Cтарый 4емодан«КАКОЙ ЭТО ДИВНЫЙ ПАРНЮГА!»
И мы услышали длинный список имен. Имен Революции. Многие из них были хорошо известны, и никто не сомневался, что материалы для биографических очерков будут найдены, а сами очерки написаны.
Но некоторые имена ставили историков в тупик. Вокруг них разгорались жаркие споры, так как ни в литературе, ни в архивных анналах не было такого «свода фактов», которые могли бы достаточно полно осветить жизнь и борьбу этих революционеров на Урале.
К числу таких относилось и имя Петра Заломова. Хотя очерк о сормовском знаменосце, как участнике пермского подполья, был включен в план будущей книги, против его имени в списке стоял большой знак вопроса. И не случайно. При обсуждении, когда очередь дошла до Заломова, раздались голоса:
— Сначала надо уточнить, бывал ли он вообще на Урале.
— |Конечно, бывал!
— Все это легенды!
— А если Заломов все-таки работал в пермском подполье?
— Тогда бы об этом знали!
— Верно! Не может быть, чтобы никто до нас не написал об этом хотя бы небольшой очерк.
— Во всяком случае, — заключил Борис Никандрович,— надо поискать документы. Когда они будут найдены, тогда и решится наш спор...
Имя Петра Заломова было оставлено в плане будущего сборника, хотя и со знаком вопроса.
Шагая из Дома журналиста, я размышлял о судьбе Заломова. А что, если окажется, что этот легендарный рабочий действительно жил в твоем родном городе, ходил по знакомым тебе улицам и набережным? Ведь это не только интересно, но и очень важно.
Ну, а если все это только предположения? Ведь в самом деле о работе Петра Заломова в пермском подполье ни слова не сказано в трудах даже самых маститых уральских историков. Здесь, бесспорно, была какая-то загадка, и мне хотелось
— 6 —
разгадать ее. Если уж не целиком, то хотя бы частично. Тем более, что повод для этого был. И довольно значительный.
Для начала я решил как следует вспомнить, в каких условиях писал Алексей Максимович Горький повесть «Мать», почему он избрал основными прототипами главных героев Петра Заломова и его мать Анну Кирилловну.
«Мысль написать книгу о рабочих, — отмечал Горький, — явилась у меня еще в Нижнем после сормовской демонстрации. В то же время начал собирать материал и делать разные заметки. Савва Морозов дал мне десятка два любопытнейших писем рабочих к нему и рассказал много интересного о своих наблюдениях фабричной жизни *».
Но больше всего, пожалуй, принесло писателю знакомство с самими социал-демократами, а также встреча с Петром Заломовым. Она состоялась в Финляндии, на даче Горького в Куоккале. Это было в 1905 году, вскоре после побега Заломова из сибирской ссылки.
Вот как сам Петр Андреевич рассказывал потом об этой встрече:
«Чтобы не привести шпиков, я слез на предпоследней станции и дальше пошел лесом, под дождем. Подойдя к даче, я увидел во дворе высокого, крепкого, сухощавого человека. Он шел мне навстречу. Я вспомнил портрет Алексея Максимовича, узнал его и назвал себя.
Мы, старые рабочие, видевшие начало марксистского движения на фабриках и заводах, были'революционными романтиками. «Песня о Соколе» звучала для нас, как боевая труба, вызывала слезы восторга. И вот передо мной стоял автор «Песни о Соколе», передо мной был живой смелый сокол, буревестник русской революции — Максим Горький. Он обнял меня и крепко поцеловал. Потом посмотрел на меня и сказал: «Так вот вы какой!»
Мы пошли с ним на дачу, в его кабинет во втором этаже, выходивший окнами к морю. Я сказал
* Горький А. М. Соч., т. 30. IML, 1956, с. 298.
— 7 —
ему, что люблю «Песню о Соколе» и загорожу его в бою своей грудью. Он ответил: «Я тоже загорожу вас своей грудью в бою»... Он расспрашивал меня о моей жизни, об отце и матери, о революционной работе, о сормовской демонстрации» *.
Вскоре после этого знакомства Горький писал жене: «У меня бывает сор>мовец — какой это дивный парнюга!»**. Жизнь рабочего-революционера увлекла писателя. Тогда же со слов Заломова Алексей Максимович набросал записки. К сожалению, накапливаемый в течение трех лет материал был утрачен. Горький объяснял это так: Собранный мною материал после 9-го января 5-го года куда-то исчез, может быть, жандармы не возвратили, а может, он остался на Знаменской, 20 у К. П. Пятницкого***. «Мать» я писал в Америке, летом 6-го года, не имея материала, «по памяти»****.
Спасаясь от расправы царского правительства за участие в первой русской революции, писатель в начале 1906 года покинул Россию. Была и другая, не менее важная, причина поездки Горького за границу: выступая на митингах и в печати, он стремился донести до трудящихся Западной Европы и Америки правду о революции в России и тем самым помешать буржуазным правительствам оказать помощь русскому самодержавию.
В апреле 1906 года Горький был горячо встречен рабочими Америки. Но американская реакция, подстрекаемая русским правительством, начала травлю пролетарского писателя. В Нью-Йорке перед Горьким закрывались двери гостиниц. Тогда рядовые американцы предложили писателю на время поселиться у них. Среди писем с приглашениями было письмо Престонии Мартин, дочери некогда известного врача. Муж ее, эмигрант Джон Мартин, был педагогом. Так Горький оказался «платным
* Заломов П. Встреча в Куоккале. — «Волжский альманах», 1956, № Ю, с. 205—206.
** Архив А. М. Горького. Т. V. М., 1956, с. 157.
*** Директор-распорядитель Петербургского книгоиздательского товарищества «Знание».
**** Горький А. М. Соч., т. 30, с. 298.
— 8 —
гостем» в доме супругов Мартин на Статен-Айленд, одном из нью-йоркских островов в устье Гудзона *.
В начале лета супруги Мартин предложили Горькому поехать на их виллу Саммер |Брук, что в переводе на русский означает «летний ручей». Вилла была расположена в горах Адирондак на границе с Канадой. Именно оттуда в конце лета .1906 года Алексей Максимович посылает в Москву жене Екатерине Павловне Пешковой письмо, которое содержит сведения о работе над повестью «Мать» и дает представление об образе жизни писателя:
«В повести, которую я теперь пишу, — «Мать» — героиня ее, вдова и мать рабочего-революционера — я имел в виду мать Заломова, — говорит: «В мире идут дети... идут дети к новому солнцу, идут дети к новой жизни» **.
...«Живу я в лесу, в очень пустынной местности, — продолжает Горький, — от ближайшего города — Елизабеттауна —il8 миль, но американцы приезжают смотреть на меня. Зайти в дом — боятся, знакомство со мной компрометирует... Я живу отдельно ото всех в большом сарае с железной печью и без потолка. С двух сторон его стены из стекла — огромные выдвижные рамы. Сплю, открывая их. Болит спина, оттого что много сижу, иногда бывает трудно дышать, очень похудел, загорел...» ***.
Несмотря на все трудности, писатель работает в это время с большим напряжением. Перед тем, как основательно засесть за повесть «Мать», он закончил пьесу «Враги», написал много памфлетов, статей и очерков.
«Сейчас пишу" большую повесть «Мать», — сообщал Горький в письме своему поверенному по издательским делам в Америке юристу Морису Хилк-виту. — Это хроника роста революционного социализма среди рабочих фабрики... Пускай американцы купят и поучатся у русских рабочих понимать социализм» ****.
* M. Горький в эпоху революции 1905—1907 годов. Материалы, воспоминания, исследования, ,М., 1957, с. 110.
** Архив А. М. Горького. Т. V, с. 182.
*** Там же, с. 183—1®4.
**** Горьковские чтения. М., 1962, с. 7—9.
Горький спешил. Он знал, насколько важна повесть о революционерах для русского пролетариата, ведущего борьбу против самодержавия, и Для всех рабочих капиталистических стран, отстаивающих свои права.
Осенью 1906 года работа над повестью в основном закончилась. Согласно договору, издательская фирма «Д. Аппльтон и iK°» стала пользоваться исключительным правом печатать повесть на английском языке во всех странах, где говорят по-английски, и везде «ограждать права автора». Но для Алексея Максимовича в условиях договора важнее всего было другое: фирма не имела права изменять текст без согласия автора *.
Начиная с декабря 1906 года, когда Горький был уже на (Капри, фирма печатала повесть отрывками
Анна Кирилловна Заломова и ее сын Петр. 1902 год.
* Касторский С. «Мать» Горького. Творческая история повести. Л., 1940, с. 72—74.
— 10 —
в своем журнале «Аппльтон магазэн», а в апреле 1907 года в Нью-Йорке вышло первое отдельное издание книги на английском языке. Прогрессивная часть американской прессы тут же откликнулась на это событие.
«Эта книга полностью заслуживает свое священное заглавие, — писала «Нью-Йоркская газета» 25 мая 1907 года. — Но никто из тех, кто знаком с творчеством Пешкова, не подумает, что его единственная цель — показать душевную глубину материнства... Это история того движения в России, которое имеет целью освобождение рабочих масс». «Широкая публика, — убеждала газета «Нация» 13 июня 1907 года, — должна познакомиться с этой трогательной и человечной повестью. Едва ли где-нибудь еще социализм говорил таким глубоким, таким нежным голосом» *.
К сожалению, русский читатель познакомился с повестью «Мать» позднее американского. Но зато в России эта книга, несмотря на запрет ее царской цензурой, нашла действительно широкое признание, а речь Павла Власова на суде стала образцом кристальной чистоты и смелости революционера. Высокую оценку дал повести В. И. Ленин: «..Дни-га — нужная, много рабочих участвовало в революционном движении несознательно, 'стихийно, и теперь они прочитают «Мать» с большой пользой для себя»... «Очень своевременная книга» **.
...Одним словом, я окончательно убедился, что пермская страница в биографии Петра Заломова не должна оставаться загадкой. Связать его имя с историей революционного движения на Урале становилось не только заманчивым, но и важным делом.
Первой пришла на помощь заведующая партийным архивом Пермского обкома КПСС Надежда Алексеевна Аликина. Она посоветовала прочесть теперь уже ставший библиографической редкостью
* Горький М. Материалы и исследования. Т. 3. М. —Л., 1941, с. Ш—400.
** В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы. М., 1969, с. 292.
—11 —
очерк уральской революционерки Валентины Степановны Мутных «История пермского подполья». Очерк был написан, можно сказать, по свежим следам событий, в 1924 году, и тогда же опубликован в выходившей в Перми еженедельной газете «Наша комячейка» *. При работе над очерком Валентина Степановна использовала не только собственные воспоминания, но и мемуары еще живших тогда революционеров. Находились в распоряжении Мутных и документальные материалы архивов. В общем, не было даже малейшего повода сомневаться в компетентности такого автора.
Характеризуя революционное движение конца прошлого века, В. С. Мутных писала, что это было время, когда пермские социал-демократы «от слов перешли к делу, от книг и рефератов в марксистских кружках — к пропагандистской работе в рабочих кружках». Среди наиболее активных участников пермского подполья назван «высланный из Саратова рабочий Заломов» **.
Бесспорно, эту строку читали многие исследователи. Но как ее расшифровать? Во-первых, у саратовского Заломова совсем не указано имя, во-вторых, сормовский слесарь Петр Заломов в Саратове, как известно, никогда не был, в-третьих, высылался Петр единственный раз в жизни по приговору Московской судебной палаты за организацию первомайской демонстрации в Сормове, и то не в Пермь или Саратов, а в Енисейскую губернию. К тому же это было несколько позже, уже в начале, нашего века.
И сам собой возникал вопрос: можно ли отождествлять некоего высланного из Саратова рабочего Заломова со знаменитым Петром Заломовым?
Было известно еще одно упоминание о неком Заломове, имевшем отношение к Перми: «Поступил в мастерские рабочий тормозного завода Заломов и тоже повел агитацию...»***. Эти слова принадле-
* «Наша комячейка», 1924, 25 апреля.
** Там же.
*** Кудрявцев Е. На заре туманной юности. — «Каторга и ссылка», 1931, N° 77, с. 7—30.
— 12 —
жат бывшему токарю Пермских железнодорожных мастерских Евгению Кудрявцеву.
(Как видим, они тоже не дают никаких оснований отождествлять рабочего с тормозного завода Заломова, по-видимому, местного жителя, с сормовским слесарем (Петром Заломовым.
Мы ищем печатные строки о Петре Заломове. А разве сам он ничего не написал о своей жизни? Написал, и немало. Мемуары его издавались трижды. Первый раз в |Курске в '19139 году (Петр Андреевич жил в городе Судже Курской области с 1906 по 11941 год). Второй раз мемуары печатались в 1947 году на его родине — в городе Горьком. Причем оба эти издания вышли в свет при жизни автора. Третья книга воспоминаний Петра Заломова увидела свет в Москве в 1956 году.
Во всех трех изданиях речь идет только о Нижнем Новгороде и Сормове. И лишь один раз, мимоходом, Петр Андреевич упомянул Пермь, рассказывая о товарищах по нижегородскому заводу Курбатова:
«зЯ очень завидовал своему другу детства Ивану Рязанову. Он был широк в плечах и груди, ловок и силен, казался неутомимым. Не было остроумнее и веселее его. Мне казалось, что он проживет сотню лет, но завод сожрал и его; в 1899 году, возвратившись из Перми, я узнал, что он умер от туберкулеза легких в двадцать лет. Его смерть казалась мне зверским убийством» *.
Но почему-то Заломов больше не упоминает Пермь в воспоминаниях. Как он оказался на Урале, где там работал? Простая забывчивость? Вряд ли! Хотя свои воспоминания Петр Андреевич писал спустя многие годы после памятных событий молодости, он писал их подробно, обстоятельно, не спеша. Просто так он не мог пропустить такого события, как поездку на Урал.
Уже первые шаги поиска убедили меня в сложности дела. Об этом же говорили и отклики на мои публикации. Так, кандидат исторических наук
* Семья Заломовых. Сборник воспоминаний и документов. М., 1956, с. 9—10.
— 13 —
А. Александров из Ижевска, прочтя мои первые заметки об уральской явке Заломова, писал:
«Прежде всего, приходится удивляться тому, что ни в одном сборнике воспоминаний и материалов о семье Заломовых нет сколько-нибудь ясных и четких упоминаний о выезде П. А. Заломова из Нижнего Новгорода, приезде его в Пермь и совершенно отсутствуют какие-либо данные о причинах перемены места жительства... Восстановить ситуацию, придать цельность и завершенность очень важному, на мой взгляд, периоду в биографии революционера, однажды связавшему свою судьбу с Уралом,— заманчивая и в то же время сложная задача» *.
Тем не менее факт пребывания в Перми сам Заломов подтверждал еще один раз. В 1902 году в речи на суде он упомянул Пермь, когда приводил пример эксплуатации рабочих:
«В Перми на заводе Хлебникова, где я одно время работал, мастер, ругаясь, говорил: «Я богом вам поставлен». При мне он издевался над одним стариком, заставлял его производить ружейные приемы с палкой» **.
Казалось бы, Петр Заломов в этой речи прямо говорил о том, что работал в Перми на заводе Хлебникова. И некоторые историки без тени сомнения вписывают этот факт в биографию революционера. Но есть здесь одно замечание, причем довольно существенное. Дело в том, что никто из пермских старожилов не помнит завода Хлебникова, о котором говорил на суде Заломов. Мало того, не встречается это название и в местных газетах того времени. Может, в специальных справочниках что-нибудь найдется?
* «Удмуртская правда», 1968, 24 марта.
** Моргайло В. Дело Петра Заломова. — «Наука и жизнь», 1967, № 8, с. 8.
<<<---
