Cтарый 4емоданГлава I
Сведения о моем семействе.— Мое детство
Дон Иаков Казанова, уроженец столицы Арагонии Са-рагоссы и побочный сын дона Франциска, в 1428 году похитил из монастыря донью Анну Палафос, на другой день по ее пострижении. Был он секретарем короля Альфонса. Он бежал с ней в Рим, где после годового заточения в темнице она была разрешена от монашеских обетов милостью папы Мартина III, благословившего затем и ее брак, по ходатайству дона Хуана Казановы, управителя святейшего дворца и дяди дона Иакова. Все дети от этого брака умерли в раннем возрасте, за исключением дона Хуана, женившегося в 1475 году на донне Элеоноре Альбини и имевшего от нее сына по имени Марк-Антоний.
В 1481 году, принужденный покинуть Рим из-за убийства офицера Неаполитанской королевской службы, дон Хуан бежал в Комо с женой и ребенком; но он не долго оставался на месте и, отправившись искать счастья вместе с Христофором Колумбом, умер в пути в 1493 году.
Из Марка-Антония вышел хороший поэт во вкусе Мар-циала. В бытность свою секретарем кардинала Помпея Колонны, он за сатиру, направленную против Джулио Медичи, поплатился изгнанием из Рима и возвратился в Комо, где женился на Абондии Редзонико.
Но тот же самый Джулио Медичи, став папой под именем Климента VII, даровал ему прощение и вернул его в Рим вместе с его женой. Он умер там от чумы в 1526 году, когда Рим был взят и разграблен имперскими войсками. Впрочем, не будь чумы, Марк-Антоний умер бы от нищеты, ибо солдаты Карла V отняли у него все его имущество. Петр-Валерьян говорит о нем в книге «De infelicitate litte-ratorum».
Три месяца спустя по его смерти вдова его родила сына Джакомо Казанову, умершего в глубокой старости во Франции и бывшего полковником в армии, которой командовал Фарнезе против герцога Генриха Наваррского, впоследствии короля Франции. В Парме у него остался сын, женившийся на Терезе Конти. Сын их, Джакомо, женился в 1680 году на Анне Роли. Джакомо имел двух сыновей: Джованни Бат-тисто и Гаэтано Джузеппе Джакомо Старший, выехав из Пармы в 1712 году, так и не вернулся назад; младший также покинул свою семью в 1715 году в возрасте девятнадцати лет.
Вот все, что я нашел в архиве моего отца. По рассказам моей матери сообщаю дальнейшее.
Гаэтано Джузеппе Джакомо расстался со своей семьей, плененный прелестями актрисы по имени Фраголетта2, игравшей роли субреток. Влюбленный, не имея ни гроша за душой, он решил сделать самого себя источником дохода. Он стал танцовщиком, а пять лет спустя играл на сцене, обращая на себя внимание еще более своей высокой нравственностью, нежели своим талантом 3.
По непостоянству ли, по побуждениям ли ревности, но он бросил Фраголетту и вступил в труппу комедиантов, игравшую на сцене венецианского театра Сан-Саму эле. Против дома, где он поселился, проживал сапожник по имени Джеронимо Фаруссо 4 с женой Марцией и единственной дочерью, шестнадцатилетней красавицей Дзанеттой 5.
_____________
1 Гаэтано Джузеппе Джакомо Казанова родился в Парме в 1697 году. Умер 1 декабря 1733 года.
2 Фраголетта, театральный псевдоним артистки Джованны Балетти, урожденной Кальдерони. Гольдони, живший у нее в Мантуе, упоминает о ней в своих «Мемуарах»: «Это была бывшая артистка, которая под псевдонимом Фраголетты прославилась на ролях субреток. Уйдя на покой, она пользовалась известным достатком и сохранила в 85-летнем возрасте следы красоты и блеск своего довольно живого и пикантного ума». Она была матерью известного артиста Марио Балетти и актрисы (она же и поэтесса) Елены Риккобони, по прозванию Фламиния, с которыми Казанова встретился потом в Париже, Сильвия Балетти, жена Марио, а также их дети, Манон и известный танцовщик Антонио, играли, как мы увидим, значительную роль в жизни Казановы. Фраголетта умерла в Мантуе около 1750 года.
3 Гаэтано Казанова пользовался уважением и имел многочисленных друзей среди венецианских нобилей. Патриции Дзуане Видмак, Альвизо Дзенобио и семья Гримани оказывали покровительство ему и его родне. Надо также заметить, что театр Сан-Самуэле, в котором подвизались Гаэтано и его жена Дзанетта, принадлежал семье Гримани.
4 Впоследствии Джакомо Казанова иногда прибавлял к своей фамилии де Фарусси, и даже граф Фарусси, не смущаясь тем, что дед его всего-навсего был сапожником. Князь Карл Курляндский адресует ему письмо от 10 мая 1765 года: Петербург, г-ну кавалеру де Сенгаль де Фарусси.
5 Джованна (Дзанетта) Мария Фарусси родилась в августе 1708 года, вероятно, на островке Бурано, принадлежавшем Венецианской республике, откуда ее театральное имя Буранелла. Выйдя замуж 27 февраля
Молодой комедиант влюбился в девушку, сумел подейство- -вать на ее сердце и склонить к побегу. Иного пути не было, ибо ни Марция, ни тем более Джеронимо никогда бы не выдали дочери за столь гнусное существо, каким был в их глазах всякий комедиант. Молодые любовники, запасшись необходимыми документами и в сопровождении двух свидетелей, предстали перед венецианским патриархом, который и благословил их брак. Марция, мать Дзанетты, кричала в голос, а отец умер от огорчения. Я родился от этого брака по истечении девяти месяцев, 2 апреля 1725 года
На следующий год моя мать оставила меня на руках бабушки, которая простила ее, как только узнала, что отец мой обещал никогда не принуждать ее дочь всходить на подмостки. Такое обещание дают все комедианты, женясь на девушках городского сословия: только они его никогда не исполняют, потому что те этого от них никогда и не требуют. Впрочем, счастье моей матери, что она обучилась играть на сцене, ибо когда, девять лет спустя, она овдовела, имея на руках шестерых детей, то без этого заработка у нее не было бы средств на их воспитание.
Мне был год, когда отец оставил меня в Венеции, отправившись играть в Лондон. В этом большом городе и дебютировала моя мать на театре, и там же в 1727 году родился брат мой Франческо, знаменитый батальный живопи-
______________
1724 года за актера Гаэтано Казанова, она также посвятила себя театру. В 1727 и 1728 годах она выступала в Лондоне вместе с мужем, а затем в Венеции в театре Сан-Самуэле. После смерти Гаэтано она поступила в труппу известного театрального антрепренера Джузеппе Имера и играла в античном амфитеатре в Вероне. Там, по просьбе влюбленного в нее директора театра, Гольдони написал для нее пьесу «La pupiia». В 1735 году она приехала с труппой итальянских актеров в Петербург, но предприятие это не имело успеха. Затем она подолгу жила в Дрездене, где выступала в Королевском театре, а также в Варшаве, когда туда переезжал двор. Во время Семилетней войны она вынуждена была покинуть Дрезден из-за бомбардировки и жила в Праге, о чем Казанова упоминает неоднократно. Дзанетта скончалась в Дрездене 29 ноября 1776 года. Гольдони называет ее в своих «Мемуарах» «очень красивой и ловкой вдовой». В Лондоне ей приписывали связь с принцем Уэльским, впоследствии королем Георгом III, а плодом этой связи называли ее второго сына Франческо. В своем памфлетическом романе «Ne donne, ne amori» в главе «Gli aduiteri» сам Казанова утверждает, что она была возлюбленной патриция Карло Гримани.
______________
1 Бракосочетание Гаэтано, и Дзанетты Казанова состоялось 27 февраля 1724 года. Следовательно, Казанова родился не девять, а тринадцать
месяцев спустя. В своем «Кратком описании моей жизни» («Precis de ma vie») он пишет: «Мать родила меня на свет 2 апреля 1725 года, в день
Пасхи». Пасха действительно приходилась в этом году на 1 апреля.
В церковных книгах прихода Сан-Самуэле акт о крещении помечен
5 апреля 1725 года.
сец, с 1783 года обосновавшийся в Вене, где он и поныне занимается своим искусством
В конце 1728 года моя мать вернулась на родину вместе со своим мужем. Раз сделавшись комедианткой, она осталась ею и в Венеции.
В 1730 году она произвела на свет моего брата Джован-ни, умершего в Дрездене в конце 1795 года, на службе курфюрста в должности директора Академии Художеств2. В последующие три года у нее родилось еще две дочери, из коих одна 3 умерла в младенчестве, а другая 4 живет и по сю пору в Дрездене, где она вышла замуж в 1798 году. Был у меня еще один брат, родившийся после смерти отца, свя-
____________
1 Франческо Казанова, известный художник-баталист, родился в Лондоне 1 июня 1727 года, получил в Париже звание академика в 1763 году. Екатерина II заказала ему несколько батальных картин, в том числе атаку на Очаковскую крепость. Он всегда жил не по средствам и, несмотря на огромные заработки, не вылезал из долгов, а имущество его нередко бывало опечатано судебным приставом. Он был два раза женат и оба раза на чужих содержанках, принесших ему значительные приданые. Джакомо Казанова неоднократно старался распутать его дела, а в 1783 году, не видя другого выхода, увез его в Вену, где Франческо стал пользоваться покровительством князя Кауница. Г-жа Виже-Лебрен описывает его в «Мемуарах» как очень болтливого, но осторожного собеседника. Его племянница Тереза Казанова, дочь Джованни, дает ему весьма не лестную характеристику. Она пишет своему дяде Джакомо 25 апреля 1796 года: «Зная характер моего дяди Франческд, я не предвидела ничего,кроме неприятностей и ссор; вы — прямодушны, он — фальшив; вы — откровенны, он — скрытен; вы говорите дело, он болтает вздор; вы добросовестно передаете факты, он лжет; вы обладаете самолюбием, пристойным всякому порядочному и умному человеку, а он только эгоист». Франческо скончался на своей вилле в Фордербрюле 8 июля 1803 года.
2 Джованни Батисто Казанова родился в Венеции 2 ноября 1730 года. Он учился живописи в Риме у художника Рафаэля Менгса, сестра которого была в него влюблена. Одно время его связывали дружеские отношения с известным искусствоведом Винкельманном, но после того, как Джованни продал ему за старину две картины собственного изделия, они разошлись навсегда. Из-за фальшивого векселя он едва не попал на галеры, но вовремя бежал из Рима. Скорее теоретик, чем художник, он занял впоследствии должность профессора и директора Художественной Академии в Дрездене, где скончался 8 декабря 1795 года. С Джакомо Каза-новой он был всегда в самых скверных отношениях.
3 Фауистина Мадалена Казанова родилась в Венеции 28 декабря 1721 года, умерла там же 20 августа 1736 года.
4 Мария Мадалена — Антония Стелла Казанова родилась в Венеции 25 декабря 1732 года. Она переехала вместе с матерью в Дрезден, где сделалась танцовщицей Королевского театра, затем вышла замуж за придворного музыканта Петера Аугуста. Она скончалась там же 10 января 1800 года. Дочь ее, Марианна, вышла за артиста Королевского театра Карло Анджолини, тою самого, который присутствовал при болезни и смерти Джакомо Казановы. В 1820 году он или его сын, тоже Карло, продали Брокгаузу рукопись «Мемуаров» (см. Предисловие).
щенник, скончавшийся в Риме пятнадцать лет тому назад.
Перехожу теперь к началу моего сознательного существования. Орган памяти развился у меня к августу 1733 года: мне было тогда восемь лет и четыре месяца. До той поры я ничего не помню. Вот первое мое воспоминание.
Я стою в углу комнаты, уткнувшись в стену, поддерживая голову руками и не отрывая глаз от крови, которая течет ручьями из моего носа и заливает пол.
Бабушка спешит ко мне, своему любимцу, умывает мне лицо холодной водой, тайком от всей семьи сажает меня в гондолу и увозит в Мурано, густо населенный остров в полумиле от Венеции.
Сошедши на берег, мы входим в какую-то конуру, где на грязных нарах сидит старуха с кошкой на руках, а вокруг еще пять-шесть кошек. То была колдунья. Обе старые женщины завели между собой долгую беседу, предметом которой, вероятно, был я. В заключение их разговора, который происходил на форлийском наречии, колдунья, получив от моей бабушки серебряный дукат, открыла сундук, схватила меня на руки, пихнула в него и заперла, приговаривая, чтобы я не пугался, чего, впрочем, было бы как раз достаточно, чтобы внушить мне страх, если бы я вообще что-либо соображал: но я отупел. Я недвижно сидел в углу, прижав к носу платок, потому что кровь все еще не унималась, и оставался вполне равнодушен к шуму, доносившемуся снаружи. Мне слышался то смех, то слезы, то пение, то крики и стукотня по сундуку; до всего этого мне не было никакого дела. В конце концов меня вытаскивают из сундука, моя кровь останавливается. Осыпав меня ласками, диковинная старуха раздевает меня, кладет на кровать, сжигает какие-то снадобья, окуривает их дымом простыню, пеленает меня в нее, произносит заклинания, распеленывает меня снова и сует мне в рот пять обсахаренных миндалин, весьма приятных на вкус. Затем она растирает мне виски и затылок нежно пахнущей мазью и вновь одевает меня. Кровотечение, говорит мне она,— незаметно пройдет, если только я никому не расскажу о том, как она меня вылечила; напротив, она пригрозила мне потерей всей крови и смертью, посмей я только открыть кому бы то ни было эти тайны.
_______________
1 Гаэтано Альвнзо Казанова родился в Венеции 16 ноября 1730 года. Он избрал духовную карьеру и в 1755 году сделался иподиаконом. Судя по отзывам его брата Джакомо, он оказал мало чести своему званию. Действительно, по приказу Совета Десяти он был арестован за какие-то злоупотребления в одном бракоразводном деле. Он скончался в Риме в 1783 году.
Преподав мне такие наставления, она возвестила мне, что в ближайшую ночь меня посетит одна очаровательная дама и что мое счастье зависит от нее, если у меня хватит силы воли не говорить никому о ее посещении* Затем мы ушли и возвратились домой.
Не успел я лечь в постель, как уже спал крепким сном, совершенно позабыв о предстоящем мне чудесном посещении; но, проснувшись через несколько часов, я увидал (или мне показалось), что из камина вышла ослепительная женщина, в пышных фижмах; на ней было роскошное платье, на голове корона, усыпанная драгоценными камнями, сверкавшими, как огонь. Медлительными шагами, величественная и приветливая, она приблизилась и села на мою кровать; затем, достав из своего кармана несколько маленьких коробочек, она опорожнила их над моей головой, бормоча какие-то слова. Произнеся длинную речь, обращенную ко мне, из которой я не пенял ни слова, она поцеловала меня и исчезла тем же путем, как и появилась; я тотчас же снова заснул.
Наутро бабушка пришла меня одевать. Подойдя к моей постели, она начала с того, что приказала мне никому ничего не говорить, предсказывая мне верную смерть, если только я вздумаю проболтаться о том, что случилось со мной в эту ночь. Это наставление единственного лица в семье, которое обладало в моих глазах полным авторитетом и которое приучило меня слепо повиноваться всем его прихотям, было причиной тому, что я вспомнил свое видение и что, наложив на него печать, я затаил его в самом укромном уголке нарождающейся моей памяти. Впрочем, я и не испытывал искушения поделиться с кем-нибудь моим приключением; прежде всего потому, что я не знал, найдут ли его достаточно интересным, а затем у меня не было и подходящего собеседника; моя болезнь сделала меня угрюмым и вовсе не занимательным ребенком, так что окружающие только жалели меня и оставляли в покое. Меня считали недолговечным, а что касается виновников моего существования, то они никогда со мной не разговаривали.
После поездки в Мурано и ночного визита феи мои кровотечения хотя и не прекращались, но с каждым днем становились все слабее, и память моя постепенно развивалась. Меньше чем в месяц я выучился читать.
Смешно, конечно, было бы приписывать мое выздоровление этим нелепицам; но, по-моему, отрицать совершенно, что они могли ему способствовать, было бы равно ошибочно. Что касается явления царственной красавицы, то я всегда считал его за сонную грезу, разве только оно не было нарочно подстроенным маскарадом: но средства излечения тягчайших болезней не всегда обретаются в аптеках. На каждом шагу мы сталкиваемся с явлениями, обнаруживающими наше неведение, и, полагаю, здесь кроется причина того, что столь редко можно встретить ученого, ум которого был бы совершенно свободен от суеверия. Разумеется, никаких колдунов нет и не было на свете, но не менее верно и то, что сила их всегда существовала для тех, кто обладает способностью поддаваться и верить обманщикам.
Somnio nocturnos lemures portentaque Thessala vides
To, что раньше существовало лишь в нашем воображении, становится реальностью, и, следовательно, многие явления, приписываемые действию веры, могут вовсе и не быть чудесными, хотя бы таковыми считали их те, над которыми вера обладает могуществом безграничным.
Отец мой расстался с жизнью в расцвете своих сил; ему было всего тридцать шесть лет, и он унес в могилу сожаления публики, особенно же дворянства, которое признавало его стоящим выше своей профессии не только по поведению, но и по глубоким познаниям в механике.
За два дня до своей смерти, чувствуя близость конца, он пожелал, чтобы все мы собрались у его постели, в присутствии его жены и господ Гримани, благородных венецианцев, покровительству которых он намеревался препоручить нас.
Благословив нас всех, он заставил матушку, заливавшуюся слезами, поклясться, что ни одного из детей своих она не направит по театральной дороге, на которую и он никогда бы не вступил, если бы его не принудила к тому несчастная страсть. Матушка дала ему в том клятвенное обещание, а три патриция поручились в его нерушимости. Обстоятельства сложились так, что помогли ей сдержать свое обещание.
Будучи на седьмом месяце беременности, матушка была освобождена от выступления на сцене вплоть до послепасхального времени. Красивая и молодая, она отказала всем искателям ее руки и, уповая на провидение, надеялась воспитать нас своими собственными силами.
Позаботиться обо мне она сочла первым своим долгом не столько потому, что я был ее любимцем, сколько по причине
______________
1 Нежить ночную видишь во сне и Фессалии дива (слегка измененный Казановою стих из Горация, эпода II).
моей болезни, которая привела меня в такое состояние, что никто не знал, как вообще со мной быть. Я был очень слаб, у меня не было аппетита, неспособный ни на чем сосредоточиться, я имел вид дурачка. Врачи не могли столковаться о причине моей болезни. «Он теряет, говорили они, по два фунта крови в неделю, а всего-то у него не может быть более шестнадцати-восемнадцати. Откуда же тогда столь обильное кровообразование?» Один говорил, что вся моя лимфа шла на образование крови; другой утверждал, что вдыхаемый мной воздух должен был при каждом вдохе увеличивать количество крови в моих легких и что здесь была причина того, почему я постоянно держал рот открытым. Все это я узнал шесть лет спустя от синьора Баффо большого друга моего отца.
Он-то и обратился за консультацией к знаменитому па-дуанскому врачу Макоппе, который письменно изложил ему свое мнение. Его письмо, хранящееся у меня, говорит, что наша кровь есть эластическая жидкость, которая может уменьшаться и увеличиваться только в своей плотности, но не в количестве, и что мои кровотечения могли происходить лишь от плотности кровяной массы. Естественно, что для облегчения циркуляции крови часть ее должка была быть выбрасываема. Он говорил, что я бы давно уже умер, если бы природа, в силу присущей ей воли к жизни, не помогла бы себе сама. Он заключал, что раз причина этой плотности кровяной массы могла находиться лишь в воздухе, которым я дышал, то либо следовало перевезти меня в другое место, либо примириться с тем, что я должен буду погибнуть. Согласно его мнению, и глупость, написанная на моем лице, зависела только от плотности крови.
Синьор Баффо, высокий гений, поэт в самом фривольном роде поэзии, но поэт великий и единственный, был причиной того, что меня решили отдать на воспитание в Падую, и ему, следовательно, обязан я жизнью. Он умер двадцать лет спустя, последним представителем древней патрицианской фамилии; но поэмы его, как бы ни были они грязны, никогда не дадут умереть его имени. Инквизиторы венецианского правительства, движимые благочестивой ревностью, лишь
__________________
1 Джоржо Баффо (1694—1768), член Совета Сорока, высшей судебной инстанции в Венеции. Он известен как автор эротических стихотворений, из которых его друзья составили сборник после его смерти. Его произведения представляют ценный исторический документ для изучения Венеции XVIII века. В личной'жизни он был весьма умерен. Почти все его биографы сходятся на том, что «он говорил, как девушка, а думал, как сатир».
способствовали его славе; ибо, преследуя его рукописные произведения, они достигли только того, что повысили их ценность: они должны были бы знать, что spreta exolescunt
Прогноз профессора Макоппе положил конец разногласиям, и аббат Гримани 2 взял на себя хлопоты по приисканию для меня в Падуе надежного приюта, обратившись к одному знакомому химику, жителю этого города. Имя его было Оттавиани, и был он также антикварий. Вскоре подходящий дом был уже найден, и 2 апреля 1734 года в день, когда мне исполнилось девять лет, меня посадили на буркьелло и отвезли в Падую по каналу Бренты. Мы отплыли в десять часов вечера, сейчас же после ужина.
Буркьелло можно рассматривать как небольшой плавучий домик. В нем имеется просторная комната с каюткой на каждом конце и помещение для прислуги на носу и на корме. Это — продолговатое четырехугольное сооружение с палубой на крыше, снабженное рядом застекленных окон со ставнями. Путешествие длится восемь часов. Аббат Гримани, синьор Баффо и матушка сопровождали меня; я спал в общей комнате вместе с матушкой, а оба наших друга провели ночь в одной из кают. Поднявшись на рассвете, матушка отворила окно, находившееся против постели, и лучи восходящего солнца, ударив мне в лицо, заставили меня раскрыть глаза. Постель была слишком низка для того, чтобы мне видеть землю; в окно я видел лишь верхушки деревьев, росших на берегу. Барка плыла, но ее движение было столь равномерно, что я не мог о том догадаться, отчего деревья, последовательно и быстро исчезавшие из моего взгляда, вызывали во мне крайнее недоумение. «Но что же это такое, матушка? — вскричал я,— деревья ходят!» Как раз в эту минуту в комнату вошли оба синьора и, видя меня остолбеневшим, спросили, чем я обеспокоен. «Отчего происходит,— ответил я им,— что деревья движутся?»
Они засмеялись, а матушка, испустив вздох, сказала мне с состраданием: «Движется барка, а не деревья. Ну, одевайся».
Я тотчас же уразумел это явление своим еще молодым и свободным от предрассудков умом. «Так, может статься,— произнес я,— что и солнце не движется по небу, а, напротив, это мы вращаемся с запада на восток?»
«Что за вздор!» — кричит добрая моя матушка при этих
________________
1 То, аа что не обращают внимания, выдыхается само собой.
2 Аббат Альвизо Гримани (1702 — ?), венецианский патриций, опекун Казановы. Он был строг и скуп и доставил Казанове, как читатель увидит дальше, много неприятных минут.
словах. Аббат Гримани сожалеет о моей глупости, а я обижен, огорчен и готов уже зареветь. Но синьор Баффо вернул мне бодрость духа. Он бросился ко мне, нежно обнял и заговорил: «Ты прав, дитя мое: солнце не движется. Не падай духом и будь всегда последователен в своих рассуждениях. А они пусть смеются».
Матушка в недоумении спросила его, уж не сошел ли он с ума, что преподает мне такие уроки. Но философ, даже не удостоив ее ответом, продолжал просвещать мой детский и наивный ум. То было первое истинное удовольствие, какое испытал я в жизни моей. Не будь здесь синьора Баффо, минуты этой было бы достаточно, чтобы извратить все мое разумение: трусливая доверчивость внедрилась бы в него. Невежество матери и аббата несомненно притупило бы остроту моих умственных способностей, и если я и не ушел далеко в области разума, то знаю наверное, что ему одному я обязан всеми теми наслаждениями, какие испытываю, оставаясь наедине с самим собой.
Мы прибыли в Падую рано утром и остановились у Отта-виани, жена которого осыпала меня ласками.
Первым делом Оттавиани проводил нас в дом, где я должен был поселиться. Он находился в каких-нибудь пятидесяти шагах от церкви Санта Мария ин Ванцо, в приходе Сан Микеле. Моя будущая хозяйка, старуха славянка, снимала первый этаж дома г-жи Мида, жены полковника-славянина. Распаковав мой маленький сундучок, старухе передали список моих вещей и отсчитали шесть цехинов вперед за шесть месяцев моего содержания. За эту незначительную сумму она должна была меня кормить, держать в чистоте и оплачивать мое учение в школе. Она пробовала было поторговаться, но мои спутники не обратили на это никакого внимания; меня поцеловали, велели быть послушным и расстались со мной. Вот как просто от меня отделались.
<<<---
