Cтарый 4емоданИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕСНИ XVII ВЕКА
* • * Смерть царевича Дмитрия Не вихрь крутит по долинушке, Не седой ковыль к земле клонится, То орел летит поднебесью, Зорко смотрит он на Москву-реку, На палатушки белокаменны. На сады ее зеленые, На златой дворец стольна города. Не лютая змея воздывалася, Воздывался собака — булатный нож, Упал он ни на воду, ни на землю. Упал он царевичу на белу грудь, Да тому ли царевичу Димитрию. Убили ж царевича Димитрия, Убили его на Углищи, На Углищи на игрищи. Уж как в том дворце черной ноченькой Коршун свил гнездо с коршунятами! Уж как тот орел Димитрий-царевич, Что и коршун тот Годунов Борис, Убивши царевича, сам на царство сел; Царил же он, злодей, ровно семь годов. Не вихрь крутит по долинушке, Не седой ковыль к земле клонится, То идет грозный божий гнев За православную Русь. И погиб коршун на гнезде своем, Его пух прошел по поднебесью, Протомилась кровь на Москве-реке. Борис Годунов Ох было у нас, братцы, в старые годы, в давние веки, В давние веки, при старыих при царях, Было время злое, пагубное. Уж настало то время злое при старом при царе Федоре Ивановиче; Как преставился-то наш православный царь Федор Иванович, Так досталась-то Россеюшка злодейским рукам, Злодейским рукам, боярам-господам. Появилась-то из бояр одна буйна голова, Одна буйна голова, Борис Годунов сын; Уж и этот Годун всех бояр-народ надул. Уж и вздумал полоумный Россеюшкой управлять, Завладел всею Русью, стал царствовать в Москве. Уж достал он и царство смертию царя, Смертию царя славного, святого Димитрия-царевича. Как собрал-то себе разбойник Годунов сын, Собрал проклятых людей, злых разбойников. Собравши их, прокляту речь им взговорил: «Вы разбойнички, удалые молодцы, Вы полите, вы убейте Димитрия-царя! Вы придите и скажите, убили ли царя. Сослужите вы мне эту службу, сослужу я вам златом-сёребром». Уж пошли прокляты люди, злы разбойники. Пошли во святое место, в Углич — славный град. Уж убили там младого царевича Димитрия святого; Уж пришли-то и сказали Борису Годуну, Как услышал то Борис, злу возрадовался. Уж и царствовал Борис ровно пять годов; Умертвил себя Борис с горя ядом змейным. Ядом змейным, кинжалом вострыим. Плач Ксении Годуновой Сплачется мала птичка, Белая пелепелка: «Охти мне, молоды, горсвати! Хотят сырой дуб зажигати. Мое гнездышко разорити. Мои малый дети побити. Меня, пелепелку, поимати». Сплачется на Москве царевна: «Охти мне, молоды, горевати, Что едет к Москве изменник, Ино Гриша Отрепьев Рострига, Что хочет меня полонити, А полонив меня, хочет постритчи. Чернеческой чин наложити! Ино мне постритчи ся не хочет. Чернеческого чину не сдержати: Отворити будет темна келья, На добрых молодцов посмотрйти. Ино ох милые наши переходы! А кому будет по вас да ходити После царского нашего житья И после Бориса Годунова? Ах милые наши терёмы! А кому будет в вас да седети После царского нашего житья И после Бориса Годунова?» Гришка Отрепьев Т ы боже, боже, спас милостивой! К чему рано над нами прогневался, Сослал нам, боже, прелестника, Злого расстригу Гришку Отрепьева, Уже ли он, расстрига, на царство сел? Называется расстрига прямым царем, Царем Димитрием Ивановичем Углецким. Недолго расстрига на царстве сидел, Похотел расстрига женитися, Не у себя-то он в каменной Москве — Брал он, расстрига, в проклятой литве, У Юрья пана Седомирского Дочь Маринку Юрьеву, Злу еретницу-безбожницу. На вешней праздник Николин день В четверг у расстриги свадьба была, А в пятницу праздник Николин день Князи и бояра пошли к заутрени, А Гришка-расстрига он в баню с женой. На Гришке рубашка кисейная. На Маринке соян хрущетой камки. А час, другой поизойдучи, Уже князи и бояра от заутрени, А Гришка-расстрига из бани с женой. Выходит расстрига на Красной крылец, Кричит-ревет зычным голосом: «Гой еси, клюшники мои, приспешники! Приспевайте кушанье разное, А и постное и скоромное: Заутра будет ко мне гость дорогой, Юрья пан со паньею!» А втапоры стрельцы догадалися, За то-то слово спохватилися, В Боголюбов монастырь металися К царице Марфе Матвеевне: «Царица ты Марфа Матвеевна! Твое ли это чадо на царстве сидит, Царевич Димитрей Иванович?» А втапоры царица Марфа Матвеевна заплакала И таковы речи во слезах говорила: «А глупы стрельцы вы, недогадливы! Какое мое чадо на царстве сидит? На царстве у вас сидит Расстрига Гришка Отрепьев сын; Потерян мой сын, царевич Димитрей Иванович, на Угличе От тех от бояр Годуновыех; Его мощи лежат в каменной Москве У чудных Софеи премудрый; У того ли-то Ивана Великого Завсегда звонят во царь-колокол, Соборны попы собираются, За веяния праздники совершают панафиды За память царевича Димитрия Ивановича, А Годуновых бояр проклинают завсегда». Тут стрельцы догадалися. Все оне собиралися, Ко Красному царскому крылечку металися И тут в Москве сбунтовалися. Гришка-расстрига догадается. Сам в верхни чердаки убирается И накрепко запирается. А злая его жена Маринка-безбожница Сорокою обернулася И из палат вон она вылетела. А Гришка-расстрига втапоры догадлив был, Бросался он со тех чердаков на копья вострые Ко тем стрельцам, удалым молодцам, И тут ему такова смерть случилась. * * * Ино что у нас в Москве учинилося — С полуночи у нас в колокол звонили? А росплачутся гости москвичи: «А тепере наши головы загибли. Что не стало у нас воеводы Васильевича князя Михаила!» А съезжалися киязи-бояря супротиво к ним, Мстисловской-князь, Воротынской, И межу собою они слово говорили, А говорили слово, усмехнулися: «Высоко сокол поднялся И о сыру матеру землю ушибся!» А росплачутся свецкие немцы: «Что не стало у нас воеводы Васильевича князя Михаила!» Побежали немцы в Нов-город И в Нове-городе заперлися И многой мир-народ погубили И в латынскую землю превратили. * * * Как бы во сто двадцать седьмом году, В седьмом году восьмой тысячи А и деялось, учинилося: Кругом сильна царства Московского Литва облегла со все четыре стороны, А и с нею сила — сорочина долгополая, И те черкасы пятигорские, Еще ли калмыки с татарами, Со татарами, со башкирцами, Еще чукши с олюторами. Как были припасы многие, А и царские и княженецкие. Боярские и дворянские — А нельзя ни пройти, ни проехати Ни конному, ни пешему, И ни соколом вон вылетети А из сильна царства Московского И великого государства Российского. А Скопин князь Михайла Васильевич, Он правитель царству Московскому, Обережатель миру крещеному И всей нашей земли святорусския, Что ясен сокол вон вылетывал, Как бы белой кречет вон выпархивал — Выезжал воевода московской князь, Скопин князь Михайла Васильевич, Он поход чинил ко Нову-городу. Как и будет Скопин во Нове-граде, Приезжал он, Скопин, на съезжей двор, Походил во избу во съезжую, Садился Скопин на ременчат стул, А и берет чернилицу золотую. Как бы в не(й) перо лебединое, И берет он бумагу белую, Писал ерлыки скорописчеты Во Свицкую землю, Саксонскую, Ко любимому брату названому, Ко свицкому королю Карлусу. А от мудрости слово поставлено: «А и гой еси, мой названой брат, А ты свицкий король Карлус! А и смилуйся, смилосердися, Смилосердися, покажи милость — А и дай мне силы на подмочь; Наше сильно царство Московское Литва облегла со все четыре стороны. Приступила сорочина долгополая, А и те черкасы пятигорские, А и те калмыки со башкирцами, А и те чукши с олюторами, И не можем мы с ними управиться; Я закладываю три города русские». А с ерлыками послал скорого почтаря, Своего любимого шурина, А того Митрофана Фунтосова. Как и будет почтарь в полувецкой орде У честна короля, честного Карлуса, Он въезжает прямо на королевской двор, А ко свицкому королю Карлусу. Серели двора королевского Скочил почтарь со добра коня. Вязал коня к дуйову столбу, Сумы похватил, сам во палаты идет. Ни за чем почтарь не замешкался. Приходит во палату белокаменну. Расковыривал сумы, вынимал ерлыки, Он кладет королю на круглой стол. Принимавши, король распечатовает, Распечатал, сам просматривает, И печальное слово повыговорил: «От мудрости слово поставлено, От любимого брата названого, Скопина князя Михайла Васильевича, Как просит силы на подмочь, Закладывает три города русские». А честны король, честны Карлусы Показал ему милость великую, Отправляет силы со трех земель: А и первые силы-то свицкие, А другие силы — саксонские, А и третие силы — школьские — Того ратного люду ученого А не много, не мало — сорок тысячей. Прибыла сила во Нов город, Из Нова-города в каменну Москву. У ясна сокола крылья отросли, У Скопина-князя думушки прибыло. А поутру рано-ранешонько В соборе Скопин он заутреню отслужил. Отслужил, сам в поход пошел, Подымавши знаменье царское, А на знаменье было написано Чуден Спас со Пречистою, На другой стороне было написано Михайло и Гаврило архангелы. Еще вся тута сила небесная. В восточную сторону походом пошли — Они вырубили чудь белоглазую И ту сорочину долгополую; В полуденную сторону походом пошли — Прекротили черкас пятигорскиех, А немного дралися, скоро сами сдались — Еще ноне тут Малороссия; А на северну сторону походом пошли — Прирубили калмык со башкирцами; А на западну сторону и в ночь пошли — Прирубили чукши с олюторами. А кому будет божья помочь? Скопину князю Михайлу Васильевичу, Он очистил царство Московское И велико государство Российское. На великих тех на радостях Служили обедни с молебнами И кругом города ходили в каменной Москвы. Отслуживши обедни с молебнами И всю литоргию великую, На великих на радостях пир пошел, А пир пошел и великой стол И Скопина князя Михайла Васильевича, Про весь православной мир, И велику славу до веку поют Скопину князю Михайлу Васильевичу. Как бы малое время замешкавши, А во той же славной каменной Москвы У того ли было князя Воротынского Крестили младого князевича, А Скопин князь Михайла кумом был, А кума была дочи Малютина, Того Малюты Скурлатова. У того-то князя Воротынского Как будет и почестной стад, Тута было много князей и бояр и званых гостей. Будет пир во полупире; Княженецкой стад во полустаде, Как пьяненьки тут расхвастались. Сильный хвастает силою, Богатой хвастает богатеством; Скопин князь Михайла Васильевич А и не пил он зелена вина, Только одно пиво пил и сладкой мед. Не с большего хмелю он похвастается: «А вы глупой народ, неразумные! А все вы похваляетесь безделицей; Я, Скопин Михайла Васильевич, Могу, князь, похвалитися. Что очистил царство Московское И велико государство Российское; Еще ли мне славу поют до веку От старого до малого, А от малого до веку моего». А и тут боярам за беду стало, В тот час они дело сделали: Поддернули зелья лютого, Подсыпали в стакан, в меды сладкия. Подавали куме его крестовыя. Малютиной дочи Скурлатовой. Она знавши, кума его крестовая, Подносила стакан меду сладкого Скопину князю Михайлу Васильевичу. Примает Скопин, не отпирается. Он выпил стакан меду сладкого, А сам говорил таково слово. Услышал во утробе неловко добре: «А и ты съела меня, кума крестовая, Малютина дочи Скурлатова! А зазнаючи мне со зельем стакан подала. Съела ты мене, змея подколодная!» Голова с плеч покатилася. Он и тут, Скопин, скоро со пиру пошел, Он садился, Скопин, на добра коня. Побежал к родимой матушке; А только успел с нею проститися, А матушка ему пенять стала: «Гой еси, мое чадо милая, Скопин князь Михайла Васильевич! Я тебе приказовала, Не велела ездить ко князю Воротынскому, А и ты мене не послушался; Лишила тебе свету белого Кума твоя крестовая, Малютина дочи Скурлатова!» Он к вечеру, Скопин, и преставился. То старина, то и деянье — Как бы синему морю на утишенье, А быстрым рекам слава до моря. Как бы добрым людям на послушанье, Молодым молодцам на перениманье, Еще нам, веселым молодцам, на потешенье, Сидючи в беседе смиренныя, Испиваючи мед, зелена вина; Где-ка пива пьем, тут и честь воздаем Тому боярину великому И хозяину своему ласкову. Василий Шуйский Как не из-за лесов-то дремучих стая воронов слеталася, Соходился весь московский народ на площадь Красную, На тою ли площадь Красную, на Ивановскую. Уж на той ли на высокой колокольне В большой колокол звонили. Ох и братцы, что-то у нас делается, Уж не чудо ли какое совершается? Во дворце что-то все взволновалися, Все лакеи, все прислужнички взсуетилися. Уж не бояре ли взбунтовалися, Уж не злые ли собаки повзбесилися, Уж и жив ли наш православный царь, Православный царь Василий Иванович? Уж и что, братцы, во дворце его не видно, Что косящеты окошечки все завешаны? Как и взговорит в народе удалой молодец: «Ох вы братцы, вы не знаете беды-горести, Что царя нашего Василья злы бояре погубили, Злы собаки погубили, во Сибирь его послали; А уж сделали царем какого басурмана. Что Петрушку-самозванца, злого боярина!» Уж все люди нерьпугалися, В разны стороны побросалися. Ляпунов и Гужмунд Как было то у нас на святой Руси, На святой Руси, в каменной Москве, Было время военное, времячко мятежное. Заполонила-то Москву погана литва, Погана литва, проклята польска сторона. Как уж жил тут поживал нечестивый Гужмунд: Жил он во святыих местах, Во святыих местах, в царских русских теремах. Недолго продолжалась его московска веселая жизнь, Недолго продолжалась, только много горя нам накачалось. Многи русские бояре нечестивцу отдались. Нечестивцу отдались, от Христовой веры отреклись; Уж один-то боярин, думный воеводушко, крепко веру защищал, Крепко веру защищал, изменников отгонял, Уж как думный воевода был Прокофий Ляпунов. Как Прокофий-то Петрович разослал своих гонцов, Как Прокофий Ляпунов роздал письмы гонцам. Роздал письмы гонцам и приказ им приказал: «Поезжайте вы, гонцы, на все русские концы. На все русские концы, во большие города, Вы просите воевод идти с войском сюда, Свободить город Москву, защищать веру Христа!» Как узнал-то Гужмунд от своих изменников-бояр, Что разослал-то Ляпунов гонцов в города, Гонцов в города, просить воевод с войском сюда. Рассердился, распалился нечестивый Гужмунд; Распалившись, велел воеводушку убить, Того ли воеводу Прокофьн Ляпунова. И убили злы изменники воеводушку. Как и двинулись думны воеводы со больших городов, Все большие города — Казань, Нижний — пришли с войском сюда. Как и начали русаки ногану литву колоть-рубить, Погану литву рубить, нечестивого Гужмунда веревкой душить; Удушили, всё нечестивое племя из Москвы повыгнали. Минин и Пожарский Как в старом то было городе, Во славном и богатом Нижнием, Как уж жил тут поживал богатый мещанин, Богатый мещанин Кузьма Сухорукий сын. Он собрал-то себе войско из удалых молодцов, Из удалых молодцов — нижегородских купцов. Собравши их, он речь им взговорил: «Ох вы гой еси, товарищи, нижегородские купцы! Оставляйте вы свои домы, Покидайте ваших жен, детей, Вы продайте всё ваше злато-серебро, Накупите себе вострыих копиёв, Вострыих конисв, булатных ножей. Выбирайте себе из князей и бояр удалого молодца, Удалого молодца воеводушку. Пойдем-ко мы сражатися За матушку за родну землю. За родну землю, за славный город Москву. Уж заполонили-то Москву проклятые народы, поляки злы. Разобьем их, много перевешаем. Самого-то Сузмунда-короля их в полон возьмем; Освободим мы матушку Москву от нечестивых жидов. Нечестивых жидов, поляков злых!» Уж как выбрали себе солдатушки, молодые ратнички. Молодые ратнички — нижегородские купцы. Выбрали себе удалого молодца, Удалого молодца воеводушку Из славного княжеского роду — Князя Димитрия, но прозванию Пожарского. Уж повел их славный князь Пожарский За славный Москву-город сражатися, С нечестивыми жидами-поляками войной бранитися. Уж привел-то славный князь Пожарский своих храбрых воинов, Привел ко московскиим стенам; Становил-то славный князь Пожарский своих добрых воинов У московскиих у крепких стен; Выходил-то славный князь Пожарский перед войско свое, Как уж взговорил он своим храбрыим воинам: «Ох вы гой еси, храбрые солдатушки. Храбрые солдатушки, нижегородские купцы! Помолимся мы на святые на врата на Спасские, На пречистый образ спасителя!» Помолившись, дело начали. Как разбили-проломили святые врата. Уж взошли-то храбрые солдатушки в белокаменный Кремль, Как и начали солдатушки поляков колоть, рубить. Колоть, рубить, в большие кучи валить; Самого-то Сузмунда в полон взяли, В полон взяли, руки-ноги ему вязали, Руки-ноги вязали, буйну голову рубили. Собралися все князья, бояре московские, Собиралися думу думати, Как и взговорют старшие бояре воеводы московские: «Вы скажите, вы бояре, кому царем у нас быть?» Как и взговорют бояре — воеводы московские: «Выбираем мы себе в цари Из бояр боярина славного — Князя Дмитрия Пожарского сына!» Как и взговорит к боярам Пожарский-князь: «Ох вы гой еси, бояре — воеводы московские! Не достоин я такой почести от вас, Не могу принять я от вас царства Московского. Уж скажу же вам, бояре — воеводы московские: Уж мы выберем себе в православные цари Из славного, из богатого дому Романова — Михаила сына Федоровича». И выбрали себе бояре в цари Михаила сына Федоровича. Царь Михаил Федорович Что же вы, ребятушки, призадумалися, Призадумалися, прикручинилися? Или вы, ребятушки, каку слышали печаль? Как и взговорит детина добрый молодец: «Иль не знаешь ты, детина, горя нашего? Переставился во полуночи Василий-царь, И не знаем теперь и не ведаем, кому царем у нас быть». Как взговорит детина добрый молодец: «Позабудьте, братцы, горе общее. Не возвратить нам царя белого, Не оплакать его душу добрую. Но скажу вам, братцы, весточку новую: Уж бояры-воеводы нам выбрали царя Из славного, богатого роду Романова Михаила сына Федоровича!» Поп Емеля Пала порошица На талую землю, Ой с Дону, с Дону! По той по порошице И шел тут обозец, Ой с Дону, с Дону! Не мал, не величек — Да семеро саней, Ой с Дону, с Дону! Да семеро саней. По семеро в санях, Ой с Дону, с Дону! Во первых-то санях Атаманы сами, Ой с Дону, с Дону! Во вторых-то санях Есаулы сами, Ой с Дону, с Дону! А в четвертых санях Разбойники сами, Ой с Дону, с Дону! А в пятых-то санях Мошенники сами, Ой с Дону, с Дону! А в шестых-то санях Дёрники сами, Ой с Дону, с Дону! А в седьмых-то санях Сам поп-ат Емеля, Ой с Дону, с Дону! Сам поп-ат Емеля, А крест на ремени. Ой с Дону, с Дону! А крест на ремени В четыре сажени, Ой с Дону, с Дону! Рукой бласловляет, Крестом наделяет. Ой с Дону, с Дону! «Ох вы дети, дети, Полезайте в клети, Ой с Дону, с Дону! Головы рубите, А душ не губите, Ой с Дону, с Дону! Если бог поможет, Попа не забудьте. Ой с Дону, с Дону! Если ж черт обрушит, Двора мого не знавайте, Ой с Дону, с Дону!» Поход царя Михаила Федоровича на Астрахань С наряжался православный царь Михайло во дорожку, Как во дальнюю дорожку в астраханску. Снарядился он со воинством, Всё с полками со стрелецкими, Распростился он с царицею, Благословил он малых детушек. Распрошавшися, царица горько всплакала, Всплакавши, слово молвила: «Воротися, православный царь Михайло, поскорее! Привези свое здоровье малым детушкам, Привези ты мне, царице, жизнь долговечную!» Распростился царь Михайло со боярами. Распростился со всем причетом, И поехал православный царь Михайло на воеваньице. Что к тому ли ко большому городу ко Астрахани. Подъезжает царь Михайло к крепким каменным стенам, Как увидел царь Михайло — сила-рать болыпа стоит, Посылает царь Михайло в силу ратную гонца: «Ты ступай, гонец, в силу ратную, узнай, Уж и чье это войско под стенами стоит?» Воротился гонец со ратной стороны. Как и взговорит гонец православному царю: «Эта сила-рать недобрая — Всё злодеи буруцкие!» Как и двинулось войско православное, Уж как билися, рубилися трое суточек. На четвертые они в город взошли, Свободили славный град от злых буйных врагов, От злых буйных врагов, всё буруцких бунтовщиков. Возвращение Филарета 3радовалося царство Московское И вся земля святорусская: Умолил государь православной царь, Князь велики(й) Михайло Федорович. А что скажут, въехал батюшко Государь Филарет Микитич Из неверной земли из литовской; С собою он вывез много князей-бояр, Еще он вывез государева боярина, Князя Михайла Борисовича Шеина. Съезжалися многии князи-бояра, (Князи-бояра) и многие власти Ко сильнему царству Московскому: Хотят встречать Филарета Микитича. Из славного града каменной Москвы Не красное солнце катилося. Пошел государь православной царь Встречати своего батюшка, Государя Филарета Микитича; С государем пошел его дядюшка Иван Микитич боярин: «Дай, споди, здоров был государь мой батюшко, А батюшко государь Филарет Никитич!» А как будут оне в каменной Москве, Не пошли оне в хоромы царские, А пошли оне к Пречистой соборной А пети честных молебенов. Благословлял своего чада милого: «И дай господи, здоров был православной царь, Князь великий Михайло Федорович, А ему сдержати царство Московское И вся земля святорусская!» ПЕСНИ ОБ АЗОВЕ 1 Крымская орда идет на Азов Как во славном было городе в Аникееве, Собиралося там собраньице, собрание немалое. Там немалое собраньице - только орда крымская, Орда крымская бусурманская. Собиралася орда крымская во единый круг. Во единый круг орда крымская, на зеленый луг, Они думали крепку думушку заедино. Принимала-то она только орда крымская да свою присягушку. Целовала-то она у вострой шашечки только жало вострое. Принявши она да свою присягушку, только вся на-конь села. Вся на-конь села, только орда крымская заталалакала, Заталалакавши, только орда крымская вся на ура пошла, На ура пошла под Азов-город, Под тех ли добрых молодцов, донских казаков. После этого на побег пошла, За большим бугром становилася И между собой расхвалилася. 2 Взятие Азова У нас было, братцы, на святой Руси, На святой Руси, на тихом Дону. На тихом Дону на Иваныче. Соходился тут хорош-пригож казачий круг, Донское казачье со яицкими, Гребенские с запорожскими. По кругу ходит Иван Замбрянин, Он и речь ту говорит — во трубу трубит: «Вечор-то нам. братцы, указ пришел, Заутра нам, добрым молодцам, во поход идти. Под тот ли под Азов-город, Под тую ли под стену белокаменну. Ой гой еси, добрые молодцы, Донские казаки со яицкими, Гребенские казаки с запорожскими! Вы возьмите, молодцы, по топорику, Сделайте тележеньки карлинские, Карлинские телеги со палубами, Во тележеньки кладите живой товар: По восьми молодцев, А по девятому в провожальники. По десятому в повозчики. Ехать же нам, добрым молодцам. Во Азов-город». Не доехатчи Азова, становилися. Пущали они в зелены луги заповедные Добрых коней. Вот луга княженецкие. Из того же из славного города из Азова Выходили тут турецки целовальнички: «Что это за диво, за дивовище, Что у нас в лугах за народ стоит, Попущали они добрых коней на стреножники?» Не золотая трубынька вострубила. Не серебряны сиповочки возговорили, А возговорит Иванушка Заморянин: «Ой вы гой еси. верны клюшницы. Турецки целовальнички! Я стою, Иван, со товарами со дорогильными. Очищайте вы дворы въезжие, Где со товаром раскластися, А я сам стану. Иван, середь города. Середь города, середь Азова». Не золотая трубынька вострубила, Не серебряна сиповочка возговорила — Возговорит Иванушка Заморянин: «Ой гой еси, удалы добры молодцы! Чтобы были у вас ружья чистые И кремни вострые, И во белых руках сабли вострые!» На заре было, на зореньке, На заре было на утренней, Не золотая трубынька вострубила, Не серебряна сиповочка возговорила, А возговорит Иванушка Заморянин: «Вставай ты, вставай, мой живой товар, Во белы руки берите сабли вострые. Вы рубите со татар буйны головы!» 3 Оплошность казаков под Азовом Шли казаки с моря Черного, Лузями-болотами топилися, Азова крепкого города таилися. Не доехатчи Чагану, становилися. Становились казаки во единый круг. Они думу думали крепкую заединую. Выбирали атамана походного. Атаман у них по кругу похаживает, Он камышей своей тросточкой помахивает, Казакам-братцам работать наказывает: «Ой вы слушайте, ребята, моего слова. Моего слова атаманского: Поедете гулять чрез большую степь, Чрез такую чрез большую степь азовскую — Не стреножимши добрых коней, не пускайте в степь. Не поставимши караула, не ложитесь спать, Без денного часового чтобы не было!» Казаки его слова не послушали, Не стреножимши добрых коней, попускали в степь, Не поставимши караула, сами спать легли. Наезжали на них кайсаки, Всех казаков в полон побрали. 4 Донские казаки и Азов-город У нас, братцы, на Дону, во Черкасском городу, Проявилась у нас, братцы, прирожоная тума, Он из тум, братцы, тума, Сенька Маноцков злодей. Крепкой думушки с стариками он не думывал, Думывал крепкую он думушку с ярыжками. Перекинулся собака ко азовскому паше. А азовский-то паша стал его спрашивати: «Ты скажи, скажи, приятель, правду истинную, Что-то думают у вас во Черкасском городу?» — «Да у нас-то на Дону, во Черкасском городу Старики-то пьют-гуляют, по беседушкам сидят. По беседушкам сидят, про Азов ваш говорят: „ Ой не дай, боже, азовцам ума-разума того — Не поставили б они башенки на усть речки Каланчи, Не перекинули бы цепи через славный тихий Дон, Не подвели бы они струны ко звонким колоколам! Уж нельзя нам, братцы, будет во сине море пройтить, По синю морю гулять, зипунов-то доставать». Как у нас было на Дону, во Черкасском городу, Войсковой наш атаман во всю ночушку не спал, Как со вечеру сокол наш Роговые проплывал, Ко белу свету сокол наш по синю морю гулял. По синю морю гулял, кораблики разбивал. 5 Собирается православный царь под крепкой Азов-город, Собирает он тележенек сорок тысячей, В кажную тележку сажал по пяти молодчиков. По шестому приставливал по извощичку, Укрывали суконцами багрецовыми, Убивали гвоздочками полужоными. Подъезжали к азовским крепким воротичкам, Возговорит православный царь таково слово: «Ой вы гой естя, азовские караулыпички! Доложите во Азове свым начальничкам — Приехал к вам богатый гость Федор Иванович С теми ли с товарами со заморскими, Со куницами приехал и с соболицами». Отворили ему азовски крепки воротички, Оне ехали во Азов-город трои суточки, На четвертые суточки уставились. Тут возговорит православный царь таково слово: «Ох вы гой естя, извощички, добры молодцы! Отдирайте суконцы во единый мах». Отдирали они суконцы скоро-наскоро, Вылетали из кажней из тележки по пяти молодчиков, Они сабли востры наголо держут. Испужалися азовские начальнички. «Уж ты батюшка наш Православный царь Петр Алексеевич! Не мути ты наш тихий Дон, Мы станем те служить век верой-правдою, Верой-правдою и как те надобно».
<<<------>>>
