Cтарый 4емодан
БОМАРШЕ Пьер Огюстен КАРОН БОМАРШЕ
Жизнь Бомарше - причудливое сплетение самых удивительных событий, приключений, взлетов, падений.
Сын часовщика, сам искусный часовщик, он делает важное усовершенствование часового механизма. У него пытаются оспорить его изобретение. Юноша отважно вступает в борьбу и блестяще доказывает свое авторство. Замеченный двором, он становится модным часовщиком Парижа, но бросает ремесло, покупает придворную должность, меняя свое имя Карон на дворянское де Бомарше. Все как будто удается ему. Он становится влиятельным человеком. Дочери короля учатся у него игре на арфе. Людовик XV не может отказать себе в удовольствии послушать иногда весельчака Бомарше. Наследный принц с удивлением замечает, что во всем государстве есть, пожалуй, один человек, который не боится сказать ему правду в глаза. С ним, плебеем, раскланиваются важные персоны в аллеях Версальского парка, но вот ссора с одним из них приводит его в тюрьму. Смерть миллионера Пари Дювернэ, с которым остались нерешенными денежные расчеты, ставит его перед угрозой разорения. Тяжба. Суд на стороне наследников миллионера. Бомарше пишет знаменитые «Мемуары». Вся Европа с увлечением следит за тем, как плебей единоборствует со всем юридическим корпусом Парижа. И Бомарше побеждает, завоевав общественное мнение Франции. Ему завидуют, бранят, опутывают его клеветой, но он несгибаем.
Бомарше талантлив. Талантлив щедро, обильно, талантлив во всем. Он - механик и изобретатель, музыкант и поэт. Он - коммерсант и дипломат. Бомарше задумывает и осуществляет грандиозные коммерческие сделки, ловко выходит из лабиринта интриг и хитросплетений; если надо, он покорит, очарует нужных людей и обойдет все рифы, все подводные камни, как искусный лоцман, ведущий корабль в неведомых водах..
Часто, подобно своему герою Фигаро, он проявляет изворотливость, смелость, лукавство. И в этом лукавстве, в этой дерзкой изворотливости столько откровенного презрения к феодальной знати, что и здесь нельзя не усмотреть его своеобразного бунтарства. Бомарше бился за себя, за свою личную судьбу, подчас вызывая на поединок весь господствующий класс и обращаясь за помощью ко всему народу. Жизнь его - это битва простолюдина за? свое право именоваться человеком, за свое право жить на земле и пользоваться ее дарами. Без этой истины не понять ни художественных замыслов писателя, ни общественного резонанса его произведений.
«Что за человек! - писал Вольтер о Бомарше. - Он сочетал в себе все: шутку и серьезное, ум и веселость, фарс и трогательное,-словом, все виды красноречия».
Бомарше - оптимист. Он жизнелюбив и энергичен. Задорная, по-мальчишески озорная шутливость - отличительная черта его таланта. В царство смеха звал его талант.
Самым крупным предшественником Бомарше в истории французской комедии был Мольер. Бомарше не уступает своему великому соотечественнику в комедийном искусстве. Но комедия его уже иная. Уже в начале XVIII века было заметно, что французская комедия уклонилась от того пути, по которому шел создатель «Тартюфа». Театр Мольера в основном строго классицистичен. Его комедии имеют пять актов, написаны стихами, автор придерживается «единств» (времени, места, действия), они часто напоминают диспуты на сцене. От всех этих формальных сторон классицистической комедии отошел Бомарше.
Комедия Мольера философична. Она ставит на обсуждение серьезные проблемы жизни общества, она разоблачает «пороки века». Мольер поднимает своего зрителя на высоту государственного мышления. В первой половине XVIII столетия Мариво, интересный и своеобразный автор, уводит комедию в интимный мир сердца. Его мало интересуют философские или политические вопросы. Любовь - вот главная его тема. Тема любви намечена у Мольера (напомним великолепную сцену ссоры и примирения Ма-рианы и Валера в комедии «Тартюф»), но там она на втором плане. Здесь же, у Мариво, она доминирует над всем. Перипетии любви, размолвки и примирения, препятствия и преодоление их -сколько здесь возможностей для лукавого драматурга, веселого и благосклонного к своим влюбленным! Мариво ушел в непритязательный театр «Итальянской комедии». Там ему вольготнее работалось.
Бомарше вернулся к Мольеру, но обогащенный открытиями Мариво. В театре снова зазвучала политическая и философская тема, но комедия уже освободилась от рационалистической строгости, прямолинейности и нетерпимости к второстепенным деталям. Под пером Бомарше она, пожалуй, стала несколько беспорядочной, хаотичной, но вместе с тем феерической, праздничной, и, что, пожалуй, наиболее существенно,- ее сценические персонажи теперь уже не только олицетворение идей («У Мольера Скупой скуп и только»,- как писал Пушкин). Комедия Бомарше легкая, изящная, как бы порхающая. Влюбленные - на первом плане, но живут они в атмосфере политики. Каждое их слово, каждый их жест - все знак времени, и зритель, следя за ними, сам того не сознавая, все время прикован к политическим идеалам автора, а эти идеалы - свобода и равенство, то есть как раз то, за что ратовали все просветители.
Еще в 1772 году Бомарше написал комическую оперу с куплетами. Это был первый вариант «Севильскбго цирюльника». Театр «Итальянской комедии» отверг пьесу. Друзья утешали автора: «Се-вильский цирюльник» будет иметь больший успех в театре Мольера, чем в театре Арлекина». Новый вариант пьесы был поставлен 23 февраля 1775 года на сцене «Комеди Франсез».
Сюжет комедии,, ее драматический конфликт не показались французскому зрителю новыми. Глупые старики, которых при помощи слуг ловко одурачивает молодежь, насмехающаяся над ними,- давние комические герои театра. Запутанная интрига, ошибки и узнавания, переодевания героев - все это тоже было известно со времен античных комедиографов Менандра и Плавта. Однако, используя традиционные приемы комедии, Бомарше служит самой животрепещущей современности, он устремлен вперед, навстречу новым идеям, новой философии. Уже с первых слов комедии мы в сфере просветительской мысли, которая доходит до нас легко и свободно, не утомляя назиданием.
Бедняк в комедии противопоставлен аристократу. Главный герой не Альмавива или Розина, а Фигаро. 'Он всех умнее в пьесе, всех жизнедеятельнее, смелее, расторопнее. «Я войду в этот дом и с помощью моего искусства одним взмахом волшебной палочки усыплю бдительность, пробужу любовь, собью с толку ревность, вверх дном переверну все козни и опрокину все преграды». Словом, Фигаро вызывает к себе самые искренние наши симпатии, мы все на его стороне, его ум и энергия, подвижность нас покоряют.
Таким предстал перед зрителем предреволюционной Франции представитель третьего сословия. Фигаро, его характер, его смелость и оптимизм,- все знак времени'. Он человек предреволюционной поры. Недаром Бартоло угрюмо заявляет: «Кругом все народ предприимчивый, дерзкий». Фигаро не один, за ним тысячи других, которые перестали «трепетать». Замысловатая реплика Фигаро: «Трепетать - это последнее дело. Когда поддаешься страху перед злом, то уже начинаешь чувствовать зло страха»,- звучала чрезвычайно многозначительно в те накаленные годы.
В комедии нет ни одного слова, брошенного на ветер. Все весело и вместе с тем серьезно, остроумно и глубокомысленно. В непритязательной словесной пикировке - важные политические, философские или эстетические темы дня.
У драматургов много способов сообщить зрителю свои мысли, не прибегая к прямому высказыванию. В диалоге между Розиной и Бартоло, хулящим выдающиеся достижения XVIII века,- один из таких приемов: хвала в форме ворчливой критики. Пусть беснуются мракобесы, их гнев свидетельствует о победе новых сил. Бартоло негодует4, значит, все идет хорошо, и прекрасен век, давший так много человечеству.
Через 9 лет после «Севильского цирюльника» состоялась премьера «Женитьбы Фигаро» (1784). В предисловии к комедии Бомарше писал: «Итак, в Севильском цирюльнике я еще только потрясал основы государства, в новом же своем опыте, еще более гнусном и зловредном, я его ниспровергаю». Ко времени появления «Женитьбы Фигаро» на сцене французское общество сделало гигантский шаг вперед и стояло, уже на пороге революции. Успех комедии был необычайный. Зрители разбились на два лагеря: блюстители старого порядка приходили в негодование, обвиняли автора в безнравственности; демократический зритель с восторгом рукоплескал политическим выпадам Фигаро, от души смеялся над комическими фигурами придурковатого судьи Бридуазона, секретаря суда взяточника Дубльмена, Базиля, Бартоло и самого Альмавивы, пытавшегося безуспешно тягаться умом с Фигаро.
О комедии говорила вся Европа. В 1785 году в одной Германии было 12 переводов пьесы на немецкий язык. На русской сцене она шла в 1785 году по-французски, а в 1787 году - уже в переводе на русский язык.
Не везде ей удавалось пробиваться на сцену.
В Австрии она была запрещена, и Моцарту, который с ноября 1785 года начал работать над оперой «Свадьба Фигаро», пришлось отказаться от многих политически острых моментов, имевшихся в пьесе, ради того, чтобы венценосные особы разрешили его оперу к постановке (премьера ее состоялась в Вене 1 мая 1786 г.).
В предисловии к пьесе Бомарше сообщает о своих взглядах на комедию: «...Без острых положений в пьесе, положений, беспрестанно рождаемых социальною рознью, нельзя достигнуть на сцене ни высокой патетики, ни глубокой нравоучительности, ни истинного и благодетельного комизма».
Это уже целая программа нового искусства. Живописать борьбу сословий, черпать в ней драматические конфликты - такова задача сцены. Более того, вне сферы этой борьбы нет подлинного искусства. Политический характер пьесы Бомарше согласуется с его эстетической системой.
«Женитьба Фигаро» значительнее, серьезнее, смелее ставит социальные проблемы, затронутые еще в «Севильском цирюльнике».
Вельможе Альмавиве противопоставлен простолюдин Фигаро, «наиболее смышленый человек нации». Однако здесь не простое противопоставление, как в «Севильском цирюльнике», где плебей своим умом и жизнедеятельностью лишь выгодно отличался от аристократа, здесь плебей и аристократ - враги. Между ними ожесточенная война. В их борьбе - сценический нерв пьесы. Фигаро гневен, Фигаро готовится к бою. Но это не будет открытый бой: ведь силы неравны, в руках Альмавивы - власть. Фигаро прошел суровую школу жизни и рано познал нравственные законы общества, разделенного на господ и рабов: «Каждому хочется добежать первому, все теснятся, толкаются, оттирают, опрокидывают друг друга,- кто половчей, тот свое возьмет, остальных передавят».
Перед нами не просто весельчак, неунывающий мастер хитрой интриги, но человек, наделенный огромной силой ума и характера. На что тратятся эти силы? «Ради одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомленность- и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления Испанией»,- говорит он. Жизнь Фигаро - постоянная, незатихающая, напряженная и ожесточенная борьба простолюдина за свое существование.
Фигаро и Сюзанна утверждают себя в жизни сами, ни от кого не ждут помощи. Ум, воля, сознание своей правоты - вот их оружие! И они верят в его силу. Они относятся к своим господам с некоторой долей снисходительного презрения: на стороне господ богатство и знатность, но это очевидная несправедливость, сами же господа - существа слабые, неспособные постоять за себя. Фигаро и Сюзанна - люди с сильной волей. Они не станут унывать и умеют добиваться своего. Отсюда проистекает их покоряющая веселость, их неиссякаемый оптимизм. Автор их любит,* любуется ими постоянно, всегда, и своею любовью к ним заражает зрителя.
Критических замечаний, рассеянных в пьесе и брошенных как бы невзначай, немало. Мальчик-подпасок, узнав, что граф хочет пригласить в замок судей, вызывается их разыскать и привести. С милым простодушием он заявляет: «А здешних судейских крючков я всех наперечет знаю». Добрейший Антонио, садовник, дядя Сюзанны, говорит графу: «А все-таки есть, черт подери, справедливость на свете: вы-то, ваше сиятельство, сами в наших краях столько набедокурили, что теперь следовало бы и вас...»
Фигаро смел и даже резок с графом. В первой пьесе он снисходительно над ним подтрунивает, здесь он минутами доходит до открытой вражды.
Г р а ф. У тебя прескверная репутация!
Ф и г а р о. А если я лучше своей репутации? Многие ли вельможи могут сказать о себе то же самое?
Или:
Граф (насмешливо). Суд не считается ни с чем, кроме закона...
Фигаро. Снисходительного к сильным, неумолимого к слабым.
Беспросветно глупый судья Бридуазон, комическая процедура суда - насмешка над судопроизводством абсолютистской Франции. Сколько иронии вложил Бомарше в те приговоры, которые выносит Альмавива во время процедуры суда! Когда разбирается дело об авторстве литературного произведения, Альмавива заявляет: «Пусть вельможа поставит под ним свое имя, а поэт вложит в него свой талант». Граф Альмавива отказывается решить жалобу хлебопашца, обвинявшего сборщика податей в незаконном обложении налогом. В разговоре Фигаро с Бридуазоном многозначителен каждый намек:
Бридуазон. Ты видел моего помощника? Славный малый!
Фигаро. Дубльмена, секретаря суда?
Бридуазон. Да, он своего не у-упустит.
Фигаро. Какое там упустит, так прямо обе лапы и запускает.
О политике ограничений свободы мысли, свободы печати, которую проводило королевское правительство, Фигаро бросает в зрительный зал крылатую фразу: «Где нет свободы критики, там никакая похвала не может быть приятна».
Фигаро выступает обвинителем всей общественной системы. Его критика поднимается до самых верхов государственного аппарата. В разговоре с графом^ он набрасывает смелыми мазками живописный портрет некоей «персоны». Людовик XVI, вступив на престол, порадовал французов широким либерализмом своих планов; он вручил одному из передовых мыслителей времени, Тюрго, министерский портфель, он говорил, правда, довольно туманно, о каких-то реформах. Французы ликовали, они встречали его карету на улицах Парижа криками восторга. Но иллюзии быстро рассеялись. Тюрго получил отставку. Ни одна реформа не была проведена, и французы увидели в своем короле жалкую личность, игрушку в руках ненавистной «австриячки» Марии-Антуанетты, человека слабого, ничтожного, пытающегося играть роль государственного деятеля. «Главное - прикидываться, что ты можешь превзойти самого себя; часто делать великую тайну из того, что никакой тайны не составляет; запираться у себя в кабинете только для того, чтобы очинить перья, и казаться глубокомысленным, когда в голове у тебя, что называется, ветер гуляет; худо ли, хорошо ли разыгрывать персону...»
Бомарше хорошо знал придворную жизнь. И то, что знал драматург, иносказательно, с веселой шуткой поведал народу его герой. Он поведал народу и о том, как делается «политика», показал ее закулисную сторону: «...плодить наушников и прикармливать изменников, растапливать сургучные печати, перехватывать письма и стараться важностью цели оправдать убожество средств».
Последнее особенно метко. Фигаро срывает маски. Разоблачает политическое лицемерие. Важные цели, но за ними соображения выгоды, своекорыстный интерес. «Прикидываться, что не знаешь того, что известно всем, и что тебе известно то, что никому не понятно, и не прислушиваться к тому, что слышно всем».
Политический накал пьесы достигает своей высшей точки в монологе Фигаро (действие 5, явление 3). Людовик XVI, прослушав его в чтении госпожи Кампан (эта придворная дама читала рукопись пьесы королевской семье), воскликнул: «Нужно разрушить Бастилию, чтобы допустить это на сцену!» Король не ошибся. Бастилия была разрушена вскоре после постановки пьесы на сцене. Конечно, не комедия Бомарше привела к революции, но комедия уже знаменовала ее наступление.
«Знатное происхождение, состояние, положение в свете, видные должности - от всего этого не мудрено возгордиться! А много ли вы приложили усилий для того, чтобы достигнуть подобного благополучия? Вы дали себе труд родиться, только и весего». Это был прямой выпад против всего дворянства, против всей феодальной клики дореволюционной Франции. В голосе Фигаро слышится бунтующая сила плебея, готового встать, наконец, на ноги и разорвать цепи, которые его опутывают.
Просветительский характер пьесы подчеркивается заключительными водевильными куплетами. Здесь имя Вольтера, здесь славица уму, талантам, здесь снова, как лейтмотив всей пьесы,-мысль о ничтожестве сословных привилегий.
Однако если политическая тема - главная тема комедии, то она не единственная. Вторая, органически сливающаяся с первой, придающая всей пьесе особый колорит,- это тема любви. У всех героев комедии на устах слова любви. Любят Фигаро и Сюзанна, любят граф и его юная супруга, влюблен даже Базиль, любовь как что-то прекрасное, но и загадочное предстает детскому воображению Керубино и Фаншетты. Жизнерадостный Бомарше изобразил чувство любви с изяществом и оптимизмом. Все искрится радостью. В свете основного сценического конфликта Керубино -лицо, лишнее в пьесе. Борьба за Сюзанну между Фигаро и графом протекала бы отлично и без него. Но представим себе «Женитьбу Фигаро» без Керубино. В ней многое утратилось бы, Керубино придает всему многоголосому хору любви, который мы слышим в пьесе, что-то детски чистое, возвышенное, эстетически просветленное.
Хорошо пишет об этом Герцен, вспоминая свою юность: «Я был влюблен в Херубима и в графиню, и, сверх того, я сам был Херу-бим; у меня замирало сердце при чтении, и, не давая себе никакого отчета, я чувствовал какое-то новое ощущение. Как упоительна казалась мне сцена, где пажа одевают в женское платье, мне страшно хотелось спрятать на груди чью-нибудь ленту и тайком целовать ее».
У Пушкина есть прелестное стихотворение, навеянное образом Керубино, «Паж, или Пятнадцатый год»;
Хотите знать мою богиню,
Мою севильскую графиню?..
Нет! ни за что не назову!
И мальчишеский задор, и первые чувства, и детская восторженность пушкинского пажа так сходны с чувствами и восторгами Керубино. «C'est l'age de Cherubin...» («То возраст Керубино»),- отметил Пушкин в эпиграфе к своему стихотворению.
Комедии Бомарше веселы, пленительны своей умной веселостью. Лукавая улыбка, острое слово, бойкая песенка - давние друзья французов... «...Я попытался в „Севильском цирюльнике" вернуть театру его былую неподдельную веселость, сочетав ее с легкостью нашей современной шутки»,- писал он.
Мы можем на минутку заглянуть в творческую лабораторию драматурга. Он сам вводит нас в нее. Откроем первую страницу «Севильского цирюльника». Фигаро - поэт. Он пишет стихи, читает их вслух, перечеркивает, выносит им приговор, решает, как нужно сделать лучше. «Э, нет, это плоско. Не то... Здесь требуется противопоставление, антитеза». Противопоставление! Антитеза! Вот ключ к стилю Бомарше. Фраза должна будоражить ум читателя. Плавное течение речи баюкает ухо, оно способно усыпить. Жизнь есть борьба. Мышление есть тоже борьба, борьба аргументов «за» и «против». Процесс мышления как бы повторяет процесс жизни, основанный на постоянной борьбе.
По принципу антитезы построены все диалоги. Мы постоянно в гуще словесной перепалки. Собеседники будто сражаются на шпагах - один наносит удары, другой парирует, и наоборот.
Язык Бомарше энергичен и выразителен чрезвычайно.
В комедиях все бьет в одну цель. Социальные конфликты раскрываются через конфликты сценические, через систему художественных средств и образов. Напряженный, контрастный диалог с характерной для Бомарше речевой антитезой наполнен духом борьбы, волнений, страстей предреволюционных лет. И даже праздничный, ярко расцвеченный, нарядный колорит их - и тот свидетельствует о вере в победу приближающейся революции.
Когда К.С. Станиславский весной 1925 года задумал ставить «Женитьбу Фигаро», он высказал актерам, привлекавшимся к участию в ее исполнении, много глубоких и здравых суждений.
«...Мы будем создавать реалистический спектакль,- писал он,-разумеется, не лишенный той праздничности, которой он дышит у Бомарше и которая оправдывается внутренне тем, что в этой бессмертной комедии народ побеждает своих врагов».
Бомарше выразил свой век. Его пьесы живут и сегодня полной жизнью. В них бьет ключом правда действительности, реалистическая достоверность характеров.
СЕВИЛЬСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК, ИЛИ ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ
Комедия в четырех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Граф Альмавива, испанский гранд, тайный поклонник Розины. Бартоло, доктор, опекун Розины.
Р о з и н а, юная особа благородного происхождения, воспитанница Бартоло.
Фигаро, севильский цирюльник.
Дон Базиль, органист, дающий Розине уроки пения.
Весна, престарелый слуга Бартоло.
Начеку, другой слуга Бартоло, малый придурковатый и вечно сонный. Нотариус.
Алькальд, блюститель закона. Альгуасилы и слуги с факелами.
Костюмы действующих лиц, соответствующие старинным испанским
Граф Альмавива. В первом действии появляется, в а^Гласном камзоле и в атласных коротких штанах; сверху на нем широкий темный испанский плащ; шляпа черная, с опущенными полями, вокруг тульи цветная лента. Во втором действии он в кавалерийской форме, в сапогах и с усами. В третьем действии он одет бакалавром: волосы в кружок, высокий воротник, камзол, короткие штаны, чулки, плащ, как у аббата. В четвертом действии на нем великолепный испанский костюм, часть которого составляет роскошный плащ; сверху на нем его обычный плащ, широкий и темный.
Бартоло. Короткополый, наглухо застегнутый черный костюм, большой па-рнк, брыжи и отложные манжеты, черный пояс; когда он выходит из дому, то надевает длинный ярко-красный плащ.
Р о з и н а. Одета, как испанка.
Фигаро. На нем костюм испанского щеголя. На голове сетка; шляпа белая с цветной лентой вокруг тульи; на шее свободно повязанный шелковый галстук; жилет и короткие атласные штаны на пуговицах, с петлями, обшитыми серебряной бахромой; широкий шелковый пояс; на подвязках кисти; яркий камзол с большими отворотами одного цвета с жилетом, белые чулки и серые туфли.
Дон Базиль. Черная шляпа с опущенными полями, сутана без брыжей и манжет, длинный плащ.
Весна и Начеку. Оба в галисийских костюмах, волосы заплетены в косичку, на обоих светло-желтые жилеты, широкие кожаные пояса с пряжками, синие штаны и такие же куртки, рукава которых, с разрезами для рук возле плеч, откинуты за спину.
Алькальд. В руке у него длинный белый жезл.
Действие происходит в Севилье; первый акт - на улице, под окнами Розины, остальные - в доме доктора Бартоло.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена представляет улицу в Севилье; во всех домах окна забраны решеткой.
Г р а ф , в широком темном плаще и шляпе с опущенными нолями, прохаживаясь по сцене, вынимает часы.
Явление первое
Граф один.
Граф. Я думал, сейчас больше. До той поры, когда она имеет обыкновение показываться в окне, ждать еще долго. Ну, ничего: лучше явиться раньше времени, чем упустить возможность увидеть ее. Если б какому-нибудь придворному любезнику могло прийти в голову, что я, в ста лье от Мадрида, каждое утро стою под окнами женщины, с которой ни разу словом не перемолвился, он принял бы меня за испанца времен королевы Изабеллы. А что в этом такого? Все охотятся за счастьем. Мое счастье заключено в сердце Розины. tlo как же так? Подстерегать женщину в Севилье, когда в столице и при дворе сколько угодно вполне доступных наслаждений? Вот их-то я избегаю. Я устал от побед, беспрерывно доставляемых нам корыстью, обычаем или же тщеславием. Это так отрадно, когда тебя любят ради тебя самого! И если бы с помощью этого переодевания я мог убедиться... Кого-то черт несет! (Прячется.)
Появляется Ф и г а р о; он весело напевает; за спиной у него гитара на широкой ленте, в руках бумага и карандаш.
Бартоло. Она несовершеннолетняя.
Фигаро. Она теперь самостоятельна.
Бартоло. Ас тобой не разговаривают, мошенник ты этакий!
Граф. Сеньора Розина родовита и хороша собой, я знатен, молод, богат, она - моя жена, что делает честь нам обоим,- кто же после этого осмелится оспаривать ее у меня?
Бартоло. Я никому ее не отдам.
Граф. Вы уже не имеете над нею власти. Я укрываю ее под сенью закона, и тот же самый алькальд, которого вы сюда привели, защитит ее от ваших посягательств. Истинные блюстители закона - опора всех утесненных.
Алькальд. Разумеется. А напрасное сопротивление столь почтенному брачному союзу свидетельствует лишь о том, что он боится ответственности за дурное управление имуществом воспитанницы, отдать же в этом отчет он обязан.
Граф. А, лишь бы он согласился на наш брак - больше я ничего с него не потребую!
Фигаро. Кроме моей расписки в получении ста экю; дарить ему эти деньги было бы уже просто глупо.
Бартоло (рассвирепев). Они все были против меня - я попал в осиное гнездо.
Б а з и л ь. Какое там осиное гнездо! Подумайте, доктор: жены вам, правда, не видать, но деньги-то остались у вас, и притом немалые!
Бартоло. Ах, Базиль, отстаньте вы от меня! У вас только деньги на уме. Очень они мне нужны! Ну, положим, я их оставлю себе, но неужели вы думаете, что именно это сломило мое упорство? (Подписывает.)
Фигаро (смеется). Ха-ха-ха! Ваше сиятельство! Да это два сапога пара!
Нотариус. Позвольте, господа, я уже окончательно перестаю понимать. Разве тут не две девицы, носящие одно и то же имя?
Фигаро. Нет, сударь, их не две, а одна.
Бартоло (в отчаянии). И я еще своими руками убрал лестницу, чтобы им же было удобнее заключать у меня в доме брачный договор! Ах, меня погубило собственное нерадение!
Фигаро. Недомыслие, доктор! Впрочем, будем справедливы: когда юность и любовь сговорятся обмануть старика, все его усилия им помешать могут быть с полным основанием названы Тщетною предосторожностью.
<<<--
