Cтарый 4емоданГлава I
КАК Я СТАЛ НАЦИСТОМ
Ранние годы — Влияние общественного кризиса — СС и СД— Встреча с нацистскими лидерами — Ночь расправы над Ремом — Секретные приказы из Берлина — В министерстве внутренних дел — Влияние Гейдриха на мое положение — Составление и использование докладов пo разведке
В этой книге я попытаюсь описать развитие, организацию и повседневную работу германской секретной службы при национал-социалистском режиме. Все время существования этого режима я был тесно связан с названной службой, и, казалось, будто бы с самых ранних моих юношеских лет различные силы и обстоятельства способствовали тому, чтобы направить меня именно по этой стезе служения моей родине и моему народу.
Я родился в 1910 году, достаточно рано для того, чтобы познакомиться с ужасами первой мировой войны. Семья наша жила в Саарбрюкене, и в семилетнем возрасте, когда французы подвергли бомбардировке наш город, я впервые испытал, что такое воздушный налет. Суровая зима того года, голод, холод и невзгоды навсегда останутся в моей памяти.
После поражения Германии 1918 года французы оккупировали Саар, и наше фамильное предприятие — мой отец был вледельцем фабрики по производству фортепьяно — расстроилось в связи с последовавшим экономическим упадком этого района. К 1923 году дела пошли настолько плохо, что отец решил переехать в Люксембург, где находился филиал нашего предприятия. Таким образом, в самые ранние годы моей жизни я соприкоснулся с миром за границами Германии и приобрел знания о Западной Европе и особенно Франции и французах.
Из семи детей в нашей семье я был самым младшим. В юности самое большое влияние на меня оказывала моя мать, воспитывавшая нас в духе христианства. Отец был слишком занят делами, лишь позднее его более либераль ная философия и восприятие жизни стали влиять на образ моего мышления.
14
В те дни я посещал высшее реальное училише — заведение, готовившее учеников к зачислению в университет, в котором особое внимание обращалось на изучение языков и научных дисциплин. Профессор истории, оказавший огромное влияние на мое интеллектуальное развитие, пробудил зс мне интерес к эпохе Возрождения и к политическим и культурным течениям, ведущим оттуда свое начало. Я был целиком захвачен проблемами отношений между народами и странами и политическими и экономическими силами, возникающими из этих отношений. Положение нашей семьи в Сааре и Люксембурге лишь подогрело мой интерес, особенно заострив его на внешней политике.
Летом 1929 года я поступил в Боннский университет. В течение первых двух лет я изучал медицину, но затем переключился на юриспруденцию, которая, как мы решили с отцом, могла бы послужить наилучшим подспорьем как для коммерческой карьеры, так и для карьеры в ведомстве иностранных дел. Также с одобрения моего отца я вместо Союза католических студентов вступил в одну из студенческих корпораций, которая, подобно многим другим, следовала кодексу чести и поощряла дуэли.
Тем временем мировой экономический кризис докатился и до Германии, и это всеобщее бедствие, обрушившееся на немецкий народ, коснулось также нашей семьи и меня лично. Наше финансовое положение становилось все более стесненным, и для того, чтобы продолжать учебу, мне пришлось испрашивать государственную стипендию. После того, как я сдал выпускные экзамены, положение мое не улучшилось. По существовавшему в Германии обычаю, мне, прежде чем вступить на юридическое поприще, нужно было отбыть определенный срок ученичества, подобно тому, как это бывает в Англии с клерками, отданными в ученье по контракту. В этом случае также предусматривалась правительственная стипендия, на предоставление которой я и подал прошение.
Это было весной 1933 года — года, когда Гитлер пришел к власти. Судья, который рассматривал мое прошение, высказал предположение, что мои шансы на получение стипендии значительно возросли бы, будь я членом нацистской партии и одной из ее организвций — СА или СД.
В университете я не обращал большого внимания на вопросы текущей политики, но, конечно же, хорошо понимал, насколько жестоким был общественный кризис: в Германии к тому времени насчитывалось шесть миллионов безработных, однако не было и признака какой-либо помощи из-за
15
границы, которая могла бы подбодрить демократические элементы Веймарской Республики. После прихода нацистов к власти большинство народа начало верить в то, что более решительный образ действий нового режима приведет к разрешению как внутренних проблем, так и проблемы положения I ермании среди других государств. Однако личное мое вступление в нацистскую партию было продиктовано лишь финансовыми затруднениями, хотя не могу сказать, чтобы я пришел к этому решению с великой неохотой или с трудом. Становилось очевидным, что необходима энергичная программа действий, осуществление которой устранило бы наихудшие из социальных противоречий Веймарской Республики и обеспечило бы Германии равное положение среди других наций, а также привело бы к пересмотру Версальского договора. Тогда мне казалось лишь справедливым, что Германия должна бороться за такие права, которые всякое суверенное государство, и особенно Франция, всегда старалось себе обеспечить.
В то время тысячи людей с самым разным прошлым и по совершенно различным причинам поспешно примкнули к национал-социалистскому движению. Как и большинство этих людей, я был уверен, что Гитлер — реалист в политике и что, добившись власти, он откажется от наиболее экстремистских и неразумных аспектов своей программы, таких, как меры против евреев. Эти средства, возможно, были хороши для того, чтобы вербозать сторонников в прошлом, но, разумеется, они не могли служить принципиальной основой управления современным государством.
Все молодые люди, вступившие в нацистскую партию, должны были также вступить в одну из ее организаций. СС уже тогда считалась элитной организацией. Черные мундиры специальной охраны фюрера были эффектны и элегантны, так что в ее ряды вступали многие из моих холлег-сту-дентов. На эсэсовцев смотрели как на «высшую категорию людей», и принадлежность к СС обеспечивала престиж и значительные социальные преимущества, тогда как буяны из пивных, члены СА, популярностью не пользовались. В те дни это были наиболее ярые, фанатичные и экстремистские элементы нацистского движения.
Я не могу отрицать того, что в возрасте двадцати трех лет такие вещи, как общественный престиж да и, признаться, обаяние великолепного мундира, сыграли столь существенную роль в моем выборе. Однако действительность оказалась гораздо менее чарующей, чем я воображал. Однообразные строевые занятия, составлявшие основной вид дея-
16
тельности обычных формирований СС, меня не привлекали. Три раза в неделю, по вечерам, мы обязаны были являться за распоряжениями, а по субботам и воскресеньям проводились длинные и утомительные марши по пересеченной местности, часто с полной выкладкой. Подобным образом предполагалось закалять мужество молодых нацистов для решения великих задач, которые ждали их впереди.
Тем временем мне скоро удалось заняться более подходящей деятельностью. Кто-то догадался наконец, что руководители СС могли бы предложить студентам университетского городка нечто большее, чем маршировку и строевые учения, и мне вскоре поручили проводить учебные беседы и читать лекции, преимущественно исторического характера, касавшиеся развития германского законодательства и одновременно направленные непосредственно против католической церкви. Эти лекции были рассчитаны как на студентов, так и на рабочих, и в скором времени стали довольно популярны. Уже первая моя лекция, которой я придал ярко выраженную антикатолическую окраску, привлекла внимание шефа СД Рейнхарда Гейдриха.
В один из вечеров я заметил в задних рядах аудитории двух пожилых людей, одетых в мундиры СС без каких-либо знаков различия. По окончании лекции они представились мне: оба были профессорами Боннского университета, один — филолог, другой — теоретик педагогики. Они сказали, что моя лекция их очень заинтересовала и они захотели поговорить со мной относительно моей дальнейшей деятельности в СС.
От этих двух профессоров я впервые и услышал о существовании СД. Внутри этой организации, объяснили мне они, имеется отдел внутренней безопасности, занимающийся делами самой Германии, и отдел внешней безопасности, ведающий информацией, которая поступает из-за границы. Оба эти отдела являлись особо секретными учреждениями, и в их обязанности входил сбор информации, которая помогала правительству формулировать свою политику или оценивать результаты уже принятых политических решений.
Я рассказал им о своем особом интересе к иностранным делам и внешней политике, и они осведомились, не хотел бы я работать в одном из соответствующих департаментов. Однако они пояснили, что прежде чем я смогу попасть на работу в секретную службу внешней разведки, мне придется некоторое время поработать в Министерстве внутренних дел. Они предложили мне продолжать мою юридическую карьеру. И хотя мое вступление в СД должно было бы
17
быть чисто «почетным», без обязательств с той и с другой стороны, меня тем не менее освободили бы от всяких других обязанностей по отношению к СС. Я не испытывал колебаний, соглашаясь вступить в СД, и был зачислен немедленно. Но все же мне предстояло отстоять одну последнюю смену в охране СС, и какой же роковой и незабываемой она оказалась! Это было 30 июня 1934 года. Нас послали охранять фешенебельный отель «Дреезен» в Бад-Годесберге. Весь этот день до нашего отряда доходили странные и тревожные слухи. Говорили о каких-то заговорах, расколе в партии и надвигающейся неминуемой буре, шепотом сообщали друг другу, что в отель приедет высшее руководство партии. Мой пост находился за створчатыми, доходящими до пола окнами, обращенными из столовой отеля на террасу, с которой я мог просматривать долину Рейна до самых гор, видневшихся на горизонте. В столовой собралось высшее руководство нацистского движения, я узнал Гитлера, Геббельса и Геринга. Я мог видеть смену выражений на их лицах, движение губ, хотя и не мог слышать, что они говорили.
Между тем над долиной собирались темные тучи, и вскоре разразилась гроза. Когда хлынул ливень, я прижался спиной к стене, пытаясь таким образом от него укрыться. Зигзаги молний расчерчивали небо, озаряя местность зловещим, таинственным светом. Время от времени Гитлер подходил к окну и всматривался невидящими глазами в бушевавшую снаружи грозу. Было видно, что он напряженно раздумывает над принятием какого-то трудного и тяжелого решения.
После обеда совещание возобновилось, и наконец резким движением руки Гитлер прекратил обсуждение: решение было приято. Тотчас же огромные черные автомашины «Мерседес» подкатили к подъезду, и в них уселись Гитлер и его спутники. Для охраны подали грузовики, мы вскарабкались на них и помчались за легковыми автомашинами в ночную тьму к аэропорту Хангеляр, что около Бонна, где стоявшие наготове самолеты сразу же, как только нацистские лидеры оказились на их борту, поднялись в воздух и взяли курс на Мюнхен.
Знаменитая расправа над Ремом и его сторонниками в СА началась.
Даже если действия Рема, создавшего свою личную милицию, и представляли угрозу государству, в данном случае они явились предлогом для чудовищного кровопролития, которое в ту ночь по приказанию Гитлера
18
было осуществлено среди его собственных сподвижников. Скрытой движущей силой этих событий являлся генеральный штаб вермахта. Руководство генштаба сумело заставить Геринга раскрыть карты. Их целью являлось уничтожение наиболее ненадежных элементов среди нацистов, в частности — радикального крыла нацистского движения, возглавлявшегося Грегором Штрассе-ром, который слишком серьезно воспринимал социалистический аспект национал-социализма. Однако генерал Шлейхер, который предшествовал Гитлеру на посту канцлера, не был никоим образом связан с Ремом или Штрассером. Тем не менее его застрелили по специальному приказу самого Гитлера, так как он знал слишком много о темных финансовых махинациях, при помощи которых Гитлер пришел к власти,
В лице честолюбивого Гиммлера и еще более честолюбивого Гейдриха Гитлер нашел усердных палачей, каждый из которых ухватился за возможность укрепить свое собственное могущество. День 30 июня ознаменовал установление в нацистской структуре преобладающего влияния организации СС, черный мундир которой с эмблемой «мертвая голова» я к тому времени носил. Этот день означал также решительное возвышение Гейдриха. Беспощадная жестокость, проявленная в ту ночь, испугала даже самых зачерствелых ветеранов нацистского движения.
В скором времени я начал свою секретную работу на СД. Информация, которую я должен был собирать, касалась политических и личных настроений в различных университетских кругах. Мне было приказано являться на квартиру профессора Г. (одного из профессоров хирургии в Боннском университете), который лично вручал мне направлявшиеся на мое имя распоряжения. Последние приходили в запечатанных зеленых конвертах прямо из главного управления СД в Берлине. Однако я никогда не получал никаких подтверждений в получении моих письменных докладов, и у меня было такое чувство, будто я работаю в темноте, из-за чего все дело в целом начинало казаться мне загадочным и нереальным.
Несмотря на это, я испытывал огромное наслаждение от продожительных бесед с профессором Г., к которому я должен был являться раз или два в неделю. Часто мы засиживались с ним до поздней ночи. Это был эрудированный человек с удивительным запасом разнообразных знаний, собравший великолепную библиотеку, в которой
19
особенно полно была представлена литература по вопросам работы секретных служб.
Иногда я получал приказания от господина, походившего на коммивояжера, который принимал меня в маленькой гостинице. Я также установил контакт с господином К.С., высокоодаренным человеком, бывшим ранее отцом-иезуитом. О нем у меня осталось впечатление как о самом значительном и умном из всех троих. Он никогда не требовал от меня письменных отчетов, но пытался путем вопросов в ходе самого разговора составить свое собственное представление относительно информации, которой я располагал.
Некоторое время спустя профессор Н. (теоретик педагогики, завербовавший меня в СД) снова навестил меня и предложил перебраться во Франкфурт, где я должен был продолжать подготовку к сдаче государственных экзаменов на звание юриста при полицейском управлении. Этот переезд, произошедший в 1934 году, значительно улучшил мое финансовое положение. Во Франкфурте я всегда получал, как мне казалось, самые интересные и важные дела, и у меня создалось впечатление, будто мои действия направлялись какой-то невидимой рукой. Мне приходилось расследовать дела высших должностных лиц нацистской партии, заподозренных в злоупотреблении служебным наложением. Дважды я отправлялся в Берлин с личным докладом министру внутренних дел доктору Фрику, снабжавшему меня необходимыми документами, которые могли бы подтвердить мои полномочия перед гаулейтерами — хозяевами районов.
В то время между Фриком, Гюртнером, тогдашним министром юстиции, и гаулейтером или шефом района Нюрнберга Юлиусом Штрейхером происходили яростные ссоры. Два эсэсовца были осуждены, каждый на десять лет тюремного заключения, за то, что один из них убил молотком еврея. Я был убежден, что второй эсэсовец не виновен, так как было очевидно, что он лишь одолжил молоток первому эсэсовцу, не зная, для какой цели тот понадобится. Поэтому однажды ночью я отправился в тюрьму и отомкнул дверь его камеры, чтобы он мог убежать. Это «нарушение закона» заставило министра юстиции заявить возмущенный протест Штрейхеру.
Вскоре, без какого-либо предупреждения, меня послали на четыре недели во Францию с приказанием разведать политические убеждения одного профессора в Сорбонне, имя которого я однажды упомянул в одном из своих отчетов. Почти сразу же после возвращения из Франции меня вы-
20
звали в Берлин для продолжения обучения в Министерстве внутренних дел. Я пришел в отдел кадров министерства и был направлен к доктору Шеферу, начальнику отдела кадров гестапо, который вручил мне составленный подробнейшим образом текст программы моей работы на будущее с указанием явок, где я должен был получить дальнейшие инструкции к информацию.
Это был исключительно интересный для меня период. Чиновники всех уровней были любезны и предупредительны со мной. Передо мной распахивались все двери, словно по мановению какой-то невидимой руки, бесшумно управлявшей этой огромной и сложной машиной.
Однажды мне приказали явиться к начальнику 4 управления (АМТ 4 — тайная политическая полиция) оберфюре-ру СС Мюллеру, бывшему фактически шефом гестапо.
Мюллер был сух и лаконичен. Это был человек низкого роста, плотный, с квадратным черепом крестьянина и выступающим вперед лбом, с узкими, плотно сжатыми губами и проницательными карими глазами, прикрытыми нервно подергивающимися веками. Кисти рук — широкие и массивные, пальцы — квадратные, словно спичечные коробки.
Этому человеку, начавшему свою карьеру рядовым сыщиком в Мюнхене, суждено было сыграть очень важную роль в моей жизни. Хотя он и проложил себе дорогу к вершине власти, он никак не мог забыть своего происхождения. Однажды он сказал мне с присущим ему грубым баварским акцентом: «Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!». Общение с ним было практически невозможным, поскольку любой разговор с его стороны сводился почти исключительно к скупо сформулированным вопросам и больше походил на допрос.
И, тем не менее, он всегда старался создать атмосферу искренности, чему должен был способствовать все тот же баварский акцент — свидетельство его природного добродушия. Первый наш разговор он закончил словами: «Гей-дриху нравятся ваши отчеты. То, что вас послали к нам, — обычная формальность. В действительности же вы будете работать в главном управлении СД, которое подчиняется скорее партии, чем правительству. Жаль, я мог бы вам найти лучшее применение у себя». Несмотря на дружеский тон при прощании, выражение глаз его и лица оставалось совершенно холодным. В то время я не знал о действительных размерах его неприязни к СД.
Наконец-то пролился некоторый свет на тайну моего продвижения. Мюллер заявил, что мною интересовался
21
именно Гейдрих. Итак, сам грозный глава СД являлся той невидимой силой, которая передвигала меня, словно пешку на шахматной доске, по всем каналам нацистской тайной полиции.
На следующий день я явился в центральное бюро СД. Знакомый оберфюрер СС, которого я уже встречал во Франкфурте, объяснил мне задачи СД и ее цели. СД являлась главным органом информационной службы в нацистской партии. Ее задача состояла в том, чтобы информировать высшее руководство партии о всех оппозиционных движениях и силах как внутри страны, так и за границей. Она осуществляла надзор над правительством, партией, промышленностью, театром, газетами и журналами, полицией — фактически не было ни одной сферы в жизни общества, которая не находилась бы под бдительным оком СД, ни одного потайного места, где бы она не выискивала малейших признаков оппозиции, касалось ли то организаций или отдельных граждан, «враждебно настроенных по отношению к государству».
Колоссальные административные функции в СД лежали на оберфюрере СС докторе Мельхорне. В последующий период своей дятельности я работал, главным образом, с ним.
Этот человек построил для Гейдриха такую машину, при помощи которой тот мог тайно наблюдать все стороны немецкой жизни. Информационный материал собирался по всей Германии районными организациями СД, соответствовавшими административному делению страны. Каждая организация имела своих «почетных» агентов — доверенных осведомителей, размещенных по стратегическим соображениям во всех слоях общества, по всем профессиям и отраслям промышленности. Обычно это были люди с большим опытом каждый в своей области, благодаря чему они могли поставлять очень ценную информацию, в которой особое внимание уделялось отчетам об общественном мнении и реакции населения на законодательство, декреты и мероприятия, проводимые правительством.
На основании подобного материала каждые две недели в берлинском штабе СД составлялся доклад об обстановке, с тем чтобы руководители Германии могли иметь подробную и точную картину общественного мнения.
На каждого, чье имя упоминалось в этих отчетах, заводилось дело, сами же отчеты группировались по тематическому признаку. Был устроенЪгромный круглый стол, на котором размещалась картотека. Стол приводился в
22
движение электричеством: нажатием кнопки человек, сидевший за пультом управления, мог пододвинуть к себе на нужное расстояние любую из 500 ООО карточек. Ко времени, о котором идет речь, так тщательно была организована лишь информационная служба, касающаяся внут-ригерманских вопросов.
Черновая работа, выполненная Мельхорном за предшествующие годы, послужила основой могущества Гейдриха. Как и следовало ожидать, такой человек, как Гейдрих, не мог не избавиться от Мельхорна, как только тот сослужил свою службу. Гейдрих организовал процесс против Мельхорна, которым занимался суд чести в 1937 году, что привело к удалению Мельхорна со службы. Однако его послали в кругосветное путешествие с заданием сообщать Гитлеру о том, как развиваются события во внешнем мире. Его доклады о положении на Дальнем Востоке долгое время представляли существенную ценность для политического руководства, но сообщения, которые он присылал о ситуации в Соединенных Штатах, совершенно не соответствовали действительности, так что Гитлеру была представлена совершенно неправильная картина того, что происходило в Америке.
<<<---
