком краски не столько добавляет необходимое, сколько «откидывает» ненужное, выявляя самое «особенное» в наружности изображаемого человека и в натуре его.
Внимательный и сильный художник запускает, по выражению замечательного русского портретиста Крамского, «свой щуп до дна души человека» и, случается, извлекает из этих глубин такие «грани», что личность изображенного совершенно по-новому — полнее, точнее, выразительнее — открывается всему миру, а подчас и ему самому. Недаром римский папа Иннокентий X, когда великий испанский живописец Веласкес окончил его портрет, воскликнул изумленно и недовольно: «Слишком правдиво!» Про известного русского художника Серова, беспощадно зоркого и правдивого в своих портретах, говорили, что у него «писаться опасно».
Не один Дидро, всякий человек имеет на дню сто разных физиономий, но, по словам философа Гегеля, нет обманчивой внешности, а есть лишь неопытный глаз. Взор опытного портретиста неподвластен моменту: он обращается не ко внешности человека, а через внешние черты к личности его.
В лице человека на портрете закрепляется не та минута, когда сидит он перед живописцем,— в нем рассказывается вся жизнь человека, все пережитое, передуманное, все, чем сегодня живет. Недаром бытует выражение: «портрет-биография». Прежде всего, конечно, биография «внутренняя».
Пристально изучая человека, которого пишет, все глубже «вчитываясь» в его прошедшее и настоящее,
8
хороший портретист порой, даже не желая того, угадывает его будущее; речь, конечно, не о подробностях будущей жизни, а о том, как разовьется личность изображаемого человека. Художник Пабло Пикассо, показывая на только что завершенный портрет, убежденно сказал изображенному на нем человеку: «Когда-нибудь вы будете на него похожи».
В самом деле, и половина жизни, и вся жизнь может удержаться в портрете, если живописец по-настоящему искусен.
Но хороший портрет не просто напоминание о человеке, зримое воплощение натуры его, как понял ее художник,— он и сам по себе плод высокого искусства, а потому тревожит и направляет нашу мысль, пробуждает наши чувства.
«И творчество, и чудотворство»,— сказал поэт.
С особенным вниманием всматриваемся мы в портреты исторических деятелей, сыгравших известную роль в жизни человечества.
«Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная»,— писал Пушкин. Если мы держим в памяти образ великого человека, созданный хорошим художником, как это оживляет и углубляет «самую занимательную науку»!.. Но и художник увлечен той же наукой: он следует за мыслями великого человека с кистью в руке, улавливая и исследуя его живой образ...
Портреты писателей — это портреты самых дорогих наших собеседников, помогающих нам познавать самих себя, законы и тайны человеческого общения, дружбы, любви, указывающих высокие идеалы, открывающих глубокий смысл таких слов, как Свобода, Справедливость, Отечество, Мир.
«Все знания, которыми ты обладаешь, даны тебе
9
литературой; все понятия, суждения, правила, все, чем ты руководишься в жизни, все выработано ею»,— писал Салтыков-Щедрин. Литература «есть воплощение человеческой мысли, воплощение вечное и непреходящее», она «формулирует требования человеческой и общественной совести», «провидит законы будущего, воспроизводит образ будущего человека»,— читаем у него же: «Вне литературы нет ни блага, ни наслаждения, ни даже самой жизни».
Писатель на хорошем портрете обычно «похож» на свои произведения. Да может ли быть иначе? Ведь искусный живописец добирается до глубин души писателя, постигает все, что заставляет его радоваться и страдать, что составляет смысл его жизни и побуждает браться за перо, что оживает в создаваемых им образах,— и передает это в лице портрета. Трудясь над портретом, он непременно проникнется тем, что жаждет писатель сказать людям в своих книгах, выкажет к этому свое отношение. Так портрет по-своему помогает нам лучше понять творчество писателя.
Портрет писателя — эпизод (а иногда событие!) и в истории живописи, и в истории литературы. Живопись и литература встречаются в портрете писателя — это счастливые встречи!
Русское искусство знает немало таких счастливых встреч. В Третьяковской галерее, Русском музее, других художественных собраниях страны перед нами являются образы людей, чьи творения сопутствуют нам всю жизнь, всю жизнь с нами, в нас, делают нас умнее, зорче, лучше.
Есть писатели, которых в течение жизни изображали часто и разнообразно, есть и такие, после которых остались считанные портреты, даже один-единственный.
Иногда писателя удавалось запечатлеть в разные
10
периоды его жизни и творчества; тут интересно проследить, как творческое развитие, обстоятельства жизни, убеждения сказывались на его облике, как «внутреннее», изменяясь, обнаруживало себя во «внешнем».
Иногда писателя почти одновременно изображали . разные художники; и замечательно, что каждый художник находил в изображаемом человеке что-то свое, что-то для него особенно важное, дорогое: при сопоставлении портретов полнее открывается глубина, богатство, иной раз противоречивость запечатленной личности.
Хороший портрет, как всякое произведение искусства, имеет свою историю, свой сюжет, свою судьбу. В нем сходятся, соединяются — порой своеобразно и неожиданно, образуя как бы некий сплав, новое единство,— жизнь и судьба того, кто изображен, и того, кто изображал.
...Эта книга не справочник, не указатель портретов русских писателей. В ней рассказывается лишь о нескольких портретах, но это дает возможность поразмыслить об искусстве портрета и об искусстве вообще, о творчестве великих мастеров пера и кисти, заново перечитать некоторые страницы истории отечественной литературы.
Писатели, о чьих портретах пойдет речь в книге: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Некрасов, Лев Толстой...
В нагроможденных облаках просвет, и там, как красный неправильный уголь, солнце. Все это над лесом, рожью. Радостно. И подумал: нет, этот мир не шутка, не юдоль испытания только и перехода в мир лучший, вечный, а это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для тех, кто после нас будет жить в нем».